Альфа. В плену Зверя

Его спина выгибается, дыхание рваное и хриплое, словно он изо всех сил пытается подавить что-то внутри себя, но это бесполезно. Его руки дрожат, ногти удлиняются, превращаясь в острые когти, которые царапают каменный пол, оставляя глубокие борозды. Я в ужасе наблюдаю, как его тело напрягается, как мышцы вздуваются, плечи становятся шире, сильнее.

– Нет… – его голос хриплый, ломкий, но всё ещё человеческий. На долю секунды мне кажется, что он вот-вот вернётся в себя. Но затем он поднимает голову, и я вижу, как его глаза полностью заливаются зеленым светом. Человеческое исчезло.

Его губы раздвигаются, обнажая удлинившиеся клыки, а кожа на шее натягивается так, что видны пульсирующие жилы. Его дыхание – рваное, глубокое – наполняет клетку тяжёлым, животным запахом. Это запах зверя, который охотится. Смесь дикого мускуса, земли и чего-то тёплого, почти солоноватого, захлёстывает меня с головой.

Я судорожно вдыхаю, но чем больше я дышу, тем сильнее этот запах проникает в мои лёгкие, обволакивая, будто пытаясь заставить меня принять его. От этого запаха моё тело начинает дрожать…Но есть что-то странное. Что-то очень пугающе странное. Это его запах. Он забивается в ноздри и начинает обволакивать меня, сводить с ума. Я не могу понять что происходит.

Он наклоняется, мышцы на груди напряжены, а его когти впиваются в пол, как будто он вот-вот бросится на меня. Я пытаюсь отползти назад, но его взгляд приковывает меня к месту. Он рычит, и звук вибрирует в моём животе, как электрический разряд.

– Пожалуйста, остановись… – Я шепчу эти слова, но он уже не слышит. Его звериная сущность взяла верх.

Он подбирается ближе. Его лицо в тени, но я вижу, как он облизывает клыки, его грудь тяжело вздымается. Плечи подрагивают, как у зверя перед прыжком.

– Моееее, – выдыхает он низким, звериным голосом, от которого у меня едва не подгибаются ноги.

Он движется резко, молниеносно, и прежде чем я успеваю взвизгнуть, его рука обхватывает мою талию и рывком поднимает меня с пола. Моё тело прижимается к его горячей волосатой груди, и я чувствую, как его когти скользят вдоль моей кожи, не оставляя ран, но заставляя трепетать. Его запах становится всё сильнее – он проникает в меня, заставляя голову кружиться. Сердце колошматится прямо в горле. Сейчас заору…но это бесполезно.

Я извиваюсь, пытаясь оттолкнуть его, но его хватка становится ещё жёстче.

– Не сопротивляйся, – рычит он мне в ухо. Его горячее дыхание обжигает мою кожу, а клыки царапают шею. – Это только хуже для тебя. Не зли зверя…сожрет.

Его колено врезается между моих ног, раздвигая их грубо, с силой. Я пытаюсь сжать их обратно, но он держит меня так крепко, что это бесполезно. Моя спина прижимается к холодному камню, но его тело полностью накрывает меня, горячее, тяжёлое, как огненная волна.

– Ты пахнешь… – Он вдыхает мой запах глубоко, почти болезненно. – Ты пахнешь слишком хорошо, чтобы я мог остановиться.

Его когтистая рука резко задирает моё платье, и я вскрикиваю, чувствуя, как прохладный воздух касается оголённой кожи. Но это длится всего секунду, потому что его ладонь сразу ложится на моё бедро, грубо сжимая его. Его пальцы скользят вверх, нащупывая ткань моего белья.

– Бляяяядь какой запах, – рычит он, сжимая челюсти так, что я слышу, как клыки щёлкают друг о друга. – Я сейчас разорвусь…

Он дёргает ткань, и она с лёгким хрустом рвётся. Его пальцы без предупреждения скользят между моими складками, грубо, дразня когтями, а я выгибаюсь, пытаясь убежать от его прикосновения. Мне нереально страшно, по щекам катятся слезы.

– Пожалуйста… – мой голос срывается. – у меня еще никогда… VQz2teVn

Его взгляд цепляется за мой, и на мгновение что-то мягкое проскальзывает в его глазах. Но зверь доминирует. Его лицо покрыто шерстью, глаза сверкают. Он склоняется ко мне, его губы прижимаются к моим резко, почти жёстко. Поцелуй грубый, жадный, он вбирает в себя мой хриплый испуганный стон, словно топит в нём свой звериный голод. Я чувствую как что-то касается моего влагалища, зверь распял меня у стены, придавил как бабочку, одна рука держит две мои над головой, вторая сжимает мои бедра. Он огромен, а я крошечная в его руках. О…Боже…он же ведь везде огромный. Он разорвет меня…Мне страшно…нет!

Меня раздирает его член резко, глубоко, одним движением до самой матки. От боли глаза резко распахиваются и стекленеют на пару секунд. Слезы градом. Тело в судороге. Он большой, он огромный. Меня растянуло так, что кажется по коже пошли микротрещинки. Я вскрикиваю, выгибая спину, ногти впиваются в его плечи. Он бугристый, неровный, толстый и эти бугорки вдруг трут клитор, с его первыми толчками. Печет, жжет и в тоже время трет…приятно трет, отвратительно приятно. Боль и какое-то мерзкое, чудовищное удовольствие сливаются воедино, разрывая моё сознание. Бугры на его члене задевают что-то внутри меня…какую-то адски чувствительную точку и это трение снаружи и изнутри…Мне страшно, мне больно…. И вот это нечто дикое, нечеловеческое. Я не хочу, чтоб оно было. Он же насилует меня….зверь берет меня насильно…Он взял мою девственность..Что со мной… я что развратное мерзкое существо? Его бедра бьют о мои с силой, каждый толчок – глубокий и мощный.

Он рычит…это страшный звериный рев. Его клыки впиваются в мои плечи, в мою шею, оставляя раны. Но…эти раны затягиваются, когда он лижет их языком.

Каждый его толчок – это как удар молнии, пульсирующее напряжение разливается по всему телу. Я чувствую, как его горячее тело двигается надо мной, его мышцы напрягаются с каждым толчком, а когти оставляют красные следы на моих бёдрах.

Его движения грубые, первобытные, но моё тело отвечает на них. Оно больше не сопротивляется, оно двигается ему навстречу, подчиняясь ритму, который диктует зверь внутри него. Мои стоны становятся громче, пока он не заглушает их своим ртом, впиваясь в мои губы. Его шерсть пахнет мускусом, зверем… а меня этот запах разрывает на осколки.

Жгучее, пугающее наслаждение накрывает меня волной, как будто я утопаю. Это трение по клитору вызывает дрожь. Моё тело сжимается вокруг него, мышцы пульсируют. Оргазм. Нежеланный, резкий, болезненный обжигает все тело огнем. Я кричу и сильно сдавливаю его член судорогами.

Зверь издаёт последний рык, толкается ещё несколько раз и замирает внутри меня. Его тело дрожит, его когти царапают камень рядом с моей головой, и он издаёт глубокий, хриплый стон, когда кончает. Его сперма заливает меня фонтаном изнутри. -LGhrI_A

Мы тяжело дышим, пот смешивается с запахом зверя, и я чувствую, как его сердце бешено колотится в груди. Он отстраняется и глаза смотрят на меня с почти человеческим удивлением и жалостью…Он хрипло шепчет.

– Живая….тем хуже для тебя…

Отступает и я падаю на пол. Окровавленная, измазанная спермой, оскверненная зверем. И, да, живая…

Где-то вдалеке слышна сирена. Клетка открывается, меня выдергивают оттуда чьи-то руки, я все еще дрожу, у меня болят мышцы, промежность, все тело.

– Она его выдержала…наконец-то нашлась!

Глава 4

Боль – это всё, что осталось. Всё, что теперь есть. Всё, чем я стал.

Она вгрызается в кости, струится по венам раскалённым серебром. Ожоги на коже пульсируют, кровоточат, но уже не обжигают. Я привык. Я давно привык.

Я лежу на холодном бетоне, тяжело дышу, разглядываю трещины на потолке. Веки тяжёлые, тело ватное. Глухая, тупая ярость грызёт меня изнутри, но сил нет даже для того, чтобы сжать кулаки.

Какого хуя я ещё жив?

Я должен был сдохнуть.

Сгнить в этой клетке, превратившись в труп, который наконец перестанут использовать, как подопытную крысу. Но я жив.

И каждый день, пока я дышу, они приходят.

Эти твари в белых халатах. Эти ебаные охотники.

Их слова уже не цепляют. Они вонзаются в мозг ржавыми гвоздями, но не задевают. Какой смысл, если я знаю, что услышу одно и то же?

"Ты уникален, Аргеев. Единственный. Последний в своём роде."

"Ты – генная мутация, совершенная эволюция."

"Ты – наше будущее."

Будущее?

Я рву глотку в яростном смехе, но он быстро срывается на кашель. Вкус крови на губах – горячий, металлический. Да пошли они нахер со своим будущим.

Я – их ресурс. Их "материал". Их эксперимент.

Племенной самец, мать их.

Мне бросают в клетку женщин. Раз за разом. Одну за другой.

Твари. Жалкие, напуганные. Они пытаются умолять, плачут, молят о пощаде. Кто-то надеется меня приручить. Думают, что могут меня обхитрить. Развести.

Все они сдохли.

Я рвал их глотки, топил в их же крови, ломал кости, потому что не буду плясать под их дудку. То, что они мне кололи, чтоб у меня стоял и похоть шкалила вызывало во мне зверя.

Я не дам им ни одного ублюдка.

Не дам свою кровь.

И каждый раз, когда я вскрываю ещё одну глотку, ещё один эксперимент идёт по пизде, я вижу, как они злятся. Как они шепчутся. Как обсуждают новую кандидатуру.

И однажды они её приводят.

Эту, блядь, девчонку.

Хрупкую, маленькую, с большими васильковыми глазами, в которых нет паники.

Я не посмотрел на неё сразу. Просто выдохнул сквозь зубы: ещё одна. Очередная. Дайте мне уже кого-то, кто сможет хотя бы убежать.

Но потом… этот запах.

Блядь.

Он врезается в мозг, накрывает туманом, затягивает, как омут.

Она пахнет не так, как те, кого приводили раньше. Не так, как страх. Не так, как смерть.

Она пахнет иначе.

Я не знаю, что это значит, и знать не хочу. Просто кидаюсь на неё с единственной мыслью: закончить это.

Быстро.

Горло. Один рывок – и всё.

Но…

Я не убиваю её.

Какого хуя?!

Её тело дрожит подо мной. Маленькое, тёплое, мягкое. Я слышу, как бешено стучит её сердце, но в этих голубых глазах нет обречённости. Она смотрит на меня так, как не смотрел никто. И мне хочется выцарапать этот взгляд с её лица. Я должен её разорвать. Я должен закончить это сейчас. Но я не могу. Блядь.

Охотники смотрят на нас снаружи клетки. Я знаю, что они думают. Они улыбаются. Я трахаю ее при них, рву ее девственную плеву, тараню ее своим выросшим многократно членом. И…ее бьет в оргазме. У меня шок…я трахаю и просто дурею от ее узкости, отзывчивости, от того, как она жмет меня своими мышцами, когда кончает. Меня срывает следом за ней. Это первая целка из всех, что мне приводили….

И я понимаю – Я сам только что подписал себе смертный приговор.

Они теперь будут приводить её снова. И снова.

Пока она не забеременеет.

Я сжимаю кулаки. Внутри меня что-то звериное воет от ярости. Я ненавижу её.

Ненавижу за то, что она выжила. За то, что я не смог её убить.

За то, что теперь она – моя самая страшная тюрьма.Моя слабость.

***

Меня зовут Рустам Аргеев.

И если ты слышал это имя раньше – значит, либо молишься на него, либо шепчешь его перед смертью. Я вожак. Альфа. Хозяин ночи.

Именно так обо мне говорили. Пока я не оказался здесь. В клетке, на грязном холодном бетоне, с голодной яростью, разъедающей нутро.

Я не всегда был пленником.

Я правил.

Тёмногорск знал мой запах, знал мой голос, знал тот страх что я сеял, от которого трясло всех – от уличных шавок до политиков в дорогих костюмах.

Клан Кровавой Луны держал в руках весь город.

Оружие. Контрабанда. Подпольные клубы, где ставки делались не только на деньги, но и на жизни. Мы были тенями, которые заполняли улицы, монстрами, о которых говорили шёпотом. Альфа не рождается. Он выгрызает себе место.

Я выгрызал. Глотками крови, переломанными костями, трупами предателей.

Я ломал чужие шеи, запуская пальцы в горло. Я рвал зубами тех, кто думал, что может встать выше меня.

Пока они не решили, что я стал слишком опасен.

Меня подставили.

Твари. Те, с кем я прошёл бойни, с кем выжигал города и выдирал сердца врагов голыми руками. Ложь течёт по венам медленнее, чем кровь, но когда она достигает сердца, ты уже мёртв. Встретился с теми, кто называл себя "новыми партнёрами".

Бред. Враньё.

Страх делает людей хитрыми. Трусы всегда предают первыми. Я верил им, тем, кто стоял рядом со мной плечом к плечу. Верил, что мои собратья никогда не вонзят мне нож в спину. Какой же я был, блядь, наивный. Меня заманили в ловушку, подставили как последнего идиота. Охотники ждали меня. Они знали, кто я. Знали, как остановить даже такого, как я. Когда ты на вершине – тебе кажется, что никто не может тебя сбросить.

Проблема в том, что удар всегда приходит из-за спины.

Меня ждали. Меня уже продали. Пули вошли в меня быстро, со свистом.

Первые три. Четвёртая – в плечо.

Теперь я здесь. Сколько прошло времени? Дни? Месяцы? Годы? Я уже не помню. Я не помню, какой запах у улицы после дождя. Я не помню вкус виски, который я пил, сидя в своём клубе, наблюдая, как деньги текут рекой. Я помню только одно – боль. Она стала частью меня.

Эти суки в белых халатах приходят ко мне каждый день. Изучают, колют, режут, смотрят, как заживают мои раны. Но это не главное. Им нужна моя кровь, мои гены. Им нужны дети Чернокровного Альфы.

Я не спал. Здесь невозможно было спать. Каждую ночь я лежал на холодном бетоне, глядя в потолок, слушая ровный капающий звук воды из какой-то проржавевшей трубы. Моё тело ломило, мышцы болели от постоянного напряжения, но я уже давно не замечал этой боли. Я привык к ней так же, как привык к их грёбаным уколам, к электрическим разрядам, к сетке, сжигавшей кожу. Всё это было частью моей новой реальности.

Но сейчас было другое. Теперь в клетке была она. Конечно, ее привели снова. Им нужно чтобы случки происходили все чаще и чаще.

Её запах витал в воздухе, въелся мне в кожу, разносился по венам вместе с бешеным стуком сердца. Чистый, тёплый, живой, слишком настоящий для этого гниющего места. Она лежала на другом конце клетки, свернувшись клубком, дышала тихо, словно пыталась стать невидимой.

Но она не была невидимой.

Я её чувствовал.

Каждое её движение, каждый выдох. Даже сквозь глухую, затопляющую голову ярость, я всё равно её чувствовал.

Почему?

Потому что я сдох? Потому что меня сломали?

Нет.

Я был жив. Я всё ещё был Альфой.

Тогда почему, чёрт возьми, когда я держал её под собой, когда слышал её крик, когда чувствовал, как она выгибается, извиваясь между страхом и отчаянием, я не смог дожать?

Я мог бы.

Должен был.

Но я её хотел.

И это было самым омерзительным из всего, что я испытал за эти грёбаные месяцы в клетке. Я ее хотел даже без укола. Этот запах заставлял мою кровь кипеть и пузыриться.

Я слышал, как она шевелится, медленно, осторожно, как будто я был зверем, который мог сорваться на неё в любую секунду. Ей было страшно. Я чувствовал её страх, слышал, как быстро бьётся её сердце, как она пытается дышать тише, чтобы я не заметил её слабость.

– Думаешь, если затаишься, я забуду, что ты здесь? – мой голос прозвучал низко, хрипло, словно его вырвали из самых глубин груди.

Она вздрогнула, но не ответила.

Я медленно поднялся на локти, затем сел, упираясь спиной в металлические прутья клетки. Её взгляд метнулся ко мне, настороженный, напряжённый.

– Какого хрена ты здесь забыла, а? – процедил я. – Кто ты такая? Почему ты всё ещё жива?

Она молчала, но губы дрогнули, пальцы сжались в кулак на ткани её платья.

– Отвечай, блядь! – рявкнул я, и она дёрнулась, как от удара.

Я не знал, злился я на неё или на себя. Я не хотел слышать её голос, но мне нужно было знать, кто она.

– Я… – её голос сорвался, она сглотнула и попыталась снова. – Я не знаю.

– Чушь, – оскалился я, медленно вставая на ноги. – Их шлюхи не выживают. Их бабы дохнут через минуту после того, как оказываются здесь. А ты – нет. Почему?

Я смотрел на неё и чувствовал, как ярость ползёт по телу, как рвёт мышцы, закипает в крови. Ненавижу. Ненавижу её за то, что она здесь. За то, что её запах теперь въелся мне в лёгкие, в кожу, в ебучие кости. За то, что я чувствую её даже с расстояния.

Дыхание сбивается, пальцы дрожат, кулаки сжимаются.

Она – мой провал.

Я выжил после пуль, пыток, серебряных цепей. Выжил после всех женщин, которых бросали сюда, и которых я рвал без сожалений. Но теперь я проиграл.

Потому что она выжила.

Я сделал шаг вперёд, и она тут же вжалась в стену клетки, но не отвела глаз. Слишком живая, слишком яркая. Слишком не сломленная.

– Что ты такое? – прошипел я, чувствуя, как срывается голос.

Она молчала.

Я чувствовал, как зверь внутри меня скребётся, взвывает, рвётся к ней. Чертовы инстинкты, этот проклятый запах. Она должна была умереть, чёрт возьми.

– Завтра они приведут тебя снова, – я шагнул ближе, нависая над ней, загоняя в угол. – Знаешь это, да?

Она тяжело сглотнула, но не отвела взгляда.

– Каждый день. Пока не получат, что хотят, – продолжил я, чувствуя, как голос становится низким, хриплым. – Пока ты не понесешь от меня.

Она вздрогнула, и во мне что-то дёрнулось. Как вспышка ненависти, перемешанной с голодом. Её дыхание сбилось, и я видел, как её тело напряглось, как кожа покрылась мурашками, словно от мороза.

Я не знал, чего хочу больше – разорвать её или трахнуть так, чтобы на ее теле остался только мой запах.

Она не должна была выжить.

Но теперь она здесь.

И я не знал, смогу ли я остановиться.

Глава 5

Холод вползал в тело, как трупный яд.

Я очнулась резко, с судорожным вздохом, как утопленник, которого слишком поздно вытащили на берег. В горле стоял металлический привкус, в ушах звенело, будто кто-то долго и методично бил по черепу.

Бетон подо мной был ледяным, пропитанным влагой и запахом гнили. Я не сразу поняла, что это мой собственный дрожащий вдох разрезает вязкую тишину.

Тело ломило. Каждую мышцу, каждую кость. Боль поселилась под кожей, в венах, глубоко внутри, где её уже невозможно было выцарапать ногтями.

Я не хотела открывать глаза.

Не хотела дышать.

Не хотела чувствовать.

Но тело помнило.

Помнило всё.

Я вздрогнула и сжалась в комок, забившись в угол клетки, туда, где тьма была гуще, где можно было спрятаться от себя самой. От реальности. От него.

Дыхание сбивалось. Грудь сжимало, будто что-то невидимое и липкое обвило меня, впилось когтями в рёбра.

Нет. Не вспоминай. Не думай. Выкинь это из головы. Просто… просто вычеркни.

Но память не подчинялась. Тепло его кожи. Вес его тела. Глухое рычание у шеи. Я прикусила губу так сильно, что во рту снова появился вкус крови.

Ты просто очередная жертва. Просто ещё одна несчастная, запертая в этой клетке. Всё. Конец. Смирись.

Но я не могла забыть и смириться.

Ночь отпечаталась в моей коже. В мыслях. В сути моего сознания. И теперь меня тошнило не только от страха. Меня тошнило от того, что я выжила. От того, что я больше не понимала, кто я.

Темно. Холодно. Сырость вползает в кости, забивается под кожу. Я не знаю, сколько прошло времени. Часы? Дни? Здесь не было ни окон, ни солнца, ни времени. Только вечная тьма, мерзкий запах металла и давящий страх, сжимающий меня, как удав.

Тяжёлые шаги. Глухие, ровные, уверенные. Я затаила дыхание. Он проснулся. Каждая клетка моего тела напряглась, сердце дёрнулось, будто пыталось найти выход. Я не смотрю в его сторону. Не могу. Просто ещё сильнее вжимаюсь в угол, холодные прутья клетки впиваются в спину, пальцы сжимаются в кулак так, что ногти впиваются в ладони. Он рядом. Я чувствую его, не так, как прошлой ночью. Тогда он был зверем – силой, инстинктом, болью, которой нельзя сопротивляться. Сейчас он другой.

Я украдкой бросаю взгляд, короткий, осторожный. Он сидит напротив, и его взгляд цепляется за меня, изучает, оценивает. В его глазах нет того бешеного голода, нет оскала, нет звериного блеска. В них что-то другое. Тяжёлое. Жёсткое. Почти… я не знаю. Сожаление? Нет, это невозможно.

Но впервые я действительно смотрю на него.

Высокий, широкоплечий, сильный – он кажется вырезанным из камня. Каждое движение, даже самое незначительное, наполнено скрытой мощью. Его тело – оружие, но сейчас оно не движется, лишь напряжённо замирает в полумраке клетки.

Чёрные волосы, немного длиннее, чем должны быть, неаккуратно падают на лоб, обрамляют лицо, которое кажется слишком резким, слишком правильным для зверя. Скулы чёткие, жёсткие, подбородок покрыт щетиной, но она не скрывает того, что он… красив. По-мужски грубо, опасно, хищно.

Но страшнее всего его глаза.

Ярко-зелёные, свечение в полумраке, словно внутри таится дикий огонь. Он смотрит прямо на меня, и от этого взгляда по спине пробегает ледяной холод. Он не такой, как прошлой ночью. Тогда его лицо было другим – вытянутое, звериное, скрытое под густой тёмной шерстью, и эти же зелёные глаза смотрели на меня из-под волчьей морды.

Я зажмуриваюсь, срываю взгляд, сдавливаю пальцы так сильно, что ногти впиваются в кожу. Это не человек. Это не просто мужчина. Это что-то совсем другое.

– Как ты? – его голос глухой, низкий, хриплый.

Я молчу. Просто смотрю. Просто жду. Он не может быть таким. Это неправильно. Он должен быть зверем, монстром, убийцей. Должен схватить меня, прижать к прутьям, задыхаться от собственного яростного желания. Но он просто сидит. Слишком близко. Слишком спокойно.

Я вжимаюсь в угол клетки, отодвигаюсь от него, насколько это возможно. Ему нельзя верить. Он убивал. Он разрывал. И если сейчас он спокоен, значит, просто ждёт момента, чтобы снова сломать меня.

Он двигается медленно, очень медленно, будто сам боится, что сорвётся. Протягивает руку. Я замираю, грудь сжимается, дыхание застывает в лёгких, потому что я знаю, что будет дальше. Он ударит. Он сорвётся. Он схватит меня за горло, впечатает в пол, зарычит мне в ухо, как зверь, которому плевать на мои крики. Я знаю, я видела это в его глазах.

Но он не бьет.

На мои плечи ложится плед.

Я не сразу понимаю, что произошло. Ткань мягкая, тёплая, пахнет им – тяжёлый, пряный, терпкий запах, пропитанный потом, чем-то мужским, резким, чуть дымным. Запах силы. Запах опасности. Запах его зверя.

Я не понимаю. Это какая-то новая игра? Новый способ сломать меня? Почему он это делает? Почему вместо того, чтобы разорвать меня, как всех до меня, он теперь заботится?

Я сжимаю пальцы в пледе, кожа покрывается мурашками, но не от холода. Мне страшно. Не так, как вчера, когда он рухнул на меня зверем, лишённым разума. Нет. Этот страх другой. Он вползает в лёгкие, оседает в крови, шепчет: если он заботится, значит, я для него больше, чем просто тело в клетке. А это куда опаснее смерти.

Зверь молчит, но его взгляд прожигает насквозь – тяжёлый, изучающий, такой, от которого хочется сжаться в комок и исчезнуть. Я чувствую, как он скользит по моей коже, по дрожащим пальцам, по губам, которые я безуспешно пытаюсь не кусать. Он смотрит, не отводя глаз, слишком пристально, слишком спокойно. В этом спокойствии что-то хищное, опасное. Я не выдерживаю, сжимаю пальцы в кулак, ногти впиваются в ладонь, оставляя полумесяцы боли, и тогда он вдруг спрашивает:

– Ты ненавидишь меня?

Я вздрагиваю. Его голос глухой, хриплый, но без той ярости, что была раньше. Я поворачиваюсь к нему слишком резко, инстинктивно, не думая. Внутри вспыхивает огонь, горячий, пульсирующий, такой яркий, что мне почти становится жарко. Нет, я не ненавижу его. Я чувствую что-то гораздо хуже.

– Я боюсь тебя, – слова слетают с губ прежде, чем я успеваю их осознать.

В тишине они звучат оглушительно, тяжело, как приговор. Я задыхаюсь в ожидании. Я жду, что он снова усмехнётся – хищно, зло, что его глаза вспыхнут насмешливым огнём, что он скажет что-то жестокое, что рассмеётся мне в лицо, снова покажет мне, кто он есть. Или что вспыхнет, как прежде, что его затрясёт от злости, что он сожмёт кулаки и кинется на меня, припечатает к прутьям, рыча мне в ухо, что напомнит, что страх – это единственное чувство, которое я должна к нему испытывать.

Но он просто кивает. Медленно. Словно знал, что я это скажу. Словно это именно тот ответ, который он ожидал услышать. И мне становится страшнее, чем когда он рычит.

Зверь молчит, но я чувствую его. Каждой клеткой, каждым натянутым нервом. Тишина между нами вязкая, как чёрная смола, липкая, удушающая. Она пропитывает воздух, растекается между нами, как что-то осязаемое, давит на грудь, сжимает горло. Я не знаю, сколько прошло времени. Минуты? Часы? В этом месте не существует времени, здесь есть только он.

Я украдкой смотрю на него. Сгорбленный силуэт в тусклом свете лампы, широкие плечи, крепкие руки, испещрённые шрамами. Он кажется неподвижным, но я знаю, что он чует меня даже в темноте. Что слышит моё дыхание, улавливает малейшие движения. Он не человек.

Непонятно что. Кто он?