Пространственно-ориентированная Психология

В российской научной традиции Юрий Михайлович Лотман, представитель Тарту-Московской семиотической школы, внес важнейший вклад в понимание символической природы пространства. В своих трудах он рассматривал культуру как механизм создания, хранения и трансляции смыслов, а пространство – как «текст», насыщенный культурными кодами.

В частности, в работе “Семиосфера” (1984) Лотман утверждает, что любое пространство является организованным не только физически, но и семиотически: планировка жилища, размещение предметов, выбор цвета или материала, всё это подчинено системе значений, порожденной конкретной культурной системой. Таким образом, даже нейтральные, с инженерной точки зрения, элементы архитектуры могут быть нагружены символическим содержанием, порог становится символом перехода, лестница восхождения, подвальное помещение – подавленных воспоминаний или архетипа тени.

Применительно к психологии восприятия, это означает, что человек не просто “находится” в пространстве, он его читает и интерпретирует, придаёт ему смыслы, зачастую неосознанные, но глубоко воздействующие на его эмоциональное состояние. Эта интерпретация может быть индивидуализированной, как например, воспоминания о детской комнате или коллективной, как восприятие храма как священного пространства вне зависимости от конфессиональной принадлежности. Данный уровень восприятия неотделим от историко-культурной памяти и коллективных репрезентаций, формирующих устойчивые эмоциональные и поведенческие паттерны взаимодействия со средой.

Семиотический подход, таким образом, проливает свет на то, как человек воспринимает пространство не столько в его физическом аспекте, сколько как знаковую систему. Пространство становится не нейтральной “вещью в себе”, а полем, насыщенным значениями – знаковым полем, в котором каждая деталь может вызывать целую гамму ассоциаций, воспоминаний и чувств. Это открывает большие возможности для интерпретации среды в психотерапии, архитектурной критике, культурном анализе и проектировании.

Когнитивная психология предоставляет обширные доказательства того, что люди интерпретируют окружающий мир через знакомые схемы, ментальные модели и концептуальные метафоры. Эти когнитивные структуры помогают организовывать и интерпретировать информацию, позволяя эффективно взаимодействовать с окружающей средой. Согласно теории концептуальной метафоры Джорджа Лакоффа и Марка Джонсона, изложенной в работе

"Metaphors We Live By" (1980), мышление человека в значительной степени метафорично: абстрактные понятия, такие как безопасность, власть или свобода, понимаются через конкретные пространственные образы, такие как укрытие, высота или открытость. Таким образом, восприятие окружающей среды пронизано концептуальными метафорами: комната может восприниматься как «убежище», "клетка" или "сердце дома" в зависимости от личного и культурного контекста.

Исследования в области когнитивной психологии подтверждают, что концептуальные метафоры играют ключевую роль в обработке информации и принятии решений. Использование метафорических выражений, связанных с движением, влияет на восприятие времени и пространства, что подтверждает тесную связь между абстрактными концепциями и конкретными сенсорными переживаниями. Кроме того, исследования, проведенные в области нейронауки, показали, что понимание метафор, связанных с физическими действиями, активирует те же области мозга, которые задействуются при выполнении этих действий, что свидетельствует о глубокой связи между когнитивными процессами и сенсомоторными системами.

Ментальные модели и схемы также играют важную роль в интерпретации окружающей среды. Согласно теории схем, предложенной Фредериком Бартлеттом и развитой Жаном Пиаже, схемы являются когнитивными структурами, которые помогают организовывать и интерпретировать информацию, позволяя людям использовать предыдущий опыт для понимания новых ситуаций. Например, человек, имеющий схему о ресторанах, может легко адаптироваться при посещении нового ресторана, используя свои предыдущие знания о том, как обычно организован процесс обслуживания. Однако эти схемы могут также приводить к стереотипам и предвзятости, если новая информация не соответствует существующим когнитивным структурам.

Таким образом, когнитивная психология предоставляет убедительные доказательства того, что интерпретация окружающего мира осуществляется через призму знакомых схем, ментальных моделей и концептуальных метафор, которые формируются на основе предыдущего опыта и культурного контекста. Эти когнитивные структуры не только облегчают понимание и взаимодействие с окружающей средой, но и влияют на восприятие, память и поведение человека.

Символический уровень особенно выражен в архитектуре и искусстве. Исследование Кристины Мэлоун и Джорджа Роуза (2007), показало, что восприятие сакральной архитектуры активирует у людей области мозга, связанные с эмоциональным значением и религиозным опытом, даже при отсутствии религиозной принадлежности. Это говорит о том, что пространственные символы могут вызывать устойчивые психоэмоциональные реакции вне рационального осознания.

Психология восприятия религиозных пространств, в частности исследования Ричарда Нея (Ney, 2012), показывает, что купола, своды, вертикальные акценты, особое освещение создают у наблюдателя переживание возвышенности, связи с чем-то большим – что позволяет отнести такие реакции к символическому и даже экзистенциальному уровню. Эти элементы дизайна создают у наблюдателя чувство благоговения и духовной приподнятости, что позволяет отнести такие реакции к символическому и даже экзистенциальному уровню восприятия. Кроме того, исследование, опубликованное в сборнике "Transcending Architecture: Contemporary Views on Sacred Space", под редакцией Хулио Бермудеса, рассматривает, как архитектурные элементы сакральных пространств способствуют переживанию трансцендентности. Авторы подчеркивают, что использование света, тишины и специфических материалов в дизайне сакральных сооружений может вызывать глубокие эмоциональные и духовные отклики у посетителей, независимо от их религиозной принадлежности

Символический уровень в архитектуре играет ключевую роль в формировании эмоционального и духовного опыта человека. Понимание того, как пространственные символы и архитектурные элементы влияют на психоэмоциональное состояние, имеет важное значение для архитекторов и дизайнеров при создании пространств, способствующих глубоким и значимым переживаниям.

Архетипический компонент символического восприятия связывает эту категорию с аналитической психологией К. Г. Юнга. Архетипы, как универсальные образы коллективного бессознательного, проявляются в символах, формах и сценариях взаимодействия человека с пространством. Пещера, подвал, башня, окно и другие – это не просто архитектурные элементы, а символы внутреннего пути, трансформации, защиты, перехода, открытости к другому. Пространственные архетипы могут активировать глубинные эмоциональные и телесные реакции, быть источником внутреннего резонанса или тревоги, и потому символический анализ среды становится эффективным инструментом в психотерапии.

Символический уровень, также способ культурной идентификации. Пространство не только структурирует повседневную жизнь, но и маркируется как «свое» или «чужое», «традиционное» или «современное», «духовное» или «профанное». Работы социолога Пьера Бурдье “La Distinction: Critique sociale du jugement”, 1979 года показывают, как символическая структура среды поддерживает социальные иерархии: организация жилья, оформление интерьера, предметы декора отражают социальный капитал, культурные предпочтения и даже бессознательные стратегии позиционирования в обществе.

Пьер Бурдье исследует, как символические структуры окружающей среды способствуют поддержанию и воспроизводству социальных иерархий. Он вводит понятие культурного капитала, который включает в себя знания, навыки, образование и другие культурные ценности, позволяющие индивидам занимать определенные позиции в обществе. Бурдье утверждает, что культурный капитал может существовать в трех формах: Инкорпорированная форма – длительно усвоенные предрасположенности и привычки, такие как манеры, акценты, способы выражения мыслей. Объективированная форма – материальные объекты и культурные товары, такие как книги, произведения искусства, мебель, которые индивид приобретает и использует. Институционализированная форма – официальные квалификации и дипломы, подтверждающие уровень образования и компетенций.

Особое внимание в «La Distinction» уделяется тому, как вкусы и предпочтения в области искусства, музыки, кулинарии и, в частности, в оформлении жилого пространства отражают и укрепляют социальные различия. Бурдьё показывает, что выбор стиля интерьера, мебели и декора не является сугубо личным делом, а тесно связан с социальным положением и стремлением индивида подчеркнуть свою принадлежность к определенному классу. Например, предпочтение минималистичного дизайна с акцентом на функциональность и простоту может ассоциироваться с высшими слоями среднего класса, тогда как более пышные и декоративные интерьеры могут быть характерны для других социальных групп.

Бурдьё также вводит понятие габитуса – системы устойчивых предрасположенностей, сформированных под влиянием социального окружения и опыта индивида. Габитус определяет, как человек воспринимает мир и действует в нем, включая его вкусы и предпочтения. Таким образом, выбор оформления жилья становится не просто отражением личных предпочтений, но и выражением глубинных социальных структур и отношений власти.

В более широком смысле, символический уровень становится ареной, на которой разыгрываются социальные драмы, и инструментом, посредством которого индивиды и группы выражают и утверждают свою социальную позицию.

Вопрос символического восприятия пространства активно исследуется в российской научной традиции. Одним из интересных трудов является статья «К вопросу о восприятии пространства», опубликованная в журнале «Вестник Московского университета» в 1996 году. В ней рассматривается синтетический характер восприятия пространства, подчеркивается его связь с сознанием и процессом познания. Автор статьи анализирует, как различные культурные и исторические контексты влияют на формирование пространственных представлений, и делает вывод о том, что восприятие пространства является не только физиологическим, но и глубоко культурно обусловленным процессом.

Другим значимым исследованием является диссертация «Восприятие пространства в русскоязычной и англоязычной культурах на материале пространственных концептов» Юлии Владимировны Гринкевич, защищённая в 2005 году. В этой работе анализируются символические значения геометрических фигур, таких как круг и квадрат, в различных культурных традициях. Автор показывает, что эти фигуры несут определённые символические нагрузки и по-разному интерпретируются в зависимости от культурного контекста, что свидетельствует о глубокой интеграции символического уровня в процесс восприятия пространства.

Кроме того, в исследовании Ольги Викторовны Забродиной «Восприятие пространства и времени: историко-культурный и аксиологический аспекты» рассматриваются особенности восприятия пространства и времени в различных культурах. Автор подчёркивает, что эти категории являются не только физическими характеристиками бытия человека, но и опосредованы аксиологическим и семантическим содержанием культуры. В работе анализируется, как различные культурные явления, такие как философия, религия и искусство, влияют на формирование пространственно-временных представлений, и делается вывод о том, что восприятие пространства и времени тесно связано с ценностными основаниями каждой культурно-исторической эпохи.

Российские ученые вносят значительный вклад в изучение символического восприятия пространства, подчеркивая его культурную обусловленность и многослойность. Эти исследования расширяют понимание того, как символы и культурные коды формируют наше восприятие окружающего мира и влияют на взаимодействие с пространством.

В диагностической практике символический уровень позволяет выявить неявные смыслы, вложенные в описания клиентом своего пространства. Например, фразы вроде “здесь нечем дышать”, “комната как клетка”, “всё рассыпается” указывают не только на физическое, но и на символическое восприятие среды как пространства тревоги, изоляции или утраты опоры. В работе с визуальными образами, рисунками или фотоколлажами специалист может распознавать культурные и личностные символы, выявлять архетипические структуры, определяющие эмоциональное отношение клиента к среде.

На основании вышеизложенного, мы делаем вывод, что символический уровень восприятия среды формирует собой центральный канал, через который человек связывает внешний и внутренний мир, наделяя пространство значениями, метафорами и знаками. Он интегрирует телесный опыт, эмоциональное реагирование, культурную память и индивидуальную биографию в целостную структуру интерпретации. Это делает его важнейшим компонентом диагностики, терапии и проектирования среды в рамках междисциплинарных практик – от психологического консультирования до архитектурной критики и анализа культурных кодов.

Субъективный уровень восприятия

Субъективный уровень восприятия представляет собой ядро личностной интерпретации и эмоциональной окраски среды, в котором внешнее переживается через внутренние фильтры опыта, мотивации, памяти, установок и текущего психоэмоционального состояния. Это тот уровень, где пространство перестает быть универсальной физической данностью и становится сугубо индивидуальным психическим событием.

Один и тот же интерьер может восприниматься одним человеком как безопасное убежище, а другим, как давящее и отчужденное место, в зависимости от эмоционального состояния, личной истории и значений, приписанных данному пространству. Таким образом, субъективный уровень объединяет когнитивный и аффективный компоненты восприятия, включая в себя оценки, воспоминания, эмоциональные реакции и смысловые конструкты.

Научное осмысление субъективного уровня восприятия получило широкое развитие в гуманистической, экзистенциальной, когнитивной и клинической психологии. Гуманистическая традиция, представленная трудами К. Роджерса и А. Маслоу, подчеркивает уникальность восприятия каждого человека как продукта его стремлений к самоактуализации и личностному росту.

Пространство, в данном контексте, становится полем реализации экзистенциальных потребностей – в защите, автономии, принадлежности, развитии. Роджерс утверждал, что поведение человека зависит не от объективной реальности, а от субъективно интерпретированного опыта, и потому «каждый индивидуум реагирует на свою субъективную феноменологическую реальность» (Rogers, 1951).

В когнитивной психологии, начиная с работ Аарона Бека и Альберта Эллиса, активно исследуется роль когнитивных схем и установок в интерпретации внешних ситуаций. Согласно их подходу, восприятие среды не является прямым отражением реальности, а опосредуется системой убеждений, ожиданий и эмоциональных автоматизмов. Событие само по себе не вызывает эмоцию, ее вызывает его интерпретация. Применительно к пространству это означает, что человек может испытывать тревогу не от самого помещения, а от бессознательных ассоциаций, которые оно активирует, например, высокие потолки могут вызывать ощущение свободы у одного и тревожную потерянность у другого.

Углубляя подход когнитивной психологии, важно подчеркнуть, что восприятие окружающей среды не является простым отражением объективной реальности, а структурируется системой когнитивных схем, устойчивых ментальных структур, формирующихся в процессе индивидуального опыта, социализации и эмоциональных переживаний. Работы Аарона Бека, основателя когнитивной терапии депрессии, а также труды Альберта Эллиса по рационально-эмоциональной терапии, заложили основу представления о том, что именно интерпретация событий, а не сами события, вызывают эмоциональные и поведенческие реакции. Бек подчёркивал, что автоматические мысли, возникающие на основе глубинных убеждений (core beliefs), определяют то, как человек реагирует на ситуацию. Эти убеждения могут быть искаженными, иррациональными или травматически обусловленными, и тогда восприятие среды окрашивается в тревожные, враждебные или депрессивные тона, независимо от ее объективных характеристик.

Применительно к пространству, подобные искажения могут проявляться, например, в гиперчувствительности к визуальной или акустической стимуляции в нейтральной обстановке. Так, человек, страдающий социальной тревожностью, может воспринимать открытое офисное пространство как “взгляд всех на себя”, тогда как другой – как место для свободного взаимодействия.

В этом контексте особенно интересны исследования, подтверждающие взаимодействие когнитивных установок с восприятием архитектурной среды. Например, работа Gifford & Ng (1982) показала, что негативная установка относительно определённого типа пространств, например, подземных переходов или длинных коридоров, формирует избирательное восприятие угрозы, усиливающее субъективное чувство тревожности. Авторы отмечают, что клаустрофобия, может быть не столько реакцией на размер помещения, сколько на связанные с ним когнитивные сценарии – ограничения, контроль, невозможность побега.

Другим важным направлением является исследование так называемых “эмоциональных скриптов”, которые описывают типичные сценарии эмоционального реагирования на основе прошлого опыта. Эти скрипты запускаются автоматически при попадании человека в схожие по смыслу или форме ситуации.

Так, бывший пациент психиатрического учреждения может испытывать тревогу в помещениях, напоминающих по архитектуре палаты, даже если это современное пространство без явных признаков угрозы. В 2004 году исследование Bower & Gallagher показало, что пациенты с посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР) демонстрируют активизацию амигдалы и гиппокампа в ответ на визуальные сцены, ассоциированные с травматическим опытом, даже если эти сцены не несут явной угрозы. Это подтверждает, что пространство может быть считываемо как опасное не по текущим характеристикам, а через призму запечатленных в памяти когнитивно-эмоциональных паттернов.

В повседневной жизни это проявляется в самых разных формах. Например, человек, выросший в условиях строгости и контроля, может чувствовать себя неуютно в пространствах с жёсткой симметрией, холодной палитрой и отсутствием декоративных элементов, ассоциируя их с наказанием и отчуждением.

Напротив, другой, для кого порядок и чистота были знаком заботы и любви, будет чувствовать в подобных пространствах умиротворение и безопасность. Аналогично, тёплый свет и мягкие формы могут вызывать у одного человека ассоциации с домашним уютом, а у другого – с подавляющей атмосферой замкнутого контроля, если такие формы и цвета присутствовали в детстве в условиях скрытой семейной дисфункции.

Субъективное восприятие, таким образом, неразрывно связано с процессами когнитивной переработки и аффективной памяти, что делает важным включение анализа когнитивных схем в любой подход, связанный с диагностикой восприятия среды.

Современные исследования в области нейропсихологии подтверждают, что эмоциональные реакции на среду сопряжены с активацией сети мозговых структур – включая префронтальную кору, амигдалу и поясную извилину, участвующих в обработке угроз, эмоциональной оценки и регуляции (Vuilleumier, 2005; Pessoa, 2008). Эти нейрофизиологические данные подчеркивают, что восприятие среды – это не только когнитивный акт, но и глубоко телесно-аффективный процесс, в котором мысль и чувство объединены в неделимое единство личного опыта.

В итоге, субъективный уровень восприятия раскрывает перед психологом не просто эмоциональную реакцию клиента, а целый спектр глубинных смыслов, схем, сценариев и установок, формирующих его отношение к миру и к себе в этом мире. Именно поэтому работа на этом уровне становится критически важной как для диагностики, так и для терапевтической трансформации восприятия среды.

С точки зрения эмпирических исследований, многочисленные работы подтверждают, что субъективное восприятие среды влияет на психоэмоциональное состояние и поведение. В исследовании Russel & Snodgrass (1987) показано, что эмоциональные оценки среды, как приятность—неприятность, возбуждение—спокойствие коррелируют с уровнями тревожности и депрессии, причём среда, воспринимаемая как угнетающая, может усиливать дистресс.

Более поздние исследования, например, Kaplan & Kaplan (1989), указывали на значимость субъективного ощущения восстановления – “perceived restorative environment” – в природных ландшафтах, даже при идентичных объективных характеристиках. Это значит, что не сама среда, а её восприятие определяет, будет ли она ресурсной или истощающей.

Важно отметить, что субъективное восприятие среды формируется не только в моменте, но и на основе памяти, индивидуального опыта и травматических событий. Флэшбэк-эффекты, при которых внешние стимулы вызывают эмоционально насыщенные воспоминания, демонстрируют, как тесно связаны телесная сенсорика, субъективные интерпретации и эмоциональные воспроизведения. Исследования по посттравматическому стрессовому расстройству показывают, что определенные звуки, запахи или архитектурные формы могут вызывать у человека сильнейшую аффективную реакцию без осознанного понимания её источника (Brewin, 2001).

Субъективный уровень особенно важен в психотерапевтической практике. Он позволяет специалисту «войти» в мир клиента не через объективное описание пространства, а через его эмоциональное и смысловое наполнение. Клиент, описывающий свою комнату как “давящую”, “глухую” или “одиночную”, тем самым сообщает не о размерах или планировке, а о своём внутреннем состоянии. Таким образом, субъективный уровень становится мощным диагностическим инструментом, позволяющим распознать эмоциональные конфликты, искажения восприятия, страхи и потребности.

В архитектурной и средовой психологии также уделяется внимание субъективным восприятиям, особенно в связи с понятием “sense of place” – субъективного чувства принадлежности, идентификации и эмоциональной привязанности к пространству (Relph, 1976). Это чувство включает в себя как аффективные, любовь к месту, тоска, отторжение, так и когнитивные компоненты, память, ценностные оценки, убеждения.

Субъективный уровень также тесно связан с формированием пространственно-эмоциональных паттернов. Именно на этом уровне активируются устойчивые эмоциональные схемы восприятия среды, кто-то склонен воспринимать окружающее через призму тревоги, кто-то – через стремление к контролю, кто-то – через чувство покинутости. Эти паттерны, в свою очередь, становятся фильтрами, через которые интерпретируется весь средовой опыт. Например, человек с паттерном “угрозы” может видеть потенциальную опасность в открытом пространстве, в то время как другой, тот же самый пейзаж воспримет как символ свободы и перспективы.

Субъективный уровень восприятия является центральным звеном в интеграции внешнего и внутреннего. Он объединяет чувственный (сенсорный) опыт с когнитивно-аффективной переработкой, связывает личностную историю с актуальными эмоциональными состояниями, и тем самым формирует уникальный «внутренний ландшафт» переживания среды.

Понимание и работа с этим уровнем открывает широкие горизонты для психотерапии, архитектуры, дизайна и образования, позволяя проектировать не просто функциональные пространства, но среду, поддерживающую эмоциональное здоровье и развитие личности.

Субъективный уровень также активно изучается в экзистенциальной психологии. Пространство в этой традиции, не только физическое, но и экзистенциальное измерение, связанное с ощущением бытия, границ, выбора и ответственности. Вильгельм Штерн, а позже Медард Босс и Людвиг Бинсвангер, работавшие в русле экзистенциального анализа, подчеркивали, что среда переживается через призму «экзистенциального пространства», которое не совпадает с измеряемым физическим. Экзистенциальная тревога, пустота, поиск подлинности, изоляция – всё это переживается не абстрактно, а “в” и “через” конкретную среду. Так, пустая комната может активировать чувство свободы или одиночества, в зависимости от субъективной установки личности.

Переходя к следующему – экзистенциальному – уровню восприятия, мы углубляем анализ переживания среды в ее глубинно-онтологическом измерении, где пространство становится не только полем чувств и значений, но и ареной поиска смысла, идентичности и принадлежности к бытию.

Экзистенциальный уровень

Экзистенциальный уровень восприятия среды представляет собой наиболее глубокий пласт взаимодействия человека с окружающим миром, затрагивая фундаментальные вопросы бытия, смысла жизни и человеческой природы. Этот уровень выходит за рамки непосредственного сенсорного восприятия или когнитивных интерпретаций, обращаясь к сущностным аспектам существования, таким как свобода, ответственность, конечность и поиск смысла.