Доктор Торндайк. Тайна дома 31 в Нью Инн

Мистер Вайсс стоял, слегка повернув голову, и я смог через стекло его очков посмотреть на стену за ним. На стене висела репродукция в раме, и край этой рамы, видимый через стекло очков, выглядел совершенно не изменившимся, без искажений, без увеличения или уменьшения, словно я смотрел через обычное оконное стекло, а вот пламя свечи в отражении в стеклах очков оказалось перевернуто, доказывая, что линза вогнутая. Такой странный феномен был виден только одно или два мгновения, и, когда я перестал это видеть, та картина ушла и из моего сознания.

– Нет, – сказал я, – отвечая на последний вопрос, – не нахожу никакой возможности спрятать запас морфия. Судя по симптомам, он принял большую дозу, а если он привык принимать такие дозы, запас должен быть большой. У меня нет никаких предположений.

– Вы считаете, что сейчас опасность миновала?

– Вовсе нет. Думаю, мы его вытащим, если будем настойчивы, но ему нельзя позволить возвращаться в состояние комы. Нужно заставлять его двигаться, пока не пройдет действие наркотика. Если наденете на него халат, мы какое-то время будем водить его по комнате.

– Но разумно ли это? – с тревогой спросил мистер Вайсс.

– Это совершенно безопасно, – ответил я. – Я буду внимательно следить за его пульсом. Если он не будет двигаться, есть опасность возвращения в прежнее состояние.

С явным нежеланием и с неодобрительным выражением мистер Вайсс достал халат, и мы одели в него пациента. А потом стащили, вялого, но не сопротивляющегося, с кровати и поставили на ноги. Он открыл глаза и, как сова, посмотрел сначала на одного из нас, потом на другого и протестующе произнес несколько непонятных слов; тем не менее мы сунули его ноги в тапочки и заставили идти. Вначале он не мог стоять, и мы поддерживали его с обеих сторон, заставляя идти вперед; но потом его ноги стали делать шаги, и после одного-двух поворотов по комнате он смог не только частично держаться стоя, но и проявлял явные признаки возвращения сознания, что выразилось в более энергичных протестах.

В этот момент мистер Вайсс удивил меня, передав руку, которую поддерживал, экономке.

– Если вы меня извините, доктор, – сказал он, – я пойду и займусь очень важным делом, которое не успел закончить. Миссис Шаллибаум окажет вам любую необходимую помощь и вызовет карету, когда вы решите, что можете безопасно оставить пациента. Если мы не увидимся, скажу вам «доброй ночи». Надеюсь, вы не подумаете, что я слишком бесцеремонен.

Он пожал мне руку и вышел, оставив меня в недоумении: какое дело может быть важнее состояния его друга, чья жизнь даже сейчас висит на ниточке? Но, конечно, это не мое дело. Я обойдусь без него, и реанимация этого полуживого человека занимает все мое внимание.

Печальное продвижение взад и вперед по комнате продолжилось, пациент продолжал невнятно протестовать. На ходу и особенно на поворотах я смотрел на лицо экономки. Почти все время я видел его в профиль. Она как будто избегала смотреть мне в глаза, хотя делала так один или два раза и каждый раз смотрела прямо, не щурясь. Тем не менее у меня создалось впечатление, что, когда отворачивает лицо, она щурится. Поворачивающийся глаз – левый, поскольку она держала пациента за правую руку, – все время обращен ко мне, но мне представлялось, что она непрерывно смотрит вперед, хотя, конечно, ее правый глаз я не видел. Мне уже тогда все это показалось очень странным, но я был слишком занят пациентом, чтобы думать об этом.

Тем временем пациент продолжал постепенно оживать. И чем больше оживал, тем энергичнее возражал против утомительной прогулки. Он явно был вежливым человеком: хоть чувства его оказались затуманены, свои протесты он выражал в вежливой, даже изящной форме, что совершенно не соответствовало характеристике, которую дал ему мистер Вайсс.

– Благдрю вас, – хрипло говорил он. – Вы оч добры. Но я лучше лягу.

Он печально посмотрел на кровать, но я развернул его и снова повел по комнате. Он не сопротивлялся, но, когда мы снова подошли к кровати, опять заговорил:

– Дост… чно, спсибо. Теперь назд в кровать. Оч благдрен за вашу добрту… – тут я снова его развернул, – нет, правда, я уст… л. Будьте так дбры, я хчу лечь.

– Вы должны походить еще немного, мистер Грейвз, – сказал я. – Будет очень плохо, если вы ляжете и снова уснете.

Он посмотрел на меня с любопытным, тупым удивлением и, словно в недоумении, задумался. Потом снова посмотрел на меня и промямлил:

– Думаю, сэр, вы ошибтесь… принимаете меня… ошиб…

Здесь резко вмешалась миссис Шаллибаум:

– Доктор считает, что вам лучше ходить. Вы слишком много спите. Он не хочет, чтобы вы спали.

– Не хчу спать, хчу лечь, – пробормотал пациент.

– Вам еще нельзя ложиться. Нужно еще несколько минут ходить. И лучше не разговаривайте. Только ходите.

– В разговорах нет вреда, – заметил я. – Это даже хорошо для него… Поможет не дать ему уснуть.

– Я думаю, это его утомит, – сказала миссис Шаллибаум, – и мне тревожно слышать, как он просит разрешить ему лечь, когда мы не можем это ему позволить.

Она говорила резко и громко, чтобы пациент ее услышал. Очевидно, он понял очень прозрачный намек в ее последнем предложении, потому что продолжал устало и неуверенно ходить по комнате, хотя время от времени смотрел на меня так, словно я его чем-то удивил. Наконец непреодолимое желание отдохнуть одолело его вежливость, и он вернулся к своим атакам.

– Я достчно ходил. Оч устал. Правда. Будьте так добр… дайте полжать неск… минут.

– Думаете, ему можно разрешить полежать несколько минут? – спросила миссис Шаллибаум.

Я проверил его пульс и решил, что он действительно устал; не следует переусердствовать в упражнениях, пока он слаб. Соответственно я согласился на его возвращение в постель, повернул его в этом направлении, и он радостно пошел к своему месту отдыха, как усталая лошадь идет в конюшню.

Как только он лег и был укрыт, я дал ему полную чашку кофе, которую он выпил с жадностью, как будто очень хотел пить. Я сел рядом с постелью и, стараясь не дать ему уснуть, снова засыпал вопросами.

– У вас болит голова, мистер Грейвз? – спросил я.

– Доктор спрашивает, болит ли у вас голова, – сказала миссис Шаллибаум так громко, что пациент заметно вздрогнул.

– Я его слышу, моя дрогая двочка, – ответил он с легкой улыбкой. – Я не глухой. Да. Голова очень болит. Но мне кажется, этот джентльмен ошибается…

– Он говорит, что вы не должны спать. Не должны спать и закрывать глаза.

– Хорошо, Пол… н. Держать откртыми.

И с этими словами он с очень мирным видом закрыл глаза. Я схватил его за руку и мягко потряс, он открыл глаза и сонно посмотрел на меня. Экономка погладила его по голове, продолжая держать лицо полуотвернутым от меня, что она делала постоянно, чтобы скрыть свой косящий глаз, как я подумал, и сказала:

– Мы должны вас задерживать, доктор? Уже очень поздно, а вам предстоит долгая дорога домой.

Я с сомнением взглянул на пациента. Не хотелось его оставлять, потому что я не доверял этим людям. Но завтра мне предстояла работа и еще, возможно, один или два ночных вызова, а выносливость практикующего врача имеет свои пределы.

– Кажется, я слышала несколько минут назад карету, – добавила миссис Шаллибаум.

Я неуверенно встал и посмотрел на свои часы. Половина двенадцатого.

– Вы понимаете, – тихо сказал я, – что опасность еще не миновала? Если его сейчас оставить, он снова уснет и, возможно, никогда не проснется. Вы ясно понимаете это?

– Да, очень ясно. Обещаю, что ему не позволят снова уснуть.

Говоря это, она посмотрела мне в лицо, и я заметил, что глаза у нее совершенно нормальные, без всякого следа косоглазия.

– Хорошо, – произнес я. – Договорившись об этом, я могу уйти и надеюсь, что к моему следующему визиту наш друг будет здоров.

Я повернулся к пациенту, который уже задремал, и сердечно пожал ему руку.

– До свидания, мистер Грейвз, – сказал я. – Жаль, что приходится мешать вашему отдыху, но вы не должны засыпать. Вам будет хуже, если вы уснете.

– Хрошо, – сонно ответил он. – Извните за все беспкойства. Но думаю, вы ошибаетесь…

– Он говорит, что очень важно, чтобы вы не уснули и чтобы я не давала вам уснуть. Вы поняли?

– Да, пнял. Но почему этот джентльмен…

– Вам вредно задавать много вопросов, – игриво сказала миссис Шаллибаум, – поговорим с вами завтра. Доброй ночи, доктор. Я посвечу вам на лестнице, но вниз с вами не спущусь, иначе пациент снова уснет.

Отчетливое предложение уходить. Я вышел, больной сонно и удивленно смотрел мне вслед. Экономка держала свечу над перилами, пока я спускался; в открытой двери я увидел свет фонарей кареты. Кучер стоял у головы лошади, слегка освещенный тусклыми лампами, и, когда я сел в карету, он с шотландским акцентом заметил, что у меня трудная ночь. Ответа он не ждал, да он и не нужен; захлопнул дверцу и запер ее.

Я зажег свою маленькую лампу и подвесил ее на обивке кареты. Даже достал из кармана дощечку и записную книжку. Но казалось ненужным снова делать записи, и, по правде говоря, мне не хотелось это делать: я устал и к тому же хотел обдумать события вечера, пока они свежи в памяти. Соответственно я отложил записную книжку, закурил трубку и уселся поудобнее, чтобы обдумать все произошедшее во время моего второго посещения этого таинственного дома.

Спокойно размышляя, я видел, что данный визит вызывает много вопросов, на которые нужно найти ответы. Например, состояние пациента. Всякие сомнения в симптомах исчезли после применения противоядия. Мистер Грейвз несомненно находился под действием морфия, и единственный вызывающий сомнения вопрос: как он оказался в таком состоянии. Невероятно, чтобы он сам принял дозу. Ни один наркоман не примет такую убийственную дозу. Почти несомненно, что наркотик дал кто-то другой, и, как показал сам мистер Вайсс, никто, кроме него самого и экономки, не мог это сделать. И на такой вывод указывали все необычные обстоятельства.

Каковы эти обстоятельства? Как я сказал, они многочисленные, хотя кое-какие из них кажутся тривиальными. Начнем с того, что привычка мистера Вайсса появляться после моего приезда и исчезать до моего ухода кажется очень странной. Еще более странно его исчезновение в тот вечер под предлогом, который тоже кажется надуманным. Это исчезновение совпадало с возвращением к больному дара речи. Боялся ли мистер Вайсс, что больной в полубессознательном состоянии может сказать что-то компрометирующее его? Было очень похоже на то. И однако, он ушел, но оставил меня с пациентом и экономкой.

Но теперь, думая об этом, я вспомнил, как встревоженная миссис Шаллибаум пыталась помешать пациенту говорить. Она несколько раз прерывала его и один или два раза делала это, когда он как будто пытался о чем-то спросить меня. Что он хотел мне сказать?

Мне показалось странным, что в доме нет кофе, но чай в изобилии. Немцы мало пьют чай, они предпочитают кофе. Но, может, в этом ничего нет. Необычна также невидимость кучера. Почему он не мог пойти за кофе, когда миссис Шаллибаум заняла место мистера Вайсса у постели больного?

Были и другие вопросы. Я вспомнил, что пациент назвал миссис Шаллибауи «Пол… н». Очевидно, это какое-то христианское имя, но почему мистер Грейвз назвал ее по имени, тогда как мистер Вайсс всегда называл ее официально «миссис Шаллибаум»? И сама эта женщина, что означает загадочное исчезновение ее прищуривания? Физически это не представляет загадки. Очевидно, у женщины косоглазие, но очень сильными мышечными усилиями она может вернуть глаза в нормальное параллельное положение. Я заметил это смещение, когда она слишком долго пыталась сохранить нормальное положение и контроль над мышцами ослаб. Но зачем она это делала? Только ли из женского тщеславия, чувствительности к искажениям своей внешности? Может быть, так, но может быть и какой-то другой мотив. Трудно сказать.

Думая об этом, я неожиданно вспомнил о необычных очках мистера Вайсса. И тут передо мной встала поистине трудная задача. Я точно видел через эти очки, как через обычное оконное стекло, и в них точно было перевернутое отражение пламени свечи, как от поверхности вогнутой линзы. Но линза не может быть одновременно вогнутой и плоской, а у этих линз свойства и вогнутых, и плоских. И есть еще одно затруднение. Если я мог видеть объекты не измененными, точно так же их мог видеть и мистер Вайсс. Но функция очков – как раз искажать объект путем увеличения или уменьшения. Если они этого не делают, они бесполезны. Я ничего не мог понять. Поразмышляв довольно долго, я вынужден был сдаться, тем более что конструкция очков мистера Вайсса как будто не имела отношения к данному случаю.

Приехав домой, я с тревогой посмотрел книгу записи и с облегчением увидел, что сегодня больше никаких вызовов нет. Приготовив микстуру для мистера Грейвза и отдав ее кучеру, я разрыхлил угли в камине в операционной и сел курить свою последнюю трубку, снова вспоминая исключительный и подозрительный случай, с которым оказался связан. Но усталость положила конец моим размышлениям, и, придя к выводу, что обстоятельства требуют дальнейшей консультации у Торндайка, я уменьшил газ до микроскопической голубой искры и лег спать.

Глава 4. Официальный взгляд

На следующее утро я проснулся, по-прежнему одержимый желанием пойти к Торндайку и спросить у него, что делать. Ответ нужен очень срочно. Я намеренно использую слово «срочно»: события прошлого вечера убедили меня в том, что моему загадочному пациенту с какой-то целью давали яд и нельзя терять времени, чтобы спасти его жизнь. Вчера вечером он едва избежал смерти (предполагая, что он еще жив), и только моя неожиданно твердая решимость убедила мистера Вайсса принять меры к его спасению.

Я не ожидал, что меня пригласят снова. Если мои подозрения правда, то мистер Вайсс в надежде на удачу пригласит другого врача, и необходимо остановить его, пока не будет поздно. Таково было мое намерение, я хотел получить совет Торндайка и действовать в соответствии с ним, но даже лучшие планы могут измениться.

Спустившись вниз и бросив предварительный взгляд на книгу вызовов, которую вел мальчик, а в его отсутствие служанка, я пришел в ужас. Утренний список выглядел как страница из почтового справочника. Одних новых вызовов было достаточно для целого дня работы, а еще нужно добавить регулярные посещения. Мрачно думая, неужели в Англию вернулась «черная смерть», я пошел в столовую и торопливо позавтракал; время от времени заходил мальчик и сообщал о новых вызовах.

Первые два или три визита решили загадку. В нашей местности разразилась эпидемия гриппа, и я получил не только свой нормальный объем работы, но и больных, с которыми не справлялись другие практикующие врачи. Более того, внезапно у большинства строителей, членов союза взаимопомощи, неожиданно ухудшилось здоровье.

Конечно, о посещении Торндайка не могло быть и речи. Придется действовать самостоятельно. Но в суете и поспешности навалившейся на меня работы – некоторые пациенты находились в тяжелом состоянии – у меня даже не нашлось времени на то, чтобы обдумать свои действия, тем более что-то делать. Даже с помощью извозчика, которого я нанял – у Стиллбери своего экипажа не было, – я закончил последнее посещение по вызову в полночь и так устал, что уснул во время позднего ужина.

На следующий день работы стало еще больше. Я послал телеграмму доктору Стиллбери в Гастингс, куда он, как разумный человек, уехал, чтобы поправиться после легкой болезни. Я просил его разрешения нанять помощника, но в ответе сообщалось, что сам Стиллбери находится на пути в город, и, к моему облегчению, когда я зашел в операционную, чтобы выпить чашку чая, я увидел его самого: он потирал руки, глядя на книгу вызовов.

– Злой ветер никому не приносит добра, – сказал он, когда мы обменялись рукопожатиями. – Но это оплатит расходы моего отпуска, включая вашу зарплату. Кстати, вы ведь не торопитесь освободиться?

На самом деле я торопился, потому что решил принять предложение Торндайка и хотел быстрее начать работу у него. Но было бы неправильно оставлять Стиллбери со всей этой работой или заставлять его искать нового помощника.

– Я хочу уйти, как только вы меня отпустите, – ответил я, – но сейчас я вас не оставлю.

– Отлично, – сказал Стиллбери. – Я знал, что вы меня не бросите. Давайте выпьем чаю и поделим работу. Есть что-нибудь интересное?

В списке были один-два необычных случая, и, пока мы делили пациентов, я коротко рассказывал ему о них. А потом перешел к своему загадочному опыту в доме мистера Вайсса.

– Есть еще одно дело, о котором я хочу вам рассказать. Дело скорее неприятное.

– О боже! – воскликнул Стиллбери. Он поставил чашу и с тревогой посмотрел на меня.

– Мне это кажется несомненным случаем преступного отравления наркотиком, – сказал я.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Так называли кукол с движущимися руками и ногами (здесь и далее примечания переводчика).

2

Сэм Уэллер – персонаж романа Диккенса «Записки Пиквикского клуба».

3

Способ действий, лат.

4

Строчка из стихотворения Роберта Бернса «О том, как капитан Гроувз недавно проехал по Шотландии». Пер. С. Сапожникова.

5

При смерти, лат.