Инари: легенда о мироходце

Алиса Дж. Кей

Инари: легенда о мироходце

Лук шепчет стреле, отпуская ее: «В твоей свободе – моя».

Рабиндранат Тагор

1. В лабиринте прошлого

Храм Инари

Лицо девушки было скрыто под странной маской, отполированной до блеска. И это была не маска животного или божества, она отражала лишь смотрящего на неё. Волосы незнакомки были собраны на затылке, разобрать, какого они цвета, не получалось из-за недостатка освещения. Пространство, в котором они находились, заполнял тусклый фиолетовый свет, сравнимый разве что с редким видом заката, возникающем при стихийном бедствии. Он же падал на белое одеяние хрупкой фигуры, собираясь черничными пятнами в складках непривычного наряда. Девушка приложила к раскрытой ладони большой палец и сжала кулак.

Кен Джун знал этот жест. Это была просьба о помощи.

– Скажи, что я могу для тебя сделать? – спросил он, протягивая руку к незнакомке.

Однако, между ними возникла решётка, а мягкое освещение сменилось яркими красными всполохами. Помещение заполнил громкий звук, похожий на удары в гонг. Девушка резко обернулась, в движениях её чувствовались тревога и страх. Она сделала шаг назад, растворяясь в сумраке.

– Стой! Подожди! – крикнул Кен Джун, не желая чтобы образ рассеялся.

Но открыл глаза и проснулся. Сердце учащенно билось. Во рту пересохло.

Сквозь полупрозрачную рисовую бумагу оконной рамы в покои падал утренний свет. Из сада доносилось пение щегла, лишь изредка прерываемое фырканьем лошадей в конюшне. Кен Джун решил отправиться в путь, не дожидаясь, пока весь дом встанет.

Наскоро собравшись, он взял с собой лишь пару слуг, а матери велел передать, что до следующих гроз вернётся.

Тропа вилась между кряжистыми кедрами, такими характерными для восточных гористых земель владений семьи Кен. Кедры единственные стояли нетронутыми плющом, хмелем и вьюнком, остальные деревья были увиты лианоподобными растениями. Со дня последней битвы стояла та тёплая пора, которая сменила сезон дождей, и теперь лес напоминал дикие сады и издавал влажный дурманящий запах. А яркие сойки носились меж ветвей как простые воробьи, подняв такой щебет, что могло бы показаться, что путник попал на птичий базар в торговый день.

Одетый в подпоясанную куртку из грубой кожи поверх тёмно-синей рубахи и широкие штаны, перехваченные тесьмой на щиколотках, воин восседал на коне. Тот чинно шёл по лесу, а за ним, тихо переговариваясь, следовали слуги. Неделю назад войско Оверлорда, верховного господина Дай-го, победило и присоединило к его владениям земли до самого Горизонта Событий. Теперь выжившие получили жалование и отпуск, чтобы навестить свои дома. Так Кен Джун предстал перед семьей.

После смерти отца Джун был старшим мужчиной в семье. Мать и младшие братья были рады его возвращению. При дворе «Птичий терем», куда с весны по осень перемещались родственники и слуги, устроили праздник с музыкальным представлением. Теперь, когда радость улеглась, настало время забот. Первым делом Кен Джун проверил все записи о приходах и расходах, отметив, что учёт вёлся из рук вон плохо. А потому он решил лично отправиться осмотреть владения и поговорить с управляющими о достижениях и проблемах на местах.

К полудню Кен Джун и его небольшая свита достигли первого на их пути села. Здесь они расположились в гостевом доме и решили пообедать. Именно за этим занятием их застал управляющий Го.

– Добрый господин Кен, – пал на колени управляющий прямо посередине обеденного зала, – Ваш визит оказался таким внезапным! Простите нас за скудность поданных блюд, – мужчина столь усердно поклонился, что ударился лбом о деревянный пол.

Кен Джун знал, что всё это разыгрываемое для него представление и притворство, потому что все успешные управляющие были теми ещё хитрецами и пройдохами, которые по своей убедительности во вранье могли сравниться лишь с актерами. Иначе никогда бы им не получить своей должности.

– Закаленный в военных кампаниях, я привык питаться варёным рисом и рыбой, – ответил Кен Джун, пощелкивая палочками, – поэтому сочту за благо отведать вместе с вами пельменей на пару с тофу, свининой и бобами.

– А морских черепах и вяленых змей едят только при дворе Лорда, – добавил один из слуг, но тут же под испуганным взглядом соседа прикусил язык.

Но управляющий Го и господин Кен сделали вид, что ничего не слышали.

Так они плавно перешли к обсуждению дел. Выслушав трагичный рассказ управляющего Го о нашествии мышей и появлении плесени, а также о том, что на мельнице завёлся злой дух, Кен Джун отдал распоряжение прибывшим с ним слугам проверить и пересчитать оставшиеся мешки с рисом. Сам же он взялся уладить вопрос, который отвлекал его от службы и омрачал прибывание на родной земле.

Оставив коня в селе, Кен Джун пешим направился в священную рощу. Высокие деревья, столетиями росшие здесь, задерживали солнце в кронах, даруя путнику зыбкую тень. Именно поэтому в роще кое-где блестели лужи, не высохшие после обильных дождей. Вскоре среди зелени показались первые каменные фонари, поросшие в щербинах мхом, а дальше – высоченные ворота Тории.

Мужчина прочитал вырезанный на нижней перекладине девиз их рода «Однажды и навсегда», поклонился божеству и вошёл.

От ворот дорога была вымощенная большими каменными плитами и вела в низину. Там, на озере, находился храм Инари-но-ками. Этот старый храм в восточных землях мало кто посещал. Но, отдавая дань уважения покровительнице их рода, Кен Джун раз в сезон приезжал сюда. Из всех остальных храмов, посвященных Инари, он предпочитал этот. Ему казалось, что если где-то и можно застать госпожу Инари, то только здесь: в тишине рощи и вдали от двора Лорда, приходившегося Кен Джуну дядей, которому воин служил.

Впереди показались красные колонны храма. В землях, принадлежащих семье Кен, издавна считалось, что Инари благоволит воинам. Поэтому род потомственных военных взял на себя заботу по содержанию святилища. Ещё в детстве Джуна разросшийся перед храмом кустарник гибискуса был всегда ровно острижен, поблекшие каменные плиты, которыми был вымощен пол, сияли начищенные до блеска, и каждую значимую дату служители проводили здесь обряды. Но детство Кен Джуна безвозвратно ушло, а с ним и прежняя ухоженность храма.

Воин подумал о том, при каких обстоятельствах увидел божество первый раз.

Как только Джуну исполнилось шесть лет, отец повёл его в военную школу Каннагара-но-мичи, что означало «путь духов и божественных сущностей». В этом заведении обучались дети из благородных семей, намеревавшиеся в дальнейшем поступать на военную службу. Однако, подростков здесь учили не только боевому искусству, но и калиграфии, тактике, поэзии и манерам. Особое внимание уделялось медитациям и работе с энергией Ци, пронизывающей всю Вселенную. Заведение славилось на весь Дай-го, поэтому в день вступительных испытаний у ворот выстраивалась длинная очередь из претендентов, а порядок их выступления определялся жребием.

Посмотреть на зачисление мальчиков в Каннагара-но-мичи собрались многие: от бесчисленных родственников кандидатов, их наставников и придворных до военачальников действующей армии Оверлорда и директоров других частных школ, готовых предложить не прошедшим отбор учебное место в своих учреждениях. Вступительные испытания предусматривали декламацию специально подобранного поучения, показательное выступление, демонстрирующее физические способности мальчика, и непосредственно церемонию зачисления.

Джун точно не знал, был ли он настолько удачлив, что по жребию ему предстояло выступать первым. Или влияние отца и дяди имели имели в его судьбе не меньшее значение. Сам Джун не считал, что выступать первым более почетно, чем в середине списка или в конце, но мать растолковала ему по дороге к школе, что есть такое слово как «амбиции», а тот, кто не хочет стать первым, ничего в жизни не добьется.

Такой же морали придерживался и наставник Джуна, господин Ван, выписанный отцом из какого-то монастыря, находившегося высоко в горах на юге. Господин Ван был человеком пожилым и строгим. Он целый год готовил Джуна к вступительным испытаниям: именно он выбрал прозаический отрывок для декламации и подобрал комплекс упражнений, выполнение которых должно было продемонстрировать силу и ловкость ребенка на вступительных испытаниях. Господин Ван был равнодушен к слезам и жалобам, требовал полного подчинения, ругал Джуна за невоспитанность, пустоголовость и медлительность, и уж точно не допускал, что его воспитанник может провалить испытания.

Перед вступительными экзаменами Джуна побрили налысо и облачили в сшитый по снятым меркам синий костюм из куртки, брюк и повязки на голову. Синий был цветом рода Кен, олицетворявшим «высоту и глубину». Одним словом, когда на школьном дворе ударили в гонг, оповещая о начале состязаний и призывая присутствовать на выступлении всех божеств, Джун был абсолютно готов.

Выйдя на середину, он, стараясь не смотреть перед собой, громко назвал своё имя и поклонился, а затем почитал по памяти отрывок из поучения:

Самое большое препятствие – страх.

Самая большая ошибка – пасть духом.

Самый опасный человек – лжец.

Самое коварное чувство – зависть.

Самый красивый поступок – простить.

Самая лучшая защита – улыбка.

Самая мощная сила – вера.

Далее требовалось перейти к серии физических упражнений, которую господин Ван назвал «Трудом и молитвой». Сандали Джуна забрали – обуви ученикам при выполнении упражнений не полагалось. Джун идеально выполнил передний пронзающий удар, разворот, прыжок. В воздухе в верхней части прыжка он широко расставил ноги, выбросив одну ногу вперёд, а другую – назад. И приземлиться он должен был в «позу тигра», коснувшись земли лишь подушечками пальцев передней ноги и поставив заднюю «лапу» ровно, направив слегка наружу. Но на земле оказались брошены шкурки плодов каштана с крупными шипами, которых Джун сразу не заметил. Уколов пальцы ноги, которая упиралась лишь на носок, он не успел поставить опорную ногу ровно, подвернул её, не удержал равновесия и упал.

Джун смог лишь сдержать крик, потому что сильнее боли физической было испытываемое им в тот момент унижение. Время замедлилось. Мальчик поднял глаза и увидел разочарованное и гневное лицо отца, сидевшего в первом ряду. Ещё бы: если сын упал при выполнении упражнений, над которыми работал год, то ни за что не станет хорошим воином. Господин Ван, находившийся по правую руку от отца весь позеленел, и Джун догадался, что для наставника это провал и позор не меньший, чем для ученика. Мать сжимала левую руку отца, удерживая его на месте.

Слёзы подкатили к глазам Джуна. Он отвернулся в сторону и тогда у прохода, где оставались только стоячие места, впервые увидел её – госпожу Инари.

Раньше Джун видел её только на картинах, но был абсолютно уверен в том, что не ошибся. Выделявшаяся из толпы своим непоколебимым спокойствием, женщина была одета в мужской костюм: черную узкоманжетную рубаху и зелёную с золотым поясом безрукавку до колен. Светлые распущенные волосы (что было бы недопустимо для цивилизованных дам, не будь Инари божеством) рассыпались волнами из-под украшенной кораллами диадемы. Лицо её было прекрасней лика луны, а сапфировые глаза горели словно звёзды в ночи. У ног божества сидела белая лиса. Но, казалось, никто не узнавал Инари кроме одного Джуна.

– Какова самая большая ошибка? – спросило божество, глядя прямо на мальчика.

Джун сидел на земле и хлопал глазами, судорожно соображая.

– Какова самая большая ошибка? – повторила Инари.

– Пасть духом… – прошептал Джун, закусывая губу.

Госпожа Инари улыбнулась и хлопнула в ладоши. При этом зазвенели на ветру её поясные подвески с фениксами, а время снова побежало вперёд.

Джун еле заметно поклонился, встал и окончил выступление.

Кто рассыпал каштаны перед его выступлением, Джун так и не узнал, но он завершил школу одним из лучших учеников.

Погруженный в воспоминания, Кен Джун достиг храма. Звуки беспокойного дня не пробивались сюда: даже юркие сойки держались подальше от «дома белых лисиц», непременных спутниц Инари. Были ли местные лисицы настоящими оборотнями, или того хотели суеверия селян, но особая белая порода облюбовала эту территорию, охотясь поблизости на мелкую дичь, не брезгуя ни яйцами пернатых, ни мышами. Когда-то у храма лис прикармливали именно для того, чтобы они охраняли его от грызунов, но прикорм прекратился, а лисы остались.

На территории обители Инари Джун прежде всего прошёл к источнику с бамбуковыми ковшиками. Вода здесь текла непрерывно и никогда на застаивалась. Он омыл руки, затем разжег огонь в каменных фонарях, и очистил кадильницы. Достав из мешочка на поясе палочки благовоний, он поместил их горизонтально в кадильницы и чиркнул огнивом. Пламя ярко вспыхнуло. Влажный воздух лесной низины смешался с запахом сандалового дерева, жженого сахара и эссенции розы.

Выполнив эти нехитрые манипуляции, Джун огляделся по сторонам.

Женщина в ярко красном облачении поднималась к нему из глубины сада. Воздух вокруг неё наэлектризовался, а кусты там, где она проходила, распускались алыми розами.

– Госпожа Инари! – Кен Джун преклонил колено и опустил голову.

По храму пролетел ветерок. Зазвенели тонкие язычки подвешенных под сводами колокольчиков.

– Джун, доблестный воин из славной семьи Кен, – оглядела юношу Инари, – отрадно видеть тебя вне поля боя. Последняя битва была тяжёлой, не так ли?

Вопрос божества не был праздным. Ходили легенды, что госпожа Инари сама участвует в самых ожесточенных сражениях. Некоторые воины утверждали, что лично видели её сияющий клинок в самый разгар битв, а поэт Хо даже написал песню о том, как его господин сражался с божеством плечом к плечу в своей последней схватке, когда получил смертельную рану.

Исходя из этого, Кен Джун не мог исключить того, что покровительница воинов участвовала и в последней их битве, когда они под предводительством Оверлорда вышли к Горизонту событий. Последняя схватка с противником была одной из самых кровавых с того времени, как Дай-го возглавил Они, получив титул Оверлорда. Хотя без сомнения враг ещё не раз попробует атаковать новые границы и отбить территории, потому что, находясь за Горизонтом событий, он не имеет никакого влияния на внешний мир.

Тем временем божество обошло алтарь с кадильницами, давая себя рассмотреть.

Одета Инари была в открытое шёлковое красное платье без верхнего халата, чего в Дай-го женщины себе не позволяли (разве что за исключением девушек в чайных домах). В цвет платья пылали коралловые губы. Светлые волосы были убраны в затейливую причёску, открывая шею и уши, украшенные изделиями с лунным камнем.

– Как поживают парчовые карпы в Вашем пруду, которых привезли из озера на Хрустальной горе? – осмелился заговорить Кен Джун, рассудив, что госпоже вовсе неинтересно было знать, что во время последней битвы от трижды был на волосок от смерти.

– Пока ни один из них не стал драгоценным камнем, – шутливо посетовало божество.

– Дайте им время, – попросил Кен Джун, – и они станут либо драгоценностями, либо лучшим украшением Вашего стола.

– Занятно, – оценило божество, прислонившись к столбу. – Но мне кажется, тебя беспокоит что-то кроме судьбы карпов.

– Госпожа Инари, – решился, наконец, Кен Джун, – с некоторых пор мне снится странный сон. А сны в Дай-го на одну девятую пророческие…

Тут божество откровенно рассмеялось:

– Расскажи мне, о чём твой сон, и посмотрим, какая его часть стоит внимания.

– С тех пор, как родилась новая луна, мне снится странная девушка, скрывающая своё лицо, – Кен Джун смутился, а потому снова опустил голову, краснея. – Вид её настолько необычен, что я бы мог предположить, что она принцесса или даже дух. Но из раза в раз она показывает, что ей нужна помощь. Что-то в ней кажется мне знакомым. Как будто я что-то забыл и не могу вспомнить.

– Возможно, ты и вправду кое-что забыл? – пристально и уже без тени веселья посмотрело на него божество.

– Что же это, госпожа Инари? – воскликнул Кен Джун.

– Я могла бы тебе сказать про твой сон, – ответило божество, о чём-то раздумывая. – Но для твоей же пользы: тебе лучше разобраться в этом самому. Если хочешь что-то вспомнить – найди речную ведьму, что живет за порогами. Ей угрожает опасность. Предложи ведьме стать одной из моих помощниц. И поторопись, найди её прежде, чем до неё доберутся, иначе никогда не вернуть тебе воспоминаний.

– Спасибо, госпожа Инари! – Кен Джун снова склонил голову, да так низко, что ударился о собственное колено.

Воин доверял покровительнице и был ей бесконечно предан, поэтому и пришёл за советом именно в храм Инари-но-ками. Божество сказало своё слово, и теперь требовалось исполнить его поручение и разгадать преследовавшее Джуна по ночам видение.

Краем глаза Кен Джун видел, как Инари удалялась в цветущий сад. Когда её силуэт скрылся среди алых роз, воин поднялся на ноги, ещё раз поклонился и направился обратно в село, где его ждали слуги.

Взволнованный внезапным открытием, что с памятью его что-то произошло, и полный решимости отправиться к речной ведьме Кен Джун спешно покинул территорию святилища, а потому не мог видеть той сцены, что развернулась в саду за храмом сразу после их разговора с госпожой Инари.

Под сводами храма снова зазвенели колокольчики. На этот раз громко, так, что звук походил на звон бьющегося стекла. Инари поморщилась (лязг, дребезжание и скрежет по стеклу особенно неприятны божествам), но совладала с собой и обернулась.

По ступеням в сад у озера спускался Они, клыкастый и рогатый человекоподобный демон с чёрной кожей, ставший по Высшей воле Оверлордом Дай-го. Он был полностью закован в броню, на одно плечо небрежно была наброшена накидка, волосы его развевались при ходьбе клубами темного дыма, а глаза гневно горели пламенем.

– Чем обязана Вашему визиту, Оверлорд? – спросила Инари, когда демон поравнялся с ней.

– Пришёл напомнить, что я поддерживаю Высший порядок в Дай-го, – демон обвёл взглядом буйство цветущего сада, и вокруг внезапно стало холодно, – а ты, похоже, решила вмешаться в судьбу и пойти наперекор Высшей воле.

– Вот Вы о чём, – улыбнулось божество. – А что, если эти люди видят друг друга сквозь время и пространство?

– Инари, эти люди обречены Высшей волей и не в твоей власти менять их судьбу! – оскалился Оверлорд. – Не заставляй меня тебе это повторять.

– Со всем уважением, Они, Высшую волю я почитаю не меньше Вашего и ничего не меняю, – ответило божество, на которое оголённые клыки не произвели никакого эффекта. – Я лишь слежу за тем, как Кен Джун следует своей судьбе.

Демон пристально посмотрел на божество:

– Я тебя предупредил.

А затем хлопнул в ладоши и исчез также внезапно, как появился.

Госпожа Инари посмотрела на завядшие в саду цветы и подозвала одну из притаившихся у моста белых лисиц.

– Ынхе, боюсь Оверлорд может нарушить нейтралитет, защищая Высшую волю, поэтому меня есть для тебя задание.

Лисица выслушала Инари, живо кивнула и тут же скрылась.

Речная ведьма

Чтобы вернуться в село, требовалось преодолеть крутой подъём. Именно подъём на обратной дороге, который пожилым жителям давался с трудом, стал главной причиной того, что святилище мало посещали. Но Кен Джуну было в удовольствие бродить по прохладному старому лесу, корни которого уходили в легенды, и чувствовать при этом, как поток жизни проходит через него: как напрягаются мышцы, бежит по венам кровь и пульсирует ещё не до конца заживший шрам, полученный в одной из битв. Тот же контраст древней статичности леса и бегущей в нём живости он видел в том, что происходило . Вещий сон, характерный, сказать по совести, для героев мифов или уж на крайний случай магов, ворвался в привычное течение дней, где основными проблемами Кен Джуна было хищение риса и плохо начищенное оружие. Да, он бился с демонами и призывал божеств, но в нём самом ничего подобного до этого случая не было.

Глубоко и осознанно погрузившись в ритмы и энергии места, Кен Джун всё же не терял бдительности и связи с внешним миром. Когда он покидал священную рощу, ему показалось, что за ним кто-то наблюдает. Он обернулся, но никого не увидел. Лишь заметил странное шевеление в кустах. Поэтому, свернув за поворот, он спрятался за камнем на развилке, чтобы посмотреть, кто появится на дороге следом.

Через миг на распутье показалась белая лиса. Не увидев ни на одной из дорог юноши, она стала обеспокоенно крутить мордочкой и нюхать воздух. И пока лиса смотрела в сторону села, Кен Джун выпрыгнул из своего укрытия, чтобы схватить животное, которое зачем-то его преследовало.

– Попалась! – победно выкрикнул он, сгребая в охапку мохнатое существо.

Но лисица оказалась очень сильной и стала вырываться. Она пыталась вывернуться и укусить Кен Джуна, поэтому юноша повалился набок и они покатились по дорожной пыли. Лиса не преминула воспользоваться ситуацией, пустила пыль в глаза человеку и выскользнула из его рук. Тем не менее Кен Джуну удалось ухватить её за заднюю лапу, а когда пыль осела, перед ним была девушка. Смутившись, Кен Джун отпустил человеческую лодыжку, отряхнулся и подал руку:

– Лиса-оборотень? – спросил он.

Девушка насупилась, проигнорировала протянутую руку, поднялась и принялась чистить дорожное платье цвета охры с белым поясом.

– Что тебе от меня нужно? – Кен Джун сложил руки на груди, встав посреди перекрёстка и давая понять, что без ответов на вопросы преследовательнице не уйти.

– Меня отправила тебе в помощь госпожа Инари, – неохотно ответила девушка.

– Не думаю, что от тебя будет много пользы, – усмехнулся Кен Джун, намекая на то, как быстро он раскрыл преследование лисицы.

– Пользы будет больше, если ты не станешь меня хватать и дашь мне делать моё дело, – надменно вздернув веснушчатый нос, ответила девушка. – На твоём месте я бы поторапливалась. Путь к речной ведьме не близкий.

– Ладно, – согласился Кен Джун, всё же перечить воле покровительницы в его планы не входило. В конце концов, если лиса поплетётся за ним, беды в этом немного. Рассудив так, он сказал: – Я пойду в село за конями, а ты жди меня здесь. Ни к чему, чтобы тебя видели.

– Я недостаточно красива для господина здешних земель? – вскинула брови девушка, стараясь не показывать, что обижена таким ответом.

Девушка-лисица была очень мила: светлая как лепестки вишневого цветка кожа, веснушки, заколка с жемчугом в смоляных волосах. Особенное очарование придавали ей руки с тонкими запястьями.

– Ты красавица,– заверил её Кен Джун. – но, как ты сама заметила, мы экономим время. – И добавил чуть погодя: – Не волнуйся, я не сбегу.

– Кстати, меня зовут Ынхе, – представилась девушка и щеки её покрылись румянцем.

Кен Джун махнул рукой и побежал в сторону села.

После палящего полуденного солнца было приятно спрятаться под крышей гостевого дома, который встречал приятной прохладой. Управляющий Го, ожидавший внутри, обрадовался возвращению Кен Джуна.

– В ваше отсутствие, господин, прибыл посыльный и доложил, что скоро сюда приедет ваш дядя, – сообщил Го учтиво, провожая юношу к столу. – Воспользуетесь нашим радушием, чтобы дождаться его?

Кен Джуну в вопросе управляющего послышалась какая-то недосказанность. Как рассудил юноша, вероятнее всего смущение Го было вызвано некоторым двоевластием во владениях с момента гибели отца. С одной стороны, Джун, как старший сын покойного, становился главой семьи и получал все принадлежавшие отцу земли. С другой – дядя, опекая племянника, то и дело принимал за него важные хозяйственные решения. Выходило, что когда Джун шел в битву под знамёнами дяди, сам Лорд находился далеко от поля боя. Он навещал семью погибшего брата и брал на себя бытовые вопросы вдовы и младших детей. Джун знал об этом и ценил помощь дяди, но иногда ему казалось, что родственник принимает слишком активное участие в судьбе владений семьи Кен, и всё не мог найти повода, чтобы поблагодарить и ограничить его дальнейшее вмешательство.

Управляющий же, приняв задумчивость Кен Джуна за ожидание пояснений, сказал:

– Может быть во время пребывания в «Птичьем тереме» вы уже слышали, что в прошлом году будто бы было много вреда от ведьмы, живущей на реке?

За время краткого отдыха в летнем дворе Джуну не приходилось слышать жалоб на магические силы. Гораздо больше проблем доставляли самые рациональные и вполне объяснимые события: прогнивший мост, украденный конь, вовремя не заменённое на телеге колесо. Однако, в свете последних событий эта история показалась ему весьма интересной, и он кивнул управляющему. А потому Го продолжил: