Юлькина дача

– Мама! – заорала я и бросилась в комнату родителей.

Там было тихо и спокойно. Я подлезла к маме под бочок. Мама недовольно что-то пробурчала во сне, но пустила. А я наконец-то смогла спокойно закрыть глаза.

Я отлично выспалась. А родители даже грозились конфисковать журнал. Но как-то забыли. Так он и приехал вместе со мной на дачу, и одним своим присутствием напоминал про то, что зелёные пальцы не дремлют. Самое печальное, что мне открылась про себя ужасная тайна – никакая я не бесстрашная, а самая что ни на есть трусиха.

С кем ещё мы дружим

Пашка с Иринкой жили по соседству с Люськой. У них даже забора между участками не было. И я Люське очень завидовала. Во-первых, их бабушка звала Люську к ним есть малину, потому что у Пашки с Иринкой была на неё аллергия. Кстати, аллергия у них была не только на малину, а вообще на целую кучу продуктов. Им нельзя было ни выпечки, ни фруктов, ни ягод. Их бабушка жаловалась моей, что не знает, чем их порадовать, ведь им нельзя ни блинчиков, ни пирожков, и не понимает, кому выращивает смородину и клубнику, раз внуки это есть не могут. Но выращивать продолжала, и нам с Люськой иногда перепадали то клубника, то малина. Смородина тоже могла перепадать, но смородины у нас на своих участках полно было.

Во-вторых, им втроём было очень легко договориться идти гулять, и, когда Люська вредничала и не хотела идти за мной, они уходили одни, потому что втроём всегда можно придумать, во что поиграть.

В-третьих, у них в доме был настоящий чердак, на котором пахло сеном, и свет пробивался через маленькое оконце под самой крышей.

Ну и, наконец, в-четвёртых, как только Люська по секрету рассказала мне, что ей ужасно нравится Пашка, и она немножечко влюбилась, как я сразу почувствовала, что он тоже мне ужасно нравится и я тоже чуточку влюблена.

Тем утром подружка прискакала ко мне, едва мы начали завтракать.

– Люся, доброе утро, садись пить чай с нами, – позвала моя бабушка.

– Спасибо, – вежливо согласилась Люська и тут же зашептала мне в ухо: – Пашка с Иркой приехали на целый месяц!

Это было просто потрясающе, потому что у нас в глазах тут же заплясали тысячи планов, как влюбить его в одну из нас, и каждая, конечно, рассчитывала, что он сделает правильный выбор.

После завтрака я задумчиво встала перед зеркалом и даже причесалась. У меня очень красивые глаза, а у Люськи очень красивые волосы. Я лучше всех играю в бадминтон, и Люська тоже лучше всех играет в бадминтон, мы так и не выяснили, кто лучше. Я прочитала кучу книжек, а Люська хорошо рисует. Кажется, шансы примерно равны.

Но у меня было одно секретное оружие – Иринка. Она не очень любила Люську и с удовольствием играла со мной. Уж и не знаю, чем я это заслужила. Играла – это, конечно, громко сказано, в её пятнадцать лет играла она разве что в «казаки-разбойники» и в бадминтон, других развлечений всё равно было немного. Просто Ире нравилось со мной возиться ещё с тех пор, как я была едва ходившим пупсом в широких розовых трусах. Теперь ходила я уже хорошо, а вот плавала – не очень. И Ира брала надо мной шефство и упрашивала маму с папой возить меня с ними на ближайшую речку. Там она учила меня плавать. А потом мы играли в карты, ели бутерброды и болтали с ней и с Пашкой. А Люську в эти поездки никогда не брали, поэтому каждый раз, когда я уезжала с ними, Люська потом со мной два дня не разговаривала. Но я совершенно не виновата, не могу же я заставить Иринку полюбить и Люську тоже.

В общем, у меня доступа к Пашке было даже больше, чем у Люськи. Правда, Пашке исполнилось тринадцать в этом году, а Люське одиннадцать. Он мог подумать, что Люська ему намного ближе по возрасту, чем я. Ну тут я тоже ничего не могла поделать, оставалось надеяться на Пашкино благоразумие.

Перед обедом мы с Люськой встретились ещё раз – надо было спланировать первую атаку. Прямо этим вечером, чего долго ждать. И Люська побежала приглашать Иринку с Пашкой в гости – играть в карты и в монополию. А я сосредоточилась на более важном деле – на диван были выложены платья, юбки, кофты. Вопрос предстояло решить нешуточный – что надеть. Вернулась с огорода бабушка:

– Юля! Что это ты до сих пор бездельничаешь? Кто мне вчера клубнику обещал обработать?

Про клубнику была чистая правда. Вчера, чтобы выпросить подольше погулять с Люськой, я опрометчиво пообещала прополоть и обрезать всю клубнику. И, если не выполнить сейчас обещания, вечер с картами и Пашкой мог для меня накрыться. Поэтому я отозвалась:

– Сейчас, бабулечка, – и запихнула ворох одежды обратно в шкаф.

Прополка клубники мне даже нравилась, сорняки разговорами не отвлекали, можно было подумать и помечтать. А помечтать хотелось, например, о том, как мы с Пашкой идём по улице, он держит меня за руку, а навстречу идёт Люська. И она сразу такая красная становится и ужасно злая. Я бы остановилась и спросила:

– Как дела, Люсь? Чем занимаешься? Мы гуляем вот.

А Пашка бы сказал:

– Ой, Юль, у тебя глаза сейчас совсем голубые стали.

И Люська бы ничего не сказала, просто дальше пошла бы. Ещё можно было помечтать о том, как мы все вместе играем в карты, и Пашка говорит:

– Давай, Юль, с тобой в паре играть, а то с этой Люськой вечно проигрываешь, потому что она в картах ничего не соображает.

А Люська бы сказала, что Пашка просто дурак, и обиделась бы. Тогда я бы сказала, что на правду не обижаются, и что если я её как следует потренирую, то она тоже научится. Что ответила бы Люська, я не успела представить, потому что мои мечты прервались бабушкиным:

– Юля! Что ты с одним кустом уже полчаса обнимаешься?!

К вечеру кусты клубники были со свежей стрижкой. А я прыгала перед зеркалом, пытаясь пригладить непослушные кудри. Это только по Иринкиной версии кудряшки – красиво, а по моей – ужасно неудобно и неаккуратно. Наконец бабушка сжалилась надо мной: воткнула куда-то в центр головы пару невидимок, сопроводив мои ойканья приговоркой «красота требует жертв». Голова выглядела вполне симпатично. Я хотела залить причёску лаком, но бабушка отобрала пузырёк и, ворча, что «вот ещё, добро такое переводить», вытолкала меня к Люське.

Люська тоже прихорошилась с помощью бабушки: продемонстрировала мне идеальный пробор и свежепричёсанный хвост. Мне даже показалось, что она подвела глаза, но Люська отнекивалась. Ничего, я в следующий раз тоже глаза подведу, у меня ещё красивее получится.

Иринки с Пашкой ещё не было. Люська сказала, что они чем-то там заняты и придут, когда освободятся. Я предложила пойти покричать у них под окнами, но эту затею не одобрила Люськина бабушка:

– Хорошие ребята, бабушке помогают, а вы только собак гоняете по улице.

Я не понимаю эту присказку про собак, но моя бабушка тоже часто так говорит. Ни разу в жизни не пыталась гонять собаку по улице. Странные эти бабушки. Но про это я не стала говорить, а сказала, что тоже помогала сегодня – клубнику всю прополола и обрезала. Бабушка как-то очень внимательно посмотрела на Люську, и та почему-то покраснела.

Пока ребят не было, мы вытащили и разложили пупсов. Ещё вчера мы решили, что у них мало книжек, и надо им сделать хотя бы по паре книжечек. Книжки такого размера – дело серьёзное, и мы принялись вырисовывать малюсенькие картинки и писать мелкие зигзаги, будто текст.

– Про что будет твоя книжка? – спросила Люська.

– Про Тимура и его команду!

– Так нечестно! – завопила Люська. – Это моя любимая книжка, я её делать буду!

– А я уже начала! Вот смотри, Тимура и Женьку нарисовала, – и я ткнула Люське в двух коричневых козявок на крошечной бумажке.

– Вообще не похоже, мои картинки гораздо красивее будут!

– Люся, Юля, – удивилась бабушка, – что вам, книжек мало, что ли, из-за одной ссориться. Возьмите Тома Сойера.

Ой, точно! Тома Сойера я тоже очень любила. А ещё там же есть охота за сокровищами и даже почти про любовь! И нарисованные козявки будут Том и Бекки.

– Я возьму Тома Сойера, – тут же согласилась Люська.

Ну, что за вредина она такая, вечно всё, как у меня хочет.

Ни Том Сойер, ни Тимур, ни команда ещё не были завершены, когда в дверь постучали. Люська тут же откинула карандаши и побежала открывать.

– Чего это вы делаете? – спросила Иринка, разглядывая наши произведения.

– Ничего! – покраснела Люська. – Давайте в карты играть. Бабуль, можно мы чайку попьём?

Люська спрятала свою книжку, а я протянула Иринке.

– Какая прелесть! Паш, скажи! – Иринка ткнула Пашку в бок локтем и сунула ему под нос моё произведение.

– Угу, – буркнул не особо впечатлённый Пашка.

– Юль, просто чудо какая хорошенькая.

Хорошо, что Люська этого не услышала. Бабушка как раз позвала её помочь с чашками.
Началась вечерняя программа «Время», и бабушка с дедушкой ушли смотреть телевизор. А Люська накрыла на стол.

– Мама мне пряников привезла, – вспомнила она и полезла в буфет. Вот почему она никогда не помнит, что Иринке с Пашкой нельзя сладкое? Зато я помнила и отодвинула пакет с пряниками от ребят поближе к себе.

Иринка рассказывала, что они приехали на месяц, потому что их мама и папа уехали в Сибирь, в геологическую экспедицию. Это было очень интересно. Мне геологи всегда представлялись бородатыми мужиками, а папа у Иринки с Пашкой был совсем не бородатый, а худой и высокий, как Шурик из «Операции Ы». А мама и вовсе на бородатого мужика не была похожа. Она своей короткой мальчишеской стрижкой больше на пионера смахивала, только глаза у неё были совсем не мальчишеские, а очень даже женские, с длиннющими ресницами. Мама у них была очень красивая. Пашка был весь в неё.

Новость про экспедицию была хоть и интересной, но печальной. Потому что учиться плавать нас возил их папа, а если папа в Сибири, то и поездок на речку нам не видать.

После чая мы играли в карты. Я играю в карты просто шикарно, у меня никому не выиграть. Хотя Пашке я пару раз поддалась, просто чтобы сделать ему приятное. А Люська почти всегда проигрывала. Я так надеялась, что Пашка что-нибудь про это скажет. Но тут Люська после очередного проигрыша вдруг сказала, заглядывая ему в глаза:

– Паша, ты так хорошо играешь в карты, научи меня, я не понимаю, почему ты всё время выигрываешь.

Это он-то выигрывает? Да это я просто поддалась ему! Вот Люська подлиза! Я вскочила:

– А давайте ещё чаю выпьем!

И бросилась наливать всем заварки. Взяла с плиты чайник и разлила кипяток по чашкам. А потом задела чашку и вылила весь горячий чай Пашке на колени. В этот вечер он больше не играл с нами в карты. А Люська до сих пор думает, что я это сделала нарочно, чтобы он её не учил играть.

Борьба с пьянством

Люськин дедушка часто нам что-то мастерил. Как-то он вырезал нам свистульки из дерева. Не очень красивые и не очень хорошо свистящие, но мы целый день надоедали бабушкам полусвистом-полускрипом. А ещё дедушка сделал нам санки, то есть розвальни, помните, я рассказывала? И мог взять нас с собой, когда ходил за грибами. В общем, классный у Люськи дедушка был. У меня дедушка тоже был классный, только он почти всегда на работе был, и даже на выходных приезжал нечасто. Бабушка говорила, что он специально на пенсию не выходит, чтобы она его на даче не эксплуатировала. А дедушка говорил, что он вообще боится на пенсию выходить, потому что бабушка куда строже начальника и скрыться от неё некуда. А вот Люськин дедушка уже был на пенсии.

Ещё Люськин дедушка любил выпивать и тогда начинал сердиться, ругался на бабушку и после падал спать. Стол в те летние вечера накрывался часто, ставились самодельные наливочки, а чаще обычная водка. Из закуски – редиска, солёные огурцы и помидоры, картошечка, иногда селёдка, иногда курица. Жили мы примерно одинаково, и столы у соседей были накрыты тоже примерно одинаково.

Пару раз в неделю встречались у кого-то из соседей, по очереди. На этой неделе была наша очередь гостей приглашать, так что после обеда я была приставлена к столу – резать оливье. Вообще-то оливье на таких застольях был нечастым блюдом, потому что свежая варёная колбаса в нашем дачном сообществе водилась редко. Но на выходных мои родители как раз привезли большой батон колбасы, так что бабушка решила, что оливье – быть.

– Ююль, – раздалось за калиткой.

Это Люська, конечно, ей-то бабушка ничего не поручила.

– Люсь, – крикнула я, – заходи давай.

– Ой, колбаска, – облизнулась Люська. Пока бабушка не видела, мы схомячили по целому кругу колбасы. А потом я вздохнула:

– Смотри, сколько всего резать. Давай вместе?

– Ой, Юль, я ж на минутку всего забежала, бабушка велела спросить, во сколько приходить?

– Бааа? – проорала я. – Во сколько Люськиным приходить?

Бабушка недовольно зашла в дачку:

– Чего орёшь, как полоумная, на весь Королёв слышно. К семи, Люсь, приходите, – кивнула она Люське.

Люська стащила ещё кусочек колбасы,

– Люсенька, по колбаске соскучилась? – всплеснула руками бабушка, – Бери больше, – и протянула Люське ещё один целый круг.

Я тоже протянула руку взять ещё.

– А ты вчера много съела, оставь на салат, – цыкнула на меня бабушка. Люська сползла с табуретки и ушла к себе, откусывая на ходу колбасу.

Вредина.

Вечером к нам пришли бабушка и дедушка Люськи, бабушка Ирки и Пашки, бабушка Глеба и ещё несколько ненастоящих бабушек и дедушек, потому что полезных для меня внуков у них не было.

Мой нарезанный оливье водрузили в центр, рядом обдавала гостей паром свежесваренная картошечка. Из напитков поставили водку, её тоже родители на выходных привезли.

Я сидела между Люськой и её бабушкой. Кроме Люськи, никого из детей в этот вечер у нас не было: Ирка с Пашкой уехали на несколько дней домой, Глеб вообще ещё не приезжал этим летом, а Алёнка с сестрой как раз на этой неделе гостили у другой бабушки. Кого ещё я забыла? Катя ещё, которая Люськина сестра. Но она вообще приезжала редко и в наших посиделках никогда не участвовала.

А мы с Люськой любили «греть уши». Это моя бабушка так говорила: «Ну-ка, брысь своими делами заниматься, нечего уши греть». Или «чего уши греете, любопытной Варваре на базаре нос оторвали».

Мы знали всё и про уши, и про Варвару, но послушать взрослые разговоры было страсть как охота, даже не знаю, почему. Взрослые иногда забывали, что мы тут рядом сидим, и начинали обсуждать, кто с кем гуляет, да у кого скоро свадьба, кто живёт хорошо, а кто плохо. Вот тут вставишь свою умную мысль, не стерпевши, и тут же про тебя вспоминают, и тогда наступает тот самый «брысь, хватит уши греть».

Но сегодня разговоры лились про цены, про магазинчики в соседнем посёлке, где на этой неделе и сахар можно было купить, и свежие сосиски. Поэтому выгонять нас из-за стола взрослые не торопились. Потом про медведок заговорили, у кого на огороде такая напасть водится, а к кому и не заглядывает. Впрочем, от медведок почти все страдали – то огурцы подъест, то помидоры. Медведка – это такая страсть, из-за которой я боялась руками в земле копаться. Один раз она прямо передо мной выползла, визгу было на весь Королёв, как бабушка потом сказала. Но я никого не знаю, кто бы этих медведок не боялся. Её ж даже не раздавишь, такая здоровенная и живучая.

– А я тогда её лопатой треснула, – рассказывала как раз бабушка, – напополам. Так эти половинки в разные стороны разбежались и в землю закопались, вот какая она. Нипочём не убьёшь. Мы и ловушки на неё с керосином ставим, только редко попадаются.

Дедушки медведок не обсуждали. Они про грибной сезон спор затеяли, были в том году опята или нет. У одних выходит, что этих опят девать было некуда, а другие и корзинки за все лето не набрали. А грибы-то на сухую не обсуждаются. Так незаметно полбутылки водки они и уговорили. Тут Люськина бабушка дедушку в бок толкнула:

– Коля, ты с водкой заканчивай! – И строго так на него посмотрела.

– Маша, ты не учи меня, когда с ней заканчивать. – И, назло тёте Маше, хлебнул ещё полрюмки. Она смотрела прямо-таки волком. Но дедушку так просто было не унять.

– Эх, – зашептала мне Люська, – опять потом весь вечер ругаться будут. Вечно они из-за водки ругаются.

Тут у меня родилась гениальная идея!

– А давай им водку подменим!

– Как это?

Всё этой Люське объяснять надо, даже не скажешь, что на два года меня старше.

Выползли мы из-за стола и отошли в стороночку.

– Ты, Люська, будешь их отвлекать, а я всё сделаю! Водку вылью, а налью просто воды.

Люська затею пока не оценила:

– И как же я отвлечь должна, чтобы они такое не заметили?

– Ну, придумай что-нибудь, а я сейчас за водой в дачку сбегаю.

И, пока она не начала меня критиковать, я шмыгнула в домик. Надо было найти какую-нибудь другую бутылку, чтобы воды в неё налить. Бутылки не было, зато был кувшин, сойдёт. Только я этим кувшином хотела из ведра воды набрать, как в кухню вошла бабушка.

– Что это ты тут торчишь? – поинтересовалась она, а я достала кувшин, не успев его наполнить.

– Пить захотелось очень.

– А зачем же ты в ведро полезла, вот из чайника бы и налила.

И бабушка сняла с плиты чайник и налила мне кружку воды. Я выпила кружку, не выпуская из рук кувшина. К счастью, бабушка уже не обращала на меня внимания, ища что-то в холодильнике. Так что на улицу я вернулась с кувшином, но без воды. Рядом с крыльцом стояла бочка. Целая бочка с отличной дождевой водой. Такую воду мы, конечно, не пили. Но умывались и мыли ею посуду. Так что я подумала, что ничего не случится, если вместо воды из колодца я налью дождевой воды. Зачерпнула полкувшина и пошла к Люське. Люська стояла бледная и сосредоточенно думала.

– Я принесла, – шепнула я ей. Люська аж отпрыгнула.

– Чего пугаешь? Я думала! Не знаю я, как их отвлечь.

Эх, ну, как с ней дела делать? Я сунула Люське кувшин.

– Ладно, я отвлекаю, а ты, как только они смотреть не будут, выльешь водку и нальёшь воды. Поняла?

Люська ещё больше побледнела, но кивнула.

Я пошла в сторону сарая, а потом прямо оттуда завопила:

– Медведка!!! Сюда! Здесь медведка!!

Масштаб переполоха я не предполагала. Ко мне бросились сразу все взрослые.

– Где? Где?

Я махнула в сторону дорожки.

– Там ползла, убежала уже.

– А что ж ты её не убила?

– А я её боюсь!

Дедушки вооружились лопатами и осмотрели место, куда я махала.

– Не видно. Наверное, в землю закопалась, вот земля вспученная.

Они для верности даже копнули несколько раз возле дорожки. Но никакой медведки не обнаружили. Поставили лопаты и вернулись обратно к столу.

Люська сидела за столом и ковыряла картошку.

Я села рядом:

– Ну что?

Люська, не отрываясь от картошки, кивнула. Мы, словно два заговорщика, скосили друг на друга глаза и дружно протянули руки за добавкой картошки. Дедушки снова расселись вокруг стола и налили по новой стопке. Разговор тёк дальше – к тому, как приманить побольше пчёл на огород и избавиться от осиных гнёзд. Как птицы подъели подсолнухи и иргу. Как подорожало масло, и чем лучше опрыскивать сливы.

– Что-то не берёт меня сегодня. – Люськин дедушка встал из-за стола.

– Надя, – позвал он мою бабушку. – Слабая водка какая-то.

– Где ж слабая? Мы ж тоже пили её, хорошая, забористая.

Дед Саша, живший через три домика от нас, тоже посетовал на водку, но налил ещё стопку. Выпил залпом и резюмировал:

– Надь, такую можно даже без закуси. Ну, раз не пошла, давай чай, что ли, ставить.

Бабушка взяла бутылку в руки и глянула на свет. Люськины бабушка и дедушка тоже глянули.

– Людмила! Юля! Задери тебя коза! – гаркнули они одновременно. Мы вздрогнули. – Вы что туда налили?!

– Вода… – пискнула я

– Какая вода?

– Из бочки…

– Из бочки???

Внезапно Люськин дедушка начал смеяться. Бабушки продолжали разъярённо смотреть то на нас, то на бутылку, но постепенно тоже заулыбались. Тут и остальные взрослые стали посмеиваться. В общем, через пару минут все они заливались смехом, да таким, что у бабушки моей аж слёзы потекли. Что смешного, не понимали мы с Люськой. А главное, с чего они на нас подумали?

Под общий хохот я взглянула на бутылку. На дне плавали с десяток комариных головастиков, июльских жителей дождевых бочек. Отсмеявшись, Люськин дедушка стукнул кулаком по столу:

– Всё, молодёжь, на сегодня наказаны. Марш по домам. А ты, Надя, неси самовар, растопим. Давно я чай из самовара не пил.

Мы с Люськой грустно потопали – я в дачку, она к калитке. Дедушка у Люськи хороший, но с ним лучше не спорить. А водку с тех пор я особенно не люблю. И головастиков тоже.

Трансформатор

– Юля, – сказала мне бабушка, перекладывая продукты из холодильника в тазик, – сходи к трансформатору и послушай, гудит или нет.

Трансформатор огромной зелёной махиной высился в конце соседней улицы. И если он гудел, значит, электричество отключили где-то на наших участках. Это было плохо, потому что если повреждение только у нас, то ждать помощи можно было долго. А вот если трансформатор молчит, то отключены все дачи. И председатель тоже сидит без света. А значит, всех на уши поставит, и всё нам починят.

В те дни без света мы сидели частенько. Стоило только где-то поблизости загромыхать грозе, и подстанцию сразу отключали, чтобы, не дай бог, не попала молния. Мне даже нравилось сидеть без света. Мы зажигали свечку и под уютное тёплое пламя играли в карты, или бабушка травила байки. Спать в такие вечера ложились рано, телевизор не работал. Основной бедой был неработающий холодильник. Продукты спускались в тазике в погреб и в ведре в небольшой колодец на участке. Погреб был неглубокий, а колодец нехолодный, поэтому, если электричества не было больше двух дней, продукты портились вместе с бабушкиным настроением.

А моё настроение портилось, когда бабушка отправляла меня к трансформатору. Я его не любила. Сказать по правде, я его боялась. Он стоял на возвышении, окружённый железной решёткой, и казался огромным. С нескольких столбов к нему тянулись толстые провода, переплетающиеся и свёрнутые в нескольких местах кольцами. На столбах рядом висели непонятные воронки, через которые тоже проходили провода. А с самого трансформатора угрожала табличка: «Осторожно! Высокое напряжение» и знак молнии рядом. Всё вместе это выглядело таинственно и пугающе. Но признаться бабушке, что я боюсь трансформатора, было стыдно. Бабушка могла невзначай ляпнуть об этом Люськиной бабушке или ещё какой соседке, и все дачи бы знали, что трусиха Юлька боится трансформатора. Так что, была-не была, я пошла. Но сначала заглянула к кустам крыжовника и набрала полные карманы зелёных кисленьких ягод.

Идти с крыжовником в карманах было намного веселее. Сплёвывая хвостики, я прошла сначала дом Алёнки и Светы. Посмотрела сквозь щёлки забора, но никого не увидела. Следом стоял дом необычный – мы называли его Теремок. Как-то раз мы с бабушкой зашли внутрь – комнатки в нём были крошечные, много темных закутков и лестниц. Жила в Теремке баба Таня, древняя старушка с пятью кошками и тремя собаками. Говорят, у неё ещё куры раньше были, но я их не видела. И всех она держала в этом доме. Мне тоже очень хотелось, чтобы наш домик был похож на Теремок. В нем столько потайных мест, чтобы играть в прятки, и снаружи он выглядит просто как из сказки. Но бабушка, выйдя от бабы Тани, не согласилась перестроить наш дом и сказала, что не понимает, как Таня живёт в таком курятнике.

Я остановилась рядом с Теремком и, задумчиво жуя шиповник с куста, который рос под забором, смотрела, как баба Таня сидит на крылечке своего домика и гладит Федьку – одну из своих собак. После Теремка был неизвестный мне дом, да и узнавать про него ничего не хотелось: он был скучный – жёлтый с белыми окошками, у нас тут таких пруд пруди, и детей в нём не было.

Следом жил Глеб. Мы с ним дружили. Но Глеб редко приезжал, у него была ещё другая дача, он говорил, что там река и сосны, поэтому к нам, на пруд и болото, его не тянуло. За забором возилась бабушка Глеба.

– Здрасьте, баб Вер! – проорала я. – А Глеб скоро приедет?

Баба Вера, не торопясь, поднялась от грядки и, вытирая руки об фартук, подошла к забору.

– Юляш, ты, что ль? Не знаю, милая, родители его, вроде, в лагерь хотели отправить, вот, может, после лагеря приедет. А я думаю, зачем ему лагерь, когда у него целых две дачи. Верно, милая?

– Не знаю, я в лагере не была.

– Да и не надо тебе, тут как хорошо, бегай себе, сколько хочешь, да и бабушка вкусно накормит, ты привет бабушке-то передавай. Чем занимается?

– Холодильник разгружает, у нас света нет.

– О, и у нас нет, хоть бы к вечеру дали. Ну пока, Юляш, бабушке не забудь привет передать.

Я кивнула и пошла дальше. Мелькнула трусливая мысль не ходить к трансформатору – раз у бабы Веры тоже света нет, то, наверное, у всех отключили, и трансформатор не гудит. Но всё же бабушкино поручение было бы выполнено не до конца, так что я попинала камешки на дороге и пошла дальше. Знакомых домиков у меня дальше не было. Поэтому я просто шла, разглядывая цветники и огороды. На полпути мне встретилась наша кошка Кася. Вместе со мной она приезжала летом на дачу, а к первому сентября выдвигалась обратно в город. Каська сделала вид, что меня не знает, и бодро прочесала в сторону нашей дачи. Я думала проводить её и сказать бабушке, что Кася могла заблудиться, но поняла, что идея так себе.