
Полная версия
Забвение. Пепел истины
Когда Маркус возвращается, рядом с ним Ханны уже нет. Он подходит ко мне, выглядя при этом слегка отстранённо и скорее задумчиво.
– Я отвезу тебя к границе.
– Всё нормально? – интересуюсь я, поднимаясь и поправляя рюкзак.
– Да, всё круто. Не парься из-за Ханны. Она просто слишком эмоциональна.
– Возможно она в какой-то степени была права, – бросаю я, следуя за Маркусом на улицу, где уже нет Ханны.
Уже заметно похолодало. Маркус в футболке, будто не чувствует холода. Или чувствует, но игнорирует.
– Надеюсь, наш риск будет оправдан, – на выдохе произносит Маркус и залезает на лошадь, а я же забираюсь следом.
Я думаю о том, сколько ещё решений он примет на свой страх и риск. И о том, сколько раз я уже поставила под угрозу его и всех остальных.
Мы возвращаемся по той же дороге, и я вновь разглядываю природу. Мне нравится то спокойствие, которое даёт этот лес, это окружение. Оказываясь в парке в нашем городе, видишь вокруг лишь идеальные одинаковые деревья. Складывается ощущение, словно ты идёшь на месте, потому что картинка практически не меняется.
– А кто эта Ханна? – вдруг спрашиваю я. – Она всегда так переживает за тебя.
– Мы уже давно дружим. Можно сказать, с пеленок, – отвечает Маркус, не отвлекаясь от дороги и осматриваясь по сторонам, чтобы быть готовым к любой опасности. – А у тебя есть друзья? Или для вас дружба неприемлема?
Всё-таки есть ещё что-то, что Маркус может не знать о нас. Так даже интересней.
– Как таковой дружбы у нас нет, это скорее просто люди, с которыми проводишь время больше, чем с другими. И у меня есть такие.
– Если я не ошибаюсь, то будущего мужа или жену подбирают по параметрам?
– Да. У вас разве не так?
– Нет, конечно, – из рта Маркуса вырывается смешок. Это ещё одна удивительная новость для меня. – Люди должны любить друг друга, чтобы быть вместе. Иначе какой в этом смысл? Только раздражать друг друга? Представь сколько в вашей стране браков, основанных на неприязни.
– Ни разу не слышала, чтобы кто-то говорил плохо о своём партнере.
– Во-первых, вы, как ты говорила, не показываете все свои эмоции и считаете, что должны быть идеальны во всем, в том числе и в браке. Во-вторых, ваша система не позволяет ошибаться. А любовь – это ошибка, но красивая.
Я поджимаю губы, даже не зная, что ответить. Может Маркус прав? Я уже сомневаюсь в каждой стороне. Оказывается, реальность сильно колет глаза. Жить во лжи было легче, но губительнее.
Добравшись до границы, слезаю с лошади и поворачиваюсь к Маркусу, загибая пальцы.
– Спасибо ещё раз за книгу…и за помощь.
– Спасибо в карман не положишь.
– Что?
Маркус улыбается и закатывает глаза.
– Выражение такое. Забей. Я пошутил.
– Пока, Маркус.
– До встречи, Леа.
Мы расходимся в разные стороны, и я тороплюсь к своему дому, чтобы не попасться солдатам, которые могут обходить территорию.
Оказавшись в комнате, переодеваюсь, достаю свой блокнот и залезаю на кровать. Чтобы отвлечься от большого количества информации делаю зарисовку Хельги и знака сапсанов. Я до этого никогда не каталась на лошади, но Маркус, можно сказать, исполнил моё незначительное желание. Сколько ещё он откроет для меня?
Рисование через некоторое время начинает усыплять меня, поэтому я прячу всё обратно в рюкзак, а сам рюкзак запихиваю под кровать. Укладываюсь поудобнее и, наконец, засыпаю.
Я медленно открываю глаза и вновь оказываюсь в до боли знакомом мне месте. Зелёный, огромный и таинственный лес. Теперь он не кажется мне не знакомым. Я здесь ходила, вдыхала свежий воздух, слышала пение птиц.
Я разворачиваюсь, и воздух застревает в моих лёгких, как только вижу всю ту же женщину, которая приходит ко мне ночью с самого детства. Я разглядываю её красивые длинные волосы, простое белое платье, а затем с ужасом понимаю, что выгляжу так же.
– Мама?
Женщина лишь слабо улыбается и делает несколько шагов вперёд. Она босая и совсем не боится холодной и влажной травы
– Леа.
– Мама, что мы снова здесь делаем?
– Я знала, что ты справишься. Я верила в тебя. Ты почти у цели. Совсем скоро у тебя не останется вопросов.
– Откуда ты всё знаешь? Ты знала о папе? Ты тоже Сапсан?
Вопросы льются из меня, как поток воды, который пробивается через камни и падает в обрыв. Это целый водопад. Я разбиваюсь так же, когда не получаю ответ от мамы. Она смотрит на меня пару минут, после чего просто разворачивается и начинает уходить.
– Мама! Погоди! Не бросай меня. Ответь.
Она не слышит меня и продолжает идти, пока вовсе не исчезает из поля зрения. На глазах появляются слёзы, и я ртом жадно хватаю воздух, стараясь не поддаваться истерике. Внутри всё рушится, ломается.
Неожиданно всё проваливается во тьму, пугая меня, но буквально сразу в глаза бьёт яркий свет, и я жмурюсь. Привыкая к яркости, постепенно открываю глаза шире и понимаю, что нахожусь на площади в центре города. Меня окружают идеальные здания, вокруг ходят люди в идеально выглаженных костюмах. Все они смотрят в мою сторону, дети тычут пальцами, а я с ужасом оглядываю себя и всё, что вокруг.
– Это она! Это та девушка, которая разрушила нашу страну, – кричит какой-то прохожий, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть его, но тут же с другой стороны кричит кто-то другой.
– Из-за неё мы стали такими!
– Как тебе не стыдно!
– Пудришь всем мозги и призываешь наших детей идти против.
– Тебе мало очистить память.
Каждая фраза бьёт по мне всё сильнее. Я падаю на землю, продолжая слушать все оскорбления. Меня будто вбивают в асфальт словами, а я смиренно принимаю свою судьбу даже не сопротивляясь.
Кто-то хватает мою руку и, закрывая своим телом, уводит с площади. Я вижу лишь мужскую спину, после чего вновь проваливаюсь в пустое пространство.
Я просыпаюсь. Сердце колотится. Грудь сжимается. Щёки мокрые от слёз. Это был лишь сон, очень странный сон. Я сажусь на кровати, обнимаю себя за плечи.
Впервые за несколько дней мне вновь приснился сон о маме. Я на верном пути. Однако вторая часть сна не на шутку напугала меня. Что всё это значит? Почему люди так презирали меня, и кто был моим спасителем?
Я провожу ладонью по лицу и поворачиваю голову. За окном уже светло, но не смотря на яркое солнце, капает мелкий дождик. Я замечаю что-то на подоконнике. Вчера там ничего не лежало. С интересом поднимаюсь с кровати и подхожу к окну, чтобы взять бумажку. Я нетерпеливо раскрываю её и читаю послание.
«Нам стоит временно прекратить наши встречи. Назрели проблемы с вашими солдатами. Будет опасно находится в лесу. Я дам знать, когда можешь прийти.
И даже не задумывайся о том, как я оставил здесь записку. Просто послушайся меня и не высовывайся ночью.
М.»
Сначала я поднимаю брови, но затем хмурюсь, понимая, что обстановка между двумя сторонами ужасна. Оказывается, тяжело знать так много всего. Но я сама выбрала этот путь, и я пойду до конца. Буду ждать следующего знака от Маркуса, после чего получу новые ответы, чтобы собрать в конечном итоге сложную картину, больше напоминающую пазлы.
Провожу пальцем по браслету. Я больше не смогу носить и воспринимать его так, как раньше. Не потому, что боюсь, а потому что уже не подхожу под его форму.
Глава 7. Церемония
Прошла уже неделя после последней встречи с Маркусом. Я всяческими способами избегаю разговоров с папой. Наши отношения уже не вернуть к прежнему руслу. Я знаю, что он всё ещё верит, что сделал правильный выбор. А я больше не уверена, что в нашем мире вообще возможны «правильные» выборы.
На запястье туго сидит браслет. Когда-то он был символом принадлежности и безопасности. Теперь он напоминает мне клеймо. Он сверкает в свете лампы – ровный, безукоризненный. Я же – нет. Я теперь сбой. Трещина в механизме. Я то, что не должно было случиться.
Сколько бы я ни старалась сохранять внешнюю ровность, внутри всё шумит. Я нарушила то, что предписано. Заглянула за грань дозволенного. И теперь всё, что раньше казалось непоколебимым, вызывает сомнение. Но я всё ещё держусь. Прячу эмоции, как учили. Не позволяю им вырваться наружу. Привычка сильнее правды. Иногда мне кажется, что если я хотя бы внешне останусь «правильной», то не утону окончательно.
Сегодня важный день в жизни Хелен. Она выходит замуж. Я уже нахожусь в комнате для невесты, чтобы поддержать подругу.
Хелен стоит перед зеркалом в прекрасном белом платье и высматривает каждый сантиметр своего тела, чтобы убедиться, что всё идеально. Её мама ходит вокруг, проверяя шпильки в волосах и поправляя золотистые кудри. Я поворачиваю голову и оглядываю себя в боковое зеркало. На мне воздушное светло-желтое платье, доходящее до колен, а на ногах бежевые на невысоком каблуке босоножки с ремешками, которые плотно обхватывают голень.
– Перед выходом обязательно повтори свою клятву, – говорит её мама и подходит ближе к зеркалу, чтобы подкрасить губы.
– До сих пор не верю, что ты будешь в браке, – произношу, подойдя к Хелен. Она улыбается и смотрит на меня через отражение, но в её взгляде что-то… выученное. Программа радости, активированная в нужный день.
– Я тоже. Всё произошло так быстро. Но Виктор – прекрасный парень. Я обязательно вас познакомлю после церемонии.
Я отвожу взгляд и подхожу к окну, откуда вижу белую арку, цветущие деревья и аккуратную дорожку, по которой спешит молодой человек. На ходу он достаёт платок из верхнего кармана пиджака, но вместе с платком выпадает что-то ещё – значок. Знакомый, до дрожи. Сапсан. Он быстро поднимает его, но не успевает спрятать, как два солдата уже подходят к нему, хватают за руки и уводят в только что подъехавший автомобиль. Парень пытается вырваться, но у него это не получается. Я ужасаюсь и прикладываю ладонь к руке. Мой взгляд перемещается влево, и я замечаю недалеко стоящую женщину лет сорока, которая, очевидно, тоже видела всё, что было. Она даже не успевает ничего сказать, как к ней подходит другой солдат и что-то вкалывает в руку. Женщина теряет сознание, солдат подхватывает её и относит к той же чёрной машине.
Браслет вибрирует на запястье, и я замираю. Сердце будто проваливается. В теле холод, но на лице ничего. Я не могу позволить себе даже испуг.
– Леа, ты меня слышишь? Леа? – Слышу отдалённый голос Хелен и поворачиваю голову.
– Прости, ты что-то говорила? – переспрашиваю я и встряхиваю головой. Мы с Хелен уже одни в комнате. Я даже не заметила, как ушла её мама.
– Я говорю, что уже все занимают свои места и тебе нужно идти. Ты в порядке?
– Да, всё хорошо, – отвечаю ей на автомате. – Удачи, Хелен.
– Спасибо, – искренно произносит она.
Я на ватных ногах выхожу из комнатки и направляюсь в зал, где будет проходить церемония бракосочетания. Голова идёт кругом от увиденного. Что будет с тем парнем? Он же Сапсан. Что с ним сделают? Неужели это не единичный случай. Может вокруг нас происходило много ужасных вещей, а мы даже не замечали или нам просто стирали воспоминание об этом. Ведь, я уверена, женщину, которая стала свидетелем, не просто так забрали.
Мне тяжело признать это, но возможно наша страна и правда пропитана лишь изъянами, а нам же говорят о достоинствах и идеальности. Это и есть «открыть глаза и увидеть истинное лицо государства»? Или это лишь малая часть всего хаоса, который создаёт правительство?
Новум – это театр. А закулисье – тьма, в которую нельзя заглядывать. Но я уже заглянула.
Я выхожу в зал. Сажусь рядом с Алроем. Он улыбается, но это пустая улыбка, одобренная Системой. Мне становится неуютно. Я смотрю на него – на его идеально уложенные волосы, ровные зубы, открытый взгляд. Как будто всё у него по инструкции. Он часть Системы, просто функциональный гражданин. Такой, каким нас делают.
– Остались мы с тобой единственные без партнёров, – говорит Алрой.
– А? Да, да, ты прав, – быстро отвечаю ему и стараюсь отбросить свои мысли и догадки. – Думаю, следующий, кто будет играть свадьбу, это ты.
– Даже не знаю, – Алрой посмеивается и проводит рукой по волосам. Начинает играть торжественная музыка, и все оборачиваются, чтобы увидеть, как идёт невеста. Я переглядываюсь с Алроем, и мы улыбаемся.
Хелен шагает вперёд, глядя на своего жениха. Она напоминает мне маленькую птичку, которую я видела в лесу. Такая же красивая, ухоженная и волшебная. Больше всего хочется, чтобы она была счастлива в браке с Виктором.
Когда Хелен останавливается возле Виктора, они заглядывают друг другу в глаза. Виктор высокого роста, у него тёмные уложенные волосы, а лицо довольно вытянутое. Он идеально смотрится с Хелен.
Сначала регистратор брака произносит недлинную речь, после чего позволяет Хелен и Виктору сказать свои клятвы. Ближе к концу самой церемонии они оба клянутся в верном служении государству, и их объявляют мужем и женой.
Я невольно улыбаюсь, представляя, что когда-то тоже буду так стоять, с человеком, подходящим по всем параметрам. Я надеюсь, что мне повезёт и будет хорошо с ним.
Лучшая часть в свадьбах – общение. Это единственный повод, когда можно хоть и немного, но всё же расслабиться. Нам разрешают короткое застолье – строго по протоколу, с едой.
Мне и Алрою, наконец, предоставляется возможность пообщаться с Виктором. Мы подходим к ребятам, как раз, когда они заканчивают разговор с какими-то гостями.
– Леа, Алрой, знакомьтесь с моим мужем Виктором, – с легкой улыбкой проговаривает Хелен и смотрит на него. Мы здороваемся и пожимаем ему руку.
– Свадьба прошла великолепно. Ваша речь, наряды, место – лучшая свадьба, на которой я была, – признаюсь я.
– Спасибо, Леа. Всё вышло ещё лучше, чем я ожидала, – отвечает Хелен.
– Мы вместе с Хелен благодарим вас за визит на наш праздник, – дополняет Виктор. У него глубокий и приятный голос. Он смотрит на Хелен по-особому. Это то, что едва уловимо и будто даже запрещено. Я не могу больше отличить.
После нескольких минут общения мы уходим. Я наблюдаю за остальными гостями. Всё организовано. Всё стерильно. Улыбки – приглушённые, одобренные. Музыка – фоновая, без ритма, чтобы не вызывать возбуждения. Никакого танца. Ни у кого. Только взгляды, кивки, идущие в такт регламенту.
Я машинально касаюсь браслета на запястье – тонкая полоса из металла, такая знакомая и такая теперь чужая. Раньше он казался мне частью Системы, необходимым элементом порядка. Теперь – напоминание о том, что я в ловушке, и каждый мой шаг под наблюдением.
Спустя некоторое время, когда всё близится к комендантскому часу, мы расходимся по домам. Хелен и Виктор сразу направляются в свой новый дом, но прежде мы прощаемся. До своего дома я добираюсь пешком, так как место празднования свадьбы находится не так уж далеко.
Наша улица уже погружена в тишину. Я захожу в дом, но не нахожу в нем папу, зато отдалённо слышу гитару. Это на заднем дворе. Направляюсь туда и вижу папу на крыльце. Он сидит в кресле и играет мелодию, напевая строчки песни, которую я знаю с детства. Ещё с моих малых лет он частенько пел мне это произведение и даже научил играть на гитаре не только его, но и несколько других мелодий.
Oh my baby, baby,
I love you more than I can tell
I don't think I can live without you
And I know that I never will.
Oh my baby, baby,
I want you so it scares me to death
I can't say anymore than I love you,
Everything else is a waste of breath.*
Папа слышит мои шаги, поэтому перестаёт играть и смотрит на меня, пока я медленно подхожу ближе.
– Ты давно не пел её, – подмечаю я и загибаю пальцы, остановившись в метре от папы. Он кивает и откладывает гитару в сторону. Я направляюсь к балюстраде и упираюсь в неё локтями. Папа подходит ко мне и становится так же. На улице уже заметно потемнело и похолодало. Руки покрываются мурашками, когда дует ветер.
– Как прошла свадьба? – интересуется отец и поворачивает голову.
– Сегодня я стала свидетелем ужасной сцены, – негромко начинаю я и опускаю голову. – В здание, где происходила свадебная церемония, направлялся парень, но, когда он доставал платок из своего кармана, у него выпал значок Сапсанов. Я не успела даже моргнуть, как этого бедного парня схватили солдаты и уволокли в машину. Какая-то женщина стояла неподалёку и не понимала, что происходит. Её тоже схватили и что-то вкололи.
– Никто не заметил, что ты видела?
– Как видишь я здесь и всё ещё помню эту ситуацию, – бросаю я и заглядываю в глаза папы. – Что будет с тем парнем?
– В лучшем случае ему очистили память, а в худшем… – папа замолкает, сделав глубокий вдох, и не решается даже продолжить. Я и без этого понимаю, что может быть в худшем случае.
Отворачиваюсь и смотрю прямо, пытаясь высмотреть границу, но это невозможно. Я молчу некоторое время, но на языке вертится вопрос, который я все-таки озвучиваю.
– Раз здесь так плохо, почему ты вырастил меня в этой стране, а не у Сапсан?
– Эта страна не идеальна, но она хотя бы даёт тебе безопасность, Леа. Если бы ты жила у Сапсан, то с детства бы была солдатом, жила с угрозой для жизни. На лагеря Сапсан постоянно нападают и убивают много людей. Из двух зол я выбрал наименее вредное. Так лучше для тебя.
– Но ты даже не собирался рассказывать мне о Сапсанах, папа! – Раздраженно бросаю я и хлопаю ладонью по перилам. Браслет звенит о дерево, и я отдёргиваю руку.
– Мне жаль, что ты таким образом узнала обо всём, но до этого момента не было необходимости посвящать тебя во что-то. Не было опасности, и я хотел дать тебе покой.
– А в итоге дал мне иллюзию. – Я выпрямляюсь, глядя на него. – Ты даже сейчас говоришь со мной как с гражданкой, а не как с дочерью.
Он молчит, а меня захлёстывает горечь обиды, и впервые я не даю ей остаться внутри меня.
– Просто сегодняшний случай… он разрушил последние остатки веры, ещё больше поменял моё мнение о нашем государстве. Я уже не знаю кому можно верить. Даже тебе.
– Леа, я…
– Мне надоели эти тайны, – обрываю папу, не дав возможность договорить. – Я хочу, чтобы в этом ужасном мире хотя бы ты был со мной откровенен. Однако ты не можешь.
С каждым словом я отталкиваю от себя папу всё дальше и дальше. Не принимаю единственного близкого человека в моей жизни. Та связь, которая была у нас с моего рождения, начинает теряться в тумане. А во всём виновата такая ужасная ложь.
Скрывая свои слёзы, я разворачиваюсь и ухожу в дом. Запираюсь в своей комнате и утираю мокрые полоски с щёк. Внутри всё жжёт от досады, и я падаю на кровать, уткнувшись в подушку. Мои пальцы нащупывают бумагу под ней. Я замираю, но после быстро достаю записку, включаю свет на прикроватной тумбочке и читаю послание.
«Приходи сегодня к границе после начала комендантского часа. Я тебя встречу.
М.»
Сердце слабо отзывается тёплым толчком. Впервые за вечер – луч надежды. Достаю из-под кровати рюкзак, складываю в блокнот бумажку и встаю. Взгляд вновь падает на браслет. Я почти снимаю его, но в последний момент всё же передумываю – не потому что хочу, а потому что знаю: государство всегда найдёт, за что наказать.
У меня меньше тридцати минут. Я должна успеть.
*Elvis Costello – I want you
Глава 8. Спустить курок
Я прихожу всё к тому же месту, где обычно встречаюсь с Маркусом. Хоть я и надела тёплую кофту, ветер пробирает до костей. Надеюсь, в лесу немного скроемся от него.
Мой взгляд падает на кусты, и я присаживаюсь около них, всматриваясь в листву и пытаясь выяснить, кто там спрятался и шуршит. Сердце замирает, но не от страха, а от предвкушения. Из кустов появляется кролик. Настоящий. Живой. Он что-то нашёл и осторожно жуёт. Я замираю. Никогда раньше не видела кролика вживую, только на иллюстрациях учебников. У нас в городе вряд ли можно встретить животных. Всё отфильтровано, упорядочено. Даже растения растут в заданных местах.
– Если ты пытаешься спрятаться, то игрок в прятки из тебя так себе, – слышу голос позади и закатываю глаза. Я встаю и разворачиваюсь, встречаясь взглядом с Маркусом. Он, как всегда, одет в военную форму. Арбалет на плече, пистолет в кобуре – привычный, настораживающий образ, но уже не такой пугающий. Хотя браслет тут же улавливает всплеск эмоций и загорается желтым. Я прячу его под рукав.
– И тебе привет, – отвечаю ему и поправляю рюкзак. Маркус смотрит мне за спину и медленно тянется к своему оружию. Я оборачиваюсь и понимаю, что он собирается сделать. – Погоди! Ты что делаешь?
– Ты бы ещё громче крикнула. У нас же свободная граница, солдаты не могут ходить, – бросает Маркус и качает головой.
– Зачем ты хочешь убить кролика? – более тихо, но с полной серьёзностью, спрашиваю я.
– В отличие от вашей страны, мы больше ориентированы на охоту. А кролик, – Маркус смотрит мне за спину, и я вновь оборачиваюсь, однако кролика здесь как ни бывало, – мог бы быть моим ужином или обедом.
– У вас нет заводов или фабрик?
– В главном лагере есть помещения, где производят оружие, шьют одежду и даже готовят еду, которая долго хранится, однако этого мало для всех. Приходится выживать таким образом.
Я молчу. Его слова тревожат, но не так, как раньше. Не так, как учили реагировать. Раньше я бы мысленно отгородилась, сохранила спокойствие, как велит кодекс Новума. Но сейчас я…чувствую. Я чувствую жалость к кролику, ощущаю беспокойство за то, как выживают Сапсаны. Очевидно, очень тяжело жить в таких условиях, но Маркус уже привык, ведь он с детства живёт среди Сапсан. Многие факты, удивительные для меня, обыденны для него. Так действует и в обратную сторону.
– Почему мы не могли встретиться в прошлые дни? – задаю вопрос, который Маркус точно ожидал. Он пропускает меня вперёд, так как тропинка сужается, а сам шагает позади. – Честно говоря, я думала, ты решил покончить с нашими встречами.
– Мы живём в непростое время и встретились не при лучших обстоятельствах, но я пообещал тебе помочь, – говорит Маркус, что заставляет меня даже улыбнуться. Невольно. Браслет снова активируется. Я одергиваю руку. Нет. Я не хочу анализировать. Я хочу чувствовать. Пусть и ненадолго. – В прошлые дни было слишком опасно пересекать границу и разгуливать по лесу. Ваши солдаты ходили здесь, искали что-то. Я решил переждать, когда всё уладится.
– Есть вероятность того, что я могу попасть солдату, а тебя рядом не будет?
– Безусловно. Вероятность есть всегда, Леа. Но на мне теперь лежит ответственность за твою безопасность на этой территории.
– Ты так добр ко мне, Маркус, – признаюсь я, пока не вижу его лицо. Иначе мне было бы неловко говорить это, смотря ему в глаза. – Меня это удивляет. Ты поверил неизвестной девушке, которая оказалась в лесу и искала ваш лагерь, рассказал о Сапсанах и всё ещё продолжаешь встречаться со мной, хотя это очень опасно.
– Меня так воспитали. Я привык помогать людям. Конечно, сначала ты показалась мне угрозой, но раз ты косвенно касаешься Сапсан, я готов идти на такие жертвы.
Слова задерживаются в груди теплым осадком. Я молчу, но пальцы сжимаются – браслет снова напоминает о себе. Он мой якорь, напоминание о системе, о контроле, о том, что чувства – это слабость. Каждый раз, когда он фиксирует эмоциональные всплески и отсылает сигналы, я не знаю, что мне делать: быть собой или слушаться?
Я гражданка Новума. Я не должна радоваться, не должна чувствовать тепло, смотреть на луну и думать, что это красиво. Я должна анализировать, докладывать, подчиняться. Но в эти минуты… я уже не уверена, что это правильно.
– Мой папа знает твоих родителей? – задаю вопрос. Вдруг наши родители общаются. Стало действительно интересно.
Мы выходим на широкую дорогу и теперь идем вновь рядом. Я осматриваюсь и понимаю, что мы подходим к озеру, которое я видела на второй день нашего знакомства.
– Не знаю. Не могу ответить на этот вопрос, – довольно кратко и резко отвечает Маркус. Очевидно, он не любит затрагивать тему, связанную с родителями. С ними что-то случилось? Не буду навязываться и расспрашивать, хотя любопытство уже готово вылезти наружу.
Мы спускаемся к воде, и я с разглядываю воду, переливающуюся при свете луны, разглядываю траву и следы животных. Мы садимся на берегу, а вода оказывается почти у наших ног. Я вдыхаю так глубоко, как будто впервые дышу. Здесь чувствуется некая свобода. И я, с удивлением, хочу остаться. А в городе…всё иначе. Может я внушаю себе, но обстановка там словно давит на меня. Я смотрю на людей, которые сдерживают себя, не показывают чувства и пытаются казаться теми самыми идеалами, к которым стремится наша страна уже столько лет. Я ведь сама такая же – слежу за каждым своим словом, движением, мыслью. Все это время мне казалось, что контроль – это путь к гармонии. Так говорили все. Но теперь… может, я просто жила в клетке?