Злейшие пороки

– Вы говорите на нашем тайном, – отзывается мальчик.

– Да. – Калла оглядывается через плечо. Скоро сюда явятся чиновники из ямыня. Своей цели она уже достигла и потому переходит обратно на талиньский. – Я такая же, как вы. Я могу помочь. Расскажите, что случилось.

Дети переглядываются. От них веет осмотрительностью, отчего они кажутся старше и гораздо разумнее, чем следовало бы в таком возрасте. Еще не зная, к какому решению они пришли, Калла видит, как девочка еле заметно кивает и подается ближе к желобу, выглядывая из-за него так, что над деревянным краем видны только два серых глаза.

– Нам разрешают играть здесь и доедать рис, если он у них остается, – настороженно бормочет она. – Мы не солдаты.

Калла сдерживает улыбку:

– Да, я так и поняла. Сюда приходил враг?

– Никто не приходил. – Осмелев, мальчишка решает встать. – В казармах вдруг стало ужасно холодно. А мама говорит, что надо бежать, если сильно холодает воздух. Холод значит, что украли ци. Прадедушка так умер.

Украли? Калла смотрит в сторону, на трупы, усеявшие территорию казарм. Перед ее мысленным взором снова появляется Пещерный Храм и вскрытые тела. Кража ци. В обычное время она считалась провинциальным суеверием, таким же, как вера некоторых в то, что боги наказывают не в меру любопытных, вселяясь в их тела и высасывая из них ци.

– А такое… – она не знает, как выразиться, чтобы не показаться сомневающейся горожанкой, убежденной, что все стародавние боги давно мертвы, – такое часто здесь случается?

Дети мотают головами. И молчат.

– Но вы не убежали.

– Это я решила, – заявляет девочка. Она тоже встает, словно ради защиты собственного достоинства. Какая же она маленькая, чуть выше талии Каллы. У Каллы возникает нелепая мысль, что эту девчушку при желании она могла бы схватить и засунуть в карман. – Подумала, что спрятаться будет надежнее.

– И правильно сделала, – бормочет Калла. Никакие враги не приходили. Просто в мире стало холодно, и солдаты королевской армии упали замертво. А двое деревенских детей рядом с ними остались совершенно невредимыми.

– Вот вы где!

Калла оглядывается через плечо. От входа бежит женщина, у нее серые глаза – точно такие же, как у обоих детей. Ребята выбираются из-за желоба, спешат к матери. Только тогда Калла замечает царапины возле места, где прятались дети. Три линии – достаточно просто, чтобы выглядеть случайным совпадением.

Но лишь немногое оказывается случайностью, когда происходит необъяснимое.

– Что это? – спрашивает Калла, указывая на линии.

– Печать, – без раздумий отвечает девочка, цепляясь за материнское платье. – Для защиты от…

– Дижа! – перебивает ее мать. В голосе слышен упрек – строгий, но завуалированный. – Помнишь, что мы говорили о выдумках? – Женщина переводит взгляд на Каллу и продолжает: – Прошу меня простить. Можно увести их домой? Не стоит им видеть такое.

Странно, что женщина и не думает спросить, что произошло. И, похоже, ничуть не шокирована видом такого множества трупов.

– Конечно, – тем не менее дает согласие Калла.

– Ваше высочество! – Новый возглас со стороны ворот. Трое чиновников из ямыня наконец догоняют ее. – Ваше высочество, дворцовая стража приближается!

Это известие она воспринимает вскользь, все еще размышляя о случившемся и пытаясь разобраться, что к чему. Услышав чиновников, девочка эхом повторяет: «Высочество?» — с оттенком удивления, и Калла коротко кивает в ответ. Впервые в жизни она задается вопросом, не умеют ли в провинции прятать тайны от дворца лучше, чем она думала.

– Лучше поскорее уходите отсюда, пока не явилась стража наводить порядок, – небрежно говорит она и смотрит на мать детей. – Если они захотят рассказать о случившемся что-нибудь еще, попросите городского главу связаться лично со мной.

Женщина почтительно опускает голову.

– Да, ваше высочество.

«Я такая же, как вы», – недавно сказала Калла детям. А потом ее окликнули чиновники, и дети услышали другое: «Я совсем не такая, как вы».

Она смотрит им вслед. Входят чиновники. Они переговариваются, обсуждают случившееся, строят предположения о том, чем оно могло быть вызвано. Калла больше не смотрит на три линии, опасаясь привлечь к ним внимание, но рисует их на тыльной стороне ладони. Этот символ напоминает ей другой – две линии, которые носили «полумесяцы» в Пещерном Храме.

Она едва слышно чертыхается.

Стоит дворцовой страже ввалиться на территорию казарм, Калла наконец собирается с мыслями и принимает решение, спеша к воротам.

– Пусть ямынь разбирается с этим, – заявляет она. – Мы уезжаем.

Глава 3

В день пятнадцатилетия Галипэя Вэйсаньна дворец приставил его к принцу Августу. Выбор пал на него случайно, как на одного Вэйсаньна из списка ровесников принца, способных тенью следовать за ним. Таким спутником мог с легкостью стать один из кузенов Галипэя, тоже Вэйсаньна, поскольку все они были взаимозаменяемыми – разумеется, если имели серебристый оттенок глаз, наследуемый генетически и надежно оберегающий их от попыток вселиться в их тело.

Так или иначе, палец члена Совета, просматривающего список, остановился на имени Галипэя, и начальнику стражи был отдан соответствующий приказ. Августа в то время только что объявили наследником Каса. Требовалось, чтобы кто-нибудь оберегал его от неприятностей, особенно после недавнего скандала колоссальных масштабов во Дворце Земли: попытки Отты Авиа и Антона Макуса совершить набег на сокровищницу. Теперь Отта была одной ногой в могиле, восемнадцатилетнего Антона изгнали на улицы Сань-Эра, а у несчастного принца почти не осталось друзей.

– Прошу сюда.

Галипэя провели в одну из гостиных на втором этаже восточного крыла, куда почти не проникал солнечный свет. Должно быть, гостиной пользовались редко, потому что навстречу ему взметнулось облако пыли, и он раскашлялся, заработав насмешливый взгляд от капитана стражи. Маюнь Милю ничего не сказала, однако Галипэй поспешил приструнить свое зудящее горло, и без того оробевший, чтобы привлекать к себе лишние взгляды. Ежедневные задания от начальства королевской стражи он обычно получал заочно, вместе с остальными младшими Вэйсаньна. И никогда прежде не удостаивался персонального внимания, а тем более не вступал в прямой контакт с самим капитаном стражи, которую на этот раз сопровождала дочь. Так Галипэй познакомился с Лэйдой. В его воспоминаниях появление Августа навсегда затмило это знакомство.

– Садись, садись, – велела Маюнь. – Дать тебе что-нибудь? Воды?

Галипэй сглотнул. У него пересохло в горле, но просить воды у Маюнь Милю он не собирался.

– Нет, госпожа.

Стул под ним скрипнул. Большой ковер покрывал почти весь пол в комнате, но ничуть не приглушал звуки, которыми отзывались половицы. Старые портреты мрачно взирали со стен поверх деревянных стульев, расставленных по кругу. Разглядывать здесь было почти нечего, и Галипэя до сих пор удивляет, как в тот день он запомнил комнату во всех подробностях – от серебристых штор на окнах до обоев темно-бордового оттенка.

– Да не напрягайся ты так. – Капитан Маюнь Милю плюхнулась на стул напротив него. – Воспринимай все это как небольшие перемены в твоем ежедневном распорядке. Тебе по-прежнему предстоит есть, спать и ходить в школу. С той лишь разницей, что при этом ты будешь находиться рядом с принцем.

Ее дочь подошла и встала у нее за спиной, уставившись на Галипэя с беззастенчивым любопытством. На лбу у нее виднелся мазок блеска точно такого же оттенка, как и синие глаза Милю. А раньше он ни разу не оказывался настолько близко к Лэйде, чтобы заметить это. До того момента Галипэй Вэйсаньна входил в число невидимок, каких много во дворце. Был очередным мальчишкой, который тренировался по утрам, а днем ходил в академию, чтобы не остаться неучем. Еще одним сиротой, которому по вечерам нечем заниматься, кроме как продолжать тренировки. Еще задолго до того, как его родители погибли во время происшествия на службе, он был преподнесен в дар королевству как расходный материал. Их пути с Милю или Шэньчжи никогда не пересекались.

А потом в двери вошел Август, и жизнь Галипэя приобрела смысл, его судьба круто изменилась. Права выбора в этом вопросе ему не давали, но, если бы ему предложили начать все заново, он не стал бы менять ничего.

– Здравствуй. – Август приветственно склонил голову. – Ты, должно быть, мой.

Да, решил Галипэй. Август стал его единственной целью. Что требовалось Августу, то Галипэй и обеспечивал. Чего хотелось Августу, то и отыскивал. В последующие годы он был не просто спутником – он стал продолжением Августа; шел туда, куда принц не мог, учитывал то, о чем принц не задумывался. Галипэй не нуждался в благодарностях. Ему нужно было осуществить свою цель, а поскольку речь шла об Августе Шэньчжи, то и цель изо дня в день оказывалась недосягаемой и окрыляющей.

Может, поэтому в последнее время Галипэй чувствовал себя выбитым из колеи. На протяжении многих лет для него существовал только один путь вперед. И одна цель, оттенок которой в основном придавало время, которое Август и Галипэй проводили вместе. Сначала ее прошептали на ухо Галипэю в ночной темноте, когда Август выбрался из своей постели и присел на корточки рядом с товарищем. Когда Галипэй уже собирался сесть и спросить, что случилось, Август удержал его, положив руку на плечо. Другую руку он поднес ко рту и прижал палец к губам. За дверью покоев Августа стояли на страже Вэйсаньна. Август заговорил еле слышным голосом. Только Галипэй услышал его слова.

– Я свергну короля Каса.

Убеждать Галипэя присоединиться к нему не понадобилось. В его глазах это не было государственной изменой. Галипэй был предан лишь одному из членов королевской семьи.

– Ладно, – отозвался он и поднял правую руку, словно уже присягал на верность своему новому королю. – С чего начнем?

И вот теперь это свершилось. На престол городов-близнецов взошел Август. А Сань-Эр ощущался в большей или меньшей степени прежним, и это, вероятно, была первая вероломная мысль против Августа, возникшая в голове Галипэя.

– Твою мать.

В воспоминаниях Август берет его за руку, прижимает его пальцы к своим и улыбается, что бывает с ним редко. В настоящем рука Галипэя с силой ударяет боксерскую грушу, которую избивает уже несколько часов, он поскальзывается, и острая вспышка боли пронзает запястье. Повязки у него на руках ослабли. В голове на повторе крутятся одни и те же две мысли. Первая: с Августом что-то не так. Вторая: здесь чертовски жарко.

Груша нелепо болтается. Галипэй наконец решает отдохнуть, делает выдох и наклоняется, упираясь ладонями в колени.

Этот боксерский зал находится на юге Эра, но каждую минуту через двери проходит столько народа, будто здесь самый центр Саня. Зал посещают в основном местные жильцы, которые, раздевшись до спортивных костюмов, боксируют с грушами и деревянными манекенами в свой обеденный перерыв. Галипэю нравится приходить сюда, хоть и приходится подниматься на шесть лестничных маршей вверх до двери. И даже несмотря на то, что качество груш здесь сомнительное: они набиты тряпками, зачастую образующими комки, выступы и провалы. В тренажерных залах дворца боксерские груши полны привозного песка, его доставляют из приморских провинций специально для груш высшего качества, но, с другой стороны, во дворце повсюду глаза родных Галипэя. Он просыпается и видит за дверью своей комнаты одного из Вэйсаньна. Завтракает – и рядом с ним ест еще один Вэйсаньна. Ему даже словом перемолвиться с Августом не удается, потому что не только Галипэй теперь охраняет его: вся королевская стража, все его тетки и дядьки вертятся вокруг в состоянии полной боеготовности.

А здесь на него не смотрят, за ним не следят. Закидывая руки за спину, чтобы размять уставшие плечи, Галипэй чуть не задевает какого-то мужчину, находящегося позади. Тот даже не вздрагивает. Почти не замечает, хоть и стоит почти вплотную.

Галипэй отирает пот со лба. Пора уходить, пока он не столкнулся с кем-нибудь. Все публичные места в Сань-Эре отличает теснота: здесь полы разграничены веревками, чтобы в одной секции занималось сразу несколько посетителей; хозяева предпочли не отводить под раздевалки отдельное помещение, а отгородить углы занавесками. Над головой натужно вращается вентилятор. Галипэя он не избавляет от обильного пота, зато раздувает занавеску в зоне переодевания, с шуршанием бросает влево и вправо, прежде чем Галипэй резким движением откидывает ее с дороги. Он открывает свой шкафчик. Внутри светится экран пейджера, сообщая о входящих сообщениях.

«Где ты?

Возвращайся поскорее, пожалуйста.

Скоро начинается ремонт стены, а меня не известили???

А гала-торжество в этом году все равно будет?

Ведь нет же, правда?

Галипэй, ответь.

Галипэй, прошу».

Все сообщения от Сэйци. Она приходится Галипэю двоюродной сестрой – или троюродной, или вообще неизвестно настолько дальней, – и ее назначили капитаном нового отряда, сформированного из дворцовой стражи. С тех пор как Лэйду Милю посадили под замок за измену, стражников в Сань-Эре перетасовали, составив отряды, назначенные в каждый сектор города, и переподчинили новому начальству. Теперь уже никогда не появится новой Лэйды, собравшей значительную силу, чтобы свергнуть правителя.

Сэйци воспринимает свою новую роль чересчур серьезно, постоянно приставая к Галипэю и требуя советов. Хотя они не настолько близки.

– Бесит, – ворчит Галипэй себе под нос, засовывая пейджер в карман. Он надевает черную рубашку, затем куртку, застегивая молнию так порывисто, что в ней чуть не застревает подбородок.

Настроение у него паршивое. Сэйци раздражает – тем, что считает, будто влияния у него больше, чем на самом деле. Раздражает город – многолюдием и жарой. Как только он выходит из здания, дышать становится легче, но он все равно трется плечами с другими пешеходами на узких улицах, ему все равно приходится обходить уличные лотки, когда он достигает главных городских артерий. Те горожане, что подогадливее, стараются отступить с его пути, заметив его серебристые глаза и признав в нем Вэйсаньна, но большинство не удосуживается.

Карман вибрирует. Галипэй достает пейджер.

«Скоро вернешься?»

– Я же тебя вроде бы отключил, – бурчит он и снова жмет кнопку.

Дворцовая стража едва справляется, несмотря на свою многочисленность. Август – уже не принц, а монарх – ввел радикальные изменения, значительно превосходящие те, что обещал ввести шепотом еще до восшествия на престол. Новый правитель Талиня распорядился о снабжении товарами и живой силой в виде целых легионов, превратив дворцовую стражу в армии провинций. Они составляют подробные отчеты, чтобы выявить проблемы каждой конкретной провинции, а затем назначают новых мэров и увольняют чиновников, вместо того чтобы решать эти проблемы. Ведется работа над инфраструктурой, потом в каждой деревне воздвигаются статуи короля из самых дорогостоящих материалов, оплаченных членами Совета. Августа Шэньчжи всегда негласно считали наследником, который когда-нибудь изменит к лучшему жизнь народа в Талине. Но его новые меры – и новые налоги – выглядят настолько откровенным захватом власти, что любой сторонний наблюдатель сочтет их намеренной попыткой вызвать волнения во дворце.

Однако все это еще можно списать на необходимость действовать слишком быстро, спешить утвердиться в роли короля – если бы не стена.

Август решил расширить границы Сань-Эра. Стену предстоит снести и передвинуть дальше в сторону Эйги. И это полная бессмыслица. Ведь Август ничего не предпринимает, не потратив прежде на подготовку несколько недель, а то и месяцев. Август никогда не действует, подчиняясь сиюминутной прихоти. И ничего не замышляет, не посоветовавшись сначала с Галипэем.

Но все две недели, прошедших после коронации, он вел себя совсем не так, как раньше. Галипэй невольно вздрагивает, почувствовав, как откуда-то из нависающих над головой труб ему за шиворот падает капля. Сань-Эр следит, как он движется по улицам, вездесущие камеры наблюдения мерцают то на одной тесной улочке, то на другой. То же самое и во дворце. С той самой секунды, как Август стал королем, Галипэй не сумел улучить ни единой минуты, чтобы остаться с ним наедине. В тех считаных случаях, когда Галипэй пытался заговорить с ним, спросить, все ли хорошо, и предложить совет, Августа гораздо больше заботила его кузина Калла – «нет, послушай, Галипэй, ну должен же быть какой-то способ сместить ее с поста советника еще до того, как она вернется из Жиньцуня… Да, полный порядок, незачем мне читать этот отчет, если все было сделано строго по инструкции… Кто-нибудь, принесите мне список других королевских советников…»

Впереди уже виден дворец, одна из башенок озарена солнечным светом, пробившимся сквозь облака. Непривычное зрелище. Обычно в городах-близнецах царит угрюмая серость, небо затянуто тучами, без ночных фонарей на улицах сумрачно.

Галипэй хмурится, обходя стороной сложенный из неровных блоков колизей и отгораживаясь от шума и суеты рынка в нем. Во дворец он попадает через боковой вход. И шагает, оставляя за собой размазанные грязные следы.

– Галипэй! Я уж думала, ты вообще не придешь!

Он подавляет вздох. Надо было догадаться, что на него устроят засаду.

– Сэйци, – ровным тоном приветствует он, не замедляя шаг. Его ждет работа, и вообще, любой Вэйсаньна способен идти и говорить одновременно. – Если это насчет стены, то я тебе не начальник. И понятия не имею, направят вас туда или нет.

– Это-то я знаю, – отзывается Сэйци, явно слегка обиженная тем, что у него могли быть иные предположения. В попытке угнаться за ним, она переходит на легкую трусцу, ее длинная коса стелется за спиной. – Ты же подчиняешься самому королю. Даже начальник моего начальника должен отчитываться перед тобой.

Строго говоря, начальником начальника Сэйци должен быть Август. Так что она ошибается.

– Тогда о чем речь? Наверняка о чем-то важном, если ты потратила столько времени, выслеживая меня.

В южном крыле суматоха – где-то этажом выше. Галипэй ненадолго поворачивает голову, пока они проходят место, где соединяются крылья дворца, и с любопытством оглядывает слуг, сбегающих по широкой зеленой лестнице. У одного из них тюк грязного постельного белья.

– Я хотела спросить насчет празднования. Кайен говорит, что оно все равно состоится.

– Значит, состоится, – отзывается Галипэй. Грандиозное гала-торжество – еще один повод закатить банкет ради самовосхваления членов Совета. – Это же ежегодное событие, его регулярно вносят в расписание. Почему бы ему не состояться и в этом году?

Сэйци морщится.

– В строгом смысле, это гала-торжество Каса. Ты должен убедить короля Августа отменить его.

– Совету это не понравится, – возражает Галипэй.

Если с чем-то Августу и следует быть осторожным, так это с Советом. Простому люду придется подчиниться, что бы Август ни провозглашал. И даже если он прикажет всему населению Талиня отныне ходить спиной вперед, так они и будут делать. По крайней мере, до тех пор, пока есть солдаты, следящие за соблюдением приказа.

Но если против Августа ополчится Совет, он потеряет все. Совету подчинены генералы. Генералы отдают приказы своим солдатам. Это единственный известный Талиню способ функционировать.

– Во дворце почти полный разгром, у нас нет средств на устройство еще одного завтрашнего банкета.

– Они у нас есть. Это королевская сокровищница.

– Речь не о деньгах. Сколько бы новых дворцовых служащих Калла Толэйми ни позволила нанять, у нас не хватает охраны. В смысле, слышишь этот грохот наверху? Целый отряд Вэйсаньна отправили на разведку в дворцовый лазарет из-за незваного гостя с кровавой рвотой. На мой взгляд, это разбазаривание наших талантов.

Значит, вот что это за звуки. Галипэй наконец замедляет шаг. В конце коридора еще одна лестница, вспышка активности видна и на ней.

– Минутку…

Незваный гость с кровавой рвотой?

– Кто-то болен?

Сэйци откидывает со лба челку. Пряди короткие, так что сразу падают обратно, но этим движением она выражает свою позицию.

– Брезгуешь дворцовыми сплетнями? Я понятия не имела, что ты не в курсе. Час назад ее перевезли из Северо-восточной больницы во дворец и сказали, что она подняла крик, будто бы она из знати. Должно быть, кто-то подтвердил это, раз ее оставили здесь.

Галипэй останавливается прямо рядом с лестницей. В животе у него разверзается дыра, пульсирующая подобно свежей ране. Шансов никаких. Абсолютно.

«Киноварь у тебя найдется?» – спросил он у тетушки.

«Зачем? Неужели пытаешься состряпать эликсир бессмертия?»

Он взлетает по лестнице, в голове гудит от изумления. Перед ним открывается высокое южное крыло, серебристый вентилятор стремительно вращается под расписным потолком. Избранный пантеон, самые могущественные божества мира, простирают руки над фойе.

На заре своей истории, еще до войны с Сыца и до завоевания таких земель, как Жиньцунь и Юуля, королевство отправляло посланников по независимым провинциям в поисках богов. Считалось, что где-то в приграничных землях есть вход в небесную обитель. Стародавние боги скрылись в горах, оставив землю смертным и позволив королям править вместо них, но, как и свойственно королям, те возжелали большего. Им было мало того, что старые боги приглядывали за королевством время от времени, откликаясь на молитвы. Вместо этого короли стремились получать милости постоянно и напрямую, оставалось только найти тех, кто их дарует.

И они перерыли горы.

Богов не обнаружили, зато нашли киноварь. У первых людей, добывавших ее, вскоре начались дрожь и судороги. Позднее они утверждали, что видели небеса и побывали там, где до бессмертия рукой подать. Этот минерал привезли в королевство, во Дворец Неба на севере, потом во Дворец Земли на юге. Королевским химикам был отдан приказ изучить грань между смертными и богами, а со своей стороны дворец обещал предоставить им столько киновари, сколько потребуется.

В конце концов, после многочисленных смертей, дворец заговорил по-другому. Киноварь вовсе не элемент богов, она просто ядовита и вызывает галлюцинации. Несмотря на избыток этого минерала, имеющийся в распоряжении ученых, никакого бессмертия из него получить не удалось. От всех запасов избавились разом, погрузили на повозки, чтобы увезти в провинции и выбросить. Заводы, едва увидев бочонки, немедленно нашли применение кроваво-красному цвету. Несмотря на всю свою токсичность, киноварь так и не исчезла из королевства – благодаря красителю, который фабрики Сань-Эра до сих пор производят в значительном количестве. Ее легко раздобыть, надо только иметь связи.

Галипэй сворачивает за угол. Впереди высится двустворчатая дверь лазарета. Если здесь и царили шум и суматоха, то теперь вокруг все тихо. Галипэй толкает обе створки двери, распахивая ее.

– О небеса!

Глава 4

На окраине Сань-Эра бесконечные груды строительных материалов и мусора тянутся вдоль дороги, ведущей в провинции, и громоздятся вблизи стены. Ее центральную часть завтра снесут. Ворота демонтируют и заново соберут дальше от города, на территории Эйги, а желтеющую траву вытеснят стальные фундаменты, в которые пустят корни новые здания.

Большой отряд стражи прибыл, чтобы охранять новый периметр столицы и разгонять провинциалов, которые не прочь расположиться лагерем под самой стеной. Многие прибыли только для того, чтобы посмотреть, как изменятся очертания столицы, и, улучив удобный момент, просочиться в Сань, лишившийся стены. Пока они еще бездействуют. Насколько видит дворцовая стража, местные жители просто терпеливо ждут.

– У нас тут кое-кто заявляет о своем законном праве на вход в город, – докладывает стражник из отряда, занятого разведкой, останавливаясь перед Вэйсаньна.

Тот едва удостаивает его взглядом, на миг оторвавшись от планшета и слишком недовольный назначением сюда. Моросящий дождь капает с хмурого неба, падает на экран. Несколько элитных отрядов необходимы на случай серьезных волнений, способности Вэйсаньна тогда придутся как нельзя кстати, но почему именно он? Большую часть жизни он состоял в королевской охране. А теперь держит под наблюдением стену.

– Личный номер?

– Она говорит, что еще не получила его, но вход назначен на сегодня. Говорит, что ее зовут Биби.

– Биби – а дальше?

– Просто Биби. Неизвестно, имя это или фамилия.

Как же глупо. Вэйсаньна стирает дождь с лица, тычет пальцем в громоздкий планшет, вводя два знака.

– В списке я ее не вижу. Если ей разрешили вход в город, то должны были выдать и личный номер. Нам надо убедиться, что она значится в регистрационных книгах, иначе в город она не войдет.