Полная версия
– Интересно ему, – усмехнулся Виталий, – Ладно. Расскажу. Дядька этот, хоть и видел смерть (в молодости он проходил службу в Афгане), не являлся таким уж непробиваемым душегубцем. Мысли о совершенном им ужасном деянии в течении года сводили его с ума гораздо больше, чем все те неудобства, что причиняли ему докучливые кредиторы. Он тут же, на месте, дал мне полные признательные показания о содеянном.
– И?
– Что «и»? Я зафиксировал показания. Вызвал наряд, и убийцу поместили в КПЗ. Скоро его ждет суд. Все. Преступление раскрыто. Конечно, никакой молоток к делу я не пришивал. Главная улика так и осталась ненайденной. Но это уже не имеет никакого значения. Главное, мы имеем чистосердечное признание человека, совершившего преступление. И основная заслуга в том, что дело не только сдвинулось с мертвой точки, но и полностью раскрыто, твоя, Толик. И не вздумай отнекиваться. Говорю, что думаю и что есть на самом деле. Естественно, я не могу официально приобщить к делу тот факт, что помощь в его раскрытии была оказана посторонним человеком, обладающим паранормальными способностями. Но…
– Я понимаю тебя.
– И тем не менее, я тебе очень благодарен. Без твоего участия вообще ничего не получилось бы, наверное. Поэтому сразу же перехожу ко второй части нашего разговора.
– Ах, да. Я уж и забыл, что ты собирался о чем-то меня спросить. Впрочем, я, кажется, догадываюсь, о чем пойдет речь.
– Да. Хочу спросить тебя, не хочешь ли ты со своими уникальными способностями посодействовать следственным органам в деле раскрытия тяжелых преступлений? Я предлагаю тебе своеобразное сотрудничество.
– Не скажу, что для меня это прозвучало, как совсем неожиданное предложение, – Анатолий почесал затылок, – Но вот так, как это произошло сейчас, прямо в лоб…
– Понимаю. Мое предложение выглядит достаточно странно. Мягко говоря.
– Даже не знаю, Виталий. И как ты себе это представляешь? Ну, мое участие.
– Дурочку не валяй, Толик. Я выразился предельно ясно.
– Для меня это несколько неожиданно. Даже не знаю…
– Чего ты ломаешься, как девица на первом свидании? Я тебе предлагаю интересное занятие, в котором ты бы мог в полной мере проявить свои внутренние способности.
Анатолий хотел откинуться спиной на спинку табуретки, но, поскольку таковая напрочь отсутствовала, он чуть было не упал, чудом успев удержаться руками за край стола. Это рассмешило Виталия. Анатолий тоже посмеялся над своей неловкостью.
– Ты думаешь, – сказал он, успокоившись, – что меня может развлечь видение тех ужасов, с которыми ты постоянно сталкиваешься на своей работе? Ты считаешь, что я добровольно соглашусь наяву представлять себе те кошмары, которые обычному человеку могут присниться лишь в страшных снах? А ты, Виталий, не подумал, что такое может неблагоприятно отразиться на моем душевном здоровье? Я ведь не профессионал, как ты. К виду крови не привык.
Виталий даже несколько смутился. Он сразу не нашелся, что ответить на подобную реплику Анатолия, и лишь молча смотрел на свою кружку с кофе.
– А знаешь? Я согласен, – неожиданно резко выпалил Анатолий, заставив Виталия вздрогнуть.
– Что? – не сразу понял услышанное Виталий. Он медленно перевел свой непонимающий взгляд с собственной кружки на товарища.
– Я согласен, – повторил Анатолий.
– То есть, ты…
– Да. К черту мое душевное здоровье! – Анатолий выглядел крайне возбужденным, – Слишком обыденная у меня сложилась жизнь с ее отсутствием взлетов и падений. Слишком много в ней оказалось пресного и неинтересного, чтобы цепляться за мнимые размеренность и спокойствие. Я согласен с твоим предложением. Так у меня есть возможность сделать что-то полезное, осуществить свой личный вклад в дело справедливости, так сказать. Помочь воздать по заслугам, если получится, тем негодяям, что причиняют боль другим людям. Стать незримой рукой возмездия.
– Высокопарно, но, в принципе, в точку, – пробормотал Виталий.
– Итак. Когда приступим?
– Э-э-э. Погоди. Не так быстро, – Виталий выглядел все еще немного растерянным. Он явно не ожидал такого скорого развития ситуации.
– Но ты же сам…
– Да. Я сам первый сделал тебе такое предложение. Но я думал сначала все тебе объяснить. Хотел, чтобы ты все обдумал, взвесил.
– Я уже все обдумал.
– Не торопись, пожалуйста.
– Честно сказать, я догадываюсь о том, что ты собираешься мне здесь объяснить.
– Опять твои видения? – Виталий не удержался от сарказма.
– Можно и так сказать.
– Просвети неразумного.
– Ты предлагаешь мне роль своеобразного консультанта по ряду щепетильных вопросов. Естественно, официально меня представить ты никому не можешь. Это может выглядеть, мягко говоря, неестественно. Кто я такой, чтобы на мои умозрительные предположения стали бы опираться профессионалы, которые используют в своей работе проверенные годами методы и способы ведения следственных мероприятий? Опять же, такое может подорвать твою личную репутацию, как человека, почему-то решившего привлечь к своей работе совершенно постороннего человека, занимающегося откровенными выдумками. Поэтому, чтобы такого не случилось, взаимодействовать мы станем втайне от твоих коллег и сотрудников.
Виталий смутился еще больше. Теперь он покраснел, как вареный рак. Его потайные мысли, которые он только-только собирался озвучить, оказались на виду перед этим тщедушным человечком.
– Соответственно, ни о каком официальном трудоустройстве моей персоны речи идти не может, – увлеченно продолжал Анатолий, – Действовать я буду на общественных началах. А что может подтолкнуть меня согласиться с подобным предложением? Правильно. Исключительно личная заинтересованность в чем-то новом для меня, что, возможно (а что возможно? Так оно и есть), скрасит мою унылое, скучное прозябание среди давным-давно опостылевших моей душе привычных, а потому совершенно неинтересных вещей.
– Ну, ты загнул.
– Я в чем-то ошибся? – в голосе Анатолия послышались ехидные нотки, чего Виталий никак не ожидал услышать от человека, в детстве предпочитающего не только не шутить с товарищами, но и вообще по большей части просто молчать.
– Ты, прям, как рентген. Все мысли мои прочитал. Будто бы сам мне их и вложил в голову, – признался Виталий.
– То есть я угадал? Так?
– Угадал-угадал. Именно это я и собирался тебе сказать. Примерно теми же словами.
– Ну, а раз угадал, то и разговор окончен, – Анатолий был тверд, – Когда приступаем к консультациям?
– Ты, прям, как паровоз. Спешишь на всех парах оказаться в самой гуще событий.
– А чего ждать? Или ты не ожидал услышать от меня чего-то подобного? Думал, я откажусь от такого?
– Не думал, – признался Виталий, – Но и не думал, что все станет развиваться так быстро.
– Ладно, – спокойно проговорил Анатолий, разом перейдя из несколько возбужденного состояния в полное умиротворение, – Тебе решать, когда начинать. Лишь один вопрос. Можно?
– Давай, – разрешил Виталий.
– Нам вместе придется просматривать отчеты по новым делам, но, чтобы сохранить мое инкогнито, я так понимаю, ты станешь приносить их мне на дом. Ну, или же я буду посещать твой. Правильно?
– Примерно так. А что примерно то? Я думал, что так оно и будет.
– Еще раз повторю, – тихо, но убежденно сказал Анатолий, – Мне все это интересно. Лично мне. И совершенно неважно, станет ли моя причастность к раскрытию преступлений общеизвестной или нет. Я готов помогать тебе просто так, без наград за свой вклад в твою работу, без надежды, что кто-то, кроме тебя, оценит мое участие во всем этом.
– Спасибо, Толик. Ты не пожалеешь. Я тебя уверяю. А с наградами я что-нибудь придумаю. И не сопротивляйся, – Виталий остановил собирающегося возразить Анатолия, – Я что-нибудь придумаю…
***
Прошло полгода. Несколько дел, которые Виталию поручили вести, были закрыты им в достаточно короткие сроки. Ему, наконец-то, присвоили звание майора. Руководство не имело оснований не поощрить таким вот образом своего работника, уже достаточно долго засидевшегося в предыдущем звании. Помимо повышения, ему уже несколько раз выписывали премию за уж очень успешную трудовую деятельность, что для самого Виталия было тоже достаточно приятным плюсом. Начальство стало ставить его в пример другим сотрудникам, что откладывало приятный отпечаток на самолюбии человека, долгое время не имеющего каких-либо ощутимых успехов в своей работе. Приветливые и одобрительные взгляды, которыми одаривали его коллеги, тоже добавляли горстку потаенной радости в копилку тщательно скрываемого тщеславия. Жизнь, считал Виталий, наладилась. И главный вклад во все это, честно признавался себе он, сделал никто иной, как его новый приятель Толик, с которым они стали достаточно часто встречаться и, можно сказать, даже сдружились.
Справедливости ради стоит отметить, что и сам Виталий не был человеком, абсолютно неспособным к принятию самостоятельных решений. Его профессионализм был на очень высоком уровне. Он и сам в своей работе делал все так, как должно. Толик лишь помогал значительно ускорить процесс расследования тех или иных преступлений, раскрытие которых поручались Виталию и с которыми он в частном порядке делился со своим бывшим одноклассником. Можно сказать, что появление Анатолия в судьбе нерадивого капитана (ну, нерадивым его больше никто не считал) в большей степени всего лишь поспособствовало выведению его из того депрессивного состояния, в котором Виталий пребывал последние четыре года. С того самого момента, когда его семейная жизнь дала трещину. В тот период он сам перестал узнавать себя. Ему многое перестало быть интересным, он обнаружил, что в одночасье лишился способности к творческому мышлению. Практически все, что ему поручали в последнее время, казалось не просто неразрешимым для него лично, но и просто настолько скучным, что браться за какое-либо дело всерьез совсем не хотелось. Однако, его новый (или старый?) приятель со своим чудесным даром сумел как-то сорвать с Виталия эту его липкую маску апатии. Невероятная Толикова способность обрисовывать картину уже свершившихся событий так поразила Виталия, что он снова ощутил в себе желание самостоятельно браться за разрешение сложных задач. Что же это он, думал Виталий, сам не в состоянии приоткрыть завесу над чем-то, что поначалу кажется абсолютно тайным или же просто не вполне очевидным? Эти мысли, буквально, встряхнувшие его, достаточно скоро заставили его снова ощутить вкус к жизни, заставили вновь проявить интерес к своей работе, которую он с самого начала своей трудовой деятельности очень и очень ценил. Их совместные с Анатолием разбирательства, их копание в делах, сложных и простых, запутанных и не очень, их споры о правдоподобности мотивации предполагаемых преступников стали для них обоих чем-то наподобие спортивного соревнования между двумя мужчинами, когда две противоборствующие стороны пытаются доказать друг другу собственную правоту рассматриваемого ими. Но если Анатолий представлял последовательность определенных событий одним единственным образом (его видения по конкретному делу не позволяли ему ни на шаг отклониться в какую-либо иную сторону), то Виталий всегда начинал оспаривать первую (и единственную) версию своего товарища. Ему казалось неправильным сразу же, вот так, не оглядываясь, бросаться по предложенному его товарищем следу. Стоило, всегда настаивал Виталий, рассмотреть и другие возможные вероятности. Оценить их все, а уж затем, отбросив лишние, опираться на одну основную. Правда, в конце концов Анатолий всегда (пока, во всяком случае) оказывался прав. Но и он соглашался с доводами Виталия, когда тот говорил, что не вправе в каком-либо конкретном деле не рассматривать и иной ход развития ситуации. Так, за их дружескими спорами, когда один утверждал одно, а другой пытался найти хоть какое-то несоответствие в рассуждениях первого, определялся верный путь, по которому уже сам Виталий и шел дальше, предпринимая все необходимые действия, ведущие к раскрытию преступления. Но в том, что именно эти беседы с Анатолием не давали ему отвлекаться на другие возможные направления в его предстоящих поисках, Виталий отдавал себе полный отчет. И был искренне благодарен другу за его помощь.
Анатолий же был просто рад от осознания, что его персона, наконец-таки, сумела заинтересовать хотя бы одного человека в этом мире. Одинокий и нелюдимый (детство, когда сверстники всячески издевались над ним, печальным образом сказалось на его натуре), в основном, молчаливый, с трудом идущий на взаимный контакт с чужими людьми, в гостях у Виталия (в основном товарищи встречались на территории Смирнова) он полностью преображался. Становился раскрепощенным, свободным в общении. Стал чаще улыбаться, шутить. Анатолий стал ощущать себя в полной мере полезным для общества человеком. Все его комплексы, выработанные им самим в прошлом, мигом улетучились. Он стал намного увереннее в себе. Ему даже стало казаться, что он преобразился внешне: стал немного выше и шире в плечах. Впрочем, именно с этими своими новыми ощущениями Анатолий даже с Виталием не делился. Зачем? Вдруг засмеет. А в целом ему было просто хорошо в этой новой главе своей жизни. И этого для него было достаточно.
А еще Анатолий заметил (Виталий тоже это заметил), что научился быть настойчивым и непреклонным в некоторых случаях. Это его новое качество проявилось уже через три месяца после начала их с Виталием совместного «творческого» процесса. В тот день, озвучив хозяину дома свое видение очередного дела, представленное ему к рассмотрению, описав вероятные мотивы предполагаемого преступника, Анатолий обратил внимание на какие-то документы, выглядывающие из рабочей сумки Виталия, оставленной им на краю кухонного стола.
– Виталь, – обратился он к задумавшемуся товарищу, – а это у тебя чего тут такое?
– Где? Чего? – Виталий отвлекся от обдумывания очередной версии Анатолия, выданной ему только что. Он еще не решил, согласен ли он со всеми доводами друга или нет, – Ты о чем это?
– Ну, вот же. У тебя в сумке лежат какие-то документы. Что в них?
– У-у-у, ты какой любопытный! – пожурил товарища Виталий и невольно улыбнулся, заметив, что тот немного смутился.
– И вовсе не любопытный, – неумело попытался оправдаться Анатолий.
– Да ладно тебе. Не смущайся. А это так… – Виталий хлопнул рукой по сумке, – Случайно прихватил с собой с работы.
– Еще одно дело? – глаза Анатолия возбужденно заблестели.
– Да. Еще одно. Но там и без тебя все яснее ясного. Обычная бытовуха. Пьяный вусмерть муж зарезал такую же пьяницу-жену. Сам же после, когда немного протрезвел, и вызвал полицию. В наличии орудие преступления. Кухонный нож, с отпечатками убийцы. Показания соседей, слышавших ссору супругов, слышавших угрозы мужа расправиться с женой и тому подобное. Там же чистосердечное признание убивца в содеянном им. Дело, считай, закрыто. Не до него сейчас. Ты лучше вот что мне скажи. Почему…
– Подожди-подожди. А можно мне посмотреть на это дело?
Виталий пожал плечами и достал из сумки папку с документами.
– Смотри, коли хочешь. Но там и так все понятно. На лицо слишком очевидные вещи.
– Извини, Виталь. Мне просто стало любопытно. Я гляну? Хорошо?
– Гляди. Кто тебе не дает?
– Спасибо. А ты пока сформулируй аргументы против моей версии по нашему последнему случаю. Ты же всегда это делаешь.
– Я тебе уже объяснял, что обязан выдвигать и другие версии случившегося, – теперь уже Виталий немного смутился, – И хотя до сих пор ты оказывался во многом прав, нельзя скидывать со счетов возможные ошибки.
– Согласен, – кивнул Анатолий, раскрывая папку с заинтересовавшими его документами на первых страницах и углубляясь в изучение их содержимого, – Нельзя.
– Что нельзя?
– Нельзя без обоюдного обсуждения принимать за истину бредовые видения неизвестно кого, – Анатолий перевел свой взгляд со страниц уголовного дела на собеседника. Этот его пристальный взгляд еще больше смутил Виталия.
– Ну, зачем ты так? Скажешь тоже, неизвестно кого. Я же объяснял тебе…
– Да помню я. Не оправдывайся. Все правильно. Думай о своем, а я почитаю. Хорошо? Потом поговорим, поспорим.
Виталий было обиженно насупился, но, сообразив, что ведет себя, как маленький мальчик, постарался придать своему лицу более подобающее в этом случае равнодушное выражение. Хм, подумал он про себя, надо же. А Зяба за это короткое время сильно изменился. Стал уверенным в себе. Мужиком стал, так сказать. Неужели же это я поспособствовал таким переменам в забитом жизнью, зачуханном человечке, каким тот был еще совсем недавно? Вполне. Ведь явно было заметно, что Анатолий осознает свою значимость в их общем деле. Н-да. Вот что значит понимание важности своего вклада в процесс выискивания истины. Верная самооценка, однако. Ладно. Пусть себе позабавится. Крови он не любит. К-хе.
– Ты чего кряхтишь? – отвлекся от чтения материалов Анатолий.
– Ничего. Просто так.
– А-а. Понятно.
Через минут двадцать Анатолий закрыл папку с материалами.
– Ну, что, Шерлок? – усмехнулся Виталий, – Согласен с выводами следствия? Тогда, давай, перейдет к более запутанному делу.
– Знаешь, Виталь, – Анатолий выглядел обеспокоенным, – По-моему, в этом случае все на самом деле не совсем так, как кажется на первый взгляд.
– А я что говорил? И в чем ты изначально ошибся? В чем твое представление подвело тебя в этот раз?
– Ты меня не понял, Виталь. Я сейчас говорю о вот этом вот деле. Не о предыдущем, – Анатолий постучал пальцем по только что рассматриваемым им документам, разложенным на столе.
– То есть? – удивился Виталий, – Не понял.
– Я про твое якобы раскрытое дело, где убийцей назначен муж-алкоголик.
Виталий опешил. Сейчас он рассчитывал вернуться к обсуждению той темы, с которой они начали разбираться сегодняшним вечером и на которую Анатолий уже выдвинул свою версию. Виталий уже проанализировал ее и собирался предъявить товарищу несколько весомых аргументов, оспаривающих его первоначальные выводы, хотя и догадывался, что они будут полностью и вполне обоснованно опровергнуты этим замечательным (да-да, замечательным) фантазером. Но вот то, что Анатолий заведет разговор на другую, совсем не интересующую сейчас Виталия тему, было для последнего полной неожиданностью. Это немного вывело его из равновесия. Он даже почувствовал некоторое раздражение.
– И с чего ты все это взял? – резко выдохнул Виталий.
– Ты сердишься? – удивился Анатолий.
– Я? Сержусь? С чего это? Хотя, да. Есть немного. Потому что в этот раз вижу, что твое воображение тебя подвело.
– Ты так считаешь?
– Конечно. Ну, ты сам посмотри. Открой-открой папку. Чего закрыл ее? Вот, видишь? Там все черным по белому написано. Выводы криминалистов, показания соседей, признание подозреваемого. Все. Что не так?
– В этот раз, согласен, все вроде бы на лицо. Но поверь, мне привиделось совсем иное.
– Ох уж мне эти твои видения, – недовольно буркнул Виталий.
– Но, собственно, именно из-за них мы с тобой тут и сидим, – развел руками Анатолий.
Виталий заставил себя успокоиться. С чего он так завелся, пронеслось в голове? Анатолий прав. Именно благодаря его способности они и начали общение. И они, его видения, пока что не давали сбоя. Наоборот. Направляли в нужное русло будущее расследование Виталия. Так чего же он сейчас злится? На что? На то, что этому чудику привиделось что-то, что полностью расходится с неоспоримыми выводами следствия по этому не столь значимому делу? Так не пойдет. Пусть выскажется. И не беда, если ему, Виталию, придется огорчить товарища. Вполне естественно, что каждый, даже самый необыкновенный, даже самый замечательный человек, может ошибаться. Указание на ошибки кого-то и признание этим кем-то своих ошибок в конечном итоге может улучшить качество последующей работы. Но сначала нужно выслушать заблуждающегося. Дать возможность ему высказаться.
– Хорошо, – Виталий кивнул, – Я внимательно выслушаю тебя. Что там тебе привиделось?
– Вот, смотри, – Анатолий пододвинул к Виталию папку, раскрытую на нужной странице.
– И что? – Виталий даже мельком не взглянул на содержимое документов, – Я практически наизусть знаю, что там написано.
– Вот, – Анатолий не обратил внимание на пренебрежительный тон товарища, – Здесь указано, что в доме присутствуют и другие отпечатки, принадлежащие неизвестному человеку.
– Ну и что с того? Семья закоренелых алкоголиков. Их дом – это проходной двор. Мало ли кто тут был и оставил свои отпечатки.
– Да это понятно. Но небольшой фрагмент неизвестного отпечатка присутствует и на ноже, которым была убита женщина.
– Опять не вижу связи с чем-то, что заставило бы меня усомниться в выводах следствия. Там самое главное – это чистосердечное признание обвиняемого.
– Да ты погоди с признаниями. Лучше обрати внимание на одну деталь.
– На какую?
– Да. Семья пьющая. Но при этом в доме определенный порядок и чистота. Значит, хозяйка хорошо следила за обстановкой в доме. Ну, во всяком случае, когда была трезвой.
– Бывают и у алкоголиков определенные подвижки в правильном направлении.
– Бывают, – согласился Анатолий, – И все же. Почему чужие отпечатки найдены лишь на ноже и в прихожей, в комнате, наконец? А на кухне их нет. И ведь сами то отпечатки достаточно свежие.
– Допускаю, что кто-то приходил в гости к хозяевам и оставил их там, где оставил. Может, этот гость и вовсе не заходил на кухню. А нож в это время почему-то лежал, ну, скажем, в коридоре. Да мало ли почему он там мог оказаться. Гость пришел, поговорил со знакомыми и ушел. А во время разговора потрогал нож. Может, ему его специально подали для чего-то.
– Сомневаюсь, что это так. Хозяева в тот вечер гуляли на широкую ногу. Это отмечают и соседи, слышавшие громкую музыку, раздающуюся из их квартиры. Если ты все же допускаешь, что в тот день кто-то навещал эту семью, то можешь допустить, что этому кому-то хозяева могли предложить одну-другую рюмочку водки. Ведь такое вполне могло быть. Однако, иных отпечатков, кроме хозяйских, на посуде не присутствует. Вот это меня и насторожило.
– Их там нет, потому что больше никого, кроме хозяев, в доме во время совершения преступления и не было. И почему ты решил, что этого кого-то, если он все же и был, обязательно стали бы угощать?
– Гостеприимные хозяева должны были так поступить, – убежденно проговорил Анатолий, – На ноже ведь как-то оказался тот чужой отпечаток.
– Что ты пристал с этим фрагментарным отпечатком? Я же тебе выдал версию его появления. Что в ней не так, что тебе в ней не нравится? Ты лучше еще раз внимательно прочти, что там написано, – Виталий кивнул на материалы следствия, – Нет никаких достоверных сведений о возможном присутствии посторонних людей, которые могли бы участвовать в пьяном загуле супружеской пары. Опрос соседей на эту тему ничего не дал. Конечно, может, кто-то и заходил к своим знакомым. Но, скорее всего, это было несколькими часами ранее. Вот тогда-то этот кто-то и мог потрогать проклятый нож. Потом он ненароком оставил свои отпечатки в других местах. И на этом все.
– Нет, – Анатолий отрицательно замотал головой, – Не думаю, что все так и было. Обрати внимание на следующее. Еще раз посмотри на фотографии квартиры. Видишь? Сразу понятно: хозяйка чистюля. Все вещи лежат на своих местах. Все аккуратно. Сомневаюсь, что она могла приступить к очередной гульбе, предварительно не приведя дом в порядок. И нож бы она помыла, если бы кто-то посторонний касался его задолго до гуляния. Получается, если бы хозяева выпивали лишь в составе собственной семьи, то на всех кухонных предметах могли оказаться лишь их отпечатки. Что, собственно, и обнаружили криминалисты. Однако, они обнаружили еще и то, что на ноже, кухонном, замечу, ноже, почему-то на единственном кухонном предмете, помимо отпечатков супругов, присутствует фрагмент еще одного чужого отпечатка. Именно на ноже. Как это объяснить? По-твоему выходит, что неизвестный, если он, действительно, побывал в доме хозяев до застолья, перед своим уходом случайно коснулся именно этого одного предмета. А хозяйка что? Просто забыла его помыть? Ни о чем другом не забыла, а нож упустила из виду. Это навеяло меня на мысль, что кто-то мог постараться скрыть основные следы своего пребывания в доме.
– Ты только на основании этого вообразил себе определенную картину?
– В общем, да. Но меня сейчас удивило другое.
– И что же тебя могло удивить?
– Твоя нынешняя реакция. Обычно, сначала ты позволяешь мне представить свое видение по какому-нибудь делу, а уж затем вступаешь со мной в полемику. Сейчас же ты, не выслушав меня до конца, начал доказывать невозможность той картины, которую я только-только собирался тебе предъявить.
– Просто не вижу смысла возвращаться к этому делу. Но да ладно. Ты прав. Я поторопился с опровержением твоих доводов, не выслушав их до конца. Но тогда уж и ты не тяни резину. Просвети меня своими новыми образами. А там все обсудим.
