
Полная версия
Когда ошибается киллер
– Валетова, Глухарь, Перевалова – завтра в девять на пробы, – решительно выбрал Смольков самых крупных женщин из труппы. – Представим подходящих кандидатов, инцидент будем сглаживать. Есть возражения?
Самоотводов не последовало, тройная сцена нечаянной радости, ахи-охи-восторги. Сухопарая Лара Ковряжкина заела в досаде губы – ее не блеснувший талант оказался опять невостребованным.
– С вас хороший коньячок, девочки, – пошутил режиссер и направился в коридор, конфликт по телефону утрясать.
– Три коньяка, Романыч, – крикнули вслед «девчонки», каждой за сорок. – Тебе, Анне и Ирке-простодырке! По три бутылки каждому! Проставляемся за попытку!
Голоса не сразу умолкли, и страсти не желали утихать, но сценарий мы все-таки выслушали. В отсутствии яркой Алины, которую, как я и думала, заменить оказалось не кем, Василий Петрович применил популярный в последнее время прием: вместо одной главной героини, выпускал на сцену компанию из четырех подруг. Пусть каждая блеснёт, чем Бог послал.
Идея пьесы такая: четыре молоденькие мошенницы, ловко обводившие вокруг пальца простоватых наших сограждан, в колонии подружились, образовали семью. Жить семьей, на сленге женской тюрьмы означает держаться вместе, делить друг с другом посылки. Интимные отношения вовсе не обязательны, но могут иметь место, понимаете сами.
Подруги у Василия Петровича получились веселые. В противовес «Убивицам», первый акт «Далеко ли, близко ли» задуман почти в комедийном жанре. Посмеются зрители от души. И над собой, простотой неотесанной, МММ-мами ученой-недоученной, и над девчонками, чьи бесшабашные выходки на свободе часто заканчивались прыжком в последний вагон далеко идущего поезда. Без копейки в кармане, без видов на будущее.
Предполагалось, подруги-сорвиголова покуролесят в колонии, разгонят тоску-печаль. Не знаю, насколько это правдоподобно. Скорее – немыслимо. Но искусство, как объяснил нам Штуцер, вовсе и не обязано тупо отображать действительность. Искусство – это преломление действительности через призму замыслов автора.
Второй и третий акты поразили и расстроили нас всех. Комедия сменилась трагедий. Одна из подруг повесилась, узнав, что любовник на воле украл все ее накопления и с молодой женой укатил на Канары. Вторая изувечилась на лесоповале. Третья, на том же лесоповале, убила надзирательницу и сумела бежать. Четвертая приняла вину на себя, ее расстреляли.
Как раз в этом месте, в ответ на выкрики труппы, что смертная казнь в России отменена с девяносто седьмого года, Штуцер выдал нам тезисы об авторской точке зрения, преломляющей действительность до неузнаваемости. Или до более выпуклой узнаваемости, так с его слов получилось. Нагнал жути и сидит, посмеивается:
– Кого расстреливать будем?
«Только не меня», – мелькнуло в голове.
– Евгения, я думаю ты справишься. Никто, кроме тебя, так трогательно не сыграет ожидание материнства, – решительно заявил Смольков и толкнул распечатку с ролью в мою сторону.
Ухватила, куда деваться. Мошенница на доверии Татьяна попадает в колонию на пятом месяце, других залетных в труппе не оказалось.
Постепенно все разобрали листочки, где побольше текста, где поменьше, даже Лариса Ковряжкина получила возможность пару раз высказаться со сцены. Анну Михайловну вновь выдвинули в старшие. Ирина, в наказание за инициативу, будет молча изображать серый фон.
А в качестве палача никто выступать не хотел. Уперлись парни – и точка. «Не будем, – говорят, – целиться в женщину, да еще и в беременную, даже деревянным пистолетом. Ты, Петрович, подумай, может завтра к утру что-то дельное выдашь».
Но Штуцеру проще не хотелось. Мечтал он публику в очередной раз встряхнуть, слезу из нашего циничного современника выбить. Обычно, самодельный сценарист критику вдумчиво воспринимал, легко шел на исправления. А сегодня уперся.
– Что особенного в этой роли? – аргументировал. – Выйти из правой кулисы на пять секунд, поднять руку, нажать на курок. Артист должен все уметь: и умирать на сцене, и убивать. И Авеля играть, и Каина. Классика.
– Ты, Петрович, нам классикой мозги не затуманивай, до Шекспира не дотянуться, ни нам, ни тебе, – высказался Степан, тридцатилетний парень с соломенной шапкой волос и голубым ясным взглядом, самый авторитетный из мужского состава. – Не исправишь сценарий – сам будешь стрелять.
– И выстрелю! – заартачился Штуцер. И указательный палец выбросил в мою сторону: – Бах! Бах!
Я вздрогнула и побледнела. Всем сделалось неприятно, женщины зашумели. А сценарист откинул назад обросшую челку, усмехнулся глумливо, довольный. И сразу стало заметно, что сегодня опять подшофе.
Режиссер не принимал участия в споре, задумчиво переводил взгляд с одного лица на другое. Искал иной вариант концовки спектакля, не менее трагичный и эффектный.
– Оставим вопрос до завтра, – сказал примирительным тоном.
– Утро вечера мудренее, – подтвердила баба Люба, и многие закивали.
И никто не задал вопрос: а хочется мне быть расстрелянной?
А я над этим ответом промучилась целую ночь. И так, и эдак перечитывала сценарий, над линией Тани думала. Чернота проливалась в окна, и чем больше кругов наматывала востроносая стрелка будильника, тем хуже мне становилось. Нервы съехали с тормозов, беспричинный, панический страх поднимался из темных глубин. Выпила валерьянки, наполнила горячей водой пластмассовые бутылки, уложила с собой в постель. И долго читала «Богородицу», умоляла защитницу материнства пожалеть моего ребенка.
Тяжелый провал, нервозный… Я выхожу на сцену, навстречу пьяному Штуцеру… Палач поднимает медленно сверкающий пистолет, наслаждается непритворным испугом в затихшем зале… Вороной, настоящий, заряженный!.. Деревянный потерян! Он был, на столе лежал, за кулисой!.. Я оглядываюсь… Во тьме дрожит в конце коридора худой силуэт Убийцы… Дуло целится мне в лицо!.. Два выстрела грохнули разом!
Я дернулась и проснулась. Надрывно стучало сердце, тоскливо заныл живот. Спокойно, малыш, спокойно. Твоя мама тебя защитит, она приняла решение. Я знаю, кто мне дороже и чем можно легко пожертвовать.
Глава 11. Цинично, практично и современно
Со вторника, творческий тандем приступил к репетициям новой постановки. На осмысление творческой задачи, на глубокое проникновение в каждый образ, на умение согласованно, искренне донести до зрителя задумки автора и тонкости человеческих характеров, труппе давалось три месяца будней. Это очень и очень мало.
По выходным предстояли поездки. Забегая вперед, скажу: с гастролями самодеятельные артисты справились – и денег подзаработали, и впечатлений поднабрались. В понедельники хохот в гримерках не утихал, вспоминали и то, и это. И дружно ругали администратора – грубую и зазнаистую Агнессу Строцкую. Я кататься по Подмосковью не рискнула, роль Зинаиды в «Убивицах» досталась другой.
Как обычно, в меру пьяный Штуцер в который раз удивил нас высоким профессионализмом и знанием коллектива. Повесил на стену расписание репетиций на июль месяц, и труппа с графиком согласилась. Учел всевозможные факторы: график работы каждого, время поездки до ДК, наличие не работающих членов семьи, способных сидеть с детьми, покуда мама и папа в свое удовольствие лицедействуют. Разбил команду на группы, меняющие состав по мере отработки отдельных сцен. Каждый обязан репетировать в определенные часы, от и до. Каждому на смену приходят другие, не менее занятые товарищи. Артисты работают два-четыре часа в день, в зависимости от объема и сложности роли. Романыч с Петровичем руководят с полудня до девяти вечера. Жестко, конкретно. Ни заболеть нельзя, ни ваньку на сцене свалять – нарушение почасового графика отразится на всем коллективе.
Во вторник, подружки-мошенницы обязаны были предстать пред ясные очи тандема как раз в двенадцать часов. С просмотра нашей компании начинался трехмесячный марафон. С утра я твердо решила отказаться от роли Татьяны, но не знала, как подойти с самоотводом к Смолькову. Раскричится суровый, обидится. Едва отношения стали налаживаться – такая неблагодарность с моей стороны.
В театр приехала пораньше. Хотела со Штуцером встретиться, он мужчина душевный, поймет и простит. Но Толстый и Тонкий (еще одно милое прозвище наших руководителей, произносимое шепотом) удалились в кабинет администратора, выяснять, когда и в каких помещениях позволят нам репетировать. Не сможем мы зрительный зал безвылазно занимать, там фильмы идут, концерты
В гримерке грустная Ира зашивала по шву футболку.
– Привет! А что ты так рано? Тебе вроде бы к четырем?
– Репетировать к четырем, а за ходом репетиций следить может каждый. Романыч с Петровичем только за.
– И зачем тебе это надо?
– Как зачем? – Девушка удивленно подняла фиалковые глаза, сегодня в них не было легкомыслия. – Простая ты очень, Евгения. Бороться тебе не приходится, все легко тебе достается. – Из голоса исчезла теплота, на смену пришло обвинение и отчужденность.
Н-да… Похоже, за глупым упреком скрывается что-то конкретное. Новый «факт моей биографии», придуманный кем-то завистливым. Купировать новую сплетню необходимо в зародыше, почему я должна миндальничать?
Бросила сумку, уселась на стул, и в фиалковые гляделки с напором жестким уставилась:
– Ирина, ты обо мне ничего не знаешь. Какое право имеешь придумывать ерунду?
– Вывод сделать не трудно, – пошла в наступление девушка, – не успела прийти – и сразу на главную роль! А я здесь полгода маюсь… – Хорошенький ротик дрожал, по щекам заструились слезы. И опять ее стало жалко. А с другой стороны, сама опустила счастливый случай. От мужа гулять негоже, какая свекровь потерпит?
– Да знаю я, что ты думаешь. – Ирина скривилась в досаде, перекусила зубами нитку. – Ты как мама моя деревенская, о семейных ценностях кудахчешь.
– Не помню такого случая.
– А о нем вспоминать не надо, этот случай у тебя на лбу написан. «Я – жена мужу верная!» – плакат в три аршина.
– Предположим, есть такой плакат. Он что, тебя задевает?
– Бьет по лицу! Олег перед отъездом четко объяснил: хочу, чтобы ты пробилась в актрисы, и не важно, какую цену придется нам заплатить. Если хочешь стать звездой – поработай-ка …! Мой муж – человек практичный, постельный вариант не исключает. И вдогонку добавил: не прорвусь на ТВ – полечу назад в свою Осиновку, впереди самолета руками буду махать. Длинноногих девчонок в столице немерено, другую себе найдет, сразу из театрального. Бзик у него такой – хочет своей бабой с экрана любоваться, бахвалиться перед друзьями.
Вот так история. Цинично, практично и современно. Интересно, тактика Олега типична в актерской среде?
– А что же он с Анной Михайловной планами не поделился? Она тебя выставит из квартиры, придется по частным побираться.
– Меня? Из квартиры? – Ирина аж засмеялась. Перепады ее настроений сегодня сбивали с толку. – Это она-то? Меня!
– А что удивительного? У Олега мама серьезная, баловства не потерпит.
– Очень много ты знаешь, Евгения! На что угодно глаза закроет! Здесь пальцы веером гнет, а дома травушкой стелется, – доверительно зашептала девушка: в соседней гримерке скрипнула дверь, послышались голоса.
История принимала неожиданный оборот.
– Да ну? – возразила я недоверчиво, подстегивая болтушку к новым откровениям. Уж очень хотелось услышать, чем Ирочка объясняет столь странную метаморфозу?
– Пятикомнатная в центре принадлежит Олегу, ему одному, понимаешь? Он меня прописал, как жену. И я, как прописанная жена, имею право в квартире оставаться, пока благоверный не выставит в случае развода. Только я не спущу мерзавцу, в тот же день подам на обмен. Часть жилплощади отсужу или получу свою долю в денежном эквиваленте.
– С Жилищным кодексом я знакома, там теперь новые правила. Право собственника превыше интересов второго супруга и даже детей. Ничего ты не получишь, если Олег добровольно не вздумает поделиться. Рога мужчину щедрее не делают.
– Фи, как я напугалась! Умные бабы в Москве с мужика на мужика скачут, только брюлики бренчат, не один закон обошли. У тебя та же ситуация. – И хитренько подмигнула.
У меня?? Чтоб я с Сашей судиться? Разрушать единственное жилье, которое он от погибших отца с матерью получил? Уеду тем же днем, как стану не нужна. Тьфу-тьфу-тьфу, никогда не уеду! Наша любовь не лопнет как радужный мыльный пузырь!
– А у Анны Михайловны, – изливала душу болтушка, не замечая моей нарастающей антипатии, – однокомнатная в Немчиновке. Почувствуй разницу. Она в ободранной хрущевке четверть века домочадцам кровь сосала. Муж не выдержал, убежал, дочь выросла и смылась заграницу. Сын стал хорошо зарабатывать – отдельные хоромы себе построил, свободно зажил, как хочется. А когда в Канаду собрался, решил помириться с мамой. Попросил помочь молодой жене в Москве освоиться, в театральный институт поступить. И конвертик тугой оставил, чтобы ректору подарила.
– Даже взятка не помогла? – мой голос выдал невольное разочарование.
– Да не было никакой взятки! – с жаром пожаловалась Ирина. – Посмотри на ее шмотки, на бриллианты! Пришла к нам нищая, уедет королевой. Олег шлет большие доллары из-за бугра, чтоб оплачивали репетиторов. Она все себе загребает, пристроила меня в занюханную самодеятельность. Надеется, шанс подвернется, бесплатно протолкнет сноху на телевидение. И сыну угодит, и карманы набьет.
– Но шанс уже опущен… По твоей вине.
– По моей?! И ей все поверили! – возмущенно взвилась девчонка, фиалковые глаза блеснули злым огоньком. – Ты слышала, что сказала: «Сын приедет, сам разбирается». А Олегу не пишет, не звонит. Знает: сама сплоховала, не вовремя сунулась. Юлиану свидетели не нужны, у него Агнесса ревнивая, попросил нас отчалить с миром. Я на себя вину приняла, в давалках теперь хожу, а она оскорбленное достоинство корчит. Олегу ее достоинство до фени. Приедет весной – все ему расскажу.
И Ирина с усиленным рвением принялась за дыру в колготках.
– Сегодня опять перевод за меня получила, по бутикам отправилась, – процедила с нескрываемой ненавистью.
Я сидела в растрепанных чувствах. Конкретные, уверенные представления о поневоле сплоченной парочке рассыпались как карточный домик. И собрать его было уже невозможно.
Девушка подтолкнула в мою сторону кулек с трюфелями. Я машинально развернула обертку, положила конфетку в рот. Воевать с невезучим созданием уже не хотелось.
– А зачем ты пришла до двенадцати? Я так и не поняла. О моей простоте не начинай, ладно?
Ирина вздохнула:
– Штуцер предложил четырех актрис на главные роли. Но никто не утвержден окончательно и дублирующий состав не набран.
– Запасной состав? Как в хоккее?
– Конечно. Запасные артисты, которые знают назубок чужие роли и все требования режиссера, крайне необходимы. Сама посуди. У Анжелы, – начала перечислять Ирина основной квартет, – женихи за границей. Дождется вызова, вмиг все бросит и свалит.
– Жених?
– Женихи. Ой простая же ты, Евгения… Чтобы добиться вызова одного богатенького Буратино, немца, француза или американца, надо писать сразу многим, на их языках. Анжела на переводчиков работает. Между делом, ломится на телеэкран.
Смотри как интересно!
– А у Даны ребенок до года. Бабушка нянчится, но и она человек, в любой момент может заболеть. Замена Данке будет необходима. Славка Рудюк вечно мотается по командировкам, на нее серьезно рассчитывать не приходится. Но танцует классно, поэтому Штуцер ее выдвигает. Ну и ты… Сама понимаешь.
– Ты хочешь выучить все роли, чтоб в нужный момент дублировать любую из нас?
– Да нет, так не делается. – Ира опять откусила нитку. Надо бы ей сказать, что от дурной привычки на резцах образуются противные желтые выемки.
– К двенадцати приду не я одна. Всегда есть несколько человек, мало задействованных в эпизодах, зритель их в упор не замечает. Таким людям можно поручить вторую роль. Быстренько переоденутся, перегримируются – и снова на сцену. Мы сядем тихонько в зале, будем думать, вникать, прикидывать, кому какой образ по плечу. И Штуцер со Смольковым подумают и что-то непременно нам предложат. Не вечно будет Жирков бояться своей кобылицы. Однажды придет на спектакль и опять увидит меня…
Последние слова прозвучали с такой убедительной, с такой наивной надеждой, что сердце мое заныло. Когда Иннокентий кидал через стол роль Татьяны совсем посторонней дамочке, он как будто бы позабыл, скольким пылким, самоотверженным мечтательницам эта дамочка переходит дорогу.
Глава 12. Что одним очевидно, для других неразборчиво
Вчера Василий Петрович велел основному квартету: внимательно вчитывайтесь в тексты, прочувствуйте нутром своих героинь. Каждая мошенница своеобразна, на подруг не похожа ни внешностью, ни характером, ни способом рискованного заработка. Чужой личностью надо проникнуться, надо суметь ее обыграть. Зрителю будут интересны неповторимые образы, неординарные женщины, которые скажут на сцене новое слово.
Насчет новизны не уверена, с современной драматургией знакома плохо. Да и наш сценарист, похоже, литературными изысканиями не озабочен, в оригинальности продвигаемых идей по наивности не сомневается.
В двенадцать прозвучал сигнал, мы вышли на сцену. Иринка и несколько девушек заняли места в зале, подальше от руководства. «Талантливой» Ларисы в группе не оказалось, похоже, роль в пару фраз успокоила ее честолюбие. Почему я ищу постоянно взглядом эту стервозу? Молчаливо злорадствую? Или остерегаюсь удара из-за угла?
– Сядьте на стулья, – приказал нам Смольков, – я хочу видеть, как вы смотритесь вместе. Анжела, начинаем с тебя. Прочти монолог.
– Монолог? Разве надо знать наизусть? – Внутри что-то екнуло, словно школьные годы вернулись, и учительница зовет к доске, а я параграф не выучила!
– Конечно, – шепнула Дана, – Мы должны показать, как видим свою героиню. Ты разве не знала?
– Мне никто не сказал.
– Но это же очевидно!
Что одним очевидно, для других неразборчиво. Досадно, сейчас опозорюсь… Ну и ладно, одно к одному.
Меж тем Анжела подошла к краю сцены. Это было незаурядное зрелище, даже со спины. Первое, что цепляет взгляд, и до-о-олго не отпускает – невероятно длинные, неестественно ровные ноги, переходящие в узкие, аккуратно округленные бедра. Взгляд поднимается, поднимается, поднимается… Любуется легинсами в узорах кофейных роз…
Уф, перешла в отрыв. Под свободной шелковой блузой талия не заметна. Зато выступает бюст, вторая шикарная неестественность этого выдающегося организма. Большой бюст, широкий, накаченный и, как ни печально, обвисший. Говорят, галлоны силикона необходимо время от времени обновлять, иначе эффект теряется. Глядя на нашу Анжелу, этому веришь. Не сумела девушка пристегнуть достойного спонсора в первый год своей роскошной индивидуальности, теперь реставрационные работы не по карману.
Выше метра семидесяти – тонкая шейка и маленькое невыразительное личико в квадрате прямых и долгих черных волос. Так ходят все стильные блондинки и все продвинутые брюнетки России. Эти дамочки однотипны, словно куколки на витрине, их старательно ухоженные фейсы теряются в окантовке выпрямленных локонов.
Но наша Анжела не потеряется. Актриса сменила простоватое личико на умное и насмешливое, задорно улыбнулась, превратилась в Жаннетту. И выдала вдруг циничное откровение девушки-хакера, поимевшей со всех позиций соплеменников-простофиль в безликих сетях Инета. Продавая товар без товара с предварительным платежом, предлагая «почти бесплатно» «чудодейственные лекарства», «продвигая» детишек и взрослых на главные роли в фильмах, которых никто не снимал… Да разве все перечислишь? Богат прохиндей на лапшу, а лох на обвислые уши.
Принцип мошенничества в России примитивен, но он безотказно срабатывает: жаден русский народ на дешевку, боится упустить «счастливый случай». В финансовом и правовом отношении безграмотен, своей головой не думает, привык на указания надеяться. Получит новый расчетный счет в сообщении на телефоне или «в письме из банка», на него и спешит, наивный, кредиты платить. В результате – очередное массовое ограбление. Изящно, стерильно, анонимно. С миру по возможности – Жаннетте миллионы, заграницу, на тайный счет. А счетов у умницы множество.
И почти никто не обидится, в милицию не побежит. Люди знают: никто не будет копейки наши искать. Посмеются над дураками: сами денежки отстегнули.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
На момент написания книги, такого телеканала нет.
2
О встрече Саши, Жени и Арсения Беркутова читайте в триллерах В. Василевской и Г. Соловьёвой «В кого стреляет Охотник?» и «Мои миллионы для Яночки».
3
Романс «Гори, гори, моя звезда», слова Вл. Чуевского.
4
Романс «Нищая», слова Пьер Жак Беранже, перевод Дм. Ленского.
5
События нашей истории происходят в 2003, здесь и далее герои говорят о более тяжелой криминогенной ситуации в России в начале века, в сравнении с положением дел в наше время. Но авторы полагают, читателей больше интересует ситуация на сегодняшний день.
Стараясь как можно точнее раскрыть тему преступлений женщин в России (в том числе, осужденных за самооборону в бытовых условиях), мы просмотрели материалы из официальных источников.
Общее количество заключенных в России в разные годы, согласно данным статистики:
2004 г. – 763 115 человек, из них 35 994 женщины – 4,7% от общего числа.
2008 г. – 883 723 человек, максимум в 21 веке, из них 55 992 женщины – 6,3%.
2016 г. – 630 155 человек, из них 49 361 женщины – 7,8%.
2020 г. – 482 888 человек, из них 39 385 женщины – 8 %.
2024 г. – 313 304 человек, минимум в 21 веке, количество женщин не указано.
А вот данные о домашнем насилии. Согласно Википедии:
– Преступления на фоне семейно-бытовых конфликтов находятся у нас на втором месте – от 14 до 24% от общего количества преступлений в разные годы.
– Первое место занимают преступления против собственности и махинации в сфере экономической деятельности – более 60%.
По данным МВД за 2015-2022 годы:
Общее число погибших в результате домашнего насилия
варьируется от 682 до 1060 человек в год,
из них от 22 до 39 несовершеннолетних,
от 243 до 448 женщин,
от 499 до 756 мужчин.
Данные не полны. Лишь с 2021 (!) года в статистику преступлений, совершаемых на семейно-бытовой почве, стали включать преступления, совершаемые сожителями.
Но, даже опираясь на эти цифры, можно сказать: в нашей стране в своем доме, в результате семейных скандалов,
каждые 12 дней погибает 1 ребенок,
каждые 10 дней – 9 женщины,
каждые 2 дня – 3-е мужчин.
Как сообщает Российское информационное агентство «Новый день»:
«79% российских женщин, осужденных в 2016-2018 годах за умышленное убийство (ч. 1 ст. 105 УК), защищались от домашнего насилия.
Еще 52% россиянок, спасавшихся от мужей и сожителей, получили срок по ч. 4 ст. 111 УК («Причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее смерть»). Об этом сообщают издания «Медиазона» и «Новая газета», которые совместно проанализировали более 4 тысяч приговоров по двум вышеуказанным статьям.
Как выяснили журналисты после изучения 1,5 тысячи приговоров 2011-2018 годов об убийствах при превышении пределов необходимой обороны, 91% женщин осудили за защиту от партнеров и родственников-мужчин.
В исследовании отмечается, что россиянок по тяжким уголовным статьям приговаривали к заключению на срок до 15 лет. Если речь идет о более мягкой статье – превышении самообороны (ч. 1 ст. 108 УК) – наказание составляет до двух лет лишения свободы. «В этом случае женщинам приходится сидеть в тюрьме лишь потому, что они не могут защититься от агрессоров голыми руками», – указывают журналисты.
В 97% приговоров женщинам орудием убийства был кухонный нож. Экс-следователь пояснил, что следователям проще и выгоднее расследовать подобные преступления как убийство, а не как самооборону или превышение ее необходимых пределов.
По словам адвоката Елены Соловьевой, судьи, обвинители и адвокаты обычно обвиняют подсудимую в том, что она терпела насилие и сама довела ситуацию до «трагической развязки». В заключениях психиатрических экспертиз зачастую говорится, что состояние женщины нельзя считать аффектом, поскольку «насилие для нее носило системный характер» и она должна была к нему привыкнуть.