Ревизор: возвращение в СССР 40

Когда в десять утра звонок из приемной всё же раздался, он очень обрадовался. Так – сейчас сходить отчитаться и скинуть с плеч долой уже всё это дурно пахнущее дело.

В приёмной он оказался далеко не один – люди тоже с нетерпением ждали возвращения председателя. Но тут же с показным удовольствием уступили ему очередь, видимо, прекрасно понимая, по какому вопросу ему необходимо попасть к шефу. Причём сугубо добровольно, он никакого намёка на это не делал. Впрочем, поскольку в приёмной сидели сплошь партийные люди, он прекрасно понимал, с чего вдруг такая услужливость: каждый из них сегодня представил себя на месте Андриянова в случае провинности, и не хотел портить с ним отношения, заставив сидеть в очереди.

Блащицкий был не в очень хорошем настроении, это парторг сразу заметил. Кивком головы велев ему сесть напротив, он тут же нетерпеливо спросил:

– Как всё прошло? Очень жаль, что у меня самого никак не получилось посетить партсобрание.

– Хорошо прошло, Игорь Борисович. Пропесочили и влепили выговор Андриянову.

Председатель неприятно расстроился и уточнил:

– Как всего лишь выговор, учитывая, что он натворил? И у нас, и в ССОДе!

– Ну так не было такой возможности, Игорь Борисович! Сами посудите, у меня не было никаких оснований более жёсткое наказание выносить: у него до этого ни выговоров, ни порицаний не было. Кроме этого, фамилии женщин вы велели не упоминать, и на собрание их не приглашали. То есть всё, в чем Андриянова осуждали, за исключением показаний Авроры Яковлевны, было с ваших слов, а вас к тому же и не было, чтобы всё это подтвердить. Ну и надавить вашим авторитетом, чтобы других проняло… Так и Андриянов использовал очень выгодную для себя стратегию: повинился перед всеми, а сами знаете, повинную голову меч не сечёт. Поэтому так всё сложилось, что только выговор и можно было сделать.

Председатель недовольно спросил:

– Так что получается, что и дальше этот подлец будет среди честных людей в партийной организации?

Парторг пожал плечами и сказал:

– Мне и самому это не нравится, но мы же все протоколы отсылаем наверх. А вдруг, если бы мы его выгнали из партии, там бы заинтересовались всеми подробностями этого дела, если бы мы указали все то, что он наворотил в ССОД? А как не указать, если выгонять из партии, основания должны быть все указаны и быть весомыми. А у вас же, Игорь Борисович, наверняка есть недоброжелатели наверху, которые могли бы накопать достаточно, чтобы какие-то меры против вас лично принять за то, что у вас такой сотрудник на руководящей должности работает…

– Вячеслав Емельянович, вы бы лучше не волновались за меня, а провели заседание построже, – недовольно сказал председатель парторгу, – у меня всё в порядке наверху, чтобы я мог в этом случае легко отбиться от таких претензий. Но ладно, что теперь уже спорить, партсобрание уже закончилось. Делать уже нечего, но вам теперь ставлю задачу постоянно следить за Андрияновым. У нас же крепкая партийная ячейка, верно?

На такой вопрос парторг не мог ответить иначе, чем согласием.

– Так вот, обеспечьте, чтобы товарищи по партии не допустили новых такого же рода вопиющих деяний со стороны Андриянова, в особенности в адрес других дружественных им организаций. А то вы сорвали мне планы своим выговором: я уже и уволить его планировал, сославшись на то, что его исключили из партии. К чему мне такие сотрудники, с учётом того, что у нас тут сплошным потоком иностранцы идут.

Парторг лишь развел руками – мол, сказал уже все, что мог, по этому вопросу.

– Ладно, идите уже, Вячеслав Емельянович, мне сейчас надо позориться, звонить Федосееву. – сказал, поморщившись, Блащицкий. – Я его уверял, что мы этому Андриянову крепко хвост прищемим, а теперь, получается, сообщу ему всего лишь о выговоре… Эх, чувствую, ругаться он будет крепко!

Парторг, уходя после беседы, прекрасно понимал, что председатель остался им недоволен. Но не мог же он ему сказать напрямую, что это у него, у Блащицкого, наверху очень хорошие связи; ему в случае такого скандала ничего не будет. А вот у него, простого парторга, все несколько иначе – ему бы было из-за чего волноваться, поднимись наверху буря из-за этого протокола с увольнением Андриянова из партии. Ему могло бы здорово влететь за то, что у него в организации такой гнилой человек долгие годы был, и ни единого порицания не удостоился за все это время. Оправдание, что он ловко замаскировался под добропорядочного члена партии, никак бы не прокатило, упрекнули бы в плохой работе с членами парторганизации. Парторг должен хорошо знать членов своей ячейки.

У него лично такого происшествия ещё не было, но друзья-парторги его уже влетали, когда наверху начинали разбирать причины таких исключений из партии, и его предупреждали, насколько все серьезно. Так что если председатель Торгово-промышленной палаты хочет кого-то из партии выгонять по таким основаниям, то пусть сам присутствует на партсобрании, чтобы наверху потом видели по протоколу, что у парторга и выбора особого не было, поскольку первую скрипку играл Блащицкий, про связи которого наверху всем прекрасно известно…

***

Союз советских обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами

Белоусова была вся на нервах, вроде бы как её и оставили работать, но она не имела иллюзий: прежнего доверия к ней ни у кого теперь не будет. И зачем она сдуру поддалась на эти уговоры Андриянова помочь ему позаботиться о ее карьере! Теперь-то абсолютно ясно, что он вовсе не хотел, чтобы она стала начальницей, ему было плевать на это. Он хотел подсидеть её усилиями Морозову!

И почему она сразу не сообразила, что за этим внешним лоском и красивыми манерами скрывается такой подлец, который посмел нагло использовать её из-за того, что Морозова влезла в его отношения с этой дурой Галией. Вот уж кому везёт, так везёт: сама ничего не делает, ни на что не способна, а на неё только и сыпятся всякие хорошие вещи. То в командировку уезжает по Варнам, Сочам и Ялтам, да потом ещё и жалуется демонстративно на публику, как она там якобы устала; то Морозова за неё коршуном налетает на прежних заслуженных сотрудников, а ей всё в готовом виде в ручки падает…

Галию Белоусова ненавидела всеми фибрами души, но сейчас, честно говоря, ей было не до этого: вся эта подвисшая ситуация с Андрияновым не давала ей покоя. И хотя Федосеев и обещал, что ни имя её, ни фамилия в Торгово-промышленной палате оглашаться во время заседания парткома не будут, она не могла не подумать о самом плохом варианте. А если вдруг он её обманул и там в ходе разбирательств с Андрияновым всплывёт в таком негативном виде её фамилия? Это ж слухи по всей Москве тут же разойдутся!

Добавляла неприятных размышлений ещё и ситуация с собственным мужем. Она долго думала ему признаться во всей этой истории с Андрияновым, но после нелёгких размышлений всё же не решилась это сделать. Муж у неё хотя и понимающий, но всё же, как любой мужик, ревнивый. Даже если она ему абсолютно честно расскажет, что вовсе не заигрывала с этим Андрияновым, он же может и не поверить ей… Либо решит, что она ему изменяла, или планировала вот-вот изменить и потому поддалась на эти уговоры Андриянова, либо вообще подумает, что она просто дура, что клюнула на его сомнительные предложения в адрес Морозовой. И то и другое её абсолютно не устраивало. Муж у неё злопамятный: дай ему только повод – он ей долго потом ещё выговаривать будет, а главное, что и возразить ему будет нечего…

Мужу бежать признаваться надо только в одном случае: если всё же дело дойдёт до её увольнения из ССОДа. В этом случае у неё уже выхода просто-напросто не будет; он же этого так просто не оставит, побежит разбираться. А если он сам про Андриянова узнает, во время этих разборок, то у него и вариантов-то не останется: он точно будет уверен, что она ему изменила.

С учетом всего этого ежедневная работа и поручения руководства сейчас были Белоусовой до лампочки, она только о себе и беспокоилась.

Зазвонил телефон, она сняла трубку и услышала прекрасно знакомый голос секретарши председателя.

– С кем я говорю? – спросила та.

– Это заместитель начальника отдела Белоусова.

– А Морозову можете пригласить?

– Ольга Вениаминовна сейчас отсутствует.

– Передайте ей, как придёт, чтобы немедленно брала другую вашу сотрудницу, Галию Ивлеву, и шла к председателю по тому особому делу, про которое она в курсе.

Белоусова прекрасно поняла, что это за особое дело, но даже не успела ей ответить, как вдруг секретарша после совсем небольшой паузы сказала:

– Впрочем, я лучше сама перезвоню, не извольте волноваться.

И положила тут же трубку – ни здравствуй, ни прощай.

Прежде она себя со мной так не вела, – мрачно поджала губы Белоусова. Причину такого поведения и недоверия она прекрасно понимала: секретарша, похоже, была в курсе всего произошедшего. Или просто начальник ей сказал, что Белоусовой доверять ни в чем нельзя, – вот потому она и сказала, что перезвонит.

– Господи! И за что мне всё это? – сказала Белоусова, хотя не была ни капли верующей.

***

Глава 4

Советский комитет защиты мира

Ильдар очень заинтересовался той темой, что предложил ему Ивлев. Хотел сразу и к Семерову идти согласовывать, но вспомнил, что в последнее время парторг что-то стал осторожничать. Мало ли, может проблемы с теми, кто его подсидеть хочет, должность хорошая, такие наверняка есть. Значит, надо к встрече с ним подготовиться хорошо, чтобы у того и шанса не было отказать. Нужен, очень нужен острый материал для рейда!

Правда, стоило подстраховаться не только ради похода к Семерову, но и в целом. Мало ли, в Ярославле будут какие-то подводные камни? Вдруг в руководстве города окажется кто-то с такими связями в Москве, что ему потом влетит за саму идею ехать туда и раскапывать всю эту историю? Дети членов Политбюро или ЦК, племянники, да даже дети фронтовых товарищей членов Политбюро могли создать немало проблем в любом расследовании, очень вредных для карьеры расследователей. А он же все это затевает не из-за того, что правдолюб, а чтобы занять, наконец, должность повыше… Так что расследования, что могут ударить по его репутации, ему ни к чему…

Ильдар думал недолго, но таки вспомнил, у кого можно разузнать побольше про этот самый Ярославль. Есть же в Верховном Совете и депутат оттуда, и его помощник. С обоими он был знаком, вот только депутат был какой-то мутный, он его остерегался. Не получалось с ним нормально общаться, очень замкнутый мужик, себе на уме. А вот помощник его был сильно на него самого похож. Всячески искал любые возможности свои связи в Москве укрепить, и в Ильдаре видел один из полезных контактов на будущее… Признавая при этом безусловно, что Ильдар в данный момент намного лучше его устроился. У Ильдара все же был официальный статус главы комитета, хоть и незначительного, а помощники депутатов работали на внештатной основе, получая финансирование по партийной линии. И этот нюанс имел большое значение для статуса в иерархии.

Прекрасно, значит, если он сейчас в Москве, то вряд ли откажет в детальной беседе…

Повезло, когда он набрал его номер, тот оказался на месте. И немедленно согласился вместе с ним в столовой посидеть.

– Ну как, Юрий, дела у тебя в Москве, все хорошо? – поинтересовался Ильдар, здороваясь за руку, привстав из-за стола, когда тот подошел к его столу в столовой.

– Спасибо, Ильдар Ринатович, все в порядке. Как у вас дела?

– Тоже хорошо. Такой вопрос, Юрий – не подскажешь, есть у вас в руководстве в Ярославле кто-то с мощными связями в Москве?

Собеседник сразу же как-то успокоился, поняв, что тема для общения будет полностью ему знакома:

– Какое там, Ильдар Ринатович! Все, кто при серьезных должностях, по несколько лет уже сидят на своих местах. Сами понимаете, что были бы связи, давно бы в Москву перевелись.

– И что, всяких там племянников серьёзных людей из Кремля тоже нет?

– Нет, что вы! Разве в Москве или МИДе уже закончились места для них? Тихо у нас там, спокойно. Все свои.

Этим Юрий Ильдару и нравился, с ним можно было говорить достаточно откровенно. Причем на провокации, которыми славились те, кто работал на КГБ, это никогда не было похоже. Впрочем, Ильдар в любом случае сам никогда на такие провокации не поддавался, не отвечал в том же стиле, не поддакивал, и не кивал, когда при нем что-то нехорошее говорили про СССР, хоть бы даже сомнительный анекдот. Просто поскорее прерывал такое общение и уходил. А за такое поведение ничего ему пришить невозможно…

Вот и сейчас, получив исчерпывающий ответ, который его успокоил, он тут же перевел разговор на другую тему, став расспрашивать Юрия о том, чем отличается архитектура в Ярославле от архитектуры в Москве. А тому, поскольку он был уроженцем Ярославля, было приятно отвечать на его вопросы.

И то что нужно ему было узнал, и покушал заодно, – подумал Ильдар, идя из столовой сразу к кабинету Семерова. Время обеденное как раз закончилось, мало ли повезет того застать на месте. А нет, так он подождет минут пять на всякий случай. Потом уже к себе в отдел уйдет и будет время от времени по телефону набирать.

Повезло, как и с Юрием – Семеров был у себя.

Поздоровавшись, Ильдар рассказал об идее рейда в Ярославль, показав и само письмо. Жаль, что оно было адресовано Ивлеву, но с этим уже ничего не поделать. Правда, были и плюсы – наличие в составе будущего рейда Ивлева, видно было, в определенной степени парторга успокоило, Ивлева тот по неизвестной Ильдару причине уважал. Он уже и пытался как-то по случаю вызнать, в чем причины такого уважения, но Семеров вел себя как кремень, делая вид, что не понимает, чем он интересуется. Впрочем, Ивлев в «Труде» печатается, а парторг вечно сидит, обложившись газетами – может, в этом и причина этого уважения? Ну а если не это, то значит Семеров знает о какой-то мощной поддержке для Ивлева от кого-то серьезного. Узнать бы как-нибудь в этом случае, все же, от кого. Потому как сам Ивлев тоже на такие расспросы с его стороны отвечал чрезвычайно уклончиво…

– А кто у нас там в Ярославле сидит в горкоме? – спросил задумчиво Семеров.

Правильно поняв вопрос, что речь идет вовсе не о фамилиях, Ильдар ответил:

– Сергей Валерьевич, я навел справки – никого там серьёзного нет.

– Ну если так… В принципе, я готов поддержать эту идею. Получи еще добро от комсорга, Ильдар, учитывая, что у тебя там в комитете сплошные комсомольцы, и согласуем, когда отправимся к Игнатию Фёдоровичу на прием…

– Хорошо, Сергей Валерьевич, сразу же сейчас к Юрию Васильевичу и пойду.

– Сейчас не иди, Трубникова отправили вчера в Серпухов по какому-то делу. Завтра с утра приходи, он уже вернется.

***

Москва, городской комитет КПСС

В назначенное время Захаров направился к Гришину. Так, теперь важно грамотно провести разговор, – сосредоточенно думал он, идя по коридору, – вчера все варианты вроде просчитал. Теперь главное, чтоб все получилось в правильный момент предложить…

Едва он зашел в приемную, секретарь тут же сообщила Гришину и, получив от него какие-то указания, пригласила Захарова в кабинет. Уже проходя внутрь, Захаров заметил, что в приемную заходит и помощник Гришина, Изюмов, и кивнул ему. При этом Захаров отметил, что смотрел на него Изюмов несколько не по чину, дерзко, но когда он ему кивнул, то сразу же расплылся в угодливой улыбке и кивнул в ответ.

– Здравствуйте, Виктор Васильевич, вызывали? – прошел второй секретарь к столу начальника.

– Да, Виктор Павлович, здравствуйте. Присаживайтесь, – предложил ему хозяин кабинета.

Сев на стул сбоку от стола начальника, Захаров внимательно посмотрел на него. Гришин выглядел недовольным, но особой нервозности не выказывал.

– Я вас вызвал, Виктор Павлович, по очень срочному делу, – перешел Гришин к сути без всяких отступлений. – Вопрос касается инновационных детских площадок, которыми вы до недавнего времени занимались. Мы установили первую партию площадок в нескольких районах Москвы и столкнулись с довольно неприятной ситуацией.

– Какой же, Виктор Васильевич? – вежливо поинтересовался Захаров, сохраняя невозмутимое выражение лица.

Несмотря на то, что он предполагал, что Гришин сделает вид, что так и надо, по поводу того, что забрал площадки, его все равно немного покоробила эта непробиваемая самоуверенность начальника. Даже словом или намеком каким-нибудь тот не показал, что был не совсем прав, поступив так. Ну, что ж, тут уж как есть. Послушаем, что он теперь скажет и как будет положение вещей описывать, – подумал Захаров.

– С первого же дня их работы поступает большое количество жалоб от жителей дворов на шум и огромный наплыв детей со всех окрестностей, – ответил Гришин, не сумев сдержать недовольной гримасы. – А ведь площадки поставлены у домов не самых последних людей в городе…

– Да, такой эффект присутствует, – снова невозмутимо кивнул Захаров. – Мы наблюдали серьезный ажиотаж, когда установили первую пробную площадку. Она была установлена в июне. И, насколько мне известно, востребованность площадки не уменьшилась до сих пор. С учетом этого опыта, при разработке плана запуска первой партии детских площадок мы намеревались размещать их по районам города сразу партиями от пяти штук, не меньше, чтобы снизить ажиотаж и распределить потоки детей.

– Почему же эти соображения не были отражены в плане размещения площадок по городу? – сдерживая раздражение, поинтересовался Гришин.

– В плане размещения обоснование никогда не включается, – спокойно парировал Захаров. – Мы всегда по любому проекту предоставляем подробное обоснование по запросу, но таковых по детским площадкам нам не поступало.

– Это досадное упущение, – констатировал Гришин, поняв, что с этой стороны Захарова прижать не получится. – И в результате мы имеем серьезную проблему, так как жалобы на площадки поступают с самого верха, – многозначительно посмотрел он на Захарова. – Весь проект может оказаться под угрозой, если ситуацию быстро не получится разрешить. Поэтому я и вызвал вас, Виктор Павлович. Вы знаете про эти площадки больше всех. Может быть, сможете предложить вариант, как нам эффективно устранить возникшую проблему? Хотелось бы все же, чтобы такая полезная для столицы инициатива продолжилась. Уверен, что вы, как и я, заинтересованы, чтобы наш город становился все краше, ведь для этого мы свои должности и занимаем…

– Без сомнения, – кивнул Захаров в ответ, – я очень заинтересован в процветании нашей столицы и в успехе проекта с детскими площадками, а также во многих других полезных начинаниях. Давайте подумаем, как можно ситуацию с жалобами эффективно решить…

Захаров выдержал паузу, сделав вид, что усиленно размышляет. Разговор с Гришиным пока складывался не худшим образом. От попытки перевесить на него ответственность удалось уйти. Теперь пошли намеки на хорошие перспективы с Гришиным и печальные без него. Тоже вполне ожидаемо. Сейчас главное, чтобы начальник понял и нормально воспринял идею, которую Ивлев предложил. Захаров незаметно перевел дух и, подняв голову, начал говорить:

– Виктор Васильевич, есть у меня одна идея. Думаю, должна сработать.

– Какая? – тут же встал в стойку Гришин, демонстрируя заинтересованность.

– Предлагаю установленные детские площадки временно закрыть, – произнес Захаров. – Поставить милицию…

– И вы туда же, Виктор Павлович, – недовольно перебил его Гришин, явно подумав, что Захаров продолжает его подставлять и сильно разозлившись. – Мне уже предлагали такую идею. Это категорически неприемлемо. Нас не поймут, если запретим жителям соседних домов детей на площадки водить.

– Но я вовсе не это предлагаю, – сохранил Захаров спокойствие, – я предлагаю доступ на площадки закрыть полностью. Для всех без исключения.

– Что? – опешил Гришин. – А в чем смысл? Нас же тогда вообще съедят.

– Нас съедят в ближайшие дни, если продолжится шум и гам на установленных площадках, – веско возразил Захаров. – А вот если мы их закроем, придумав благовидный предлог, то уверен, что уже через пару дней вам снова начнут звонить, Виктор Васильевич, те же люди, но уже с просьбами все вернуть, как было. Потому что теперь уже будут возмущены их дети и внуки. А мы же с вами знаем, каково это, выслушивать плач, капризы и нытье все свободное время, у обоих семьи. Такое намного труднее выдержать, чем шум с улицы, согласитесь?

Гришин, все это время внимательно слушавший Захарова, под конец его речи просветлел лицом. Он моментально просчитал всю ситуацию и сообразил, что вариант, предложенный подчиненным, действительно позволит выйти из всей этой истории в плюсе. Когда члены Политбюро сами попросят его возобновить работу площадок, руки у него будут развязаны и дальше уже можно будет решать ситуацию спокойно, постепенно устанавливая дополнительные места для игр детей и получая в ответ не гневное шипение, а благодарности. Интересно, а Демичев сам позвонит мне, когда будет просить площадку снова открыть, или опять через помощника? – мелькнула у Гришина ехидная мысль.

– Виктор Павлович, вы молодец! – с энтузиазмом похвалил он подчиненного. – Отличную стратегию предложили. И так быстро придумали. Должен признать, у вас талант к управлению и планированию. Буду иметь в виду, такие кадры надо беречь.

– Спасибо, Виктор Васильевич, – скромно произнес Захаров.

– Я тогда сейчас, не откладывая, поручу своим помощникам реализацию вашего предложения. Пусть хоть так пользу принесут, раз идей дельных предложить не могут, – хохотнул Гришин. – А вас, Виктор Павлович, тогда попрошу включиться снова в работу над этим проектом. Сами понимаете, что теперь придется форсировать процесс ввода новых площадок по всей Москве. Вы уже неплохо поработали в этом направлении, результаты первые получили, вам и карты в руки. Варанов передаст вам сегодня же места установки всех площадок, а от вас жду тогда к концу недели план введения новых детских площадок с подробным обоснованием, указанием очередности и количества. Все согласования с заводом «Полет» тоже на вас. Не подведите!

– Все сделаю, Виктор Васильевич, – с готовностью откликнулся Захаров. – Но потребуются ресурсы для «Полета», чтобы он мог нам быстрее помочь с окончательным решением этой проблемы, – добавил он, выразительно взглянув на Гришина.

– Любые ресурсы будут предоставлены, – кивнул тот подтверждающе. – Общее дело делаем. Все, что нужно, просто согласовывайте с Панкратовым. Соответствующее распоряжение отдам.

– Хорошо. Тогда, с вашего разрешения, пойду работать над этим вопросом, – поднялся с места Захаров.

– Да, можете быть свободны, – ответил ему Гришин, тоже поднявшись и пожав руку. – Спасибо, Виктор Павлович.

Выйдя из кабинета начальника и отойдя по коридору на достаточное расстояние, Захаров прислонился к стене спиной, переводя дух. Получилось! – внутренне ликовал он. – Но каков Гришин интриган… Ну Ивлев стервец! Как он предсказал, что мне опять проект с площадками вернут, чтобы подставить перед Политбюро? Гришин бы точно так и сделал, он вовсе не после его предложения решил так поступить… Не предложил бы ему толковый вариант как выкрутиться, полученный от Пашки, сейчас бы встрял, как кур в ощип…

Отдышавшись немного и приведя в порядок мысли, Захаров отлип от стенки и направился к своему кабинету. В целом ему нравилось просчитывать варианты, говорить намеками и пытаться разгадать намеки собеседников, но сегодня разговор был уж очень нервным. Слишком многое от него зависело. И Захаров чувствовал, что за не такое и длинное время разговора сильно вымотался. Сейчас бы расслабиться, но нельзя. Работы еще непочатый край…

***

Союз советских обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами

Галия с Морозовой вошли в кабинет, вернувшись с выставки, которую курировали, и Белоусова тут же затараторила:

– Звонила секретарь Федосеева, велела, как появитесь, тут же к нему подойти.

Галия переглянулась с начальницей. Веры у них теперь было к Белоусовой ни на грош, и та, заметив это, плаксиво скривив губы, тут же добавила:

– И что вы так смотрите, сами же сказали мне, что забудете про все прошлое, будем нормально теперь сотрудничать?

– Что-то не припомню такого. – сурово прищурившись, сказала Морозова. – я всего лишь сказала, что увольнять тебя, Валерия Николаевна, не буду, а прощение заслужить еще нужно. И явно не одним извинением, а долгими месяцами безупречной работы.

Обычно бойкая на язык Белоусова в этот раз лишь фыркнула и отвернулась. А Морозова сказала Галие:

– Ладненько, давай тогда идти, раз такое дело, мы и так на выставке задержались.

Оставив пакет с плюшками, которые приобрели в киоске неподалёку от входа на выставку, Галия пошла вслед за начальницей на выход.

Секретарша Федосеева явно обрадовалась, увидев их в приёмной.

– Вот и славно, – сказала она, – а то Владимир Алексеевич уже два раза о вас спрашивал. Надеюсь, у вас есть хоть веская причина вашего отсутствия, а то он может и спросить, почему вы так долго не появлялись…