Я с тобой!

– Ты умница, Ирочка! Ты большая молодец, милая! А скажи мне, ты его знаешь? Того, кто пытался тебя обидеть?

Судя по тому, как окаменела в ее руках Ира, Света поняла – нет. Не знает. Не видела лица.

– От него пахло так…

– Как, Ириша?

– Как в церкви… Такой странный сладковатый запах…

Света от неожиданности даже отпустила руки Ирины.

– Как ты сказала?! Как в церкви?!

– Да… Мы с мамой на службу ходили недавно. Вот там так пахло…

Света кивнула Кате, передавая ей дочь, и позвала Семеныча.

– Идем!

– Куда?!

– По дороге расскажу!

Виктор, ничего не понимая, подался было к Светлане, но та мелькнула мимо, наскоро коснувшись его руки и шепнув:

– Останься здесь! Не надо пока с нами.

Вернулись Светлана с Семенычем довольно скоро. С ними пришел местный участковый, который только-только добрался из соседнего района, куда его зачем-то вызывали.

Света кивнула Кате, взяла за руку Виктора и сказала:

– Мы на крылечке посидим пока. Позовете.

Вечер немного утихомирил жару и дышать во дворе стало легче.

Светлана опустилась на кривоватую ступеньку, натянула подол сарафана на коленки и похлопала ладонью по нагревшемуся за день дереву:

– Садись, Вить. В ногах правды нет.

Виктор опустился рядом, глянул на свою невесту и спросил:

– А где она есть? Правда-то? Меня, вон, сегодня чуть в насильники не записали…

– Охолони, Витя! Ирка ведь дите совсем! Испугалась очень и головой ударилась, вот память и отшибло. Так бывает! Нам рассказывали в институте. Вот и пригодилось…

– Свет…

– Даже не начинай! Неужели ты решил, будто я могла поверить, что это ты ее… Витя! Не гневи Бога! И меня заодно!

Светлана прижалась щекой к плечу Виктора и вздохнула:

– Не пойму только одного – зачем?!

– Погоди! Ты знаешь, кто это сделал?

– Знаю. И ты знаешь!

– Откуда?!

– А ну-ка, вспомни, кому твоя мама туалетную воду привезла в подарок? Пахучую такую? Мы еще смеялись, что теперь и в церковь ходить не надо. Достаточно к соседям заглянуть!

– Сашка?!

– Он! Паразит такой! Покараулил Иришку, когда та к речке пошла, и увязался следом. Как получилось, говорит, что сам не понимает. Нашло что-то. Мол, нравилась она ему давно, а смотреть в его сторону даже не хотела. Он уж и так, и сяк к ней, а все не то. Вот и перемкнуло…

– Я ему устрою электрику, гаду! – Виктор вскочил было, но Светлана схватила его за руку.

– Сядь! Без тебя разберутся! Он ей ничего сделать не успел. Шарика испугался.

– Точно?

– Да! Но понервничали все… Там Семеныч с матерью поговорит серьезно. Пусть обследует Сашку и решает, что ей делать с этим балбесом. Если там с головой все в порядке, без наказания не останется. Она сказала, что к дядьке его отправит, раз отец не справляется. Тот мужик жесткий, быстро мозги на место вправит.

Виктор снова сел рядом со Светой и робко протянул руку, чтобы обнять. Светлана сама нырнула под нее, прижалась к Виктору и прикрыла глаза.

– Даже голова разболелась… Мы сегодня полдня в школе стены красили. Краской надышалась, а тут еще это вот все…

Света вдруг встрепенулась, села ровно и дернула Виктора за рукав рубашки:

– Ты кольца купил?!

– Да.

– А почему не показываешь? Давай! Успокой мои нервы!

Красная коробочка легла на Светину ладонь, и легкий вздох стал Виктору лучшей наградой, отодвигая в сторону все случившееся.

– Витя… Это же…

Светлана надела кольцо на палец, полюбовалась немного и потянулась к Виктору:

– Спасибо!

Они сидели рядом еще долго. Уже ушли Семеныч и участковый. Увела домой Иришку Катя. Та напоследок обернулась, посмотрела на Виктора, не зная, что сказать, и с облегчением выдохнула, когда он кивнул ей и махнул рукой на прощание.

Марья вышла на крыльцо, посмотрела на Свету с Виктором и ушла в дом. Пусть поговорят.

– Свет…

– Ммм?

– А ты точно не поверила?

В сумерках глаза Светланы казались совсем черными:

– С ума сошел?

– Свет, я не обижусь! Понимаю, как это выглядело…

Теплые ладони Светланы обхватили уши Виктора, кольцо чуть царапнуло мочку, и темное пламя глаз любимой полыхнуло совсем нешуточно:

– Я. Тебе. Верю. Понял? И всегда буду! Иначе зачем это все? – Светлана вложила коробочку в руку Виктора и сжала его пальцы. – А еще… Ты же врать не умеешь, Сорокин! У тебя все на лбу написано!

– И что там сейчас написано?

– Я тебя люблю! – Светлана лукаво улыбнулась. – Правильно я буковки сложила? Не зря меня столько лет учили?

– Не зря… Грамотная у меня жена будет!

Кот Батон и бабий трон

– Багратион, радость моя, ты где?! Пора обедать!

Сладкий голосок Аделины Сергеевны пробился сквозь дрему, и огромный белый кот приоткрыл один глаз, дернул хвостом и вздохнул совсем по-человечьи. Неуемная жажда хозяек держать его под контролем и кормить от пуза иногда кота весьма печалила.

Нет, поесть он любил! Причем делал это с чувством, с толком и редкой усидчивостью. Но всякий раз, когда он, наевшись, отходил от миски, в доме поднимался переполох.

– Он плохо ест, Ника! Неужели печень была несвежая?! – ахала Аделина Сергеевна.

– Я же тебе говорила, что нужно брать мясо только на центральном рынке! – тут же принималась отчитывать ее сестра, Вероника Сергеевна. – Ты никогда меня не слушаешь! И даже не даешь себе труда понять, что твое упрямство может стоить жизни Багратиону!

Сестры спорили, а кот пытался вылизать себе пузо и злился. Конечно, для хозяек он был прекрасен, но на деле – не в меру толст и весьма неуклюж. Ухаживать за собой, как это делали все нормальные представители семейства кошачьих, он давно уже не мог. Просто не доставал до тех мест, которые нуждались в уходе в первую очередь. А потому коту приходилось терпеть унизительные процедуры каждый вечер.

Вероника Сергеевна складывала губки куриной попкой, умильно выдыхала свое ненавистное: «Кись-кись-кись!», и кот понимал – пришел роковой час! Его засунут в тазик с теплой водицей, будут мыть под хвостом пахучим шампунем, причитая так, словно он уже отправился на радугу, а после завернут в большое банное полотенце с его именем, вышитым затейливой вязью, и станут носить по комнате под странный заунывный стон, который у Вероники Сергеевны почему-то звался песней. Пела она всегда одно и то же, и кот даже выучился подпевать, чем приводил в восторг старшую хозяйку, которая совершенно отказывалась понимать, что на самом деле он не поет, а воет от унижения и недовольства.

Аделина Сергеевна иногда пыталась вступиться за кота. Но никакого толку от этого, разумеется, не было. Роли в семье были распределены давно. Командовала Вероника, а подчинялась и выполняла роль главного по снабжению Аделина.

– Лина! Я просила купить помидоры!

– Никуша, я купила!

– Это не помидоры, а не пойми что! Они даже не пахнут!

– Хорошо! В следующий раз я куплю другие!

Уступчивость одной и твердолобость другой позволяли сестрам сосуществовать вполне сносно. Они дополняли друг друга так удачно, что сложно было бы придумать более успешный тандем. Вероника, при всей ее капризности и нервозности, всегда четко знала, чего хочет от жизни, и всеми силами и средствами пыталась оградить сестру от несправедливого злого мира, памятуя о просьбе матери беречь крошку Аделину.

Крошкой Аделина перестала именоваться довольно-таки давно, но это нисколько не умалило желания старшей сестры заботиться о ней и оберегать.

И тому были причины.

Вероника появилась на свет в семействе большого партийного деятеля точно в соответствии со сроками, которые были четко установлены им для молодой жены. Потеряв свою первую супругу, которая ушла в лучший мир от затяжной, тяжелой болезни, деятель решил обзавестись новой и подошел к вопросу весьма серьезно. Детей с преждевременно ушедшей супругой у них не случилось, а он весьма этого хотел. Ему нужен был наследник. А, следовательно, кандидатка должна была быть не только красива и умна, но и способна к деторождению. Задача была поставлена, сваха вызвана и проинструктирована, и начался тщательный поиск. Желающих хватало, и отцу Вероники оставалось только сделать свой выбор. Он тщательно изучал не только медицинские карты, но и родословную тех девушек, которые выразили свое согласие вступить в брак, пока, наконец, не остановился на одной из них, которая и стала, впоследствии, матерью Вероники.

По части родословной и ума у этой кандидатки было все в порядке. Дедушка – дирижер, бабушка – оперная дива. Родители ничем особым не выделялись, но соответствовали понятию «приличная семья», а потому выбор был сделан и полностью оправдал ожидания.

Вероника появилась на свет так, как это и было задумано, и тут же попала под пристальное внимание частных врачей, двух нянь и, разумеется, мамы, которая не оставляла дочь без присмотра, тщательно контролируя все действия нанятого персонала. Работу свою в консерватории она оставила задолго до родов и посвятила себя ребенку, чем несказанно порадовала мужа. Ничто не могло столь же сильно порадовать его и польстить мужскому самолюбию, сколь осознание того, что его выбор был верным.

Единственным моментом, который остался несколько спорным во всей этой истории, было лишь то, что родилась девочка.

Впрочем, Вероника чуть ли не с младенчества дала понять, что характер у нее от отца, а, следовательно, вопрос с наследником закрыт и в корректировках более не нуждается.

Как ни старалась мама смягчить ее нрав, Вероника не желала быть милой и послушной девочкой. Она прекрасно училась, радуя отца своими успехами, и мечтала когда-нибудь пойти по его стопам.

И ей это почти удалось. Она окончила престижный вуз, получила именно ту должность, на которую метила, но тут случилось то, что навсегда изменило ее жизнь, заставив пересмотреть приоритеты.

Новость о том, что жена ждет второго ребенка, отца Вероники не порадовала и не огорчила. Он отнесся к этому совершенно спокойно.

– Рожай.

Разрешение было выдано таким равнодушным и спокойным тоном, что Веронику впервые в жизни что-то толкнуло изнутри, словно призывая открыть глаза и понять для себя нечто очень важное. Она решила, что над темой взаимоотношений в семье стоит поразмыслить.

Вторым звоночком стало то, что мама подозвала ее к себе незадолго до родов и взяла с Вероники обещание не оставлять ребенка в том случае, если что-то пойдет не так.

– А что может пойти не так, мама? – Вероника чуть ли не впервые в жизни испугалась.

– Я не знаю. Просто обещай мне, что не оставишь!

– Обещаю…

То ли у матери был какой-то дар предвидения, то ли судьба решила столь жестоко распорядиться временем этой, достаточно молодой еще женщины, что отобрала его куда раньше, чем могла бы, а только пришлось Веронике держать свое слово. Мать ее вторые роды не пережила…

Но на свет появилась Аделина. Отец отказался даже при выписке брать ее на руки, и сестру приняла Вероника.

Она не просто взяла на руки тщедушного, крикливого младенца, даря крохе свое тепло. Она вместе с сестрой приняла на себя всю полноту ответственности, которую берет мать, приветствуя в этом мире свое дитя.

История с нянями и домработницами повторилась в точности, как и с Вероникой. Был нанят обслуживающий персонал, который должен был присматривать за ребенком. Но Ника уже через неделю поняла, что доверять сестру кому-либо не готова.

Маленькая Аделина, капризная и нервная, кричала почти день и ночь не переставая, чем выводила из себя не только нянек, но и отца, который приказал перенести свои вещи в дальнюю комнату, чтобы только не слышать «этого писка». На вопросы Вероники, что не так с ребенком, няньки отвечали, что это нормально и младенцы все крикливы в первые месяцы своей жизни. Однако Нику такой ответ совершенно не устроил. А потому, заглянув вечером, после работы, в детскую, она распеленала сестру и ахнула, тут же поняв и причину детского крика по ночам, и необходимость что-то менять в уходе за младенцем.

Няни, что дневная, что ночная, получили такую грандиозную трепку, что даже отец Ники, вернувшийся с работы раньше времени и заставший «разбор полетов», понял, что в воспитательный процесс, который затеяла его старшая дочь, лучше не вмешиваться.

Ника была страшна в своем гневе. Отчитав непутевых нянек, которые даже не пытались трясти своими рекомендациями и опытом, выслушивая обвинения от этой молоденькой девушки, Ника уволила их разом, не оставив даже права на помилование.

– Я буду заниматься Линой сама! – объявила она отцу, и тот впервые на ее памяти просто кивнул, пообещав, что решит вопрос с ее карьерой.

И в следующие три года Вероника очень хорошо поняла, чем и как приходится жертвовать женщине ради того, чтобы ее ребенок был жив-здоров и развит в соответствии с возрастом.

Аделина была просто ангелом во плоти. Послушной, милой девочкой, которая всегда и всем улыбалась, неизменно получая улыбки в ответ. Но иногда на нее что-то находило, и тогда вместо ангелочка с льняными кудрями и глазенками цвета неба миру являлся сущий чертенок, способный в минуту перевернуть весь дом вверх тормашками и довести сестру до ручки так, что у Вероники начинал дергаться глаз, а то и оба сразу.

Отец особо в воспитание младшей дочери не вмешивался, отдав Вероники на откуп все, что касалось ребенка. И та, понимая, что Аделина – это только ее ответственность, решила, что обязана заменить девочке мать.

Вот только желание уберечь, оградив от всех напастей, и дать хорошее воспитание крохе привело к тому, что про себя Вероника забыла напрочь. Она и раньше не особо жаждала общения с противоположным полом, считая себя далеко не красавицей и опасаясь охотников за хорошим приданым и статусом зятя «большого» человека. А после появления сестренки и вовсе перестала обращать внимание на кого бы то ни было, решив, что ей вполне достаточно того, что имеется в наличии. Она рассматривала брак лишь как возможность стать матерью. Почему и как сложилось у нее это понимание, Вероника никому не рассказывала, но если ей в руки случайно попадал любовный роман или книга, хоть отдаленно напоминающая упомянутый жанр, то можно было быть уверенным в том, что подобная литература тут же будет отправлена в утиль.

В любовь Вероника не верила, считая ее фантазией, не имеющей ничего общего с реальной жизнью.

Аделина же подобными сомнениями не маялась. Она любила и была любима столько, сколько себя помнила. А потому выросла и вышла замуж. Чем не очень-то порадовала сестру, которая ее выбор не одобрила.

Впрочем, на свадьбу Вероника пришла, сестру поздравила и даже с зятем держалась весьма учтиво, прекрасно понимая, что свою голову Аделине не приставишь, а общение с единственной родной душой терять не годится.

Шло время…

Ушел из жизни отец, оставив после себя весьма солидное наследство и круг верных друзей, готовых в любой момент прийти на помощь его дочерям.

Вероника организовала прощание, утешила, как смогла, сестру и вдруг осознала, что осталась совершенно одна. Если раньше ее решения, пусть и принятые самостоятельно, были все же подкреплены надежным плечом и крепкой рукой отца, то теперь все изменилось. И теперь Вероника понимала, что опереться ей больше не на кого. Дальше придется действовать исключительно самостоятельно. Главой семьи Воронцовых стала она…

Первое время Ника еще как-то крепилась, понимая, что счастье сестры напрямую зависит от того, насколько хорошо все у той, что заменила ей мать. Но потом просто сломалась. Захандрила, затосковала и начала выпивать вечерами, гася бокалом вина тоску, которая поднимала голову как раз тогда, когда на город опускались сумерки.

Аделина в своем новом, обретенном с некоторым трудом счастье про сестру на какое-то время просто забыла. Она перезванивалась с ней вечерами, но далеко не каждый день, так как забот хватало и нужно было устраивать быт, ублажать мужа и мечтать о ребенке. На все прочее времени оставалось не так уж и много. А потому о том, что происходит с сестрой, Лина узнала далеко не сразу.

Она заехала как-то к Веронике без предупреждения, чтобы забрать какую-то книгу из библиотеки отца, и стала свидетелем того, как справляется с тоской та, что всегда была ей дороже всех на свете. Это открытие так поразило Аделину, что она впервые в жизни повысила голос на сестру.

– Ника! Что ты творишь?!

Ответом ей стал мутный, полный злых, невыплаканных слез взгляд. И его оказалось достаточно, чтобы Лина поняла – нужно что-то менять!

Была вызвала та же сваха, что когда-то свела родителей, и ей была поставлена новая задача. Требовалось найти жениха для Вероники. Пожеланий от невесты было немного, и вскоре нужный человек нашелся. Спокойный, воспитанный, имеющий в наличии заботливую, но не вредную маму и большой загородный дом.

Свадьбу сыграли быстро, и Вероника стала хозяйкой особняка, в котором для нее нашелся не только просторный кабинет, но и масса занятий, которые не давали больше скучать и портить жизнь сестре. Это было бы совершенно неуместно, ведь Лина ждала первенца.

Впрочем, матерью ей стать было не суждено… У судьбы с семейством Воронцовых были какие-то свои счеты. И, отобрав однажды у девочек мать, она почему-то решила, что ни одной из них не стоит давать возможности родить собственного ребенка.

Аделина своего потеряла на довольно позднем сроке. И это так подкосило ее и морально, и физически, что Вероника поняла – не возьми она немедленно в свои руки все, что касалось ухода и восстановления сестры, Лину она просто потеряет.

Муж Аделины ушел почти сразу после того, как врачи вынесли свой вердикт – рожать она больше не сможет. Вероника застала его за сбором вещей, приехав из больницы, куда отвозила каждый день свежую, собственноручно приготовленную еду, которую нетронутой отдавала вечерами медсестрам, так как Лина есть отказывалась. Увидев собранные чемоданы, она смерила взглядом с ног до головы бывшего зятя, которого категорически не одобрила в свое время, и процедила:

– В добрый путь. Только дорожку обратно забудь раз и навсегда!

– Она мне и не нужна! А вот семья и ребенок – да! Лина не сможет дать мне этого. Почему я должен оставаться?!

– Нет-нет! Не стоит оставаться! Ты прав! – Вероника улыбнулась так странно, что у собеседника ее мороз прошел по коже. – Иди.

Глядя из окна на отъезжающую от подъезда машину, Вероника сердито смахнула непрошеные слезы и набрала номер, который оставил ей когда-то отец, но которым она ни разу не воспользовалась до этого часа.

– Григорий Аркадьевич, это Воронцова. Мне нужна от вас небольшая услуга. Да. Вы все правильно поняли. И как можно скорее.

Аделина так и не узнала, почему рухнула карьера ее бывшего мужа, и он удрал из столицы так быстро, как только смог, проклиная «невыносимых баб, которые суют свой нос куда не надо».

А Вероника, немного успокоившись состоявшейся местью, взялась приводить в порядок душевное состояние сестры всеми возможными средствами.

Это было сложно.

Аделина стала похожа на тряпочную куклу, в которой будто и не было никогда стержня и желания жить. Она часами сидела у окна, глядя на клумбы у особняка сестры, или плакала, вспоминая свои надежды и мечты, которые так и остались в том страшном месте с белым потолком и стенами, выложенными невзрачной кафельной, еще советского образца плиткой, где ее освободили от столь желанного бремени…

Лучшие специалисты и курорты, которые Вероника подбирала тщательно и вдумчиво, ориентируясь на вкусы сестры, никакого результата не давали. Аделина уходила. Медленно, но верно шагала она к той черте, за которой уже не было возврата.

И тогда Вероника предложила сестре усыновить ребенка.

– Мне не дадут, Никочка… – плакала Лина. – Я же одна! Есть правила!

– На всякое правило всегда найдется исключение! – отрезала Ника и принялась за дело.

Ребенок был найден довольно быстро. Мальчишка был так похож на Аделину в детстве, что Вероника, увидев его фотографии, просто потеряла дар речи.

– Родители у него есть? – выдавила она из себя, когда, наконец, немного отошла от удивления от увиденного.

– Нет. Он – сирота. Родители были вполне благополучной парой. Разбились в аварии около полугода назад.

– Сколько ему?

– Год будет через две недели.

– Здоров?

– Да.

– Другие родственники есть?

– Бабушка. Но она наотрез отказалась от ребенка. Кажется, дочь ее замуж вышла против воли матери. И та не приняла ни брак, на который не давала своего согласия, ни последствий этого брака. Внука она ни разу не видела и видеть не желает.

– Ясно.

Несколько звонков, которые сделала Вероника, запустили нужные механизмы, и сложная бюрократическая машина заскрипела, неохотно поддаваясь командам сверху и раскручивая тугой маховик, но все же, спустя какое-то время, выдала желаемый результат.

Аделина стала матерью.

Сына она назвала Максимом, сменив ему не только имя и фамилию, но и дату рождения, по совету сестры.

Вероника через несколько лет после появления в семье мальчика осталась вдовой и, посоветовавшись с сестрой, предложила ей съехаться вновь и сменить душный город на загородный дом.

– Мальчику будет лучше на свежем воздухе. А ты занимайся сыном! Работай! Живи! – раскладывала Ника словари и бумаги в новом кабинете сестры, которая работала переводчиком. – А мне позволь быть рядом и заботиться о вас!

– Никуша, ну что ты такое говоришь? Куда мы от тебя? Ты же моя опора! Господи, как хорошо, что ты у меня есть!

Максим, чудесный, шустрый мальчишка, рос в любви и заботе. Окончив вуз, он отказался от помощи Вероники, которая хотела было пристроить его на работу, использовав свои старые связи.

– Мама Ника, перестань! Я сам с усами! И даже уже с бородой, как видишь! Справлюсь! Ты ведь меня учила думать своей головой и быть независимым. Вот и не загоняй под каблук, договорились?

– Как-то быстро ты повзрослел… – Вероника одобрительно кивнула, разглядывая племянника, который давно уже стал ей сыном так же, как и Аделине.

– Не ходить же мне в коротких штанишках всю жизнь! – чмокнув в щечку Веронику, отшучивался Максим. – Воспитание не то!

Через год он объявил матери и тетке, что уезжает, чтобы поработать какое-то время по контракту и набраться опыта. А перед самым отъездом приволок в дом тетки переноску, перевязанную возмутительным розовым бантиком.

– Это – вам! Чтобы не скучали очень уж сильно! Пора навести порядок в вашем царстве-государстве и пошатнуть бабий трон!

– Фи, Максим! Что за выражения?! – возмутилась было Вероника, но тут же забыла о сказанном племянником, как только увидела подарок.

Маленький беленький котенок выбрался из переноски и уселся посреди просторного холла, нисколько не смущаясь открывшимся ему пространством, количеством людей, снующих вокруг, и громкими восторженными возгласами, которыми наградила его Аделина, всегда мечтавшая о кошке.

– О! Маме угодил! А ты, мама Ника, что скажешь?

– Скажу, что ты не жалеешь мою бедную седую голову! Что мне делать с этим… Имя-то у него есть?

– Очень замороченное! – Максим кивнул на переноску. – Там, в кармашке, все документы. Кажется, одно из присвоенных ему от рождения в питомнике звучит вполне мило, хоть и несколько воинственно – Багратион. Я его только из-за него и выбрал. Решил, что тебе понравится!

– Ах, ты охальник! – все-таки рассмеялась Вероника, оценив намек Максима, и, притянув его к себе, обняла, благодаря. – Разбавил наше бабье царство. Спасибо…

Котенок через некоторое время вымахал в огромного кота, который безраздельно царствовал на вверенной ему территории, терпя водные процедуры, прописанные ему Вероникой, и неуемное желание Аделины превратить его жизнь в нескончаемый гастрономический праздник.

И все бы ничего, но Вероника решила сделать в доме небольшой косметический ремонт.

Разумеется, на это время кота поместили на второй этаж, запретив ему гулять вольно, где вздумается, как это было раньше.

Багратиону это не понравилось. Повозмущавшись немного и изодрав до непотребного состояния пару портьер в спальне Вероники, кот решил, что Максим был прав и пора брать власть в свои лапы. В кратчайшие сроки он свел дружбу с прорабом, который окрестил его новым именем – Батон, и приступил к подрывам основ в крошечном государстве, где до того царили лишь женщины.

– Что, Батон, тоска заедает? – сочувствовал ему прораб и делился с котом консервами из кильки.

Кот уминал предложенное подношение, ехидно урча и прикидывая, какой скандал закатила бы Вероника, увидев такое безобразие на своей кухне, и как грохнулась бы в обморок Аделина, которая считала, что котик не ест ничего, кроме парной телятины и отборной печенки.

Но последней дома не было, а потому спектакль откладывался. Аделина ездила с сестрой по магазинам, выбирая обои и светильники, чтобы не затягивать работы.