Шепот судьбы

– Хорошо, хорошо… Только не приставай больше. Придумай сам, если тебе это так важно.

И он ожил. Засветился, как лампа с подогревом. Или это всё же эль подействовал. Полвечера мы перебирали фамилии. Сначала было весело, потом абсурдно, под конец – невыносимо. Я уже начала подозревать, что он тайком устраивает мне сеанс пытки именами.

– Это чересчур! – сказала я, когда он предложил «Катрин Невянущая». – Ты уверен, что сам бы с такой фамилией в лес вышел?

Он замолчал. Прямо затих, и я уже было подумала, что обиделся окончательно, но тут он поднял взгляд – и я сразу поняла: это уже не шутки.

– Есть один вариант… – тихо сказал он. – Если захочешь. В общем… можешь взять мою фамилию.

Я застыла с кружкой эля в руке. Медленно поставила её на стол.

– Твою?

– Да. Моя семья – травники много поколений. Хорошие были целители. Нас уважали. До тех пор, пока не начали бояться. Один придворный заказал яд, получил, потом всё вывернули против нас. Почти всех казнили. Меня и нескольких братьев с сёстрами изгнали. Я тогда был ребёнком. Родителей обвинили в сговоре… Но мы были не злодеи. Мы были просто слишком умны и слишком удобны.

Я не знала, что сказать. Грудь стянуло чем-то странным – жалостью и уважением в одном флаконе.

– И ты хочешь, чтобы я… – начала я, не договорив.

– Катрин де Монфорт, – произнёс он. – Это звучит. Это история. Это сила. Я понимаю, это риск. Моя фамилия хоть и очищена, но всё может повториться. И всё же… я бы посчитал честью, если ты согласишься.

Я смотрела на него, а внутри было светло и тревожно одновременно.

– Я буду рада, – тихо ответила я. – Только… не уверена, что заслужила.

– Глупости, – отмахнулся он. – Я тебя обучу. Всё, что знаю. А знаю я немало.

Вот так всё и началось. У меня не было цели, не было имени, не было будущего. А теперь – было всё. Или, по крайней мере, обещание чего-то настоящего. Так я стала Катрин де Монфорт – ученицей, целительницей.

Лето подкрадывалось лениво, как кот, решивший всё-таки не драться с мухой. Воздух стал чуть теплее, в травах появилось больше жизни, и только в наших с Дамьеном разговорах – напротив – стало ощутимо прохладнее. Политика прокралась в них, как сквозняк в щёлку – тихо, но настырно. Мы долго делали вид, что её не существует: я – по старой памяти, потому что дома считала всю эту возню чем-то вроде затянувшейся телепередачи, которую никто не смотрит, а он… ну, у него были причины серьёзнее. Свою «телепередачу» он однажды уже посмотрел – кровавую, без финальных титров.

Но новости, как тараканы, лезут отовсюду.

– Неделю назад убили нашего посла в Блэкхейвене, – сообщила служанка, ставя перед нами миски с тушёной фасолью. – Грегор Вандерлих. Он туда с миром поехал.

– Отравили? – Дамьен нахмурился, и это было знаком: теперь внимание. Настоящее, профессиональное.

– Ага. Он ведь в королевском дворце жил… Но там уже давно что-то неладное. Люди мрут, как мухи: сначала бедняки, теперь и знатные падают как подкошенные. Смерть посла – последняя капля. Говорят, яд неизвестный. Целенаправленные убийства, не иначе.

Меня передёрнуло. Я, конечно, не принцесса из башни, но, когда слышишь такое за ужином – аппетит уходит в закат.

– И никто не нашёл противоядие? – удивилась я, по привычке повторяя то, чему меня учили. Потому что, если яд можно создать, значит, можно и обезвредить. Это же… правило, почти аксиома.

Служанка только покачала головой – будто мир в очередной раз сломался, а она уже устала удивляться.

– Часть трав определили. Но остальные… Либо их никто не знает, либо они в одиночку безопасны. Видимо, кто-то очень умный, но очень нехороший собрал из них нечто новое.

После той ночи Дамьен стал больше читать, меньше говорить. Он не произносил ни слов сочувствия, ни проклятий – но по тому, как аккуратно он переставлял пузырьки и как долго молчал над каждой строчкой, я понимала: зацепило. Таинственный яд – вызов. И он его принял.

И я… тоже. Странно. Я ведь не врач и не колдун, я вообще сюда попала случайно. Но то ли любопытство проснулось, то ли дух соперничества, то ли просто хотелось не отставать от человека, чьё мнение обо мне становилось всё опасно важным. Короче говоря – меня это тоже зацепило. Противоядие. Новый яд. Неизвестные травы. Пазл.

– Катрин, – сказал он за ужином, через две недели после той беседы, – мне всё больше не даёт покоя эта история с ядом. Давно не было ничего по-настоящему нового… Я думаю, нам стоит сделать паузу в занятиях. Тебе лучше остаться.

Он сказал это как будто между делом – как будто я не та, кто теперь, по его же словам, «глотает знания быстрее, чем горячий бульон». А я уже видела, как он старается не увлечься. Не втянуться в очередной водоворот.

Поэтому просто положила ложку, вытерла руки о край рубахи и сказала:

– Если ты собрался в Блэкхейвен – я еду с тобой. Не спорь. Может, моя «светлая голова», как ты её называешь, на что-то, да и сгодится.

Он хмыкнул. Не одобрительно – скорее, по-своему: мол, сам знал, что так и будет. А потом велел лечь пораньше. Потому что дорога, сказал он, будет длинной. Но я уже и без него это чувствовала.

Глава 11

На границе между Блэкхейвен и Фейрис.

– Ну, вот и дошли, – выдохнул Дамьен, вытирая рукавом лоб, как будто тот был вражеской мишенью. – Надеюсь, пока мы сюда тащились, войну всё-таки не объявили.

Я лишь молча кивнула. Мы оба то и дело ловили себя на том, что поджимаем плечи от нервного напряжения – уж слишком тихо стало вокруг. Последние несколько дней дорога словно вымерла. Ни деревень, ни городков, ни случайных встречных. Только мы, лес, да мой зудящий в мыслях вопрос: а не зря ли мы в это влезли?

Когда Дамьен решил, что без его великого носа и моего, как он выражается, “нестандартного ума” расследование яда в Блэкхейвене попросту обречено – мне пришлось срочно официально вливаться в его семью. Так сказать, получить статус. Без бумажки, как известно, ты в чужом королевстве и не бранное слово.

В ближайшем городе мы нашли блюстителя семейной линии, и меня, с фанфарами в голове и легким комком в горле, вписали под новым именем. Забавно – на этом этапе я окончательно перестала быть собой прежней. И чтобы закрепить перемены, обрезала волосы по плечи. Мелочь, а приятно. В прошлом мире я обожала короткие стрижки, и каждый раз, когда длинные пряди лезли в глаза – хотелось рыдать или резать. Я выбрала второе.

Дамьен, как и ожидалось, ограничился своим фирменным комментарием:

– Ты гораздо благоразумнее, чем выглядишь.

Что, по меркам моего наставника, звучало почти как: “Я тобой горжусь”. Растрогалась? Нет. Просто записала в личный список побед.

Учёба шла полным ходом. Я уже свободно различала травы, разбиралась в их свойствах, могла с закрытыми глазами составить базовую настойку от лихорадки. Почти не ошибалась с дозировками – если не считать тот случай с козлом деревенского старосты (козёл, к счастью, выжил). По ночам я почти не спала. Вроде бы и усталость должна была свалить, но… не сваливала. Наверное, потому что мозг был занят.

Дамьен же спал, свернувшись калачиком под своим плащом, посапывая с абсолютно нечеловеческим спокойствием. А я сидела у костра, листала потрёпанные книги, шептала названия трав вслух – как будто старалась в них спрятать себя.

Но теперь, когда мы перешагнули границу – всё стало по-другому. Словно натянутая струна внутри меня зазвенела. Растения тут другие. Воздух – с оттенком незнакомого перца. Всё ярче, резче, будто кто-то выставил контраст в этом мире на максимум.

Я, конечно, шла медленнее улитки. Каждую новую травку – в блокнот. Каждый бутон – под нос Дамьену с немедленным “А это что?!”. Мой учитель то и дело тяжело вздыхал, но отвечал. Терпеливо, сдержанно, с тем самым выражением лица, каким, наверное, обладают святые. Или сумасшедшие. Пока он не сбежал в лес от моего любопытства – я продолжала расспрашивать.

И, пожалуй, впервые с момента, как попала в этот мир, я поняла одну важную вещь: настоящие наставники – это редкость. Они не учат по учебнику. Они подбрасывают тебе ключи. И ждут, пока ты догадаешься, к какому замку они подходят.

Больше всего я была благодарна Дамьену не за книги, не за редкие коренья, и даже не за знания, хотя они стали моей новой опорой. Нет, главное, что он мне дал – это цель. Чёткую, осязаемую, как стебель свежесрезанной крапивы: больно, но живо. Он словно выдернул меня из болота, где я уже перестала шевелиться, и показал, что могу быть полезной. Настоящей. Незаменимой. Ведь лекарь нужен всегда, правда? Даже если всё вокруг развалится, я смогу выжить. Не как марионетка чужих решений, а как кто-то, кто выбирает сам. Но пока мир держится на своих расшатанных осях, я хочу быть рядом с ним – с Дамьеном. Пока он не решит, что научил меня всему, чему мог.

– Что будем делать, если всё же объявили войну? – шепчу, когда впереди показалась деревушка. Первый клочок цивилизации за последние дни. Я даже не ожидала, как сильно соскучилась по людям.

– Лучше всего – развернуться и тихо смыться. Но… знания, моя девочка, всегда того стоят, – отзывается он, и я чувствую, как напрягается его рука на рукояти сумки.

У ворот толпились люди. Кто-то махал вслед гонцу на пёстром жеребце. Тот что-то крикнул – и был таков.

– Что за новости? – говор у Дамьена меняется. Я до сих пор не понимаю, как он делает это так легко.

– Гонец от короля, – отзывается мужик в заляпанной рубахе. – Опять обещает, что всё под контролем.

– О войне или об отраве?

– И о том, и о другом, – фыркает тот, плюя себе под ноги. – Противоядие скоро изобретут, дескать. А с Фейрисом, мол, просто слухи. Только нам на границе всё равно тревожно. У кого ни спроси – у всех родня по ту сторону. Мы тут не за королей переживаем, а за своих. Брат на брата – страшное дело.

– Не думаю, что дойдёт до этого, – спокойно говорит Дамьен и, повернувшись к мужику, добавляет: – Где бы тут заночевать можно?

Тот молча тычет рукой куда-то вглубь деревни и уходит, будто ему дела нет до нас. А может, действительно – нет.

– Ну вот, пока небо не падает, и то хорошо, – усмехается Дамьен, когда мы идём вдоль пыльной улицы.

– Послушай, – останавливаюсь. – Мне не даёт покоя одна мысль. Где ты собираешься достать этот яд?

Он поворачивается ко мне с выражением «разве не очевидно?» на лице.

– Там, где его уже использовали. Где он причинил вред. Где лекарь нужен. А поверь, в таких местах рады любой помощи, даже от таких… – он неопределённо машет на себя. – …как я. Особенно сейчас, когда все врачи сосредоточены в столице, а простой люд брошен на произвол судьбы.

– Но ведь первыми пострадали крестьяне. А теперь яд косит знать…

– Боишься, что я выгляжу недостаточно презентабельно для высшего света?

Он замирает, глядя в лужу. Пыльный, как вьючное животное, плащ до пят, шляпа, отбрасывающая тень на лицо, щетина недельной выдержки, ногти с землёй под ними… и лёгкий аромат болотной мяты вперемешку с потом. Неповторимый букет.

– Возможно, ты права, – вздыхает он тяжко.

– Да я не совсем об этом, – смеюсь, беря его за руку. – Хотя, ладно, это тоже причина. У нас вообще деньги-то есть?

– На хлеб с сыром – хватит. Но если хотим попасть к родовитым, стоит немного подзаработать.

Я киваю. Всё как всегда: сначала трава, потом яд, потом политика. А где-то между этим – мы с ним. И тёплая вера в то, что ещё не всё потеряно.

***

Резиденция Главного Советника.

Алекс сидел, почти не шевелясь. Руки сцеплены перед ним в замок, взгляд – сквозь дверь, сквозь стены, в прошлое, которого уже нет. Тишина в кабинете была вязкой, почти липкой. Лоренцо стоял у окна, будто охраняя этот покой, но на деле просто не знал, что сказать. Да и не было смысла.

– Он… – голос Советника хрипел, словно пыль столетий осела в горле, – сильно мучился?

– Яд действует медленно, – тихо отозвался Лоренцо. – Он угасал трое суток. Не проси меня говорить больше.

Алекс вздрогнул, но лишь покачал головой. Он не хотел подробностей. Подробности убивают хуже яда.

Утро принесло дурную весть – Грегор мертв. Ему будто в грудь кувалдой ударили. Вчера еще был жив. Недавно виделись – бодрый, живой, с той самой дурашливой улыбкой, как в студенческие годы, когда они втроём могли позволить себе напиться до рассвета и петь на ступенях академии. Алекс тогда ещё верил в романтику политики. Сейчас – только в выгоду и контроль. Лоренцо адаптировался не хуже: стал тенью, всегда рядом, всегда на шаг впереди. Только Грегор не изменился. Всё так же – честный, смешной, неудобный для системы. И теперь он мёртв.

– Они хоть что-нибудь сообщили? – голос Советника звучал отстранённо, как будто спрашивал не он. – Есть подозреваемый?

– Пока только вежливые поклоны, соболезнования и клятвы найти виновного, – Лоренцо пожал плечами. – Официально – убийца неизвестен. Неофициально – один человек вполне может всё это устроить. Яд – оружие терпеливых.

– Лилианна?.. – Алекс не сразу выговорил имя.

Тишина потянулась, как струна, и Лоренцо сжал челюсть.

– Плохо, – коротко сказал он. – Я сам сообщил. Она едва не потеряла сознание. Вызвали лекаря. Она… в положении, ты ведь знаешь.

Алекс прикрыл глаза. Да, он знал. Жизнь должна была только начаться – у них, у неё. Вместо этого: траур, лекарь у изголовья и невыносимая пустота.

– Ребёнок?

– В порядке. Но Лилианна в постели, лекарь почти не отходит от неё. Я навещаю, но это капля в море.

Алекс встал. Чётко, резко.

– Я сам зайду к ней. Мы остались у неё вместо Грегора. Обязанность – нечто большее, чем дружба. Особенно теперь.

Лоренцо молча кивнул. Слова были лишними – он и сам ещё не вышел из той комнаты, где сломал чью-то жизнь одним предложением.

– Король назначил встречу на вечер, – сухо добавил Советник, застёгивая мантию. – Очевидно, разговор будет о Блэкхейвене. О происшествии. Он вряд ли оставит это без внимания. Новый посол – вопрос деликатный. Паника нам ни к чему.

– Но, если отравитель ударит снова… – Лоренцо прищурился. – Второй труп поставит под сомнение всю безопасность Короны. Особенно, если его подбросят на том же месте.

– Вот почему, – Алекс повернулся к нему, – я поеду сам.

Теперь настала очередь Лоренцо ничего не говорить. Он только кивнул. И на этот раз – почти по-солдатски.