Ничего страшного

Как такового СТО в Якимовке не было. Анатолий, или как из-за его небольшого телосложения в его тридцать все звали Толька, держал гараж, в котором ремонтировал за деньги машины. К автомеханику Тольке выехали сразу, и через двадцать минут его заломал ОМОН прямо на рабочем месте. В милицию его привезли прямо в рабочем комбинезоне. Свиридов был напуган, но говорить сразу не стал. Он начал свой рассказ, только когда Игорь показал ему фотографии жертвы и для острастки ударил лицом об стол.

Тогда Толька заговорил. Даже не заговорил, а запел. Он сдал троих оставшихся: студент, автомеханик и два разнорабочих из СМУ. Лидером и идейным вдохновителем был Виктор Косых, студент сельхозакадемии в городе Горки, который каждые выходные приезжал домой. Он и совершал убийства после изнасилований. Но в случае Елены Ногтевой душегубство напросился совершить Толька.

Виктор был против. В пользу Тольки сыграло то, что тот самый серый седан, который искала милиция, в тот вечер предоставил именно он. Толька взял клиентский автомобиль, который был у него в гараже на ремонте. Поэтому и получилось, что у всех владельцев серых седанов было алиби. Толька из всех четверых был самым маленьким по габаритам насильником, но низкий уровень физической силы он компенсировал особой ненавистью к женскому полу. Именно поэтому в доступе к телу Толька всегда был последним в очереди, а во время изнасилования он оплёвывал жертву, грязно ругался и несколько раз даже мочился на девушек.

В случае Елены Ногтевой было то же самое. Но в этот раз ему доверили убить ее. Тольке просто не хватило сил удушить девушку. Как Свиридов неприятно выяснил для себя уже на следствии, не так это и просто – душить людей голыми руками.

Вот и в случае Кристины Петровской после нападения сзади он был уверен, что задушил и эту. Как оказалось, последних двух он не убил сам. Кристину он скинул в канаву как труп. А в те слухи, что ходили по деревне, будто бы Лену Ногтеву закопали живьем, он не верил, потому что был уверен в силе своих «мозолистых лапищ».

Когда собрали всех четверых, Игорь мысленно поблагодарил минских коллег за ОМОН, потому что к отделению милиции начали подходить его односельчане. И они были крайне недовольны тем, что «эти ублюдки» еще живы.

В ходе следствия задержанные показали, в каких местах леса закапывали жертв. Суд проходил в областном центре. Всех четверых приговорили к смертной казни и в течение следующих нескольких лет расстреляли в Пищаловском замке в Минске. Последним расстреляли Виктора Косых.

Дело было резонансным. Его даже показывали по республиканскому телевидению в передаче «Зона Х». В сюжете, посвященном якимовской банде насильников, в течение нескольких секунд показывали молодого Игоря Борисовича. Он сопровождал насильников в автозак.

Игорь Борисович, майор и начальник якимовской милиции, еще несколько минут смотрел на закрытую дверь, куда вышли его парни. Он все понимал. Отвернувшись от двери, майор полез в ящик стола и достал оттуда бутылку молдавского коньяка, разлитого в Минске. В бутылке было около двухсот грамм. Он выплеснул из кружки остатки утреннего чая вместе с заваркой прямо на пол, вылил половину содержимого бутылки в кружку, залпом выпил, сморщился, занюхал кулаком. От крепости алкоголя выступили слезы.

Он начал рассматривать кружку. Белая, керамическая, внутри, как возрастные кольца на спиле дерева, видны круги от чая, которые уже не отмывались, на внешней стороне – надпись «Лучший в мире папа!». Борисович крепко зажмурился, затем вылил остатки из бутылки и сразу же выпил.

Саша Большой и Коля шли в сторону дома Ирины Геннадьевны. Саша понимал, что даже если они буду искать всей милицией Якимовки вместе с майором, то ничего и никого не найдут. Нет оборудования, нет понимания, кого искать, нет профильных специалистов… Банально, нет опыта. В основном молодежь. Единственный из всех одиннадцати человек в погонах, включая майора, кто хоть как-то ловил преступников, был сам Борисович. Сам Саша не так давно в милиции, пару лет всего: после армии не захотел возвращаться в родной Рог, который в одиннадцати километрах от Якимовки.

Здесь хоть какая-то движуха. Юлю встретил. Жить начали вместе после второго секса в ее машине. И дочь Аня, которой тогда было пятнадцать, нормально приняла, что Саша начал жить с ними. Девочка воспринимала его скорее как старшего брата, нежели отчима или сожителя матери. Саша на другом и не настаивал.

Да и Николай, считай, такой же! Полгода почти как с дембеля. В колхоз не хотелось. А походить днем с папкой под мышкой и поспрашивать бабулей, все ли у них хорошо, и для профилактики пригрозить местным алкашам ЛТП1 – милое дело. Деньги те же, если не больше, чем в колхозе, и за вредность в сорок семь лет на пенсию. Коля, не собирался оставаться после пенсии в органах. Он планировал накопить деньги, оформить ИП и открыть в Якимовке ларек с рыболовными снастями.

Какое-то время участковые шли молча. На улице было сыро, и песок прилипал второй подошвой к обуви.

Подходя к участку Ирины Геннадьевны, милиционеры услышали мужские крики. Зайдя во двор, они увидели, как на пороге открытого гаража по телефону с кем-то ругается сват Ирины Геннадьевны.

– … я сказал, что я останусь в Белоруссии столько, сколько надо! Это мое судоходство, ты слышишь?! Мое, сука!

Анатолий заметил сотрудников МВД, виновато улыбнулся, свободной рукой прикрыл микрофон в телефоне, кивнул в сторону дома и полушепотом сказал:

– Кариша спит. Ира и Лена в доме. Тихонько проходите.

Саша и Николай направились в дом. Зайдя в сенцы, они услышали новую порцию криков Анатолия.

В самом доме было достаточно тихо. Ребенок спал в дальней комнате в детской кровати. Сватьи сидели на диване и о чем-то вполголоса беседовали. Женщины не были похожи на тех, кто нашел разрытые могилы своих детей. Да, они обе выглядели уставшими, у обеих были темные мешки под глазами, но не было похоже, что женщины сильно переживают.

– Вот и полиция, – вполголоса произнесла Елена.

– Вообще-то, у нас м… – начал было поправлять Коля, но Саша дернул его за рукав.

– Садитесь, – так же вполголоса сказала Ира и, встав с дивана и подняв за руку сватью, уступила место сотрудникам милиции. Парни невольно сели, женщины заняли табуретки у кухонного стола.

– Тетя Ира… – начал Саша, стараясь говорить тихо, но не мог подобрать нужные слова. Тяжело находить слова для смерти детей близкого человека, а что сказать человеку, у которого похитили тело ее дочери?

– Саша, все нормально… – Ирина Геннадьевна говорила спокойно, – мы со сватьей уже корвалол приняли, говори как есть.

– Мы найдем их…

– Я знаю, – Ирина Геннадьевна кивала, – найдете.

– Мы тем более настоящую полицию вызвали, ой… у вас же еще милиция, – вмешалась Елена и после сказанного прикрыла рот ладонью.

– Что значит настоящую, а мы… – встрял Коля, но его перебила Ирина Геннадьевна.

– Тихо, Карину разбудишь! – прошипела Ирина. – Толя, – она кивнула в окно, в сторону улицы, – как вернулись с кладбища, набрал 102. Он думал, вам наберет, хотя я ему сказала, что тебе уже позвонила, ну и рассказал, что так и так, с кладбища пропали наши дети. Те начали спрашивать, откуда именно, адрес. Ну и выяснилось, что по 102 он попал в Ядринск. Обещали сегодня опергруппу, но вот что-то все нет.

Женщина посмотрела на время в телефоне: 14:32.

Саша мысленно выругался. Если по звонку в 102 попали в райцентр, а не к ним, это значит, что дежурный не успел поднять трубку и по времени звонок был переадресован дальше, в райцентр. А дежурный не поднял трубку, скорее всего, потому, что стоял под дверью кабинета майора и слушал, как Борисович орет на них. Косвенно получается, что снова виноват сам Саша, потому что если бы Борисович не орал, дежурный бы не подслушивал и звонок бы не пропустил. Хорошо, что хоть в районном отделении подняли.

В комнате повисла тишина. Было слышно, как Анатолий снаружи по-прежнему орет в телефон. Саша встал с дивана.

– Тетя Ира, – по-добрососедски сказал Большой, – пойдемте в сени.

Они встали и вышли вдвоем. В сенях Саша подошел как можно ближе к женщине и заговорил еще тише:

– Тетя Ира, я не прошу сейчас ответить, но вы подумайте и наберите мне или напишите. Может, кто-то вам угрожал? Или кто-то на вас держит зло и таким образом решил отомстить?

Женщина задумалась.

– Саша, да кому я что сделала такого плохого, чтобы так над Оленькой издеваться?

– Ну вы же в СМУ главный бухгалтер. Может, кого-то обсчитали?

– Чего? – тетя Ира сделала удивленное лицо.

– Ну, может, не нарочно… или кто-то думает, что обсчитали…

– А Лена кого обидела в Калининграде, что ее сына здесь выкопали?

– Ну… Тетя Ира, я же говорю, подумайте. Может, вспомнится кто? Или, может, у Оли конфликты были какие? В общем, подумайте, тетя Ира.

Саша неуклюже погладил тетю Иру выше локтя, желая проявить сочувствие, затем приоткрыл дверь в комнату, кивком позвал Колю на выход.

– А какого хрена мы этим занимаемся? – раздраженно спросил Коля. Участковые шли в сторону кладбища. Дождь снова начинал накрапывать.

– А кто?

– Патрульные.

– Да брось ты, – ответил Саша.

Несмотря на свежесть на улице, под кителем он потел.

– Ну хорошо, это твой участок. Какого хрена я этим занимаюсь?

От этих слов Саша остановился, потому что не понимал, шутил коллега или нет. Саша был всего на два года старше Николая. Оба отслужили в армии, но порой они не понимали друг друга. Не всегда удавалось уловить, где сарказм, а где токсичность.

– Ладно, пошли, – махнул рукой Коля в сторону кладбища.

С минуту они шли в тишине.

– Оля, конечно, та еще шкура была.

– Чего?

От неожиданности Саша остановился.

– Ну да. Я же с ней в одном классе учился.

– А почему я тебя не помню? – спросил Саша.

– Ну так потому что старшаки малых не замечают, а смотрят только на старших.

– Олю-то я помню!

– Ну так я ж тебе и говорю. Потому что шкура была. Все ее помнят.

– Так, а почему шкура? – Саша чувствовал обиду и своеобразную ревность к словам Коли, ведь Оля всегда была ему симпатична.

– Ну блин, Саня… Потому что тягали все, кому не лень.

– Да знаешь ты…

– Саня, ты чего? Ты еще скажи, что не тягал ее?

– Ой, ты тягал, можно подумать!

Коля засмеялся.

– Саня, да ты покраснел! Ты что? Втюрился в нее?

– Да мне жарко просто.

Большому было стыдно, и, дабы придать подтверждения своим словам, он расстегнул пару верхних пуговиц на кителе.

– Ну, я тягал по школе. И перед армией пару раз. Да она у меня на проводах была.

Саша молчал.

– Саня, ты же сам с Рога, да? Ты после школы сразу домой ехал?

– Да. Председатель тогда выбил автобус, который школьников с Якимовки по соседним деревням развозил. И я обычно после школы домой, потому что одиннадцать километров пешком неохота было идти.

– Еще бы, с таким-то пузом!

– Малой, я тебе всеку! – огрызнулся Саша Большой.

– Да ты догони сначала!

Коля встал в боевую стойку и начал отпрыгивать назад на манер боксеров на ринге.

– Ладно, Большой, не обижайся, – Коля подпрыгнул к Саше и хлопнул его по плечу.

По кладбищу они шли молча. Стоя у разрытых могил, сделали несколько снимков на мобильные телефоны. Если и были какие-то следы тех, кто совершил это кощунство, то дождь, который сегодня то прекращался, то начинался с новой силой, сделал свое дело и все размыл. В пустых гробах стояла вода. Парни молчали. Не так часто приходится стоять у разрытых могил, но еще реже приходится стоять у могил, которые разрыли заново.

Саша чувствовал какую-то неправильность всего происходящего. Это нарушало все законы человечности. Это как будто река вспять повернула. Кому и зачем понадобились тела недавно погибших? Саша невольно вспомнил произведения Гоголя. Там тоже творилась какая-то чертовщина.

– А что, если их убили?

– О чем ты?

Саша не сразу понял, о чем говорит коллега.

– Если это не несчастный случай, как ты написал в протоколе? Что, если их убили, чтобы потом тела на органы пустить?

– Ты дохрена ютуба своего смотришь.

– Зря ты так. Я считаю, после сегодняшнего нам всем отделом надо садиться и смотреть тру-крайм.

– Чего?

– Документалки про маньяков и психопатов. Ты думаешь, нормальный человек способен на такое? – Коля показал рукой на могилы.

– Ну… Подожди. Ты же сам сказал, что на органы пустили. Где здесь маньячизм? Это холодный расчет.

Коля задумался. Задумался и Саша, но его размышления прервал зазвонивший телефон. Саша посмотрел на экран: «Борисович». Большой вполголоса выругался.

– Да, Борисович.

Коля, стоя рядом, слышал, как из динамика орет начальник милиции. Можно было разобрать маты. Саша делал вид, что все в порядке и продолжал говорить как можно спокойнее:

– На кладбище… ну да, осмотр места преступления.

Между тем Коля слышал четко голосом майора слова «суки» и «твари».

– Коллеги из Ядринска? – попытался удивиться Саша. – Хорошо, Борисович, сейчас вернемся в отделение.

Старые кони не портят борозды

Когда Саша и Коля подходили к отделению, дождь усилился. Участковые ускорили шаг и, отвлекшись на осадки, не заметили, что на стоянке у отделения на одну машину больше.

Когда милиционеры проходили мимо дежурного, тот не окрикнул их, как это всегда бывает, словами «ей, братки, как дела?» или еще как-нибудь. Вместо этого он что-то писал на чистом листе А4.

Перед кабинетом Борисовича сотрудники заправились, привели форму в порядок, насколько это было возможно. Саша даже достал из брюк карманную расческу, причесал мокрые по краям волосы. Коля постучал в кабинет. Раздалось приглушенное «Да!». Участковые вошли.

За Т-образным столом во главе сидел сам Борисович, по левую руку от него сидели трое. Саше почему-то вспомнились русские народные сказки: старший сын, средний и младший. За столом сидел парень, не старше тридцати, со стрижкой андеркат. Кое-где в этих зачёсанных волосах блестела седина. Он был в черной кожаной куртке поверх тёмно-коричневой рубашки. Посередине сидел мужик лет пятидесяти. При виде участковых он единственный улыбнулся. Саше показалось, что у него не четыре клыка, как у всех людей, а восемь или двенадцать. Его улыбка и серо-голубые глаза казались хищными. Саша оробел. На голове этого «Серого», как прозвал его для себя участковый, седым был каждый третий волос. И ближе всех к входу сидел абсолютной седой дед. У него была какая-то козлиная бородка и шевелюра, как у французского актера Пьера Ришара.

«Седой и еще седее!» – мысленно посмеялся Коля.

Участковые при виде гостей из Ядринская встали по стойке смирно, приложили правые ладони к вискам. Саша начал:

– Товарищ майор, разрешите…

– Вольно, – буркнул майор, – садитесь.

Борисович показал рукой на стулья, что стояли напротив специалистов из райцентра.

– Ах ты, старый хрен, Борисович! – с усмешкой проговорил Серый. – Казарменное положение у тебя тут, я смотрю! От, курвец!

Борисович с размаху ляпнул по столу:

– Сергей Владимирович, я не позволю со мной разговаривать в таком тоне! Вам ясно, товарищ майор?!

Сергей Владимирович беззвучно засмеялся.

– Борисович, – заговорил самый молодой, который и сидел ближе всех к начальнику якимовской милиции, – а не от тебя ли такое амбре?

Он картинно посмотрел на часы и добавил:

– Время всего лишь 16:10.

Такое время уже было поздним для работы Игоря Борисовича. Дело в том, что он не проводил даже вечернюю планерку, которую проводят в РОВД и УВД. Во-первых, не такой большой штат сотрудников. Во-вторых, все новости и участковые, и те, кто иногда приходил к майору в кабинет, рассказывали с утра. В-третьих, обычно после 13:00 Борисович заканчивал рабочий день. Он или отправлялся на стройку дома младшей дочери (проверял работяг-забулдыг, чтобы они еще не напились до нерабочей степени), или шел на рыбалку или домой, где смотрел что-нибудь познавательное про российское секретное супероружие или про закопанные города. Поэтому в 16:10 уже была для него продленка.

– А я, товарищ старший лейтенант, у себя в кабинете перед младшими по званию отчитываться не собираюсь, – ответил начальник и демонстративно глотнул из кружки.

– Знакомьтесь, – шумно выдохнул Борисович, поставив с лязгом кружку на стол, и указал на парня, который задал вопрос. Саша почувствовал виноградно-дубовый аромат от майора. – Следователь, старший лейтенант Блохин Олег. Все, что есть по делу… Что ты так на меня смотришь, Саша? Что, ничего нет? – майор гримасничал, его маслянистые от алкоголя глаза блестели. – Ай-яй-яй.

Затем майор заговорил серьезно:

– Все, что есть, – Олегу. Он со стороны следственного комитета теперь ведет это дело.

Майор указал на Серого:

– Старший оперуполномоченный, майор Живнеревич Сергей Владимирович.

Саша удивился, как он угадал с прозвищем для опера: Сергей – Серый. Со своим оскалом он напоминал именно серого волка.

После того как майор его представил, Сергей Владимирович резко встал и так же резко поклонился.

– Красных Венедикт Егорович… – майор отпил из кружки, – старший специалист криминалистики и судебной экспертизы. Веня, кто ты? Майор?

Дед кивнул.

– Майор, он же внештатный консультант академии МВД…

Дед смущенно улыбнулся и махнул рукой в знак того, чтобы начальник прекратил.

– С Сергеем и Венедиктом Егоровичем мы вместе поймали банду насильников в 2003-м…

Сергей засмеялся и перебил начальника:

– Поймал он… Ой, все, Борисович, маўчу!

Опер провел рукой себе по губам, как будто застегивает молнию, затем выбросил невидимую собачку в сторону. Борисович посмотрел на него недовольно и снова шумно выдохнул.

– Короче, – снова заговорил начальник, – поскольку коллеги наши уже приехали и, оказывается, в Ядринске у них нет важных дел, они будут нам помогать. Пока вы шараеб… пока выполняли опрос свидетелей и осмотр места преступления, – было видно, что Борисовичу говорить становилось все труднее и труднее, – я все рассказал коллегам. И всех предупрежу, чтобы всячески оказывали помощь группе из Ядринска. А ты, Саша, с ними не расстаешься, делаешь все, как они говорят. Ясно?

Саша кивнул.

– Серега, ты главный? – майор посмотрел на опера.

– Я? – опер картинно начал озираться. – Я уборщик.

Майор недовольно фыркнул.

– Делаешь, Саша, все, что этот… уеб… ой, уборщик, говорит.

Саша снова кивнул.

– Коля, пока Саша помогает следственной группе, его участок на тебе.

Коля сделал максимально недовольную мину, но кивнул в знак согласия. Внутри себя он ликовал, что не придется приниматься участие в оперативно-следственных мероприятиях. Он снова вернется к привычным обязанностям: утренняя планерка, перебирание бумажек, тру-крайм на ютубе, прошелся по деревне с папкой подмышкой – и окончание рабочего дня после 15:00.

Тем времен начальник милиции продолжал:

– Серега, вы квартируетесь здесь?

– Да тут сорок км, а у нас бричка своя. Покатаемся, – за опера ответил следователь Блохин.

– У Олежи жена молодая, боится, что угонят, – с усмешкой проговорил Живнеревич.

– Ну так ты же со мной в группе, чего мне бояться? – повернувшись к оперу, сказал Олег. Оба засмеялись, глядя друг на друга.

– Ну вот и славно. Завтра к 8:00 всех жду на планерке.

– Не хотите вы работать, товарищ майор… ой…, – снова жестом будто застегивает себе рот. – Нам бы сегодня на место преступления, конечно, надо попасть, пока не стемнело.

– Не возражаю.

Начальнику было тяжело. Он был красным. На фоне его красной кожи на носу проступали вены, которые казались еще краснее.

Все начали вставать. Участковые и ядринские специалисты попрощались с начальником милиции за руку. Когда посетители покинули кабинет, начальник долил себе в кружку из другой бутылки. Выпил. Через минуту в дверь постучали. Вошел дежурный с исписанным листом бумаги.

– А-а-а, Баранов, заходи!

– Товарищ майор, вот объяснительная.

Майор взял объяснительную, нацепил очки, которые достал из кармана рубашки, и начал читать:

– Та-а-к. «Я пропустил звонок, так как у меня схватило живот и я побежал в туалет», – майор посмотрел на дежурного поверх очков. – Да что ты за чмо, Баранов? Третий раз какую-то пердуху пишешь! Иди перепиши нормально! Напиши, что продолбал звонок из-за разгильдяйства своего! Напиши, что с бабой по телефону трындел.

– У меня нет бабы, товарищ майор.

Майор смял бумагу и бросил ей в дежурного.

– Перепиши!

Баранов подобрал бумагу и спешно вышел из кабинета.

Четверо сотрудников МВД стояли у разрытых могил. Дождь прекратился окончательно. Тучи разошлись почти полностью, и сейчас товарищи по цеху могли видеть осеннее солнце, которое шло на заход.

– А кинологов почему не позвали сразу? – скрипуче проговорил Венедикт Егорович.

Сергей усмехнулся.

– Ну е-мое, Егорыч! – говорил Сергей с улыбкой. – Какие кинологи? Тут их чалавек мо дзесяць міліцейскіх, так, Сашка?

Саша не до конца понимал, почему старший оперуполномоченный вкидывает слова на белорусском языке. Это какой-то стеб местных? Этим он хочет показать, что он из города, а местные сотрудники – колхозники?

– Одиннадцать, – нехотя проговорил Саша.

– И ни одной собаки, кроме Борисовича! – сказал Сергей и сам рассмеялся.

На шутку отреагировал только Олег легкой улыбкой.

Какое-то время все стояли в молчании. Было слышно, как шумит оставшаяся листва на кладбищенских акациях.

– Все ясно. Хрен кого мы найдем, – проговорил Олег, фотографируя кладбище.

– Дело закрыто, товарищ старший лейтенант? – тут же с неизменной улыбкой отреагировал опер.

– Сергей Владимирович, вам только бы не работать.

– Оле-жа!

Сергей произнес его имя немного странно: часть имени «Оле» он произнес спокойно, но слог «жа» на тон громче.

– Я хочу работать, хочу на мороженое заработать!

– Саша, да? – повернулся к участковому Олег.

Саша кивнул.

– Уже шестой час. По горячим следам, да и вообще по каким-либо следам, мы уже никого не найдем. Если бы вы сразу нам позвонили, приехали бы наши кинологи и, возможно, что-нибудь и нашли бы. А поскольку ваш… шеф боится за свою сраку на пенсии, имеем то, что дожди сегодня все смыли. Гробы уедут сегодня. Я позвоню нашим, чтобы забрали, может, Егорович что-нибудь и найдет, но это уже на месте у нас. Если понадобится, поедут в область. Мы, конечно, вашего алкаша сдавать не будем. Пусть сидит старый хрен. Но если по делу надо будет привлекать коллег из областного УВД, не обессудьте.

Саша кивнул. Он чувствовал вину перед коллегами из Ядринска.

– Как-то зябко под вечер стало, да? – Олег поправил свою кожанку.

– Да сыро просто, – сказал Сергей, на удивление, без улыбки.

– Слушай, Саша. Есть еще пара вопросов по делу. Ты же местный, да?

– Уже да.

– Не в службу… угости коллег чаем домашним, а то я в отделение ваше не хочу возвращаться, там этот ваш… перегаром так надышал.

– Пойдемте, – сказал Саша и направился к выходу с кладбища.

Его гражданская жена, а если говорить точнее, сожительница, не ожидала под вечер столько гостей. Чай, варенье и кое-какие сладости она подала к столу. Но по ее недовольному лицу Саша понял, что приготовила и еще кое-что на вечер. Поэтому он даже не стал представлять ее коллегам.

Александр передал сослуживцам все, что у него было: протокол места, где нашел умерших, копии заключений о смерти, рассказал об Ольге и ее покойном муже. Следователь делал записи в своем блокноте, больше всего его, конечно, удивило, что парень из Калининграда женился на местной девушке, но, как говорится, «любовь зла – полюбишь и…»

В том, что это самоубийство, никто из ядринских специалистов не сомневался. А то, что так безалаберно суицид просмотрели именно патологоанатомы Ядринска, расстроило коллег. Саша, побоявшись, не стал говорить, что это по его вине.

Ядринские были у него до половины восьмого вечера и ушли, только когда позвонили Олегу сотрудники, которые забирали открытые гробы. Тогда опер, следователь и эксперт откланялись, ушли. Саша хотел провести их до отделения, где они оставили машину, но те тактично отказались.

Ближе к ночи Юля закатила скандал:

– Какого черта ты сюда водишь абы кого?! В мой дом!

– Котенок, ну это же не абы кто, это милиционеры.

– Почему я должна перед чужими людьми прислуживать?

– Котенок, но это же…

– Сегодня спишь в зале!

Саша не стал спорить. Он спал в зале по несколько ночей в месяц. Скандалы не то чтобы были нормой, но и чем-то редким тоже не были. Дочь Юлии Аня уже даже перестала выходить из своей комнаты, чтобы как-то примирить мать с ее сожителем.

Саша не спал. Время приближалось к полуночи. День был длинным, и он чувствовал себя уставшим. Да и завтрашний день ничего легкого не сулил: коллеги из Ядринска приедут уже с утра и на этот раз будут с ним полный рабочий день.