Когда ошибается киллер

Я молча кивнула, запал противодействия истощился.

– Сегодня разборок не будет, всем душеная благодарность! Играли все замечательно, кроме белой дурной вороны! Жду завтра всех к четырем. И не надо взглядом канючить, все новости тоже завтра.

– Не томи, Романыч, кого забирают? – послышались требовательные голоса.

– Не меня, почему-то, – развел руками маэстро и двинулся в сторону зала. Труппа разочарованно загудела, на лицах мужчин и женщин проступала тревожная надежда. Всю ночь будут маяться, бедолаги, о большом экране мечтать. Едва не ревя от обиды, я пробралась в гримерку.

– Ну что, выпендрилась перед Жирковым? – повернулась Анна Михайловна. – Всех растолкала локтями.

– Не нарочно, так получилось.

– А ты постарайся, чтоб впредь у тебя по-человечески получалось. Не одна ты на сцене, о товарищах надо думать.

Я смочила тампон молочком, утирала слезы вместе с гримом.

– Зря вы сердитесь, Анна Михайловна, – проворковала Юлия. – Первый раз человек на публике, куда занесло, там и прибилась. Не плохо она дебютировала, по-своему, не по-Смолькову, вот он и бесится.

– Дебютировала? Ты думаешь? Откуда бы столько прыти? Монолог на ходу сочиняла? Ни в жизнь не поверю.

– Мне кажется, мама…

– А ты, дурында, помалкивай. Сидит, коленки раздвинула, весь сникерс наружу. Из-за тебя человек, может, руку сломал. Так бы и треснула.

Ира быстренько отошла. Жаль девушку. И личиком, и статью хороша, но неловкая, бесхарактерная. Как она с паучихой-«мамашей» под крышей одной уживается? Надеюсь, до рукоприкладства не часто дело доходит? Почему моя героиня сидит за убийство мужа? А если через неделю рассказать про убийство свекрови? То-то рты все поразевают.

– Одевайся скорее, во дворе ждет сюрприз, – шепнула мне Юлия.

Я смочила новый тампон холодной водой, остудила лицо. Полнейшее опустошение, ни торжества, ни обиды. Неврастеническая релаксация.

– До свиданья, Анна Михайловна. Иринка, пока.

Пускай «проницательная» особа остается с досужими домыслами. Дебютировала, не дебютировала, какое ее полезное дело? Не в моем характере объясняться.

Глава 7. Счастливчиков пропивают

Сюрприз, в самом деле, имелся. Он стоял у служебного входа, картинно опираясь на блестящий синий «Фольксваген». Два букета шикарных роз и вечерний черный костюм эффектно выделяли молодого высокого адвоката среди простоватых поклонников наших товарок. Заметив приближающихся дам (я спрятала повязку за спину подруги), Беркутов обаятельно улыбнулся, шагнул навстречу и каждой вручил цветы.

– Поздравляю, Юленька, вы играли блестяще, – польстил приме, галантно целуя холеные нежные пальчики. Девушка расцвела от удовольствия.

Меня чмокнул в щеку, легко, по-приятельски:

– С дебютом тебя, театралка. Не устаешь меня удивлять.

И тотчас заметил бинты.

– Это что? Травма? В самом деле, плохо упала? – На лице непритворная тревога, почти испуг.

– Арсений, растяжение – не травма, а мелкое недоразумение. День-второй, и пройдет.

– Уверена? Заедем в медпункт?

– Не заедем, из принципа. Чем реже обращаемся к врачам, тем активнее работают наши внутренние ремонтные мастерские. Мое кредо – болезнь без посторонней помощи.

– Жень, ты с этим кредо поосторожнее. Один мой приятель, знаешь, книжечку приобрел, о прелестях самолечения. Трое суток животик грел, аппендицит себе вырезать не догадался. Когда мы с классом встречаемся, на могилку к нему заходим.

– А мы бы зашли перекусить, – кокетливо выдала Юлия. Не может девушка в сторонке оставаться, перетянуть внимание на себя – страсть и цель ее жизни.

– Я ждал этого предложения, – с улыбкой отреагировал наш кавалер, тряхнув рассыпчатыми кудрями, – и даже зарезервировал столик в ресторане через дорогу. Прошу вас, милые дамы.

И локти согнул колечками. Мы ладошки в сгиб положили и легкой красивой троицей направились к переходу. Тут я стала соображать: Арсений посмотрел спектакль. Юлия позвала, мое мнение не спросила. Теперь «опекун» доложит бдительному супругу и про поздние возвращения, и про падение на сцене. Проработок не оберёшься.

Метрдотель предложил нам столик в уютном уголке, подальше от оркестра, официант подал меню. Я к этим новомодным меню с неведомыми названиями грамотно приспособилась – по картинкам ориентируюсь. Хороший кусок мяса со знакомыми овощами – предел желаний, экспериментировать не люблю.

Юлия долго и въедливо выбирала малокалорийный салатик, спрашивала у Арсения совета кокетливым детским голосом. Знаю я эти «наивные» закидоны. Вроде глупостью отдают, а воздействуют на мужчину, устремляют все его помыслы в заданном направлении. Аллочка Самохвалова, подружка нижегородская, исключительно в детской манере с обладателями раскрученного бизнеса разговаривала. Проживает теперь в трехэтажном особняке, двоих дочурок воспитывает.

Интонации Юлии намекали на грядущий интим, приятный и беспроблемный, полуопущенные ресницы, густые и длинные, призывали на штурм «этой недотроги». Арсений излучал обаяние, призывов «не замечал». А пока выполнялся заказ, танцевал с обеими спутницами.

– Ты видела, кто причалил? – вернулась к столику Юлия и деликатно взглядом указала мне за плечо. – Не оборачивайся!

Опять?

– Неужели Жирков с Акулиной?

– Юлиан с женой и сыном, Смольков с супругой, Штуцер с внучкой. Счастливчиков продали, пропивают.

Так вот вульгарно пьянствуют? Я слегка повернула голову, сделав вид, что стряхнула пылинку. Семейная компания за сдвоенным столом производила самое респектабельное впечатление. Творческий тандем успел переодеться в вечерние костюмы. Невысокий кругленький Юлиан обхаживал сухопарую супругу, красивую из салона. Болезненная и бледная Елена Смолькова пришла в ресторан будто вынужденно, с усилием поддерживала беседу. Высокий парень и маленькая девушка сидели к нам спинами, их лиц я не разглядела.

Официант аккуратно порезал мне мясо по-французски и любезно пристроил вилку к левой руке. Аппетит закричал в два голоса, обсуждать навязшее в зубах не хотелось. Но Арсений поддержал беседу, очевидно, был в курсе событий:

– Скоро на всю страну запоете романсы, Юленька?

Девушка аж скривилась и тон игривый оставила.

– Издеваетесь? В этом виде?

– Нисколько не издеваюсь, – назидательно молвил Беркутов, – Считаю все ваши комплексы затянувшимися, надуманными. А если вид удручает, значит, с ним пора распроститься.

Непробиваемый субъект. Разговаривает с соблазнительницей, словно доктор на сеансе психотерапии. Обидеть ничуть не боится.

– А вы знаете, сколько стоит ринопластика? – взвилась Юлия. – У меня пошло нет денег! Я адвокату Кобенкову все отдала, а взамен получила два месяца ада! Меня на зоне за детоубийцу держали, а вы знаете, что такое детоубийца на зоне? Меня насиловали шваброй, меня били до посинения! А как узнали, что дело мое пересматривается, лицо кирпичом изуродовали, чтоб клеймо на всю жизнь осталось! Куда я теперь годна? Ни в школу вернуться, ни частные уроки давать. Родители меня стороной обегают, бывшие ученики в глаза издеваются, друзья прячутся, нигде поддержки нет. В театре копейки дают, дай Бог прокормится…

И девушка вдруг заплакала, тихонечко, горько. Я даже жевать перестала, когда весь ужас представила. Не убила она ребенка, а кому на зоне докажешь?

Арсений подал Юле салфетку, задумчиво похлопал по плечу:

– Ну-ну, возьмите себя в руки, можно что-то придумать. А прошлым махать как флагом – занятие бесперспективное. Убрать вам пора клеймо, однозначно. Лицо очистится – на душе станет светлее, и новая жизнь начнется. Молодая, красивая, талантливая – сколько радости впереди!

– У меня брюлики сохранились, Юра дарил, – подняла голову Юлия. В васильковом взгляде просыпалась надежда. – В банковской ячейке лежат, я их продавать боюсь, обманут.

– Как пить дать обманут, – авторитетно подтвердил адвокат. – Драгоценности следует предлагать знакомому ювелиру. Есть у меня человек, кой чем мне обязан. Вы, девочки, прогуляйтесь, носик попудрите, а я позвоню.

Адвокат достал телефон, мы направились в женскую комнату.

– Так я и сделаю, – вдохновилась девушка, остужая пылающие ланиты водой из-под крана. – Покопаюсь в Инете, клинику подберу, и завтра – на консультацию. Акулина к нам приходила не в первый раз, не в последний.

– Кто хочет пробиться на телевидение, милостей Акулины не дожидается. Станешь красавицей, сама подойдешь к Юлиану, он не сможет тебе отказать.

– И верно, – хихикнула девушка, – никто мне еще не отказывал, кроме зазнайки Беркутова. Он что, к тебе не ровно дышит?

Так-так-так, вместе с хорошим настроением, к нам возвращается беспардонность.

– Ты откуда это взяла?

– Я не слепая.

– Знаешь, Юль, иногда очень хочется, чтоб кто-то срочно ослеп. Углубится в свои проблемы, перестанет копаться в вещах, которые его ни разу не касаются.

Конкретная фраза, запрещающая развитие темы. Но прямолинейностью Юлию не проймешь.

– Значит, правда? Я угадала? – И посмотрела требовательно. Колись, подруга, хитрость твоя белыми нитками по черному вышита.

Пришлось объясняться, в подобных вопросах недомолвки опасны. Семейные недоразумения к хорошему не приводят, недаром половина вступающих в брак разводятся в первые четыре года.

– Мой муж и Арсений – друзья. Не давняя дружба, но крепкая, в трудностях закаленная. Благодаря усилиям Арсения, благодаря его помощи, мы с Сашей два месяца назад пожениться. Понятно тебе?

– А подробности?

Чтоб ты их по гримеркам разнесла?

– Перебьешься. Александр доверяет Арсению, как самому себе. А за меня боится, как бы что ни случилось. Просил друга присмотреть за женой. Я без присмотра бы обошлась, но спорить с мужем не стану, что скажет – сделаю. Так Саше спокойнее, это главное.

Юлия усмехнулась, ничуть не поверив:

– То-то твой друг платонический как Снегурочка побледнел, едва повязку заметил.

Но наткнулась на гневный взгляд и снисходительно выдала:

– Ладушки, успокойся, условно версия принята. А знаешь, зря ты корчишь недотрогу. Жить надо так, чтоб вспоминать было интересно, а рассказывать стыдно.

Мне уже стыдно, как будто я в самом деле в адюльтере виновата.

Впрочем, вечер прошел замечательно, Арсений передал Юле адрес и телефон ювелира. Приободрившись, девушка предприняла новые покушения на честь адвоката, и тот ей как будто подыгрывал.

Я приняла решение – впредь игнорировать бестактные выпады Юлии. Жалко ее. Потеряла почву под ногами, не может после колонии в себя прийти. Отсюда нервозность, постоянное желание самоутвердиться за счет унижения женщин и приближение мужчин. Со временем дурь пройдет, горизонты раздвинутся, я в талант Алины Ланской верю. И каждый, кто видел ее на сцене, верит.

Глава 8. Я обязана использовать этот шанс

С утра проснулась от боли. Запястье разбухло, угрожающе посинело. Такого растяжения у меня не было никогда. Пришлось глотать обезболивающее, открывать ноутбук и ставить предварительный диагноз. По опыту общения с докторами бесплатной медицины, знаю: диагноз лучше ставить самой. И способ лечения подбирать тоже.

Сайты выдали категоричное: перелом или трещина. Хорошее начало воскресного дня. Пришлось срочно ехать в травмпункт, где у Саши приятель работает, к счастью, он и дежурил. (Знакомый доктор и посторонний доктор – понятия разные, почему-то.) Рентген подтвердил опасения. Под шуточки-прибауточки, Дмитрий наложили мне гипсовую повязку и велел не падать духом. Едва за порог – звонок из далекой провинции Ляонин.

– Женя, мне Дима все рассказал. Что с тобой? Ребенок в порядке?

Ох, ябеды эти мужчины, со всех сторон обложили. Пришлось утешать паникующего супруга, десять минут успокаивать. И честное слово давать, что маму уговорю временно переселиться в Москву, ухаживать за мной.

– Саша, зачем мне помощь? Я – переученная левша, обеими руками все делаю.

– А если левую повредишь? А если не сможешь скорую помощь вызвать?

Мужская логика, железная, неоспоримая. И главное, обмануть невозможно. Арсений проверит наличие матери в квартире, всю правду другу доложит.

Вздыхая, сажусь на лавку, набираю нижегородский номер. И мамочку убеждаю, как сильно по ней соскучилась, что Андрюше необходимо показать красоты столицы. И собачку Лалку берите… И пирог… И одежду осеннюю, на случай внезапных заморозков.

Наконец, пришли к соглашению: встречаю поезд во вторник. Три дня впереди волшебные, без придирок, без поучений. Кабинет, ноутбук, кресло мужа, и встреча главных героев в темном парке, под нежную музыку, льющуюся с эстрады…

К полудню – нежданный гость, без звонка приехала Юлия.

– Представь, за три перстенька получила семьдесят тысяч! В два раза больше, чем давали раньше.

– Этого хватит?

– Надеюсь. У меня сложный случай, не просто коррекция спинки носа. Удаление раздробленных, неправильно сросшихся костей, вылепка новой формы на основе имплантов. Жень, пойдем со мной на консультацию, а то боюсь, вдруг откажут?

– С наличкой в кармане? Такого не бывает.

– Все бывает. На сайте написано: возможен отказ в случае выявления противопоказаний. Одевайся тут недалеко, все равно ничего не делаешь.

И как она догадалась? У других разбросанные вещи означают начало уборки, у меня – прыжок в альтернативный мир с ловкими махинаторами и танцующими красавицами.

До клиники пластической хирургии решили пройтись пешком, машину оставили у бордюра. У Юли руки тряслись от волнения, садиться за руль не отважилась. И я прониклась моментом – решается судьба человека. Что б хирург ни постановил, друг рядом нужен, хоть в горе, хоть в радости.

– Юль, а могу я спросить? У тебя в самом деле никого не осталось? Кривотолков был страстно влюблен, очень хороший парень.

Девушка дернула плечиком, кривенько усмехнулась:

– Не в этой жизни, наивная ты моя, а в давно безвозвратно прошедшей. Это бабы десятилетиями мужиков из колоний дожидаются, а мужчины нас тут же бросают. Ни писем, ни передачек, ни хлопот об уменьшении срока от мужей не дождешься. А придешь домой – не нужна, новенькая жена в твоей квартире командует. Да что мужик, даже дети от матери отрекаются. Нашла кого вспоминать, Вовчика…

Лязг железа ударил в уши, я невольно вскинула голову. Из дверцы машины поодаль кто-то выбросил черный плащ, рукава взмахнули в полете. И сразу люди остановились, машины затормозили, водители выскочили на дорогу. Мы с Юлей ускорили шаг. Посредине проезжей части лежал парень в черном костюме мотоциклиста. Шлем с темным стеклом скрывал лицо, широкая струя темной крови текла на асфальт.

– Скорее, скорей приезжайте! – призывал мужчина футболке в сотовый телефон. – Он жив, шевелится, можете успеть!

Второпях я открыла сумку, достала стерильные салфетки. Протянула пачку мужчине:

– Зажмите рану, надо остановить кровь.

Тот даже руку не протянул:

– Не лезь, а вдруг навредишь.

Десятки взрослых людей молча стояли рядом. Никто не знал приемов первой помощи, никто не хотел дотрагиваться до умирающего. За фразой о нечаянном вреде скрывалось тупое, мрачное отчуждение: это не я и не мой родственник. Все вокруг, как один, допускали возможность смерти. Смерти на их глазах, без права на борьбу за выживание. И я отупела и отступила под авторитарным напором стада, против воли и убеждений подчиняясь молчаливому решению большинства.

Первой опомнилась Юлия:

– Мы стоим у клиники! – и бросилась к витым чугунным воротам. – Сообщите хирургу, скорее! – накинулась на охранника.

– Не положено7, – промямлил тот, отводя взгляд, – это частное заведение. Скорая помощь вызвана.

– Но она не успеет! У вас есть врачи, они обязаны хотя бы остановить кровь!

– Услуги платные.

– Я плачу, вот карточка! Это мой брат, Виктор Коршунов! Спасите его, скорее!

Я вздрогнула. Синюшное лицо Коршунова на бетонном столе московского морга… Я его опознала. А она его отравила. Не по собственной воле, по приказу гипнотизера, но факт остается фактом. И совесть грызет ночами, и ужас не отступает…

Что с Юлей? Она понимает, что делает? Или вид умирающего замутил надломленный разум, опять покойник мерещится? Требует к жизни вернуть, прошлое перехитрить?

Люди в белых халатах уже выбегала из ворот, санитары толкали тележку.

– Жив, – констатировал врач, зажимая толстым тампоном рваную рану на шее. – Кто здесь ему сестра? Необходимая срочная операция. Вы понимаете, что это значит? Пойдемте с нами.

Юля двинулась за тележкой, я схватила ее за руку, заглянула в глаза. Безумием не блещут. Решительностью, желанием помочь. За спиной раздалась сирена – подъехала милиция. А скорая, как мы потом узнали, появилась минут через сорок.

Пострадавшего завезли в процедурную, мы уселись на мягкий диванчик, обитый белой кожей. Не бедное заведение, с декором в интерьере. А квалификация хирургов настораживает. Привыкли носы укорачивать и титьки надувать, с настоящей проблемой справятся? Ради спасения человека суетятся, или ради желанного гонорара? И почему это Юлия загадочно улыбается, в далекий угол уставилась?

– Юля, ты знаешь, что делаешь?

Девушка повернулась не сразу:

– А что бы ты сделала на моем месте?

Могла бы я с чистой совестью ответить: «То же самое»? Не знаю.

– Один шанс из сотни, – вынес приговор вышедший из процедурной врач, вытирая вафельным полотенцем окровавленные руки. – Повреждены шейные позвонки. У меня двадцатилетний стаж в нейрохирургии, но гарантии дать не могу.

– Готовьте к операции. Я должна использовать этот шанс.

Доктор явно хотел еще о чем-то спросить. Сосредоточенная, немногословная девушка не казалась ему похожей на близкую родственницу – не плачет, не то поведение.

– Звонили из операционной, ждут вас, Алберт Леонидович, – появилась в дверях медсестра.

– Иду, – развернулся доктор и двинулся вдоль коридора. Санитары выкатили за ним тележку. Худой парень, до подбородка закрытый белоснежной простыней, не подавал признаков жизни.

– Одежду оставите здесь, или домой возьмете? – обратилась медсестра к Юлии, подавая тяжелый пакет. Та была вынуждена принять. – Проверьте карманы, возможно, что ценное. Паспорт поищите, надо переписать. Пойдемте в приемное отделение.

К просмотру чужих карманов Юля была не готова.

– Жень, ты посмотришь? – шепнула, отставая от бойкой женщины.

– А я тут при чем? Признайся и зови милицию.

– Ты что? Признаваться нельзя. Пусть видят, человек не одинок, кто-то любит его, ожидает исхода операции. Так лучше будут стараться.

– Может, ты и права, но паспорт или мобильник надо найти, родным сообщить. Ты пока отдувайся как можешь, я схожу за милиционером.

За витыми воротами парка дорожники оградили место аварии, изуродованный мотоцикл без переднего колеса валялся неподалеку. Запекшейся ручеек человеческой крови зловеще алел на асфальте.

– Вы сами видите, товарищ майор, левое крыло разбито, – говорил расстроенный парень, водитель иномарки. – Я тихонько, на малой скорости из переулка выехал, направо уже сворачивал. Он летел по своей полосе, сто сорок скорость, не меньше. Вдруг резко свернул, блямз в бочину! Может, целился в переулок? Не вписался в крутой поворот.

– В жизнь они не вписываются, шумахеры, – проворчал майор. – Эти «Скутеры» сверхзвуковые в Японии хороши, на идеально ровных дорогах. А в наших условиях – любая выбоина мотоцикл в сторону отбрасывает. Из каждых четверых владельцев «Скутеров», трое до зимы не доживают – статистика. А вам что надо, гражданочка? – резко сменил мент тему, раздраженно взглянув в мою сторону.

– Вас просят в приемный покой.

– Отдал Богу душу?

Как цинично, и как обыденно. Я вздрогнула, возмутилась:

– Надеюсь, этого не случится!

С жаром возразила, с верой. Как будто от моей веры хоть что-то зависит.

– Стас, прогуляйся с гражданкой, запиши данные пострадавшего.

Белокурый долговязый Стас состроил серьезную мину, мы двинулись по аллейке.

– Молодой человек, я вынуждена признаться: мы не знаем этого парня. Моя подруга – ему не сестра.

– Не сестра? Любовница, что ли? – поинтересовался парнишка тоном выросшего подростка, знающего взрослые слова и уже получившего разрешение их произносить.

– Она ему никто, понимаете? Посторонняя женщина, которая пожелала оплатить операцию, спасти человека.

– Зачем?

Вопрос, конечно, интересный. Его бы Всевышнему задать, в Дни Сотворения.

– Чтобы жил.

Парень посмотрел на меня недоверчиво. Смысл сказанного неторопом доходил до пропитанных инструкциями мозгов.

– А что от меня-то хотите?

– Чтоб вы заглянули в карманы и вызвали родственников, мы не имеем права рыться в чужих вещах. Так медсестре и скажите: «Осмотр одежды произведу сам, идет расследование ДТП». А подругу не выдавайте, ладно? Иначе ее могут попросить из приемного, а ей очень хочется дождаться конца операции, порадоваться результатам.

Парень нехотя согласился. В его голове метались «обоснованные» сомнения: ни один из знакомых параграфов не предписывает постороннему человеку… Но вроде ни один и не запрещает…

Так или иначе, свою задачу молоденький практикант выполнил: обнаружил в кармане куртки сотовый телефон, спас Юлию от провала. В телефоне нашел контакт «Стерва моя» и жену известил. Неумело, запинаясь, как смог. Они живут неподалеку, оказывается, как раз в переулке, куда мотоциклист сворачивал. Женщина обещала скоро прийти.

– Что же вы родителям не позвоните? – сочувственно обратилась медсестра к Юлии.

– Не хочу расстраивать заранее, – буркнула девушка, уклоняясь от дальнейших расспросов. Развернула выданный автоматом чек, (автомат стоит в коридоре, что ни сделаешь для удобства клиента), показала мне. Шестьдесят пять тысяч отечественных перепрыгнуло с ее карточки на счет клиники.

– Я договор подписала, – шепнула мне на ухо. – В случае удачи, буду доплачивать на реанимацию.

– Может, родственники заплатят? И твое компенсируют.

– Догонят и добавят. Ты его доспехи видала? Протертый кожзам.

И поймав мой вопросительный взгляд, пояснила:

– Ювелир разрешил опять приходить. У меня еще есть колье и браслетик.

Снова странная полуулыбка… Речи здравые, а мимика не очень.

Мы ждали еще полчаса. Где-то рядом, в лабиринте стерильных коридоров, стучало молодое сердце, боролось за право работать десятилетиями. Люди добрые сердечку помогали. Юля молча молилась, изредка переходя на шепот.

Я не молилась. Я знала исход заранее. Быть контактером иной раз страшно. Больно, когда видишь неотвратимую кончину человека. Когда тебя ставят в известность: «Мы не можем ничего изменить». Они не могут или не считают необходимым. И они спокойны. Но я – человек, я мучаюсь от бессилия, я надеюсь… На очередную ложную информацию, сколько раз такое случалось…

По короткой липовой аллейке, украшенной клумбами с ярким июньским цветом, шла молодая женщина. Минимальная юбка непонятного цвета, застиранная футболка, едва прикрывающая пупок, белесые рваные волосы. Один ребенок на руке, другой в коляске.

– Жена, – шепнула я Юлии, показывая в окно.

Мы встали и вышли за дверь, будто воздухом подышать. Несовершеннолетняя мама медленно двигалась нам навстречу, неуверенно переступая тонкими искривленными ножками в шлепанцах на высокой платформе. Теперь я рассмотрела ее лицо. Круглое, почти детское, до странности ничего не выражающее. Ни испуга, ни горя. Девушка аккуратно объехала двух зевак, припарковала коляску сбоку у крыльца.

– Простите, с вами можно поговорить? – обратилась к ней Юлия. Годовалый мальчонка испугано спрятал личико в плечо матери.

– Со мной? А чего надо? – голосочек тихий, настороженный, как шуршание мышки за плинтусом. Прокуренный рот с двумя дырками вместо зубов дополнил унылое впечатление.

– Вы жена Антонова Николая?

– Ну и чего с того?

– Ничего особенного. Хотела сказать: с вашим мужем все в порядке.

– А вам-то чего?

– Ему делают операцию, – с воистину христианским терпением продолжала подруга.

– Здесь? Операцию? – Лицо нашей новой знакомой вдруг начало принимать осмысленное выражение, голос крепчал с каждым фразой, набирая децибелы. – В этой лечебнице? Какое имеют право? Да я не расплачусь никогда! Пускай ему сразу почку вырезают!

Мы дернулись от неожиданности:

– Вы шутите?

– Не шучу! – Девушка завизжала, малышка в коляске заплакала, дергая ножками. – Вы знаете, что он безработный? Ему не интересно, что едят его дети! День и ночь торчит с дружками во дворе, пиво хлыщет! У матери вещи ворует и продает! Вы знаете, что он угнал этот «Скутер», что мне уже пригрозили? А чем мне расплачиваться? Да пусть он лучше подохнет, с покойника спросу нет!

– Нельзя желать смерти отцу своих детей, быть может, он образумится, – попробовала я остановить поток брани. (Тем более, знаю примеры, взрослеют пофигисты годам к сорока.) Куда там! Почуяв сопротивление, поток откровений взбурлил и ринулся водопадом.