Четыре дня на похоронах в сопровождении маленького оркестра

– Хотите его увидеть?

– Да! Да! Конечно, хочу! – громко и, пожалуй, слишком эмоционально произнёс я в ту же секунду, забыв про все вопросы, что были до этого в моей голове.

– Что ж, – сказала она, – тогда вам придётся меня проводить до гостиницы, в которой я остановилась. Дневник у меня в номере. И если хотите, мы можем прямо сейчас пойти за ним?

Несмотря на то, что я почти сразу же дал ей положительный ответ, всё же мысль о том, что мы можем оказаться с ней наедине в её гостиничном номере, тревожила меня. Я прекрасно понимал, как непросто устоять перед такими девушками, как Лили, даже если ты уже решил, что между вами ничего не будет. Это и вызывало тревогу: я очень не хотел оказаться в ситуации, которая могла бы разрушить мою семью и привычный образ жизни. К счастью, все эти опасения были лишь плодом моего воображения, так как со стороны Лили никаких, по крайней мере, очевидных, намёков не было.

Расплатившись и покинув кафе, которое уже не казалось мне обычным и непримечательным, мы отправились за дневником. По просьбе Лили я согласился добираться до гостиницы пешком, хоть она и предупредила меня, что путь до неё неблизкий. Всё же я счёл, что этот вариант для меня предпочтительнее, чем тот, в котором мне вновь пришлось бы оказаться на заднем сиденье такси.

Даже не знаю, почему так получилось, но за всю дорогу до гостиницы мы не сказали друг другу ни слова. Пожалуй, мне даже нравилось, что мы шли молча, и я, не будучи задействован в очередном диалоге, мог просто наслаждаться той свежестью, после дождя которой были щедро наполнены сочинские улицы. Что до моей спутницы, на которую я, конечно же, не забывал периодически поглядывать, то она всю дорогу с неподдельным интересом разглядывала людей, что встречались нам на пути.

Когда же мы добрались до гостиницы, не доходя буквально несколько шагов до входа, Лили вдруг остановилась и посмотрела на меня.

– Вы не обидитесь, – спросила она, – если я попрошу вас подождать меня на улице, пока я поднимусь за дневником в свой номер?

– Обижусь?! Конечно, нет, – ответил я с каким-то очевидно наигранным безразличием, да ещё и зачем-то так широко раскрыл глаза, словно я актёр, мечтающий получить награду в номинации "худшее удивление за всю историю кинематографа".

Лили улыбнулась.

– Ну вот и здорово. Я быстро.

И уже через пару секунд я стоял и смотрел на то, как вслед за ней плавно и довольно эффектно закрывалась большая и очень красивая парадная дверь гостиницы. Признаюсь, как только она ушла, я тут же выдохнул с облегчением. "Как здорово, – подумал я, – что всё так удачно вышло."

Оставшись один, я наконец-то расслабился, и чтобы как-то убить время ожидания, стал рассматривать окружающие меня пейзажи, которые, надо признаться, смотрелись довольно блёкло на фоне поистине роскошного фасада гостиницы. Правда, делал я это недолго, так как уже через пару минут Лили вернулась, держа в руках тот самый дневник.

– Вот держите, – сказала она и протянула его мне.

Я был так взволнован, что, только кивнул ей в ответ.

– Можете оставить дневник себе, – добавила она.

– Ну что вы, как я могу? Уверен, что он очень дорог вам.

– О нет, – ответила она, – к вещам я абсолютно равнодушна. Мне дороги лишь их владельцы. Так что берите и делайте с ним всё, что сочтёте нужным.

– Тогда позвольте мне за это вас ещё раз поблагодарить и… да… ещё, конечно, за компанию, что вы сегодня мне составили.

– И вам, Иван, спасибо. Теперь, я думаю, нам пора прощаться. Уверена, что вам уже не терпится почитать дневник.

– Да, так и есть, – ответил я и крепко сжал его в руках.

Не помню, как именно мы разошлись, но помню, как почти бегом добирался до гостиницы, в которой моя заботливая жена заранее забронировала мне номер. Это была не такая роскошная гостиница, как у Лили, а вполне обычная, я бы даже сказал, среднего качества. Но меня это совершенно не беспокоило в тот момент.

Заполнив все необходимые бумаги и получив ключи, я быстро поднялся в свой номер. Едва скинув ботинки, я тут же опустился на кровать и жадно принялся читать страницу за страницей. То, что я прочитал, сильно меня впечатлило. Это были не просто записи, а настоящие мемуары, которые я, в свою очередь, решил преподнести вам в виде повести.

Однако, дочитав до конца, я столкнулся с тем, что концовка последней главы оставила у меня больше вопросов, чем ответов. Думаю, и у вас возникнут те же вопросы.

Сначала я решил, что Лили сама дописала концовку. Я даже пошёл к ней в гостиницу, чтобы спросить об этом, но сотрудник на ресепшене сказал, что она уже выехала. После долгих раздумий я решил оставить всё как есть. Пусть каждый решает сам, где здесь правда, а где чужая фантазия. В конце концов, разве не так устроена вся наша жизнь?

Глава 1.

28 августа 2004 года. Эта дата выжжена в моей памяти, будто клеймо. До этого дня моя жизнь напоминала замкнутый круг: одни и те же улицы, те же тусклые мысли, бесконечное ожидание чего-то, что так и не приходило. Годы растворялись в этой бесцветной рутине, словно сахар в холодном чае. Но всё изменил один телефонный звонок.

Каждый раз, вспоминая тот день, я не перестаю удивляться тому, как всего один звонок смог запустить целую цепь событий, которые впоследствии так кардинально изменили меня. Сложно представить, но уже через месяц я стоял на вокзале с билетом в один конец, где меня ждала совершенно новая жизнь, в которой не было ни одного знакомого лица из прошлого.

Сейчас, спустя годы, я вдруг осознал, что обязан рассказать эту историю. Не из ностальгии – а потому, что она, как горящий факел, может осветить и ваш путь.

Кто-то закроет эту страницу со вздохом: «Нет, уж лучше знакомые тени, чем неведомый свет». Что ж, спорить не стану – страх перед переменами сильнее страха перед пустотой. Но если в вас ещё теплится хоть искра беспокойства, если вы хоть раз ловили себя на мысли, что живёте «не своей жизнью» – вот вам моя история.

В прошлом я жил в огромном, шумном городе, который давал мне бесчисленные, но ненужные возможности, забирая взамен единственное, что было по-настоящему ценно, – моё время. Каждое утро он бросал меня, словно уголь, в свою ненасытную печь, где в течение дня выжигал из меня всю необходимую ему энергию, а после выплёвывал меня обратно в мою крошечную съёмную квартирку, больше похожую на собачью будку. Почти каждый вечер мой день догорал на тесной кухне, под монотонный шёпот маленького телевизора.

Что до меня, то мой портрет довольно заурядный: брюнет с карими глазами и средним ростом. Фигура правда крепкая была – тут и генетика сыграла, да я и в спорте с детских лет. Предпочитал в одежде: футболки, джинсы, кеды. Ну, в общем, как и говорил – портрет довольно средний.

Во мне из «выдающегося» тогда был только нос, а список гордостей могла возглавить лишь пышная копна волос. Конечно, это просто шутки, но что ещё мне остаётся, ведь в те двадцать пять лет я мало что из себя представлял. Всё, что у меня было на тот момент, – старенький автомобиль да диплом в области менеджмента. Хотя признаюсь, что моё высшее образование никогда не являлось предметом моей гордости, так как из университета я помнил лишь то, как писать шпаргалки. Правда, надо отметить, что слово «менеджмент» всё-таки присутствовало в моей жизни, ведь в то время я работал менеджером по продаже офисной техники. Ох, и весёлая же это была работка. До сих пор удивляюсь тому, как каждое утро из навязанных мне моим поколением ценностей и привитой обществом зависимости от денег я умудрялся синтезировать искусственный энтузиазм, на котором после как сумасшедший носился весь день от одного потенциального клиента к другому в надежде хоть с кем-нибудь из них заключить хорошую сделку. Но везло мне в этом нечасто. Видимо, что-то я делал не так. По крайней мере, так считал мой босс. Что же до меня, то я вообще не понимал, что делал.

Пожалуй, единственное, что меня тогда хоть как-то радовало в жизни, – это мои друзья. Они, конечно, не были гордостью моего поколения, но точно были его отражением. Интересовались они абсолютно всем, от чего считали себя всесторонне развитыми личностями. На первый взгляд звучит неплохо, но вот проблема в том, что знания их были весьма поверхностные. Оттого почти любая их беседа сводилась к вбрасыванию какого-нибудь неоспоримого факта, ну или чьей-нибудь умной мысли, а после уж они несли всякую ахинею или, вернее сказать, выдавали за истину абсолютно ничем не подкреплённую отсебятину.

Но было в них и то, в чём невозможно не отдать им должное, – их сумасшедшая целеустремлённость и фантастическая работоспособность. Их девиз состоял из одной фразы: «Во что бы то ни стало добиться своей цели». А цели их поистине были огромны. Стоит сказать, что и работали они соизмеримо своим целям. А если быть ещё точнее, то вся их жизнь сводилась лишь к работе. И я уверен, что они смогли бы многого добиться, если бы не эта их постоянная спешка, – им как нельзя лучше подходила ещё одна фраза: «Пятилетку за три года, миллион за месяц». И в этом, думается мне, им стоит только посочувствовать: очень нелегко жить в нескончаемой погоне за деньгами, карьерой и успехом. Но что поделать? Они иначе не могли. Их непомерные амбиции ни за что не позволили бы им остановиться и перевести дыхание, какими бы последствиями им это ни грозило. Как итог – жизнь в ощущении давления со всех сторон, бессонница и постоянный стресс. Конечно, они никому этого не показывали. На публике, где их никто не знает, они вначале сдержаны, крайне приветливы и нарочито доброжелательны, а как освоятся, то тут, минуя искренность, стремительно впадают уж в другую крайность, где царит фальшивая открытость и резко гипертрофированная болтливость.

Вообще мои друзья были людьми весьма общительными. Порою даже слишком. Они, так сказать, лидеры, что тащат за собою всех и даже тех, кто их об этом не просил. И тут нетрудно догадаться, что это нравилось не всем. А так как ругань, драки и скандалы для них сродни дурному тону, то неизменно каждый раз они внимательно следили за чертой, которую во избежание проблем старались не переступать.

Их было двое: голубоглазый Влад и кареглазый Боря. Влад ростом был с меня, фигура средняя, чуть узковатые плечи. Слегка картавил и всегда ходил вразвалку. Имел соломенный цвет волос и был большим любителем футбола. Борис же сильно отличался. Он был русый, довольно полноват и ростом ниже нас. Любил шутить, но только не о деньгах.

Мы подружились ещё на первом курсе университета, а после всю учёбу были неразлучны. Но после выпуска мы стали видеться гораздо реже, ведь, как я говорил чуть выше, для них вся жизнь сводилась лишь к работе. Правда, была у нас одна традиция, которую мы никогда не нарушали. Каждую субботу, что бы ни случилось, мы обязательно собирались у Бориса на даче. На деле это был своеобразный день отчёта о достижениях и неудачах за неделю, но Влад настаивал на том, чтобы мы называли наши встречи собранием клуба будущих миллионеров.

Так вот, во время всей учёбы и после её завершения где-то года два нас в этом клубе было только трое. Пока в июне 2003-го года Влад не привёл к нам свою Веру, с которой он начал встречаться где-то за месяц до этого. Мы с Борей относились к ней терпимо – радовало, что наши встречи с её появлением несильно изменились. Всё дело в том, что Вера была довольно безобидным и тихим участником еженедельных собраний, настолько тихим, что иногда мы и вовсе забывали о её присутствии. Да это и неудивительно. Каждую субботу она неизменно садилась в просторное мягкое кресло, что стояло в углу комнаты, в которой мы собирались, и тут же словно проваливалась в мир своих тайных, сокровенных мыслей, из которого возвращалась весьма нечасто. Единственное, что она делала время от времени, так это теребила концы своих жидких и чёрных, как смоль, длинных волос, что, надо сказать, весьма невыгодно подчёркивали её округлое и слегка болезненное лицо. И всё это сопровождалось таким отсутствующим взглядом, чем-то напоминающим мне взгляд дохлой рыбы, в котором можно было одновременно увидеть как всю глубину, так и всю пустоту наших стремительно проносящихся жизней.

Когда Вера всё же вставала, чтобы немного размяться, то, проходя мимо нас, она неизменно окидывала каждого своим оценивающим взглядом, после чего резко отводила в сторону свои хитрые серые глазки и возвращалась обратно в кресло. В эти моменты я всегда смотрел на Борю, который каждый раз очень смешно кривил лицо, провожая низенькую бесформенную Веру своим вопросительным взглядом, который так и кричал: «Ну что же ты, природа… хоть талию бы ей дала?!»

Вообще мы знали, что Вере не очень-то нравилось каждую субботу проводить с нами на даче и слушать эти бесконечные разговоры о работе, карьере и деньгах, но при всём этом она не пропустила ни одной нашей встречи. Видимо, верила Вера во что-то.

Ну что ж, пожалуй, время перейти к тому самому дню, с которого я, собственно, и начал свой рассказ. Это как раз была суббота. В то утро я долго не мог встать с кровати, что, отмечу, совершенно мне не свойственно. Более того, я никогда не понимал людей, что после пробуждения могут часами нежиться в постели, при этом не испытывая скуки. И всё же верно говорят: не стоит осуждать других. Теперь же вот и сам находился в положении ранее мной осуждаемых. В попытках разгадать, что же за сила меня держит, был вынужден признать существование постельной гравитации.

Признав этот факт, мне ничего не оставалось, кроме как чем-нибудь себя занять. Не буду врать, что я был в долгом поиске, ведь правда в том, что я вообще в нём не был. Занятие нашлось само собой. Короче говоря, я принялся за изучение потолка. Вначале думал написать, что это было весело и очень увлекательно, – ну чтоб добавить чуть сарказма в текст. Потом я думал нагнетать, описывая то, как это было скучно. В конечном счёте я решил: пусть будет так, как всё на самом деле было. А было это быстро. Всё дело в том, что площадь потолка была довольно скромной, и через пять минут я уж подметил все его неровности, все трещинки и непонятно как появившиеся на его штукатурной коже отвратительные пятна.

Следующим объектом для моего пристального изучения стала громоздкая блестящая люстра, что висела строго по центру комнаты и состояла из какого-то бесчисленного количества стеклянных элементов. Сказать, что она абсолютно не гармонировала с размерами маленькой комнатки, – это значит не сказать ничего. Ей точно было здесь не место. Хотя не думаю, что ей вообще нашлось бы где-то место. Возможно, лишь в фойе провинциального театра. Но думаю, и там её столь вычурный, аляповатый вид смотрелся бы избыточно помпезно.

Довольно быстро разобравшись как с люстрой, так и с потолком, я был намерен перейти к исследованию остальных предметов и поверхностей, окружавших меня. Но тут мой взгляд привлёк косой солнечный луч, что смело впрыгнул сквозь окно на одну из стен моей комнаты и медленно по ней пополз. Его движение нельзя было назвать стремительным, но всё же своей динамикой он сильно выигрывал по части интересности у окружающего меня статичного мира. Недолго думая, я стал за ним следить. Я делал это ровно до тех пор, пока он не добрался до мерзкого шва: породившие его два обойных листа были когда-то плохо проклеены и теперь предпочитали жить отдельно друг от друга. Внешне это выглядело как расстёгнутый ворот рубашки, но не чёрной рубашки, что носят одинокие мужчины на рандеву, а скорее гавайской рубашки где-нибудь на приёме у британской королевы. Другими словами – это было просто ужасно. И хоть я и не эксперт в подобных вещах, но всё же позволю себе предположить, что если существует пособие по созданию приличных квартирных интерьеров, то в нём уж точно есть пункт о несоответствии подобных швов правилам дизайнерского дресс-кода. В итоге, чтоб не осуждать себя за ту лень, что никак не давала мне купить клей и, наконец, подклеить этот ужасный шов, я решил переключить свой взгляд на то, что в это время было за окном. А за окном в тот день была просто чудесная погода. Солнце светило ярко, а небо было настолько чистое, что напоминало нежно-голубой топаз.

На фоне этого ясного утреннего неба мне хорошо была видна крыша соседней пятиэтажки – она вся была в какой-то волшебной солнечной дымке, благодаря чему эта картина приобретала такую силу, что, казалось, была способна в кратчайшие сроки привести любое существо в состояние полного умиротворения. В этом вскоре я и убедился на собственном опыте.

Это произошло, когда я увидел, как на крыше той пятиэтажки, а вернее на её парапете, сидит небольшая кучка явно интровертивных голубей и мирно нежится на солнышке. Мне так понравилось их состояние дремоты, что я невольно начал сам в него впадать. И вот уже я – спустя всего лишь четверть часа – ментально приобщился к той голубиной стае. Конечно же, я не считал себя одним из них, скорее я воспринимал тех голубей как гуру. В моих глазах они были словно буддийские монахи, что, медитируя, при каждом вдохе могли ощутить вокруг себя весь этот огромный мир, а после резко выдохнуть и ощутить себя частичкой в этом мире. С тех пор их образ стал для меня олицетворением спокойствия. Чего нельзя сказать об их экстравертивных собратьях, что нервно ходили из стороны в сторону и ритмично покачивали головами. Это выглядело так, словно они были раздражены спокойствием своих соплеменников и отказывались верить в их истинное просветление и единение с миром, считая, что у них скорее какое-то подобие расстройства восприятия внешнего мира, приводящее их к неспешности вследствие утраты как собственного «Я», так и связи с реальностью.

Всё это напомнило мне школьные годы, где так же все делились на две большие группы: тихони и задиры. Из чего я сделал вывод, что голубиный конфликт не за горами. И я был прав. Задиры вскоре стали проявлять агрессию. Я делал ставку на монахов, считая, что у них могут быть припрятаны какие-то приёмы в рукаве, которые в этой схватке непременно помогут им победить. Но то, что было дальше, меня весьма удивило. Как только на ту крышу прилетели два больших чёрных ворона, то голуби тут же позабыли о свои разногласия и спешно все разом улетели. Что тут сказать – порою голуби куда умнее нас. Они-то знают, что бояться надо не друг друга, а тех падальщиков, что, стоя в стороне, ехидно улыбаются и потирают руки.

Так, улетевший вслед за голубями мой орнитологический интерес подвиг меня вновь вернуться к исследованию моей комнаты. В этот раз я взялся за книжную полку, что висела на противоположной от меня стене. Она почти полностью состояла из тех книг, что мне когда-то подарили друзья. Чего там только не было: там был и Маркс, и Драйзер, Макиавелли и Сунь-Цзы, и даже том Бертрана Рассела, чью книгу «История западной философии» мне подарила бывшая девушка, а вместе с ней и записку, в которой было следующее: «Прости, но нам с тобой дальше не по пути. Дарю тебе эту книгу, чтобы ты не переживал о нашем разрыве, а вместо этого отнёсся ко всему по-философски». Ну что ж, я так и поступил. Я сделал вывод для себя: раз она ушла, то всё, что между нами было, теперь осталось в прошлом, а то, что ещё может быть, в неведомом мне будущем. А если так, то зачем же мне в настоящем переживать об этом? С тех пор все девушки, с которыми я по той или иной причине расставался, уходя забирали с собой не только свои вещи, но и те чувства, которые я к ним когда-то испытывал.

Тут раздался звонок. Я вскочил и, радостный от того, что моё заключение в постели окончено, побежал в коридор, где находился телефон. Сняв трубку, выяснилось, что это звонят из автосервиса, в который накануне вечером я отогнал свою машину. Звонящий сообщил, что с моим авто всё в полном порядке и что, как и было мне обещано, я смогу забрать его не позже двенадцати. А так как на часах было без пяти одиннадцать, то я тут же начал собираться.

О, как же сильно я в тот день хотел попасть на наши еженедельные посиделки – за то время, которое прошло с нашей последней встречи, я смог заключить неплохую сделку, что исключала меня из числа неудачников и давала иммунитет от уже так набивших оскомину доброжелательных порицаний Бориса и Влада. Поэтому не буду тратить время на рассказ о том, как забирал машину, и сразу перейду к встрече.

В тот день она прошла в слегка расширенном составе. Дело в том, что неожиданно для всех Борис привёл с собой девушку, с которой на днях познакомился в каком-то баре. Такое поведение было совсем не типичным для Бориса, но надо сказать, что как только я увидел ту девушку, мне тут же стало всё понятно. Она была настолько красива, что, глядя на неё, я враз переосмыслил само понятие женской красоты. С тех пор я точно знал, что если и есть шкала, по которой можно оценить красоту женщины, то передо мной сидит та, что достигла её максимального значения.

Её фигура и черты лица были, на мой взгляд, просто идеальны. Казалось, что в тот момент, когда Господь задумал создать женщину, он представил её именно такой. Её прекрасные, чуть ниже лопаток, тёмно-рыжие волосы в тот день будто магнитом притягивали к ней всеобщее внимание. То же можно сказать и о её изумрудного цвета глазах, вся радужка которых словно была выложена кленовыми листочками, что, как по волшебству, периодически мерцали на свету. Одним словом – она была прекрасна.

Немного наблюдений. Когда в компании появляется симпатичная девушка, то другие девушки начинают напряжённо посматривать на своих мужчин, но так, чтобы этого никто не заметил. Когда же в компании появляется хищница, чья красота уже неоспорима, а помыслы ещё не ясны, то девушки мёртвой хваткой сковывают любые движения своих мужчин, не отходя от них ни на секунду. Когда же в нашей компании появилась рыжеволосая богиня, то Вера тут же, словно капитан, сдавшийся без боя, спустила флаг на своём корабле и неспешно удалилась в трюм, где её уже ждали две верные, полусухие подружки. И имя той богини – Лили. Прекрасная и загадочная Лили.

До её появления в тот день всё казалось мне обычным – ровно настолько, насколько обыденной может быть собственная жизнь, когда перестаёшь её замечать. Эта комната, наши встречи, даже лица друзей – всё слилось в серую массу привычного. Я думал, что знаю каждый угол здесь: выцветшую медвежью шкуру, которую мы когда-то считали роскошью, диван с вечно спорящими Владом и Борисом, зелёную обивку мебели с её унылым клетчатым узором. Всё было настолько знакомым, что перестало существовать.

Но когда вошла Лили – мир треснул. Внезапно я увидел. По-настоящему. Медвежья шкура у моих ног оказалась не трофеем, а жалкой тряпкой, потертой до безжизненности. Диван, на котором сидели мои друзья, больше не выглядел уютным – теперь это была просто потрёпанная мебель с безвкусной обивкой, на которой два взрослых мужчины разыгрывали один и тот же скучный спектакль. "Богатство, власть, уважение" – их диалог, который раньше казался мне хоть и наивным, но достойным, теперь звучал как бред.

Я огляделся – и комната рассыпалась на части. Камин, в котором мы давно не разводили огонь, был просто чёрной дырой в стене. Окна, через которые лился свет, не освещали, а обнажали – пыль на подоконниках, потёртые шторы, тусклые стёкла. Картины на стенах, которые я раньше считал красивыми, вдруг стали бездарными поделками. Оленьи рога – не охотничьей гордостью, а позорным трофеем чужого убийства.

А Вера… Боже, Вера. Она сидела в углу, уткнувшись в бокал вина, и теперь я понял: она не "размышляет", не "ищет ответы". Она просто напивается. Две пустые бутылки рядом – не "символы поисков", а свидетельство её бегства. От чего? От этой комнаты? От нас? От самой себя?

И когда Лили прошла мимо, едва коснувшись взглядом стен, мебели, этих жалких рогов – я вдруг понял. Она видит то же, что и я сейчас. Видит правду.

В какой-то момент Борис не выдержал. Он внезапно сорвался в свою любимую тему – планы на будущее, в которых он, конечно же, станет невероятно богатым, поселится в пентхаусе на вершине небоскрёба и будет править миром, как божество. И, разумеется, все его будут уважать. Он повторял это каждую субботу, словно заведённый, будто эти слова давали ему силы прожить ещё неделю.

И тогда Лили остановилась. Прервав своё путешествие, она повернулась к нам. Подойдя ближе, она взглянула на Бориса, и её взгляд, острый как рентген, пронзил его насквозь, обнажая всю нелепость его мечтаний.

– Вот не пойму я, – сказала она, и её голос был тих, но в нём уже звенела сталь, предвещая бурю. – В чём удовольствие жить в небоскрёбе? В том, чтобы сверху вниз на всех смотреть? И если так, то зачем? Чтоб чувствовать себя как кто? Как царь? Как Бог?

– Ну почему же сразу как Бог? – с ухмылкой произнёс Борис, отбрасывая её вопросы, как назойливых мух. – Как следующий виток развития человека. Был человек разумный, а дальше будет человек успешный.

– Человек успешный, – повторила она, медленно, словно пробуя на вкус каждое слово, а затем фыркнула. – И в чём его успех? В том, что он может себе позволить квартиру на сотом этаже, пока остальные задыхаются внизу, в удушливой давке, в тени его величия? Это успех или просто демонстрация превосходства? Это же… это как отгородиться от всего мира, от людей, от настоящей жизни! Там, наверху, есть только ты и твой… вид. А внизу? Внизу – жизнь, шум, суета, люди, которые каждый день борются, а не просто… созерцают.