Одиннадцать огней Азеры

Игра! Играть. Лилия была местом, где желали играть. Девушка не могла быть собой. Ей стоило стать тканью игры, на которой гости хотели увидеть свои истории.

– Приветствую вас в этот вечер! – улыбаясь, сказала Ардали, кивая гостям и прикладывая к сердцу руку. – Пусть станет он для вас историей такой, что чувствовать манит себя героем, – продолжила девушка. Глубокий вдох. Ардали сделала один шаг, отпечатывая в нем весь страх.

Заглядывая в глаза неизвестных масок, касаясь кончиками пальцев края одежды гостей, она, забыв себя, последовала за ведущими ее словами. Гости кивали, втягивались в затеянный ею танец, оглядываясь на нее, ожидая продолжения, не зная, каким оно будет.

Девушка кружилась, создавая вокруг себя круг гостей, и, словно кончиком пальца считая их, пела:

«Дороги перед вами три.Одна ведет к лесам стены.Другая – в горы и холмы.А третья – к морю у скалы.Какой тропой идете вы?»

Девушка указала на одного из гостей и тот воскликнул: «Море!» Поймав его взгляд, Ардали подошла к гостю, изображая волны, пламя и мотылька, продолжая напевать:

«У берега цветущего вода тиха,Танцуя, мотылек летает у костра.И крылья трепетно сложив,Он замирает иногда на миг.И в этот миг, что полон тишиной,Он забывает, что вокруг огонь.Что в этот миг вам предпринять?Оставить мотылька, спасать?»

Один из гостей воскликнул: «Спасти!» Кто-то вторил ему, кто-то противоречил. «Нет!» – выловила взглядом нескольких протестующих гостей девушка и пропела первому в ответ:

«Путь мотыльков не долог, но всегда,Они стремятся к пламени костра.Переменяя облики из раза в раз,Всего счастливее они, танцуя в облаках».

Она пела негромко, танцуя, представляя себя мотыльком. Слова изменялись, и она, следуя за ними, увлекала в танец тех, кто хотел спасти мотылька, делая их такими же мотыльками. Две лилии продолжали начатое девушкой, уводя гостей в сторону в продолжении танца.

Возвращаясь к гостю, ответившему: «Уйти!» – Ардали едва ощутимо ткнула того в грудь, приложила палец к губам и шепотом пропела:

«А ведь хитры те мотыльки,Что к пламени стремятся у воды!Сияя крыльями, они лишь отвлекают взор,От мира, где все действие идет».

Увлекая за собой, словно желая спасти от ловушки, девушка вела второго гостя к сцене, где одна из лилий играла на деревянном струнном инструменте. Здесь другая лилия отвлекала гостя чаем, уводила к музыке, позволяя Ардали вернуться к остальным.

– И вновь в начале три пути, – пела она, считая собравшихся в круг вокруг нее гостей вновь, – кто хочет по одному из них пойти?

Осматривая круг и понимая, что остались еще желающие выбрать путь, Ардали снова начинала свою песню:

«Дороги перед вами три.Одна ведет к лесам стены.Другая – в горы и холмы.А третья – к морю у скалы.Какой тропой идете вы?»

И вновь раздались возгласы. Гости делали выбор, и Ардали старалась ответить каждому из них, всем уделить внимание. Гости оказывались у столов с кушаньями, у окон, в желанной полутьме и объятиях лилий, у ничем не покрытых столов. Казалось, песни Ардали могли ответить на любой запрос и предложить каждому гостю то, что он искал, но в чем был не уверен. К окончанию отбора у нее почти пропал голос, закончились песни выбора, но никто не остался недоволен.

Лиссана поймала Ардали у двери на балкон, протянув чашку теплого восстанавливающего чая.

– Отдохни, – шепнула она, укрывая шалью девушку и помогая той пройти незамеченной на балкон.

Открывая вечер, лилии не могли покидать гостей, но Ардали иногда позволяли ненадолго исчезнуть, если ее присутствие не требовали гости. В такие мгновения девушка скрывалась на балконе и в полутьме колонн, наблюдая за гостями тенью. В мгновении смены яркости на тишину она ощущала себя настоящей.

Девушка сделала большой глоток чая. Обжегшись, высунула язык и быстро-быстро задышала, рассмеявшись сама себе. Следующий глоток задержался на кончике языка привкусом холода, пепла и трав.

Она посетила Лилию лишь спустя ремер после первого «выпадения», в первый вечер затерявшись среди гостей, хотя Лилия была единственным местом, в котором аделье Лейер нашел упоминание о дели Мернар. Лилии не желали делиться знаниями с владельцем Дома перепутья, а Ардали не стремилась к лилиям. Она до сих пор не понимала, что за страх так долго держал ее вдали от них.

– О, простите!

Девушка обернулась. Незнакомец, нарушивший уединение девушки и уже хотевший уйти, неожиданно отпустил дверь, замирая на пороге. Отвлекаясь, Ардали чуть ослабила руку, и чашка выпала из рук. Осколки подпрыгнули, украшая подол всплесками чая. Девушка замешкалась, не решаясь ни подобрать их при незнакомце, ни прогнать его.

– Вам что-то нужно? – спросила Ардали.

– Вы та лилия, что читала ха? – спросил в свою очередь незнакомец.

– Смотря, зачем вы ее искали.

Собственный голос показался ей слабым, а слова – сказанными ни к месту. Незнакомец сделал к девушке шаг, заставив ее ощутить безотчетный страх.

– Не подходите! – выставив в защитном жесте руку, сказала Ардали. – Здесь осколки. Их трудно увидеть во тьме, – быстро проговорила она, радуясь, что нашла причину.

– В сем случае позвольте помочь вам собрать их.

– Что?

Незнакомец подошел к краю балкона и опустился, подбирая осколок. Девушка стремительно опустилась в ответ, забирая осколок из его рук, и, не позволяя собрать остальные. Руки ее быстро наполнились осколками, и это заставило Ардали почувствовать себя глупо.

Незнакомец улыбнулся. «Усмехнулся», – исправила девушка. Тихо, но ярко: достаточно для того, чтобы Ардали улыбнулась в ответ, осознав, как выглядит со стороны, и отбросила тревоги. Она обошла молодого человека, ссыпая осколки на стоящий у окна балкона стул, и нерешительно остановилась, не зная, вернуться ли ей в Лилию или остаться на балконе.

– Я нарушил ваш покой, – признал очевидное незнакомец. – Прошу простить, я был заинтригован.

– Заинтригованы? – переспросила девушка, облизывая губы, словно пробуя непривычное слово на вкус. – Чем? Почему?

– Я давно не был в Талларе. Я был в Лилии, но кажется теперь, это было совсем другое место. Прежде мне не доводилось, едва пересекая врата, слышать повсюду о вечерах лилий. И знаете, что? Никто не пожелал сказать мне больше того, что я должен увидеть все сам. И я увидел. Признаю. Вы сами придумали слова той песни?

– Да.

– Вы учились на отделении воображения?

– Нет.

– Вы всегда работали здесь?

– Да, – девушка качнула головой. – То есть нет. Я здесь недавно.

Ардали не понравился допрос. Зачем незнакомцу детали? С другой стороны, не надумывала ли она вновь там, где было лишь любопытство? Незнакомец улыбался, впитывая каждую эмоцию девушки: в его легкой, уверенной улыбке читалось одновременно осознание того, что он играет, и желание продолжать игру.

– Впрочем, я не уверен, что ученики отделения воображения способны на то же, что вы, – заметил он. Ненароком.

– Вы с ними знакомы?

– Я учусь в Императорском замке.

– О…

Ардали запнулась. Она была уверена, что незнакомец не ответит на вопрос. Она прищурилась, влекомая любопытством, пытаясь разглядеть детали, но могла уловить лишь очертания. Высокий по сравнению с ней, со светлыми не доходящими до плеч волосами, разделенными ровным пробором, с вьющимися прядями, прикрывавшими глаза. Светлая птичья маска закрывала почти все лицо, так что трудно предположить, был ли он молод. Голос говорил, что да.

Ардали была уверена, что незнакомец тоже изучает ее. Только его изучение было наполненным не любопытством, а чувством ожидания. Он ожидал что-то от нее.

– Стало быть, вы амориец? – спросила девушка.

– Да.

Разговор не шел. Незнакомец ослабил плечи, словно признавая, что не получит того, что хотел, и тут же выпрямился снова, поднимая голову и улыбаясь, будто придумал иное.

– Могу я спросить? Все те вещи, о которых говорят как о вечерах лилий, тоже творения вашего разума? Как вы находите их?

– Может быть, виной всему Хаос? – пошутила она.

– Этот скучающий хозяин, который иногда переворачивает на своем столе склянку с песком?

Ардали сделала невольный шаг вперед. Она не знала, что за игру затеял собеседник, но эта игра поймала ее. Маска не могла скрыть его улыбку, когда он, уловив интерес, сделал несколько шагов к ней и подал ей руку. В этом жесте было столько превосходства, словно он и допустить не мог, что девушка откажет. Ардали ответила, не задумываясь.

Шаг назад. Два вперед. Он обвил талию девушки свободной рукой, уводя в танец. Ее рука лежала поверх его, точно, горизонтально полу, не отклоняясь ни на миг. Поворот. Теперь девушка могла разглядеть его наряд. Почти черный, он то сливался с темнотой, то возникал из нее, сотканный из множества маленьких частиц ночи.

Назад. Два. А, нет! Один. Ардали нечасто танцевала с кем-то. Она пыталась успевать за незнакомцем. Вперед. Вправо. Он приближался и отдалялся, намеренно меняя фигуры, придумывая их на ходу, уклоняясь от ошибочных движений, желая вести, сменить на послушание власть. Девушка выскользнула из захвата рук, кружась и подставляя лицо ночному небу. Легче-легче!

Она видела его. Раньше, давно недавно? Она видела его взгляд. Россыпь красно-фиолетовых камней, блеск отражающего ночь зеркала. Тогда они тоже танцевали.

Тише… Шепот со всех сторон. Где вы? Кто вы? Огромный зал под высоким потолком. Невидимая музыка звучит едва. Что это за песня? Почему она кажется знакомой? Вперед… вперед…

Незнакомец вытянул ее из мгновения образов и воспоминаний, притягивая за руку к себе, едва касаясь дыханием ее губ. Голова его была чуть наклонена из-за разницы в росте, глаза неотрывно искали ее. Волосы чуть растрепались. Ардали отвечала на его взгляд.

Его глаза казались темными, напоминая уходящий в глубину спуск. Ночь придавала им странный отблеск – не такой красный, как платье девушки; не такой коричнево-красный или темно-древесный как обивка у кресел, стоявших на балконе; но темный, играющий гранями красных и фиолетовых драгоценных камней.

– Дышите, – коротко сказал незнакомец, и девушка глотнула воздух, только поняв, что не дышала несколько мгновений. Она засмеялась.

– Простите, – шепнула она, чувствуя неловкость, и остановилась. Или незнакомец остановил ее, подводя к перилам балкона и отпуская. Ардали не была уверена. Пойманная взглядом, девушка на несколько мгновений оказалась в его власти. Казалось, не она закончила танец, а незнакомец позволил ей закончить его. Ардали качнула головой, отходя поодаль. Слова вырвались сами собой. – Говорят, если хочешь узнать кого-то, пригласи его танцевать.

Незнакомец откинул кончиками пальцев упавшие на лицо локоны.

– И что же вы узнали?

– Вы любите власть, аделье.

Незнакомец рассмеялся.

– В самом деле? Неплохо, – пожал плечами он, не отрицая и не принимая сказанных слов. – И это рассказал вам один танец, очаровательная дели? А что будет, если начнется второй?

– Что привело вас в Лилию? – спросила вместо ответа Ардали.

– Интерес. Я говорил об этом.

– В самом деле?

Молодой человек закусил губу, раздумывая над ответом. Его глаза наблюдали настойчиво, любопытно, словно Ардали скрывала в себе ответ на вопрос, безгранично необходимый незнакомцу. Она коротко вдохнула. Вдох оказался слишком громким. Напряжение в груди по тонким нитям перебежало по плечам на руки, оседая холодом в пальцах.

– Когда-то мне повстречалась девушка, – удивил незнакомец вновь. В одно мгновение весь жар перебрался в макушку головы Ардали, оставив в остальном теле лишь холод. Ей не стоило спрашивать. Она не хотела знать. – Любопытная, прекрасная, пламенная, яркая… Я был уверен, она послана для того, чтобы мы побывали всюду, где бы ни захотели. Но она была лилией, как и вы. Проснувшись однажды, я не обнаружил ее. Я искал…

– И теперь ищете снова? – перебила Ардали. Она не знала, что следует говорить в таких случаях и стоит ли говорить, но боялась слушать дальше. Незнакомец мотнул головой. Уверенно, отрицая.

Дверь на балкон открылась, впуская спасительный шум. Ардали выглянула из-за спины незнакомца и, узнав фигуру главной лилии, тотчас же взглядом взмолилась о спасении.

– Прошу простить, аделье, – сказала Лиссана. – Ты нужна гостям.

Глава вторая «Круги на воде»

Он лежал на кровати, свившись клубочком и не смея ожидать, но каждый шорох заставлял в надежде поднимать голову и бессильно опускать опять. Пусто. Еще чуть-чуть.

– Что с тобой?

Тихий голос пробуждал лучше любого звука. Одним движением поднимаясь на кровати и выдыхая, он прижал ее к себе. Ему нужен был ее стук сердца, ее дыхание, ее тепло. Он хотел чувствовать ее. Здесь. Она пришла.

– Все хорошо?

Он качнул головой, не желая скрываться. Не желая лгать и натянуто улыбаться. Он не мог сам прогнать свою боль.

– Прости. Я не могу исполнить обещание, не могу быть счастливым сейчас.

Она улыбалась, мягко поглаживая его по волосам.

– Тогда будь таким, как можешь.

– Ты похожа на нее… – рука ее дрогнула, но продолжила гладить. – Такая же теплая. Она говорила, что я помогаю людям различными советами, но сам же им не следую и оттого страдаю, хотя другим помогает…

– Так и есть. Это хорошие слова.

– Ты сходишь со мной? – короткий вдох, стянутый край рукава платья.

– Конечно. Я буду рада навестить с тобой сестренку.

Ардали открыла глаза и тихо застонала, не чувствуя рук. Поднимая правую руку, почти не ощущая ее, она ухватилась за вытянутую наверх левую руку и опустила ее, положив горизонтально телу, словно та была посторонней вещью. «Тум-тум», – послышался стук в руках. Ощущения возвращались сотней болезненных мурашек.

Девушка застонала снова – на этот раз от повторно нахлынувших ощущений. Чувство вины не исчезло после сна, но, казалось, стало только сильнее. Ардали перевернулась на бок, желая спрятаться от самой себя. Почему «выпадение» не сработало на этот раз? Почему она не забыла это признание на балконе, почему, казалось, запомнила лучше, чем все, что было «до»?

Девушка перевернулась на спину снова. Она могла ворочаться сколь угодно долго, но это не помогало ей избавиться от чувства вины. Радостно ускользнувшая за спасительной Лиссаной, она постаралась выкинуть из головы мысли о незнакомце. Сначала удалось. Но чем ближе к концу подходил вечер лилий, тем чаще Ардали ловила себя на мысли, что ищет в толпе молодого человека с балкона. Хочет видеть его и одновременно боится встретить. Отходя ко сну, она уже не могла думать ни о чем-то другом, кроме него.

Она вспоминала случай на балконе снова и снова, уверяясь, что вела себя как песочная лисица. Населяющий самые отдаленные уголки Диких земель этот зверек при любой опасности, будь та даже мнимой – шумом или криком птиц, стремился спрятаться в песок. Ардали была такой же – испугалась слов! И вместо того, чтобы как истинная лилия развеять тревоги, она сперва вытянула из гостя истинные чувства, а затем сбежала, оставив одного.

И ведь не то, чтобы на Ардали это было непохоже! Сколько она себя помнила, столько же жила как последняя песочная лисица. Скрывалась в песок от объяснений, споров, ситуаций, слов, готовая принять помощь от любого, кто позволит ей скрыться. С того дня, как она осознала себя, был ли хоть один случай, в котором она могла собой гордиться?

Но сильнее всего вина была оттого, что внутренним, пусть и не до конца понятным ей чувством, девушка знала, что должна была сделать там, на балконе. Она знала, что могла рассеять тревоги незнакомца, хотя бы дослушав его. И более того.

В дверь постучали, и в комнату заглянула одна из лилий – в изящной маске, напоминающей крылья мотылька, покрытые мерцающей пыльцой хелы. Оглядев комнату, она поймала взгляд приподнявшейся на кровати Ардали.

– Вы проснулись? Главная лилия хочет видеть вас.

– Спасибо.

Дверь закрыли. Ардали повернула голову вправо, отмечая уходящие лучи рассветного солнца, и села на кровати, потирая лоб и чувствуя себя неотдохнувшей и виноватой. И если сладить с усталостью можно, то как распутать нити вины?

Ардали подошла к столику с кувшинами и, наполнив миску водой, ссыпала в нее охапку бледно-красных лепестков салоры, напоминавших капли дождя. Обмакнув в воду хелень – гребень из гхитового дерева, названный так из-за схожести с формой крыльев бабочки-хелы, девушка расчесалась, тщательно распутывая каждую прядь. Прикосновение хеленя, легкая стянутость в волосах, последующее ослабление – это успокаивало. Вчерашней лентой перехватив заплетенную косу, девушка умылась водой с лепестками салоры. Мысли несколько прояснились.

Неохотно сменив красно-черное платье на белое из плотной ткани без рукавов, какие вчера носили лилии, – после каждого вечера в Лилии у девушек было принято меняться нарядами, чтобы гости случайно не признали кого-то по одежде, – Ардали надела поверх расшитую бледно-зелеными цветами накидку и тут же сняла ее. Бледно-зеленый цвет ей не шел, но и выходить в одном платье на улицы Таллара не стоило. Девушка осмотрелась и, недолго думая, стянула со стола скатерть, приподняв вазу с засушенными веточками нераскрывшейся сеи. Скатерть была узкой – достаточно для того, чтобы Ардали укрыла ей шею и плечи, и сделана из тонкой матовой ткани, так что с откинутыми концами напоминала шарф. Теперь можно было идти к Лиссане.

В отличие от гостей, имевших возможность покинуть Лилию в любое мгновение после того, как открывались ее двери, и до того, как двери закрывались, девушки, переступавшие порог Лилии, могли покинуть ее только на следующее утро: лилии, которых выбирали гости, – до того как проснется гость; лилии, не выбранные никем, – в любое мгновение после рассвета. Для удобства каждой лилии предоставлялась комната на втором этаже. Выбранные лилии делили комнату с гостем; не избранные никем получали свою собственную.

Постоянно пребывающие при Лилии девушки занимали комнаты на третьем этаже, так что на одну комнату приходилось по шесть девушек. Гости не допускались на третий этаж – здесь действовало правило второго этажа, распространенное в Талларе, только касалось оно этажа третьего. То, что Лиссана позвала Ардали сюда, сулило непростой разговор и говорило о доверии.

Очерченный по краю балюстрадой из белоснежного камня, третий этаж скрывали от посторонних глаз нависающие цветущим занавесом длинные бледно-фиолетовые ветви дерева аневаль. Аневаль, или дерево танца и борьбы, было распространено в отдаленной деревне Рави и почти не встречалось за пределами Амории. Рассказывали, это дерево в Лилии выросло из ветви, подаренной скучавшей по стране солнца и света Айнере императрицей в день свадьбы основательницы Таллара.

Растущее в большой кадке, дерево аневаль занимало центральную часть третьего этажа, но ветви его поднимались высоко к сводчатому потолку и, казалось, стремились объять всю Лилию. Постоянно живущие при Лилии девушки, столь же прекрасные и запертые в стенах Лилии как цветы аневаль, относились к дереву как к другу: ему доверяли тайны, за ним ухаживали, его украшали и освещали. У дерева аневаль имелся даже свой праздник – праздник цветения, который совпадал с началом сезона огня. В день, когда дерево аневаль зацветало, любая пришедшая в Лилию девушка могла попросить покровительства, повязав на перила первого этажа ленту с написанным пожеланием. Лилии разбирали пожелания и, если могли выполнить какие-то из них, вешали на ветви дерева аневаль ленту с соответствующим пожеланием. Лента висела до тех пор, пока желание, написанное на ней, не исполнялось: кому-то лилии помогали открыто, кто-то получал желаемое тайно. Ардали насчитала восемь лент неисполненных желаний, пока шла в комнату Лиссаны.

Комната главной лилии располагалась в отдалении от всех комнат и представляла собой вытянутый прямоугольник с ответвлением справа, ведущим на огибающий край Лилии балкон. Одна часть балкона выходила на площадь Свободы, другая – на ведущий к особняку семьи Айнер Скалистый клюв, краем касаясь вида на сад лилий. Комната главной лилии была одной из самых маленьких и никогда не имела постоянного вида: каждая лилия, занимая место главной, меняла комнату под себя.

Лаконично обставленная комната, заключенная между сводчатым потолком, напоминавшим темную деревянную паутину, полом и стенами из светлых пород гхитового дерева, была разделена на две части ширмой, напоминавшей посвященный Айнере триптих «Из тени в свет», что висел в зале заседаний баротней. Только составляющие полотно ширмы тонкие листы, разделенные дощечками из темного дерева, были разрисованы лишь наполовину и, казалось на свету, заставляли комнату дышать.

Слева, на фоне укрытых вуалью тумана бледно-зеленых гор, напоминающих Аморе – столицу Амории, с верхнего края ширмы опускалась веточка вишни, мягко отпечатанные нежно-розовой краской цветы которой угадывались по очертанию. В нижнем левом углу виднелись наброски стоявшего у озера одинокого дерева, переходящие к центру в хорошо угадываемую ветвистую дорогу. На центральной верхней части ширмы намечались очертания талларских скал. Правая сторона ширмы пока пустовала.

Надев поверх платья темную накидку, Лиссана водила кисточкой по поверхности ширмы, оставляя бледно-голубые, серые и бледно-зеленые капли тени и света, создающие ощущение тумана или прозрачной воды. Казалось, Амория, Таллар и Азера как разъединенные острова плавают в этой туманной воде, то приближаясь друг к другу, то отдаляясь.

Ардали старалась не шуметь, но, едва она переступила комнату главной лилии, Лиссана обернулась, кидая кисточку в банку с мутной водой и отряхивая руки. Повинуясь легкому движению запястья главной лилии Ардали закрыла дверь. Лиссана скрылась за ширмой.

В первый раз, когда девушка посетила Лиссану, ширмы еще не было. Сейчас большая часть комнаты скрывалась за ней, и перед взором гостя представал лишь стоящий в центре комнаты стол из темного дерева с тремя такого же цвета табуретами, накрытыми светлыми подушками. На столе, на решетке, над остывающими углями дымился чайник, на подносе стояли чайник поменьше, три бледно-зеленых чашки и каменная круглая шкатулка с листьями чая.

– Вы красиво рисуете, – сказала Ардали, когда Лиссана вышла из-за ширмы, разглаживая складки расшитого шелковыми цветами и птицами платья. Столь искусную вышивку делали лишь в мастерской Остерез, и девушка не осмелилась бы предположить стоимость такого платья. Лиссана кивнула, благодарно прикладывая руку к сердцу.

– Садись. Ты еще не ела? – Ардали качнула головой, присаживаясь на указанный табурет, и Лиссана отточенными движениями ссыпала немного чайных листьев в чайник поменьше, заливая его горячей водой. Аромат вишни и аморийского зеленого чая наполнили комнату. Ардали закрыла глаза, вдыхая запах приносимого с высоты травяного ветра, и неохотно открыла глаза . Лиссана наблюдала за девушкой с любопытством. – Ты бывала в Амории? – неожиданно спросила она.

– Нет. Я никогда не покидала Таллар, если верно помню.

– Если верно помнишь?

Ардали качнула головой, мысленно ругаясь на приносящий легкость и желание рассказать все, что скрывают тени, аромат, и положила руки перед собой, сложив пальцы в домик. Лиссана разлила по чашкам чай.

– Да. Возможно, я была ребенком там. Но забыла.

– С детских воспоминаний смываются краски, – кивнула Лиссана, делая глоток чая, поддерживая чашку снизу и прикрывая ладонью вверху.

– А вы? – на опережение спросила Ардали и тоже поднесла чашку к губам, с тихим звуком втянув напиток, чтобы воздух охладил чай.

– Прежде я училась в Императорском замке, а потом недолго служила во дворце императрицы, – не стала скрывать Лиссана, вновь разливая по чашкам чай. – Я скучаю по Амории, но здесь я нашла свой дом. Скажи мне, – Лиссана умолкла на миг, не позволяя имени сорваться с губ, – а ты чувствуешь, что нашла дом?

– Не знаю, – честно призналась Ардали прежде, чем успела подумать.

– Аделье Лейер однажды спрашивал о тебе у меня, – медленно начала Лиссана, позволяя Ардали сместить внимание с мыслей на нее. – Ты знаешь, я не рассказала ему ни о чем из того, что касалось тебя как лилии, но не могла отрицать, что прежде тебя знала. Я обещала рассказать все, обратись ты ко мне сама, но ты так долго не приходила, что я почти забыла об этом… – Лиссана сделала короткий глоток чая. – А потом ты пришла в Лилию гостем. Я сразу узнала тебя. Ты приходила каждый вечер на протяжении пяти дней, а на шестой день попросила работу. Прежде чем я перейду к тому, из-за чего позвала тебя, я хочу спросить…

– Я не хочу знать, что вам известно, – перебила Ардали. – Простите, но я готова ответить сразу, если ваш вопрос будет об этом.

Несколько мгновений Лиссана смотрела на девушку молча. Наконец кивнула и, бесшумно отставляя чашку, пододвинула к Ардали вынутое из складок платья письмо.

– Я не приветствую того, что делаю сейчас, но хочу предоставить выбор, – Лиссана вновь разлила по чашкам чай, словно это действие приносило ей успокоение. – Как ты знаешь, переписка между девушками и гостями в Лилии запрещена. Конечно, после каждого вечера я получаю множество писем, и некоторые из них даже отдаю девушкам, но каждая лилия знает: она остается лилией лишь до тех пор, пока для других неизвестна. Иногда девушка изъявляет желание быть узнанной, и я уважаю ее право. Не у всех после этого складывается путь, но многие находят свою хелу. Так или иначе, раскрываясь перед гостем хотя бы раз, девушка больше не может называться лилией.