Человек, которого не было. Три незабываемые книги в одной

Сбой. Не технический, а логический. Звук программы, которая выдает результат, противоречащий ее собственной фундаментальной аксиоме.

«В глобальной сети нет и никогда не было записей о человеке с именем Элара Вэнс».

Слова не были криком. Они были тишиной. Пустотой. Они упали в сознание Каэла, как камень в бездонный колодец. Он ждал эха, но его не было.

«Ошибка, АУРА, – его мысленный голос был на удивление спокоен. Голос человека, говорящего с неисправным автоматом, который только что выдал ему вместо кофе живую рыбу. – Повтори сканирование. Ты неверно интерпретировала запрос. Используй мои личные идентификаторы. Семейное положение: женат. Супруга: Элара Вэнс, идентификационный номер 730-Гамма-Эпсилон. Этого не может не быть в сети».

Он назвал ее номер по памяти, не задумываясь. Он помнил его лучше, чем свой собственный. Он вводил его тысячу раз: при оформлении страховки, при покупке билетов, при заполнении налоговых деклараций.

Снова пауза. Теперь Каэл чувствовал ее физически. Он чувствовал, как АУРА напрягает все свои ресурсы, как она прогоняет запрос снова и снова, пытаясь найти ошибку в своих же вычислениях.

«Каэл, – голос АУРЫ вернулся, и теперь в нем отчетливо слышался оттенок… растерянности. Словно программа столкнулась с неразрешимым парадоксом, который грозил ей каскадным сбоем. – Я провела поиск по всем доступным архивам, включая правительственные базы данных уровня „Красный“ и исторические записи вплоть до цифрового обнуления. Идентификатор 730-Гамма-Эпсилон не присвоен и никогда не был присвоен ни одному гражданину. Ваши личные данные в глобальной сети и в моих локальных файлах, которые я веду с момента вашей активации, указывают на семейное положение: холост. Этот статус не менялся с момента вашей регистрации в системе».

Холост.

Это слово не укладывалось в голове. Оно было чужеродным, невозможным.

«А… а как же… – он заикался даже в мыслях. – Наша квартира? Договор аренды на два имени. Наши общие счета? Медицинская страховка?»

«Договор аренды на квартиру 73—8Б оформлен на ваше имя, Каэл Вэнс. У вас один банковский счет. Ваша медицинская страховка покрывает одного человека. У вас нет и никогда не было никаких юридических или финансовых связей с сущностью по имени Элара Вэнс».

Логика АУРЫ была безупречной. Ее выводы были неоспоримы. И от этого становилось только страшнее. Если АУРА права, тогда… тогда кто та женщина, которая спала в его постели сегодня утром? Кто пил его кофе? Кто целовал его на прощание?

«Аварийное завершение сеанса. Немедленно», – приказал он, его голос был твердым, как лед, скрывающий под собой кипящую панику.

«Прерывание на данном этапе может повредить архив „Гелиос“ и вызвать нестабильность в вашем нейроинтерфейсе. Рекомендую завершить сеанс по стандартному протоколу…»

«Выполнять!»

Мир данных схлопнулся с болезненным, разрывающим сознание треском. Каэл с криком вернулся в свое тело.

Глава 3

Он с криком вернулся в свое тело.

Рывок был физически болезненным, словно его душу выдернули из теплой воды и швырнули на лед. Он сорвал с головы шлем, не дожидаясь, пока манипуляторы отпустят его фиксаторы. Гель с контактов потек по шее, холодный и липкий. Он жадно глотал затхлый воздух своего кабинета, словно только что вынырнул с огромной глубины. Его легкие горели, сердце отбивало бешеный, панический ритм.

Он несколько секунд сидел неподвижно, пытаясь прийти в себя. Его взгляд был расфокусирован. Комната плыла.

«Это был сон, – пробормотал он. – Нейронный сбой. Галлюцинация, вызванная аномальным пакетом данных. Просто… сбой».

Он повторял это как мантру, цепляясь за рациональное объяснение. Он – дата-археолог. Его работа – находить логику в хаосе. И сейчас его собственный разум был самым хаотичным архивом, с которым ему приходилось работать.

Он медленно встал с кресла. Ноги его не слушались. Он оперся о стол, чтобы не упасть. Его взгляд машинально скользнул по комнате.

И замер.

Вот ее кружка с котом-космонавтом, которую он утром принес из кухни и забыл убрать. Она стояла на углу его рабочего стола. Пустая.

А рядом с ней лежал ее шарф. Длинный, вязаный, нелепого фиолетового цвета. Она всегда мерзла, даже в их квартире с идеальным климат-контролем. Она накинула его вчера вечером, когда они смотрели фильм. Он помнил, как играл с его кисточками.

Вещи. Настоящие, физические вещи. Они были здесь. Значит, она была здесь. АУРА ошиблась. Система дала сбой. Это было единственное логичное объяснение.

Облегчение хлынуло в него теплой, пьянящей волной. Он рассмеялся. Тихо, с нотками истерики.

– АУРА, ты, кажется, задолжала мне полную системную диагностику, – сказал он вслух, его голос был хриплым. – У тебя серьезные проблемы с доступом к данным.

Ответа не было. Он забыл, что АУРА – это часть его нейроинтерфейса. Вне погружения она молчала.

Он прошел из кабинета в гостиную. Все было на своих местах. Их диван. Голографический проектор. Стопка книг на журнальном столике – его научпоп по истории и ее толстенные монографии по теории струн.

Все было в порядке. Все было реально.

Его взгляд упал на стену над диваном.

Там, где должна была висеть их большая свадебная фотография – та, где они дурачились под неоновым дождем в Новом Шанхае, – теперь висела картина.

Спокойная, безликая, в сине-серых тонах. Абстрактный пейзаж, изображающий то ли горы, то ли волны. Картина, которую он видел впервые в жизни.

Волна облегчения, затопившая его мгновение назад, отхлынула, оставив после себя ледяную, выжженную пустоту.

«Нет…» – прошептал он.

Он подошел к стене, как лунатик. Он коснулся рамы. Гладкая, холодная. Настоящая. Он провел пальцем по холсту. Шероховатая текстура краски. Это не была голограмма. Это была физическая картина.

Он помнил, как они вешали ту фотографию. Они спорили, ровно ли получилось. Элара принесла уровень, и они полчаса двигали ее на миллиметр вправо-влево, пока не добились идеала. Он помнил даже дырку в стене от гвоздя.

Он снял картину.

Стена под ней была идеально гладкой. Ни дырки. Ни царапины.

Паника, холодная и липкая, которую он сдерживал, прорвала плотину. Он бросился в спальню.

Ее сторона кровати была идеально заправлена, словно на ней никто не спал. На прикроватной тумбочке, где всегда лежал ее планшет и книга по квантовой механике, которую она читала перед сном, теперь стоял одинокий цифровой будильник. В ванной на полке был только его дезодорант и зубная щетка. Ее флакончиков, кремов, всего того хаоса, на который он всегда ворчал, не было.

Ее шкаф…

Он замер перед ним, боясь его открыть. Он знал, что там увидит. Или, точнее, чего не увидит.

Он рывком распахнул дверцы.

Его одежда. Только его. Ряды рубашек. Костюмы. Старые футболки. Все висело аккуратно, со слишком большими промежутками. Там, где должны были быть ее платья, ее смешные свитеры с оленями, та самая футболка «ОмниТеха» – была пустота. Словно ее здесь никогда и не было.

Он захлопнул дверцы и сполз по ним на пол. Он обхватил голову руками.

Это не просто сбой. Это вторжение. Кто-то проник в его дом. В его жизнь. И методично стирал ее следы. Заменял их. Переписывал его реальность.

Но зачем? И как? Это требовало ресурсов, которые были доступны только… правительству? Мега-корпорации?

Он снова вскочил. Кабинет. Ему нужны были ответы.

Он сел в кресло, снова надевая шлем.

– АУРА! Активация!

Мир снова померк.

– Записи с камер наблюдения квартиры за последние 12 часов! – приказал он, едва оказавшись в Море.

«Обрабатываю… — перед его мысленным взором появилось изображение с камеры в прихожей. – Вот запись сегодняшнего утра. 07:32».

На записи появился он сам. Он вышел из спальни, одетый. Подошел к двери. Остановился. Сказал в пустоту: «Увидимся вечером. Закажем китайскую лапшу. Настоящую». Затем, кивнув, добавил: «Договорились». Он улыбнулся пустому месту и вышел.

Каэл смотрел на экран, и у него перехватило дыхание. На записи он был один. Он говорил с воздухом. Он целовал воздух.

– Прокрути назад. Вчерашний вечер.

На экране замелькали кадры. Вот он возвращается с работы. Один. Разогревает в синтезаторе ужин на одну персону. Один. Садится смотреть фильм. На диване рядом с ним – пусто. Он смеется, поворачивается и что-то говорит пустому месту, жестикулируя.

«Это… это невозможно… – пробормотал Каэл. – Это подделка. Кто-то отредактировал записи. Кто-то стер ее!»

«Анализ видеопотока не выявляет следов монтажа или цифрового вмешательства, Каэл. Метаданные файлов не нарушены. Хэш-суммы совпадают. Это оригинальные записи».

Он схватился за голову.

Вариант А: Он сошел с ума. Самый вероятный и самый страшный. Его мозг, перегруженный работой, создал идеальную, детализированную галлюцинацию. Он жил в выдуманном мире с выдуманной женой. АУРА и камеры лишь фиксировали объективную реальность, в которой он был безнадежно одинок.

Вариант Б: Заговор. Невероятно сложный, всепроникающий заговор. Кто-то похитил Элару и стирает ее не только из сети, но и из физического мира. Они не просто удаляют файлы. Они переписывают саму ткань реальности. Но это было… технологически невозможно. Это была магия.

Нужно было что-то, что нельзя подделать. Что-то вне сети. Вне его квартиры. Внешнее, аналоговое подтверждение.

Сайлас. Бар «Забытый сигнал».

Их место. Их убежище от цифрового мира. Сайлас, который презирал любые импланты и помнил лица всех своих клиентов. Он помнит. Он должен помнить. Это его последний шанс доказать самому себе, что он не сошел с ума.

– Завершение сеанса, – скомандовал он.

Он вырвался из кресла, не переодеваясь, в домашней футболке и штанах. Он выбежал из квартиры, не обращая внимания на удивленный взгляд соседа-робота, поливающего цветы в коридоре.

Он не стал вызывать маглев. Он побежал к старым служебным лифтам, ведущим на нижние, пешеходные уровни.

Он бежал по улицам, залитым неоном и дождем, расталкивая прохожих. Люди смотрели на него как на сумасшедшего. Может, они были правы. Но у него оставалась последняя надежда. Маленький, грязный бар в Старом городе, где пахло настоящим деревом и пролитым пивом. Место, где цифровые призраки не имели власти.

Он ворвался внутрь, заставив зазвенеть колокольчик над дверью. В нос ударил знакомый запах.

За стойкой, протирая стакан точно таким же движением, как и всегда, стоял Сайлас.

Каэл рухнул на стул перед ним, тяжело дыша.

«Сайлас…» – выдохнул он.

Старик поднял на него свои выцветшие, усталые глаза. В них не было ничего. Ни узнавания, ни удивления. Просто вежливое безразличие бармена к новому, слегка спятившему клиенту.

«Плохой день, парень? – проскрипел он. – Что будешь пить, чтобы его исправить?»

Последняя опора Каэла треснула и с оглушительным грохотом рухнула в пропасть.

Глава 4

Мир в баре сузился до лица Сайласа. До его пустых, безразличных глаз, в которых Каэл, как в зеркале, видел отражение своего собственного ужаса. Он был прозрачным. Невидимым. Человеком, которого не было.

– Нет… нет, вы не понимаете, – его голос был тихим, сломленным. Он цеплялся за последнюю, уже утонувшую соломинку. – Я Каэл. Мы приходим сюда каждый четверг. С Эларой. Моя жена. Она высокая, светлые волосы… Вы всегда смеялись, что она заказывает ваш самый глупый коктейль. «Космическая пыль». Розовый, с пищевыми блестками.

Он говорил, и слова казались ему чужими, вырванными из контекста чужой жизни. Он описывал призрака.

Сайлас перестал протирать стакан. Он поставил его на стойку из темного дерева с глухим, окончательным стуком. Выражение его лица изменилось. Безразличие сменилось настороженностью. Той самой, с которой смотрят на уличных сумасшедших, бормочущих что-то о правительственных заговорах и радиоволнах в голове – смесью жалости и опасения.

– Слушай, сынок, – сказал он, понизив голос и слегка наклонившись через стойку. Его дыхание пахло дешевым табаком и кофе. – Я не знаю, в какие игры ты играешь. Может, это какой-то новый вид розыгрыша с верхних уровней. Но я тебя вижу впервые в жизни. Никакой Элары я не знаю. И коктейль с таким идиотским названием я бы в своем заведении держать не стал. У меня репутация.

Он говорил искренне. В его глазах не было лжи. Была лишь твердая, непоколебимая, стопроцентная уверенность в своих словах. И это было страшнее любой лжи. Если бы он лгал, оставалась бы надежда, что его заставили. Но он не лгал. Для него, для его реальности, Элары не существовало.

Каждое его слово было молотом, вбивающим гвозди в крышку гроба мира Каэла.

– Она сидела прямо здесь! – Каэл ударил ладонью по стойке, отчего несколько стаканов подпрыгнули. – У нее родинка над губой! Вы всегда говорили, что это к счастью! Она смеялась над вашими шутками про сенатора Кросса!

Несколько посетителей за соседними столиками обернулись. Двое здоровенных портовых рабочих, пожилая пара, похожая на туристов. В их взглядах читалось то же самое – смесь любопытства и брезгливости. Он был сбоем в их уютном, прокуренном вечере.

– Тихо! – прошипел Сайлас, его лицо напряглось. Он оглянулся на других клиентов, словно извиняясь. – Парень, у тебя явные проблемы. Очень большие. Но решать их нужно не здесь. Иди к мозгоправу. Прочисти свои импланты. Прими таблетку. Что угодно. Но ко мне больше не приходи с этим. Я понятно выражаюсь?

Унижение обожгло Каэла. Он посмотрел на лица вокруг. Никто ему не сочувствовал. Никто не видел его боли. Они видели только сумасшедшего. Ошибку, которую нужно было исправить или проигнорировать.

Он медленно поднялся со стула. Ноги были ватными. Он больше не спорил. Внутри него что-то сломалось. Что-то важное. Вера в собственное здравомыслие.

Может, они правы.

Может, он действительно болен.

Может, Элара – это всего лишь прекрасный, детализированный сон, созданный его одиноким мозгом, чтобы не сойти с ума. А вся его жизнь – это пустая квартира, разговоры с воздухом и работа в цифровом склепе. Может, это и есть его настоящая, убогая реальность.

Он развернулся и пошел к выходу. Он не видел, как Сайлас с облегчением вытер пот со лба. Он не слышал, как за его спиной возобновились тихие разговоры. Он шел, глядя в пол, и в ушах у него стоял тихий, едва различимый шум.

Как помехи на старом радио. Как шипение пустой вселенной.

Статика.

Он вышел на улицу, под холодные струи дождя. Город жил своей жизнью. Летающие такси проносились мимо, голографическая реклама кричала о счастье, которое можно купить. Мир был реальным. Это он был призраком.

Он стоял, подставив лицо дождю, позволяя холодной воде смешиваться со слезами, которые он уже не мог сдержать. Он плакал не по Эларе. Он плакал по себе. По своему разрушенному разуму.

Нужно было просто сдаться. Позвонить в клинику. Признать поражение. Забыть ее. Забыть…

Дззззз…

Его личный коммуникатор на запястье завибрировал. Не мелодия вызова. Не сигнал сообщения. А низкая, нервная, прерывистая вибрация, которой он никогда раньше не чувствовал. Сигнал об ошибке. Или… о чем-то, что система не могла распознать.

Он поднял руку, ожидая увидеть на экране какую-нибудь системную диагностику, вызванную его нестабильным психоэмоциональным состоянием.

Но на экране не было ничего. Он был черным.

А потом, в центре экрана, начали появляться символы. Не текст. Не код. Древние, как мир, знаки, которые, казалось, были выжжены на дисплее изнутри.

Они сложились в одно слово.

ΑΝΑΜΝΗΣΙΣ

Анамнезис. Древнегреческое слово. Из философии Платона. Припоминание. Пробуждение души к знаниям, которыми она обладала до рождения. Слово, которое Элара произнесла сегодня утром. Название ее проекта.

Кровь застыла в жилах Каэла.

Под словом появилась вторая строка. Не буквы. Набор координат. Точка в самом заброшенном и опасном секторе города – в промзоне Гамма-7.

А затем экран снова погас, став просто черным стеклом, отражающим его собственное растерянное, мокрое лицо.

Он стоял посреди улицы, и дождь стекал по его волосам и щекам. Но он его не чувствовал. Холод отступил. На смену ему пришло нечто иное.

Страх никуда не делся, он все так же сжимал его внутренности ледяными тисками. Но теперь к нему примешалась искорка чего-то еще. Дикая, отчаянная, безумная мысль:

«А что, если сумасшедший – не я? А весь остальной мир?»

Он не был один.

Кто-то еще помнил. Кто-то слышал его. И этот кто-то только что бросил ему спасательный круг. Или камень, который утащит его на дно окончательно.

Разницы уже не было.

Каэл опустил руку. Он больше не смотрел на равнодушные лица прохожих. Он посмотрел в сторону промзоны, туда, где на карте его памяти теперь горела новая, неизвестная точка.

Он больше не был жертвой своего безумия. Он стал исследователем.

И он собирался найти источник этого сигнала. Или умереть, пытаясь доказать, что его любовь была реальной.

Он сделал первый шаг. Не в сторону дома. Не в сторону клиники.

А в сторону промзоны Гамма-7. В самую темноту.

Глава 5

Решение, принятое в порыве отчаяния, ощущалось иначе в холодной, стерильной тишине маглева. Каэл сидел, вжавшись в угол вагона, и пытался унять дрожь, которая все еще билась в его теле. Он был в мокрой одежде, без денег, без документов, с одним лишь набором координат в памяти. Любой патруль Корпуса Безопасности арестовал бы его на месте за бродяжничество и неадекватное состояние.

Он смотрел на свое отражение в темном стекле. Человек на грани. Тот самый, от которого он бы сам шарахнулся на улице пару часов назад. Пару часов? Казалось, прошла целая жизнь. Жизнь, которая перевернула его мир.

Он заставил свой разум работать. Думать, как дата-археолог. Систематизировать факты, отбросив эмоции.

Факт №1: Его память об Эларе субъективна. Все объективные данные – от записей АУРЫ до слов Сайласа – утверждают, что ее не было.

Факт №2: происходят необъяснимые физические изменения в его окружении. Исчезла фотография, вещи в шкафу. Это не может быть просто галлюцинацией. Если бы он был просто сумасшедшим, мир бы не менялся вместе с его бредом.

Факт №3: существует неизвестная сила, которую можно условно назвать «Статика». Она способна не только изменять данные в глобальной сети, но и физические объекты. И она делает это бесследно, не оставляя цифровых швов.

Факт №4: существует вторая, противоборствующая сила. Та, что прислала ему сообщение. Она действует тайно, используя шифры, мертвые зоны и ключевые слова. Она знает об Эларе и ее проекте «Анамнезис».

Вывод был один, каким бы безумным он ни казался: он не сумасшедший, которого преследуют призраки. Он оказался на поле боя двух невидимых титанов. И он, по какой-то причине, был важен для обеих сторон. Он был не просто свидетелем. Он был частью уравнения.

Маглев бесшумно несся по эстакаде, и за окном проплывали гигантские голографические рекламы. Счастливые, улыбающиеся лица предлагали кредиты, отпуска на лунных курортах, новые импланты для улучшения памяти. Ирония была почти осязаемой. Каэлу казалось, что он смотрит на них сквозь толщу воды. Этот мир был ему чужим.

И тут он заметил это.

На одной из реклам, где улыбающаяся семья ела радужный синтетический йогурт, на долю секунды изображение исказилось. Лицо мужчины на голограмме стало гладким, безликим, как у манекена из магазина. А потом все вернулось в норму.

Каэл замер. Случайный сбой в проекторе? Помеха в сети? Или…

Он начал вглядываться в толпу на станциях, которые они проезжали. Большинство людей были обычными – уставшие, спешащие, уткнувшиеся в свои коммуникаторы, их лица подсвечены голубоватым светом экранов. Но иногда он замечал их. Людей, которые стояли неестественно прямо, как статуи. Людей, которые смотрели в пустоту невидящим взглядом. Людей, чьи движения были слишком плавными, выверенными, лишенными мелкой человеческой суетливости.

Они были здесь. Среди обычных людей. Прятались на виду.

Или ему это только кажется? Паранойя – коварная вещь. Она заставляет видеть врагов в каждой тени. Он уже не доверял своей памяти. Как он мог доверять своим глазам?

«АУРА, – мысленно позвал он. – Ты еще там?»

«…Я всегда здесь, Каэл», – ее голос был ровным, но в его интонации что-то изменилось. Словно она тоже столкнулась с чем-то, что не могла обработать, и теперь работала в режиме энергосбережения, отбросив все лишние эмуляции.

«Запусти фоновую диагностику моих нейронных имплантов. Глубокое сканирование. Ищи несанкционированные протоколы, скрытые передатчики, бэкдоры, что угодно, чего там не должно быть».

«Запускаю. Расчетное время – три минуты. Причина запроса связана с вашим повышенным уровнем стресса?»

«Скажем так, я хочу убедиться, что моя паранойя – это моя собственная паранойя, а не кем-то установленная программа», – горько усмехнулся он.

Он отвернулся к окну. Сияющие шпили центра остались позади. Пейзаж становился все мрачнее. Маглев въезжал в промзону. Ржавые остовы заводов тянулись к грязному небу, как костлявые руки утопленников. Здесь не было яркой рекламы. Здесь не было людей. Только ветер и память о былом величии. Идеальное место, чтобы спрятать тайну.

«Конечная станция. Сектор Гамма-7. Просьба покинуть вагон».

Бездушный голос вырвал его из раздумий. Двери с шипением открылись. Каэл шагнул из кондиционированной прохлады вагона в стылый, сырой воздух.

Здесь пахло ржавчиной, химикатами и безнадежностью. Слабое свечение от его наручного коммуникатора, на котором он мысленно вывел карту, было единственным источником света, кроме далекой, больной луны, проглядывающей сквозь рваные облака.

Он пошел по растрескавшемуся асфальту. Каждый его шаг отдавался гулким эхом, которое тут же пожирала гнетущая тишина. Это было кладбище. Кладбище машин и амбиций.

«…Диагностика завершена, – раздался в голове голос АУРЫ. – Ваши импланты функционируют в штатном режиме. Не обнаружено никаких несанкционированных протоколов или устройств».

Каэл почувствовал облегчение. Значит, он не ходячий маячок. Его не отслеживают через его собственную голову.

И тут же его охватил еще больший страх. Если они следят за ним не через его импланты, значит, их методы куда более совершенны и всепроникающий. Значит, они могут видеть его глазами города. Глазами камер. Глазами других людей.

Координаты привели его к подножию гигантской ретрансляционной вышки. Ржавая игла, пронзающая небо. Когда-то она была нервным центром всего этого промышленного улья. Теперь – просто памятник самой себе.

У ее основания, среди сорняков и битого бетона, лежал массивный фундаментный блок. Точка на карте указывала точно на него.

Каэл обошел его. Холодный, мокрый камень. Ничего. Он провел по нему рукой, ища кнопку, трещину, что угодно.

Его пальцы наткнулись на царапину. Он поднес коммуникатор ближе.

На бетоне был вырезан символ. Уроборос. Змей, пожирающий свой хвост.

У Каэла перехватило дыхание. Это был ее символ. Символ Элары. Она нарисовала его на салфетке в день их знакомства, объясняя, что информация во вселенной не исчезает, а лишь меняет форму, вечно пожирая саму себя.

Это не могло быть совпадением. Он был на верном пути.

Его взгляд метнулся к голове змея. Там, где должен был быть глаз, виднелось крошечное углубление. Сердце заколотилось. Он надавил.

Раздался тихий щелчок. Часть бетонной поверхности отошла в сторону, открывая маленькую нишу.

Внутри, на куске антистатической ткани, лежал крошечный кристаллический чип. Физический носитель данных. Артефакт из прошлого века, который невозможно отследить или стереть удаленно.

Это было послание. Настоящее, осязаемое. Доказательство того, что он не сумасшедший.

Дрожащей рукой он потянулся, чтобы забрать его.

И в этот самый момент ледяной холод, не имеющий ничего общего с ночной сыростью, пронзил его. Это было не чувство. Это было знание. Инстинктивное, животное осознание того, что он больше не один.

Он замер, не дыша. И прислушался.

Ветер стих. Даже далекий гул города, казалось, умолк. Наступила абсолютная, противоестественная тишина.

А потом он услышал звук.

Тихий, методичный шорох гравия. Слева от него. В тени соседнего разрушенного здания. Кто-то приближался.

Каэл медленно погасил экран коммуникатора. Темнота сгустилась, стала его союзником. Он вжался в бетонный блок, пытаясь слиться с ним.

Из тени выступил силуэт.