Полная версия
Танец лебединых дев
Дарья Сафронова
Танец лебединых дев
Глава 1
Часть 1. Молодой ведун.
Глава 1.
На берегу озера, прислонившись спиной к стволу на половину поваленного дерева, которое, склонив крючковатые ветви к самой воде, все продолжало отчаянно цепляться корнями за землю, сидел молодой статный красавец. На вид ему было лет шестнадцать – возраст самого расцвета красоты и здоровья. Его буйные крупные кудри вились, спадая на плечи и высокий лоб. Волевой подбородок и пронзительные голубые, цвета весеннего ясного неба, глаза наводили мысль о сильном и независимом характере парня.
Дорогая шелковая красная рубаха, расшитая золотистым узором, была бы впору царевичу или боярскому сыну. Рядом на траве небрежно валялись дорогие, пошитые из кожи башмаки.
Мало кто мог бы признать в отдыхавшем беглого бедного сироту Емельку, прислуживающего ранее купцу Ястремскому.
***
Откуда взялся новорожденный завернутый в грубую холщовую ткань мальчишка в саду у купца, гадали всей деревней. Вроде бы никто из местных на сносях не был, а посторонних в селении не наблюдали. Купец побушевал-побушевал по началу, грозясь отправить подкидыша с глаз долой в городской приют при монастыре, но потом как-то вмиг сник и решил оставить мальца на воспитание. Видать душой прикипел – решили селяне. А может жена его богомольная, ожидавшая как раз первенца, углядела в случившимся знак свыше и уговорила грозного супруга оставить ребятенка при дворе. Дело-то богоугодное!
Некоторые бабы шепотом болтали, что привиделась Марфе в ночи женщина, что велела мальчика воспитать в доброте и достатке, словно сына родного, дабы то на пользу дочери их пойдет, что еще только на свет готовится явиться. Но так ли это было на самом деле, никто не знал. А спросить больше было не у кого. Марфа родами померла, оставив на мужнино попечение маленькую новорожденную дочку.
Девочку нарекли Ксенией. Купец в дочурке души не чаял. Все у девочки было самое лучшее и дорогое. А вот про обещание, жене данное насчет подкидыша, купец быстро позабыл, хотя в приют его отправить побоялся. Отдал он мальчика на воспитание одинокой старушке, жившей у него при дворе, только она долго не прожила. Как исполнилось Емельке пять годочков, пришлось мальчику осиротеть повторно.
Тут-то и начались для него черные дни. Недоедать, да недосыпать приходилось регулярно. А работа на детские неокрепшие плечики сваливалась непосильная. Емеля рос хилым и болезненным. Да еще каждый купцов работник считал своим наипервейшим долгом сыпать насмешками в адрес сироты, да шпинать его на чем свет стоит. Да и хозяйская дочка Ксения, выросшая надменной и заносчивой только и занималась тем, что постоянно от нечего делать готовила Емеле подлянки, которые мальчик вынужден был безропотно сносить. Сколько слез бессильных пролил мальчик под урчание голодного желудка – лишение пищи было обычным и самым любимым наказанием купца Ястремского.
И вот однажды неказистый подросток-заморыш пропал со двора. Горевать по сироте было некому. Люди посудачили-посудачили да и позабыли про мальчишку. С тех пор уже год миновал. Только хозяйская дочка Ксения все бегала за околицу да вглядывалась вдаль в надежде разглядеть хилую тощую фигурку.
– Вот же егоза, а сердечко-то доброе, как у матери, – покачала головой у колодца соседская кумушка, заметив купеческую дочку, тайком направлявшуюся за деревню.
– Вот же сказанула, так сказанула! – отозвалась в ответ девка-помощница со двора Ястремских. – Это сердце-то доброе и довело до греха! Сама я видала, вот как тебя сейчас вижу – Ксенька ворота распахнула и специально овец выпустила! А сама потом на Емельку все свалила! Негодница! Хозяин-то разозлился и выгнал мальчишку в лес потерявшегося ягненка искать!
– Кто же в лес перед проводами лешего духа ходит?! Вот и сгинул сиротинушка горемычная! В лесу еще по той весне Тимофеевна чудище встретила! Говорит волк – не волк, козел – не козел! Бежала дальше, чем видела!
– Ой, а мой Платошка зимой следы видал! Будто волчьи и козлиные рядом! Да разве же такое когда бывает! Чтобы серый рядом с козлом разгуливал!
– Ой, бабы, а я думаю, что без нечистого тут не обошлось! – подала голос молчавшая до этого женщина в цветастом платке. – Никак заманил он Емельку в самую чащу или лесное болото!
Женщины скорбно замолчали, соглашаясь с говорившей.
***
Емельяна целый год не было в селении. С тех пор, как хозяин выгнал его, много воды утекло. Возвращался к Ястремскому теперь совершенно другой человек. И речь шла не о внешности, которая, к слову сказать, тоже разительно изменилась. Юноша к шестнадцати годам успел возмужать, раздался в плечах. На щеках заиграл румянец, коего никогда не видывали ранее на серо-землистом сиротском лице. Волосы, торчавшие в разные стороны, будто пакля, внезапно начали завиваться, обрамляя правильные черты лица.
Но главное – не внешние изменения, а внутренние. Не физическая сила заиграла в Емельяне, хотя и она бесспорно появилась, а сила иная неизведанная ведовская!
Как сейчас помнил мальчик, как был наказан жестоким хозяином и лишен пищи за то, что случайно порвал и рассыпал мешок с зерном. Помнил он бессильные горькие слезы, которые проливал в конюшне – единственном месте, где рядом с конями он чувствовал себя в относительной безопасности. Только они, кони, понимали и принимали его. Среди людей он всегда чувствовал себя одиноким. Помнил Емельян, как привиделся ему необычный седовласый старец с длинной бородой, перевязанной черной лентой, напоминающей змею, в белоснежных одеяниях. Как поведал он ему о его необычном даре, унаследованном от матери, как делился с ним знаниями неведомыми, порой даже пугающими, как научил доставать любые клады из-под земли. Все золото теперь Емельяну в руки давалось. Звери и птицы исполняли его приказы. Да и люди тоже… А огонь! Огонь – самая опасная и неподвластная стихия, сворачивалась мурлычущим котенком у его ног!
Нет! Ни за что не вернулся бы больше в ненавистное селение к Ястремским, коли не было бы на то воли наставника. А приказы Гневояра юноша привык исполнять беспрекословно.
И вот теперь сидит он возле озера, расположенного недалеко от селения, любуется на облака и мечтает, что станет когда-нибудь таким же свободным, как они и отправится на поиски родителей. В то, что они живы, Емельян поверил сразу. Он и раньше в глубине души, каким-то необъяснимым практически звериным чутьем ощущал это. А вот в то, что мать по собственной воле его оставила, да еще и наложила на него сильнейшее проклятие, казалось самым настоящим бредом, специальной выдумкой Гневояра, чтобы быть единственным близким для него человеком.
До привыкшего к лесной глуши обостренного слуха донесся едва слышный шорох в кустах. Емельян начал прислушиваться. Отчего-то не хотелось, чтобы его уединение было нарушено перед тем, как он будет вынужден выйти к людям. Шум повторился. Юноша лениво повернул голову в сторону звука. В глаза бросилась ярко-красная материя, выступающая из-за березы.
Сомнений не оставалось. Кто-то тайком наблюдал за ним. Появилось желание метнуть одним из выученных у Гневояра заклятием в скрывающегося, но Емельян усилием воли подавил его. Не стоит настолько выставлять способности напоказ. Не стоит плодить лишние слухи. Лучше будет, если Ястремской до поры до времени не будет знать о способностях Емельяна. Так будет проще втереться к нему в доверие. Сейчас юноша был уверен, что не так просто удалось хозяину нажить богатства, прослыв одним из самых зажиточных купцов округи. Без помощи Гневояра здесь явно не обошлось! А значит, что рано или поздно чародей потребует с купца плату. Какой она будет, оставалось только гадать, но то что Гневояр возьмет свое сполна сомневаться не приходилось.
Упершись затылком о древесный ствол, Емельян прикрыл глаза, пытаясь настроиться на внутреннее зрение. Это пока ему удавалось не совсем хорошо, несмотря на постоянные тренировки. Но сегодня эффект превзошел сам себя! Представшая перед взором картинка оказалась не просто очертанием силуэта, каким Емельян обычно видел Гневояра, когда они тренировались. Видение передавало даже цвета!
За березовым стволом затаилась молоденькая девушка. Ее длинные каштановые волосы были заплетены в две тугие косы, спускающиеся ниже пояса. В ушах блестели сережки с красными кораллами, на шее красовались такие же бусы. Девушка явно была чем-то взволнованна, она нервно теребила подол алого сарафана. Серые глаза были широко раскрыты. Вместе с узнаванием к Емельяну пришло омерзение. Хозяйская дочка! Ксения – жестокая и избалованная девчонка. Она тоже успела измениться за этот год, превратившись из тонконогой нескладной девочки в юную и вполне для кого-то привлекательную девушку.
Похоже, Емельяну выдался идеальный случай поквитаться с неприятной девчонкой, а заодно и обыграть все так, что его возвращение к купцу будет более легким. Усмехнувшись про себя и уже предвкушая произведенный им эффект, юноша беззвучно зашевелил губами. В тот же миг что-то зашуршало в траве, вскоре показалась змеиная головка с хитрыми маленькими глазками бусинками, потом еще одна и еще одна. Наконец, когда собралось около пяти небольших змеек, Емельян удовлетворенно кивнул, указывая им на березу, за которой пряталась Ксения. Животные послушно заскользили в указанном направлении.
Реакция Ксении не заставила себя долго ждать. Девушка испустила душераздирающий крик и бросилась со всех ног, не разбирая дороги в противоположную от змей сторону, где находился лес. Победоносная улыбка промелькнула на лице юноши. Настроившись еще раз на внутреннее зрение, он удостоверился, что ужасно напуганная Ксения несется через бурелом, цепляясь подолом за колючие искривленные кусты.
***
Дождавшись, когда начало смеркаться, молодой человек удовлетворенно отметил звучащие в стороне деревни голоса. Они явно кого-то звали. Емельян прекрасно знал, кого потеряли в селении. Пора! Юноша поднялся на ноги, подхватив башмаки, упругой походкой зашагал в сторону людского жилья. Навстречу ему попались работники Ястремского. Женщины, причитая, спешили к озеру, а мужчины направились в сторону леса. Ожидаемо никто из них не узнал в молодце сиротузаморыша.
Емельян уверенной походкой направился к купеческому терему. Он намеренно посильнее ударил калиткой, входя в опустевший двор. В тот же миг на высокое крыльцо выскочил взлохмаченный, растерявший от страха всю свою дородность купец. За ним с причитанием, едва передвигая ноги, показалась старая няня, воспитывающая Ксению.
– Доброго здоровья! – поприветствовал купца Емельян.
Ястремской смотрел на него с подозрением. Купец явно не узнавал в статном кудрявом красавце бывшего работника, которого прогнал со двора год назад.
– Чего надобно? – неприветливо поинтересовался он, игнорирую приветствие.
– Неужто не узнаешь, хозяин? – скрывая ликование спросил Емельян.
– Разве мы раньше встречались? – напрягся купец.
– Так я жил здесь с малолетства самого! Емельян я! Вот вернулся!
На мгновение по лицу Ястремского проскользнул страх, сменившийся яростью. Купец уже был готов взреветь что-то нелицеприятное в адрес Емельяна, но был остановлен дрожащей рукой старенькой нянюшки.
– Не горячись, Спиридон Кузьмич, не надо. Вспомни лучше, о чем Марфа нам сказывала. Купец непонимающе уставился на старушку.
– Сон дивный, – напомнила она.
Ястремской переменился в лице и растерянно молчал, с недоверием уставившись на Емельяна.
– Горе у нас случилось, молодец, – торопливо, боясь, что купец потребует замолчать, запричитала нянюшка.
Она, держась худыми руками за перила, спускалась к Емельяну. Ее и без того испещренное морщинами лицо перекосилось еще больше.
– Что случилось? – почти искренне изобразил участие Емельян.
– Горлица наша Ксенюшка пропала! Как тоска ее кручина целый год глодала горемычную, хаживала она все время за околицу, словно тянуло туда что! Так и не вернулась сегодня! Только ты нам помочь можешь! Только ты!
Ястремской с неодобрением смотрел на старушку, но все же не перечил ей, сохраняя угрюмое молчание.
– Ясно мне, что у вас стряслось, – остановил словесный поток, льющийся из уст старенькой няни Емельян. – В лесу искать надобно! – уверенно закончил он.
В установившейся тишине его голос прозвучал, словно приговор.
– Платон Шишкин сказывал, что чудище ужасное в лесу появилось. Голова рогатая, а пасть зубастая, будто волчья, – няня в ужасе прикрыла ладонью лицо. – Ой, что же будет-то!
Ястремской после ее слов побледнел, на лбу выступила испарина. Емельян отвернулся, чтобы скрыть победную улыбку. Полученный результат превзошел все ожидания! Купец напуган до полусмерти и готов на все только бы снова увидеть драгоценную дочурку. Няня, наслушавшаяся деревенских сплетен, великолепно справляется с задачей и сеет панику. А ненавистная Ксения сейчас скитается где-нибудь по чащобе, спотыкаясь о древесные корни и пни, и дрожит от страха! Ничего! Это ей даже на пользу пойдет, чтобы спеси поубавилось!
– Тоже мне чудище! Волка обычного увидел, да перетрусил! Вот и придумал всем про чудище сказывать! – небрежно бросил Емельян. – Видать, взаправду деревенские без меня не справятся! Коли Платошка страху на всех понагнал – мало кто в чащу сунется.
– И то правда… верно сказываешь! – нянюшка протянула к Емельяну руки. – Подсоби уж, соколик! Не бросай в трудную минуту.
– Поможешь Ксению отыскать – я в долгу не останусь! – наконец подал голос молчавший до этого купец. – Щедро заплачу! Не сомневайся!
– Да, что мне ваши деньги, Спиридон Кузьмич? – Емельян будто невзначай встряхнул дорожную котомку, которая моментально отозвалась звоном множества монет.
Купец взволновался не на шутку, он в упор уставился на юношу. В глазах читался немой вопрос. Чего же такого запросит выкормыш? Взгляды Емельяна и Ястремского встретились. Купец почувствовал, как по спине мурашками бежит холодок страха, а ладони становятся липкими от пота. Таких холодных бесстрастных глаз ему не приходилось видеть давно. Но Ксения в беде! Сейчас не время вести разговоры о вознаграждении. И без того ясно, что любящий отец не поскупится и сполна расплатится за спасение единственной дочери.
– Найдешь Ксению – проси, что хочешь! Все сделаю!
– Не сомневаюсь, – расплылся в улыбке Емельян, только глаза по-прежнему оставались холодными и отталкивающими.
Молодой человек стремительно развернулся, тряхнув крупными кудрями, и размашистыми шагами направился со двора.
– Он спасет, Спиридон Кузьмич! Он спасет! – пробормотала старушка, провожая взглядом парня.
Ястремской тоже смотрел вслед уходящему, только в отличии от старой нянюшки воодушевления не испытывал. Казалось, что какие-то невеселые мысли овладели купцом окончательно.
– Не к добру, ой, не к добру, – проговорил он сам себе под нос, сокрушенно покачав головой.
Глава 2
Глава 2.
После ухода со двора Ястремских потребность притворяться, изображая тревогу и желание помочь отпала. Улыбка сошла с губ, и лицо Емельяна приобрело сосредоточенное выражение. Сейчас мало кто назвал бы юношу красивым. При взгляде на него невольно возникали мысли о хищной птице, заметившей жертву и готовившейся к броску.
Со стороны озера до слуха доносились голоса, зовущие купеческую дочку.
Лес стоял темным и неприветливым. Уже начинало смеркаться.
Емельян подошел к столпившимся у леса мужикам и как бы между делом поинтересовался:
– Чего стряслось-то?
Его смерили подозрительным взглядом, ожидаемо не признав в нем выкормыша Емельку, как часто называли ранее.
– Дык, купеческая дочка пропала, – почесал в затылке Федор. – Тому, кто ее сыщет, купец золотишка отвалит. Не поскупится.
– А чего же тогда стоите? А искать не идете? – Емельян кивнул в сторону леса.
– Так боязно же! – отозвался второй (наверное, из наемных. Раньше по крайней мере Емельян его среди работников Ястремского не видел).
– Платоша Шишкин сказывал, что чудище лесное тута поселилось, – подал голос Третьяк, – оно, видать, купеческую дочку-то и умыкнуло.
– Чего-то не горим мы желанием в лес-то до зари соваться! – заключил Федор.
– И то верно, – согласился Емельян, решив, что ничего с Ксенией не сделается, коли избалованная девчонка поплутает по лесу одну ночку.
Молодой человек повалился в густую траву, раскинув руки, и уставился в начинающее сереть небо. Уже проступили неяркие очертания лунного диска. Наступающая летняя ночь обещала быть теплой, и Емельян собирался провести ее под открытым небом.
Работники Ястремского продолжали толпиться рядом, они не желали ступать под темные лесные своды, но и возвращаться домой, объявив купцу о приостановлении поисков, опасались.
– А ты, отрок, никак прямо здеся заночевать собрался? – удивился Третьяк, подозрительно глядя на Емельяна.
– А чего не заночевать-то? Можно и тута. Не пурга – не озябнем поди!
– Вот молодежь-то! – всплеснул руками Федор. – Кто же в такое время ночь вдали от дома коротать будет! Забыл что ли, что русалья неделя сейчас идет?!
– А ты никак убоялся, кабы тебя русалки не защекотали? – хохотнул в ответ Емельян, продолжая беспечно вглядываться в небо.
Его реплика вызвала взрыв хохота, Федор смущенно замолчал, оглядываясь на товарищей. Поняв, что поддержки от них не дождется, он неохотно опустился рядом с Емельяном. Было решено заночевать рядом с лесом, чтобы, как только рассветет, отправиться на поиски пропавшей хозяйской дочки.
По мере того, как темнота накрывала землю, начал сгущаться туман. В воздухе повеяло влагой. А разглядеть сидящего рядом человека можно было только лишь с трудом.
Федор обиженно молчал, с опаской оглядываясь по сторонам. Его товарищи, похоже, тоже чувствовали себя неуютно. Но Емельяна их страхи лишь забавляли. Он закинул руки за голову и вдыхал прохладный пахнущий влагой воздух. Красная рубаха напиталась каплями воды и липла к телу.
– Боязно мне что-то, мужики, – не выдержал первым молодой парень, имени которого Емельян не знал. – Вдруг и взаправду русалки заявятся.
– Кончай панику наводить, Петруха! И без твоего нытья тошно! – огрызнулся Федор.
– Русалки русалками, а я вот лучше бы с ними встретился, чем с чудищем лесным! Платоша Шишкин сказывал…
– Прекрати!!! – в два голоса закричали на Третьяка Федор с Петрухой.
Третьяк обиженно засопел.
Туман тем временем становился все сильнее и гуще. Луна больше не освещала землю. Все погрузилось в кромешную тьму. Повеяло холодом.
– Огонь зажечь надобно! Ветвей наберите! – приказал Федор спутникам.
Третьяк с Петрухой неохотно поднялись, огляделись и поплелись к лесу. Федор достал из прихваченной котомки кресало (1) и попытался зажечь огонь. После нескольких неудачных попыток стало ясно, что этого ему не удастся. Искры, не успев загореться, гасли от сгущающейся влаги.
Вот уже дрова были готовы и сложены аккуратным холмиком, а огня все не было. Все трое попробовали высечь хоть одну искорку, но никому из них этого не удалось. На Емельяна товарищи не обращали внимания, словно напрочь позабыв о его существовании.
Вдруг ночная тишина прервалась пением множества мелодичных женских голосов. Тягучая грустная песня звучала с противоположной от селения стороны, где находилось озеро.
– Слышите? – спросил Петруха дрожащим не то от страха, не то от холода голосом.
– Никак девки в селе заголосили, – Третьяк тоже начал прислушиваться.
– Село вон там, – перебил его Федор, – а там…
– Озеро! – воскликнул Петруха. – Кто же в такую неделю по ночам на озере песни распевать станет?
– Ясно кто! Русалки! – подал голос Емельян, не без удовольствия наслаждаясь эффектом, произведенным его словами.
– А… они сюда… не придут? – заволновался Федор.
– Придут! Они нас уже почуяли.
– Что же делать?!
– Погубят же?
– Эх, как бы знал я! Черт бы с ним с этим золотом! Пусть купец сам дочку свою искал бы! – Петруха с досады ударил о землю. – Как мне матушка всегда говаривала – не доводит богатство до добра! Ох, не доводит! Сгину молодым да красивым! Ой, горе горькое!
– Огонь развести надобно, – лениво протянул Емельян, продолжая беспечно лежать в траве и вслушиваясь в стройные печальные голоса, которые двигались к ним.
Послышались звуки ударов кресала о камень, но у Федора снова ничего не получилось.
Огонь упорно не хотел зажигаться…
Селяне уже вовсю тряслись от страха, нисколько не заботясь о том, что их примут за трусов.
Наконец, поняв, что русалки уже приблизились на приличное расстояние, Емельян поднялся с земли, он огляделся и, выбрав место поровнее, развел костер. Для этого молодому человеку не потребовались ни трут, ни кресало. Он просто раскрыл ладонь и пламя послушно заплясало на ней, совершенно не обжигая кожу, а дрова, словно по волшебству, подплыли к выбранному месту по воздуху. Если бы спутники заметили манипуляции молодого человека – они, должно быть, испугались его еще больше, чем приближающихся русалок, и дали деру. Но на свое счастье мужчины даже не смотрели в сторону Емельяна, словно вовсе позабыли о его существовании. Открыв рты и до головной боли напрягая слух, они вглядывались в ночной туман, из которого слышалось заунывное пение. И только треск разгорающегося пламени вывел их из оцепенения. Промозглый холод рассеялся. Вокруг костра было тепло и уютно. Мужчины жались ближе к огню, с благодарностью смотря на молодого путника.
– Лихо ты как пламя высек! – похвалил его Федор. – Знать настоящий умелец, как все у тебя складно получается!
– Будто огонь тебя слушается, – заворожено глядя на разгорающееся пламя, проговорил Петруха.
– Огонь – это жизнь! – назидательно ответил Емельян. – Его понимать следует и… уважать.
Тем временем туман вокруг огня рассеялся окончательно, и стало видно стоящие чуть в стороне стройные женские фигуры. Длинные одежды, распущенные волосы, свисающие до самой земли. Лиц видно не было, но то что перед ними русалки сомнений не возникало. Стоящие первыми рядами внимательно разглядывали сидящих перед огнем мужчин, они больше не пели, хотя поющие голоса по-прежнему звучали где-то вдалеке в стороне озера.
– Сколько их здесь, – едва слышно прошептал Петруха, стараясь не смотреть в сторону русалок.
– Мне моя бабка в детстве сказывала, что в древности здесь бесовские гульбища проходили, – так же еле слышно ответил Федор, нервно теребя седую жидкую бороденку. – Жертвы идолам поганым приносили – вот с тех пор русалок в этих краях видимо-невидимо стало…
– Слышь, Федор, приглядись-ка повнимательнее. Нет ли среди них Авдотьи Ларькиной, что прошлым летом в озере утопла? – зашептал Третьяк.
– На кой она тебе сдалась! – разозлился Федор. – Нашел о чем думать! Ты бы лучше думал, как ноги от сюда подобру-поздорову унести!
– Так я и думаю! Может она нас признает, да подсобит. Перед своими словечко замолвит.
– Как же замолвит! Вот смотрю я на тебя и думаю: до чего же ты мужик дурной, Третьяк! Разве же можно нечисти доверять-то?
– Скорее бы утро наступило! – проныл Петруха, он крепко зажмурил глаза, чтобы не видеть происходящего.
Емельян с любопытством оглядел собравшихся русалок, найдя взглядом рослую фигуру Авдотьи.
– Что же вы гостей неприветливо встречаете, молодцы? – послышался приятный мелодичный голос, в котором, несмотря на внешнюю приветливость, звучали нотки скрытой угрозы.
– Так гости-то у нас незваные негаданные, – ответил Емельян, пока его спутники старались унять дрожь от страха.
– Ой, ли! Неужто молодцы бравые девицам красным не рады будут.
– Красным девицам румяным и веселым мы завсегда рады бываем! А вы что-то больно унылые песни по дороге к нам распевали.
– Грустные песни мы поем покуда нам грустно бывает, а ты выйди в наш круг, потанцуй с нами. Вот мы и развеселимся! И песни наши тогда другие будут веселые да задорные.
– Какие танцы, красавица? Ночь на дворе! Добрым людям отдыхать надобно!
Русалки закружились хороводом вокруг костра, не решаясь приблизиться ближе.
Емельян краем глаза следил за пламенем, чтобы оно ненароком не погасло от распространяемой речными девами влаги. От постоянного мельтешения девушек по кругу, голова начинала кружиться.
– Не смотрите на них, – приказал Емельян спутникам, сам он тоже старался не смотреть на русалок и не слушать их пение, которое возобновилось с новой силой и давило грустью.
– Ох, батюшки-батюшки! Кому расскажешь, чего на старости лет увидать пришлось – не поверят! – прогудел Федор, опуская глаза на колени.
Сколько все это продолжалось с точностью Емельян сказать не мог.
Вдруг раздался шум, пение на мгновение прервалось, а затем сменилось веселым смехом. Емельян поднял глаза и моментально понял, что произошло. Задремавший Петруха свалился, оказавшись за защитной чертой, отбрасываемой огнем. Это привело русалок в неподдельную радость. Они бросились к нему и, подхватив под руки, утянули в хоровод.