Полная версия
Люди-зеркала
– Мужчина, вам помочь? – я демонстративно поставила руку на пояс и улыбнулась.
– Не грабьте меня, я хороший, – он ответил мне игриво, одарив такой обезоруживающей улыбкой, что я и правда расхотела его грабить. Обменявшись спонтанным приливом радости, мы вошли в квартиру. Макс, конечно, сделал широкий жест рукой, предлагая зайти, я отвесила ему неловкий реверанс и споткнулась о порог. Этот придурок непроизвольно хохотнул, и я не смогла устоять, тоже начала хохотать как безумная.
Как истинный джентльмен, он разрешил мне первой принять у него душ. Ага, скорее всего, будет убирать по углам носки и прятать неприличные фотографии девушек из журналов под кровать. И сварит кофе. Ох, аж слюна скопилась во рту от упоминания о божественном напитке, который варил этот смешной парень! Как же он любит кофе! А-а-а-а, даже я, сторонница консервативного чёрного чая без сахара (как любит мой отец, да), не могу устоять против его романтических чувств к ароматному кофе со взбитым молоком, корицей и ложечкой какао. Мммм… После душа, одевшись в ту же одежду, в которой пришла, прикрыв глаза от удовольствия, я медленно пошла на запах.
Макс чего-то напевал, что-то явно попсовенькое и дерзкое (вроде «Want to love» Years&Years, хотя я могу путать), но, услышав мои шаги, быстро выскочил в коридор, поймал меня на полпути к ароматному кофе и, развернув на 180 градусов, отправил в комнату.
– Что ты ходишь в той же одежде? Она пропахла чужими навязчивыми мыслями, неоправданными обещаниями, твоей агрессией и улицей. Возьми что-нибудь из моего гардероба. Навскидку у нас один размер!
– Хей, я девочка, на 10 сантиметров ниже тебя и явно меньше вешу, – я даже немного обиделась от его замечаний.
– Ну! Я и говорю, навскидку у нас один размер! Да и нельзя девушкам в святилище, где хранятся лучшие кулинарные рецепты тысячелетий…
Я прервала его.
– Ты там прибраться не успел, что ли?
– Нет, не успел, – вполне серьёзно ответил он, и я решила не впускать его переживания и лёгкое стеснение, транслировав внутри себя, что мне комфортно и вообще он молодец. Кофе вон готовит мне, приятно же.
Он сощурил глаза, выставил указательный палец правой руки и ухмыльнулся.
– А ты хороша, да, быстро учишься. Впрочем, вы меня отвлекаете, мадам! – он демонстративно вскинул руку, картинно откинув голову. – Ну, правда, иди, пожалуйста, в комнату. Я сам скажу, когда будет готов.
Мне ничего не оставалось, как открыть глаза и отправиться на поиски комнаты с «не пропахшей чужими навязчивыми мыслями» одеждой. Хм, а достаточно чисто для парня! Хотя легко поддерживать порядок, когда почти ничего нет. Стол, огромный монитор размером метр на метр, клавиатура, мышка, гигантские наушники, колонки, системный блок, какие-то провода-провода-провода… Неинтересно! Над столом их фотка с Алексом. О-о-о, он рассказывал мне про эту посиделку в баре, когда Алекс пил, а Макс рядом с ним пьянел. В ответ Макс считывал эмоции окружающих девушек и советовал другу, что кому сказать, с каким вопросом подойти и так далее. Они оба такие счастливые на фотографии! Тэкс, что тут у него ещё в комнате есть? Шкаф и кровать. И больше ничего. Любопытства ради посмотрела под кроватью. Неприличных фотографий девушек в журналах я там не нашла. Не нашла и под подушкой. И под клавиатурой. И за системным блоком. Чёрт, этот парень вообще смотрит такие фотографии? Закончив второй круг беглого осмотра помещения на предмет пикантных фото, я остановилась, слегка смутилась и открыла шкаф. Взяла первую попавшуюся футболку (ага, выбирала долго между тремя). Покрой был свободный, а футболка такая длинная, что доходила мне почти до колена или чуть выше колена. Ткань, наверно, была приятная на ощупь, но я ничего не почувствовала. Повинуясь какому-то внутреннему позыву понравиться Максу во что бы то ни стало, я решила выйти к нему прямо так. В одной футболке до колена (ладно, ладно, Кира, чуть выше колена!).
Ирен, 14 июля
Я стояла у принтера и ждала, когда уже эта адская машина выдаст мне заключение эксперта, которое я ждала сегодня всё утро. Мне нужно было быстро ознакомиться с ним (желательно пока иду из бухгалтерии до своего кабинета) и придумать несколько идей, как его использовать на слушании дела. Зелёная кнопка моргала, сообщая, что вот-вот выползет мой заветный листок. Мимо меня прошла Мэри. Бр-р-р… Ох и не люблю я эту бухгалтерию! Вернее, как тут любить или не любить, когда в кабинете меня постоянно окутывает какой-то разрывающий гнев и раздражение. А ещё – вселенская усталость. Каждый раз, когда прихожу сюда за одной распечаткой, ощущение, как будто на моих плечах весь мир, и не в моих силах больше его держать. Даже кофе приходится пить после них, потому что тянет в сон и делать ничего не хочется. Безнадёжность и какое-то обволакивающее чувство того, что всё плохо. Бр-р-р…
Мэри была главарём банды. Мы всегда сохраняли внешний нейтралитет, но старались не пересекаться друг с другом по работе: она боялась меня как зеркала, я боялась её эмоций. Сильных. Огромных. Пожирающих всё вокруг. Собственно, в своём весьма пожилом возрасте Мэри носила яркие огромные серьги, отвлекающие внимание, подводила губы помадой и флиртовала со всеми, кто попадался на её пути. Пожалуй, только я видела под этим флиртом слои штукатурки из позитива, неумело положенные на грусть, тоску, усталость, раздражение и печаль, старательно накопленную годами. Но виду старалась не подавать.
Именно благодаря Мэри я поняла, что взрослые и детские эмоции отличаются. Я всегда думала, что детские эмоции более поверхностные и мимолётные. Если я отражала грусть ребёнка, скучающего по маме, или злость мальчишки, у которого отобрали мяч, я даже улыбалась. Нет, не потому что эти эмоции были приятными, а потому что они были плохими, но такими лёгкими, быстро проходящими. Улыбалась я от облегчения. Это как когда сталкиваешься с машиной на перекрёстке, и в тот момент, что ты выходишь из машины, ты рисуешь себе картину того, как другая машина разбита вдребезги, твоя машина нуждается в ремонте, всё плохо… А в итоге оказывается, что вы едва шаркнули друг друга, так что обмениваетесь телефонами (да и то ради приличия) и расходитесь по своим делам, довольные, что катастрофы не произошло. Я думала, что эмоции взрослых всегда глобальные, масштабные. Если уж прижмёт кирпичом чьего-то недовольства, то пиши пропало. Ан нет! Оказывается, детские эмоции многогранные и яркие, как радуга. Да, поверхностные, но там всегда и чуточку облегчения, и спокойствие, и радость, и ещё что-то эдакое. Как индийские приправы, добавленные в суп искусным поваром для придания особого вкуса. Что же до взрослых, даже пожилых людей, то их эмоции однобоки. Усталость – и баста. Злость – и достаточно. Отражать такие эмоции мне гораздо тяжелее физически, но у меня нет другого выбора. Приходится восстанавливать дыхание, пить кофе после посещения бухгалтерии, улыбаться, когда видишь, как Мэри флиртует с очередным ухажёром из инженерного отдела… Попросить, что ли, принтер к нам в отдел?!
Зелёная кнопка до сих пор моргала, сообщая, что вот-вот выползет мой заветный листок. Как же приятно, помимо внутреннего скрежета от чужой неудовлетворённости жизнью, слышать немного завывающий звук работающего принтера. Ну-с, почитаем-ка.
Кира, 6 июля
Эти футболка и джинсы были менее строгими, чем прошлый комплект. Я же в конце концов с мамой иду встречаться, а не на автограф-сессию в книжный. Ха, а я, наверно, хотела бы побывать на своей автограф-сессии. Впрочем, кроме постов в свой блог, которые я делала по заказу Правительства, я писала только обрывочные фрагменты непонятно чего, рождающегося у меня в голове в периоды переизбытка чужими эмоциями. Я даже не уверена, что их можно считать моими, ведь они появляются под воздействием чужих эмоций, моей заслуги тут как бы и нет. Я не помню, как пишу, мысли как будто сами приходят в голову, как молния пронзая моё сознание и впиваясь в руки, которые как ошпаренные бегают по клавиатуре, чтобы запечатлеть ускользающую идею.
– Ты спрашивал на днях, чувствуют ли люди ответственность за то, что они испытывают, а мы, соответственно, отражаем? – я решила сразу сбить Макса с толку, чтобы он не наделал мне комплиментов, как в прошлый раз.
– Э-э-эм-м-м… Вот это ты дала! Я уже и забыл. Но теперь весь во внимании. Кстати, выглядишь замечательно! – он таки улыбнулся и показал большой палец в знак одобрения.
– Я считаю, что люди не чувствуют ответственности за такое. По крайней мере, в моменте. Представь, девушка начинает обижаться на своего парня за то, что он не уделяет ей внимание. Грусть, одиночество, злость, раздражение, апатия. В таком ядрёном комплекте эмоций хоть бы для себя силы найти, а уж о каких-то там зеркалах думать… Пф-ф-ф…
– Погоди. Это что сейчас было? Ты их жалеешь, Кира? – Макс даже глаза округлил от удивления. – То есть ты ходишь, мучишься с их эмоциями, пытаешься куда-то их слить при переизбытке, тебе даже нужно изолироваться в этот момент от всего окружающего мира, следуя инструкциям, а ты их жалеешь? Серьёзно?
– Слушай, я думала, что ты любишь людей…
– Я люблю людей, просто я удивлён. Ты мировой человек, скажу я тебе. Беспокоиться в этот момент о людях, а не о себе – это сильно!
– Просто их не учат контролировать свои эмоции. Инструкции не выдают. Конечно, некоторые это всё-таки делают, анализируют, извлекают уроки, занимают взрослую позицию. Кто-то медитирует, кто-то дыхательными практиками увлекается, кто-то пытается проработать сами триггеры, которые запускают витки тех или иных негативных эмоций. Но в большинстве своём они плавают в собственных эмоциях с утра до вечера, не осознавая этого. У кого-то ручеек, у кого-то болото, у кого-то озеро. У кого-то водоём эмоций настолько обмельчал, что уже видно дно. Возможно, если бы они чувствовали эту ответственность, они бы были более разборчивы в своих эмоциях. Если бы они знали, как те или иные эмоции отражаются на собственном здоровье, на зажимах в теле, они бы больше уделяли этому внимание. А так кидают в свой водоём всё подряд, мусор всякий, и ждут, что там рыба будет водиться, различные морские жители, дельфины, что их водоём принесёт им расслабление и спокойствие, когда это потребуется… Но там и водоёма может уже не быть…
– Красиво сказала! – Макс улыбнулся. – Вот почему писатель ты, а не я.
– Да какой я писатель! – я смутилась. Забавно, ведь только что думала про свою автограф-сессию. Этот парень точно умеет читать мысли! Надо попросить его научить меня паре-тройке приёмчиков.
– Писатель, писатель… Я ещё автограф потом буду у тебя просить. Ну что, пошли? Выглядишь ты просто супер!
Я махнула на него рукой и убежала переодеваться. То ли меня смутили его комплименты, то ли я боялась, что он прочитает мои мысли и страхи. А может, мне резко захотелось надеть платье. Да, платье сейчас будет в самый раз.
Макс, 23 июля
– Оказывается, я люблю зелёный цвет и мне нравится море, – тихие слова Киры перемешивались со слезами, но она улыбалась, прижимаясь ко мне всё сильнее. Мы стояли на перекрёстке и наслаждались обществом друг друга. И это были наши эмоции, не чьи-то отражённые, а наши. Сокровище ещё то!
– Вот и напиши об этом, ты ведь можешь! – я вложил в эти слова уверенность, доброту и тепло, вывернув наизнанку весь запас чужих эмоций внутри себя. Впрочем, и своих тоже.
– Ты думаешь, у меня получится? Кому будет интересно об этом читать?
Она немного отодвинулась от меня и посмотрела с надеждой. Божечки, какая же она миленькая, когда плачет. Захотелось обнять её крепче, но я решил, что сейчас не время для нежностей. Сейчас время для мотивирующей речи от Макса, как говорил Алекс. Ходили легенды о моих способностях вдохновлять других людей на героические поступки, такие как уволиться с нелюбимой работы или вынести мусор в полночь. Шучу. Причём про работу.
– Кира, – я начал осторожно подбирать слова, плетя монолог сначала внутри себя, подбирая в кружево текста лучшие слова и выражения, которые только имелись в моём лексиконе. Чёрт, если так пойдёт и дальше, я сам стану писателем. Ну держись, дорогая, если не ты, то я точно. – Я знаю тебя уже очень давно…
– Почти три недели, – она улыбнулась.
– Неважно! Для меня достаточно было и одного дня, чтобы понять, что внутри тебя есть необыкновенная сила прожигать словами сердца людей… и даже зеркал, если уж на то пошло. Ты, как никто другой, умеешь подобрать нужный, понятный образ…
– Мне до твоих метафор про стол и стулья далеко, – она снова улыбнулась, вытерев глаза рукавом кофты. Хорошо. Улыбка – это хорошо.
– И да, припомнить в нужный момент то, что другие уже забыли, тоже умеешь только ты. Ты волшебная, правда. Твои слова одновременно и согревают, и обдают холодом, и вызывают мурашки, и даже бросают в жар…
– От них бросает в жар, так правильнее, – на автомате поправила Кира. Ладно-ладно, она и так постоянно поправляет всех, когда они говорят «обеспече́ние», потому что правильно говорить «обеспе́чение». Она это делает на автомате, пропустим мимо ушей. Хотя обидно… я ей тут про высокое, а она мои речевые ошибки решила исправить.
– Прости, – тихо прошептала виновница моего мимолётного раздражения и опустила глаза. Видимо, почувствовала эту эмоцию, прежде чем я накрыл её радостью и решил не давать этой эмоции продолжения. Ха, а она быстро учится. Моя девочка.
– Всё верно, вот видишь! У тебя это идёт изнутри. Ты как будто светишься метафорами, сравнениями, олицетворениями и бог знает чем там ещё! В тебе бурлит необузданная страсть и сила творческого начала, ты не можешь не писать, тебе это необходимо как воздух. Только ты не думаешь о том, что этот воздух может быть нужен кому-то ещё и, возможно, именно твоя книга поможет кому-то найти свой путь, обрести себя, в ком-то разбудит спящие эмоции или призовёт людей к ответственности. Ты можешь, понимаешь? Я в тебя верю и не сомневаюсь в тебе! – Я наконец-то сделал вдох, потому что обычно в потоке мотивирующего монолога забываю дышать. Алекс говорит, что это добавляет импульса в мою речь.
– А ты прирождённый оратор. Может, пойдёшь в президенты? – Кира легонько ударила меня кулаком в грудь. Но больно не было, было приятно. Реально, всего три недели, но за это время мы успели обсудить больше, чем с некоторыми людьми за десятки лет. Удивительно.
– Не переводи тему. Писать будешь? – я посмотрел на неё пристально, сощурив глаза, и даже немного навис над ней, хотя это было тяжело сделать, ведь мы практически одного с ней роста. Пришлось встать на цыпочки, а это как-то не в моём стиле.
– Буду-буду, – моя подруга снова рассмеялась и даже кивнула для верности.
Всё, я её убедил. Ещё один балл в пользу оратора Макса. Сидите и учитесь! Скоро оформлю все свои лозунги в аудиоформат и буду продавать за кучу денег!
– А как назовёшь? – мне было любопытно, потому что я знал, что у неё в шкафу уже есть несколько черновиков, которые она искусно прятала за рабочими блокнотами и квитанциями на квартиру.
– «Люди-зеркала» – как иначе?
Кира, 5 июля
В комнате раздался звонок. Я всегда заранее выключала музыку, прикрывала дверь в папиной комнате, если он был дома и смотрел телевизор. В этой тишине заливистый звук бился о стены квартиры и заполнял собой всё вокруг. Казалось, что целый хоровод маленьких новогодних гномов с колокольчиками радуется наступлению праздника. У меня же этот звонок всегда вызывал смешанные чувства. Или же он вызывал смешанные чувства у папы? С одной стороны, мне было радостно снова услышать дорогого мне человека. С другой, я всегда думала о том, что нам вообще приходится разговаривать по телефону ограниченное количество времени вместо того, чтобы пить чай на кухне и болтать о пустяках по любому поводу. Впрочем, возможно, Макс прав, и мы сможем встретиться.
– Привет, мам! – я ответила сразу, так как знала, что это она. Выделенный канал связи съедал остатки всех эмоций, но я была уверена, что мама в этот момент улыбалась.
– Здравствуй, дорогая! – её голос звучал уверенно и тепло, как всегда.
– Какие у тебя планы на завтра? – я решила сразу задать интересующий меня вопрос. Я рассказала Максу про нас с мамой, он высказал идею о том, что если небеса не разверзлись при нашем знакомстве, то и от личного общения с мамой ничего не случится. Я, недолго думая, согласилась. Но маме я об этом, конечно, не скажу. Вдруг передумаю за день. Пусть сюрприз будет.
– Э-э-э-эм-м. – Мама явно была не готова к такому началу разговора и наверняка смотрела сейчас свой блокнот с заготовленными темами. Я тоже вела записи – о чём рассказать, что спросить, сразу записывала, чтобы не забыть, но сегодня я могла думать только о предстоящей встрече и очень волновалась. Я потёрла подушечки пальцев левой руки друг об друга и, ничего не почувствовав, положила ладонь на коленку. Было тяжело справиться с сомнениями и со всеми мыслями, которые сейчас роились в моей голове, как стадо откормленных, жадных мух. Кыш, кыш! – Завтра у меня консультация клиентки с самого утра, скорее всего, я проведу её онлайн, потому что не очень хочется куда-то выходить в выходной день. А потом я планировала прекрасно провести время. Поливать цветы и разговаривать с ними. Читать книги.
– Звучит шикарно! – я улыбнулась – и очень надеюсь, что телефонная связь передала маме мой позитив и радость.
– А почему ты спрашиваешь? – я не услышала в мамином голосе и нотки волнения, опять же из-за настроенных фильтров телефона, но почти уверена, что они там были.
– Да просто. Интересно, чем ты живёшь. Знаешь, сегодня такое настроение, что не хочется никаких заготовленных тем и монологов. Хочется просто побыть с тобой, поболтать о мелочах, не задумываясь о том, куда приведёт нас этот диалог, или даже помолчать…
– Понимаю. Молчать с другим человеком нужно тоже уметь.
– Да. Разговор объединяет, а молчание создаёт невидимые узы. – Мне так хотелось сказать маме, что, возможно, уже завтра я обниму её и поцелую, но нельзя. Нельзя!
– Поэтично прозвучало. Как твои статьи? Ой, прости-прости, хочется так многое у тебя спросить и узнать.
– Ничего-ничего, мои статьи прекрасно. Вернее, после того материала про нас с тобой я больше не писала, но есть несколько острых тем, которые хочется осветить в ближайшее время.
– Острых? – мамин голос снова был спокоен и выровнен по интонации, но я интуитивно чувствовала её эмоции. Она волновалась. Говорят, существуют «фантомные эмоции». Это определение, конечно, не научное и, как обычно, родилось в молодёжных кругах, но оно значит то, что чувствуешь чужие эмоции и знаешь, что они есть, даже если не обладаешь зеркальными способностями да и просто эмпатии ноль. То есть как с фантомной болью. Её вроде бы нет и предпосылок нет, но болит. Возможно, «фантомные эмоции» появились на пике моды, когда появились «недозеркала» или подражатели. Ха, тогда даже линзы можно было купить зеркальные, так что людей вообще не отличишь внешне: кто зеркало, а кто нет. Хорошо, что потом эти линзы внесли в список запрещённых товаров, а компания «Эко-миркл» заплатила огромный штраф Правлению за саму идею их производства. Забавно, что при этом не изъяли остатки партии, так что продвинутые ребята умудрились купить себе зеркальные линзы, правда, непонятно зачем: носить их было опасно и запрещено. В смысле «совершенно нежелательно», конечно.
– Всё хорошо, мам. Это темы, которые предложили мне в Правлении, и я им за это очень благодарна, – сама не понимаю, зачем я так сказала. Может, потому что до сих пор считала, что нашу связь прослушивают, а может для того, чтобы успокоить маму, что я не бунтарь какой, а хорошая девочка. Конечно, никакие темы мне Правление в этот раз не давали, вернее, всё, что давали, я либо уже написала, либо писать не особо хотела.
Мы разговаривали с мамой о совершенно незначащих вещах. О погоде. О модных причёсках. О цвете неба. О новой статье Энди Уайт в журнале «Роллс-Ройс по-французски». И мы молчали. Долго, с упоением и наслаждением. И в этом молчании была и боль разлуки, и радость будущей встречи, о которой мама ещё не знала, и тепло, которое согревает и объединяет двух людей на разных концах провода.
Ирен, 6 июля
– Ма-а-ам, если я выпью ещё одну кружку ройбуша, я взорвусь! И тебе придётся отмывать все свои светлые кухонные шкафчики от моих чайных останков.
Я чуть не подавилась своим напитком, неожиданно было услышать от Киры такое. Но ещё одну кружку ароматного чая всё-таки налила. На автомате. Так мне было проще контролировать свой поток сознания.
– Давайте ещё разок. Вы с Максом уже несколько дней встречаетесь? – я пыталась разложить по полочкам хаотичные мысли, но они выскакивали с них, как неаккуратно сложенные и заброшенные носки. К тому же сам факт того, что мы с Кирой не виделись много лет, а сейчас вот так сидим и просто пьём чай на кухне, для меня был невероятен и невозможен.
– Да, хотя мы не очень любим афишировать наши отношения. – Макс громко отпил из своей кружки и посмотрел на Киру.
Та в свою очередь ткнула его локтем, нажав на воображаемую кнопочку на его теле, которая всегда реагирует как «а-а-ай, больно же». Между ними было что-то такое… Не искра. Не молния. Не страсть. Какое-то бесконечное тепло и невидимая связь, как будто они оба ждали этой встречи очень давно. Здесь даже не нужно было моё профессиональное чутьё, это было видно невооружённым взглядом – в их переглядках и приколах.
– Да, мы встретились пару дней назад, вчера мы тоже виделись и сегодня третий раз. И ничего не произошло! – голос Киры был взволнованным и радостным одновременно.
Я отправила ей малую толику спокойствия, сохранившегося со времен её детства. Она схватилась за эти эмоции как за спасительную соломинку и жадно отразила. Я покосилась на телефон. Никто не звонит. В дверь тоже не стучатся. Никаких молний и грома. Ничего такого. Но ощущение того, что мы преступники и делаем то, что запрещено, меня не покидало.
– Подождите, но я отправляла отчёт в Правление ещё вчера! А до этого несколько дней назад я получила от них задание проверить пару текстов на предмет эмоционального фона и заложенного подтекста… – Мысли всё не укладывались по полочкам, более того, весь шкаф, который я выстраивала в течение многих лет моей жизни, разваливался на глазах, полки ломались, и всё содержимое сбивалось в кучу. Это был встроенный шкаф, который должен был стоять всю свою жизнь на одном месте. А теперь из-за его отсутствия обваливался и потолок, и на стенах паутинкой расходились огромные трещины.
– Я тоже сдавал задание Правлению несколько дней назад, – Макс включился в разговор и принял серьёзный вид.
Я чувствовала, что он хочет меня поддержать. Даже ощутила волну добра и поддержки, исходящую от него, и неловко отразила.
– Он у нас аналитик, – гордо добавила Кира. – Мам, ты, главное, не волнуйся! Мы во всём разберёмся! Может, дойдём до офиса? Попробуем разузнать?
– Здравствуйте, меня зовут Ирен, я зеркало. Ах да, вчера я встретилась со своей дочерью, она тоже зеркало. И она пришла со своих другом, он тоже зеркало. Это ничего? – я начала раздражаться.
Какой всё-таки опрометчивый поступок – прийти сюда! А вдруг нам вообще запретят видеться? Она об этом подумала? Впрочем, я почти сразу потушила накатившуюся волну стресса. Опять же профессиональные хитрости и годы медитаций.
– Это будет практически явка с поличным. Лучше подождём несколько дней, и я сама схожу. Ничего спрашивать не буду, сделаю вид, что у меня вопросы по заданию, а там посмотрим…
– Звучит как план! А что будем делать до этого момента? – Макс посмотрел сначала на меня, потом на Киру.
– Пить чай, видимо. Мам, нальёшь ещё ройбуша?
Макс, 6 июля
Забавно. Люди (о-о-о, как это сейчас прям масштабно звучит в моей голове) думают, что мы, зеркала, подобны супергероям. Или роботам. Только роботами, которые убирают за тобой в кафе или открывают двери, уже никого не удивишь, а от нас до сих пор шарахаются. Я думаю, некоторые забывают, что мы отражаем чувства и эмоции человека, а не читаем их мысли. В нашем обществе некоторые чувствуют себя неуютно, как будто мы уличим их в каких-то преступных мыслях, выходящих за рамки правил этикета. Помню, пришёл как-то за молоком в магазин, передо мной было трое. Пожилая женщина с хлебом и пакетом молока. Злость. Тревожность. Безразличие. Немного суховатые эмоции, даже в горле от них пересохло. Парень с девушкой, совсем молоденькие, лет по девятнадцать. Он – страсть, ярость, желание. Она – тоже страсть, стыд, волнение, радость. Если из первой женщины эмоции нужно было «выжимать», как из губки, то парочка оставила после себя лужу импульсов и взрывных эмоций. Они покупали шампанское, сыр, какие-то фрукты, чипсы, сельдерей (я ещё тогда подумал: «При чём тут сельдерей вообще?»). На кассе парень взял неловким стремительным движением ещё пачку презервативов и спрятал за упаковку сыра. Чего стесняться-то, ну? Прямо передо мной стояла женщина лет тридцати пяти, плюс-минус моего возраста. У неё была целая корзина продуктов, как будто она собиралась целую неделю не выходить из дома, а желательно и побольше. В её эмоциональном фоне была и усталость, и боль, и злость, и раздражение, и разочарование, и ненависть, и расстройство, и одиночество, и грусть… Полный спектр эмоций, выбирай что хочешь. Понятно, что отразить страсть я не смог, меня тут же переклинило на злости и раздражении. Я вцепился рукой в край металлической ленты и прикрыл глаза, пытаясь не сказать ничего лишнего. Чёрт, мне всего лишь нужно молоко. Спасибо вам за ваши бонусные эмоции на ночь глядя, но можно мне просто купить молока?