Изменение

Темный коридор, где нет ни одной живой души, даже паразитов, заканчивается окованной небесным металлом дверью, за которой находится личная резиденция моего отца. Чтобы войти, мне нужно приложить ладонь к сенсору двери. Если я имею право находиться внутри, то меня пропустит, если нет – отрежет руку. Вот такой режим пропуска у военного вождя. Очень хорошо против заговорщиков работает.

Дверь с лязгом растворяется, пропуская нас с наставником внутрь. Я делаю четыре шага, сопровождаемый потолочной турелью, поворачивая затем направо – в сторону кабинета отца. Он сидит за своим столом, в нетерпении постукивая когтем по прибору внутреннего наблюдения. На мой взгляд, отец скорее озадачен, чем раздражен, поэтому больно прямо сейчас не будет.

– Явились, – рычит военный вождь клана вместо приветствия. – Идите за мной.

Он резко поднимается, отчего стол, составленный из необработанных, на первый взгляд, каменных глыб, слегка покачивается, затем разворачивается в сторону стены. Что-то рыкнув, отец добивается открывания этой самой стены – кажется, что кусок ее просто падает в пол. За ней видна узкая темная лестница, украшенная шипами – путь в тайные темницы. Вот это уж очень любопытно, но не страшно – если бы отец меня в чем-то заподозрил, то просто убил бы, водить меня куда-либо не нужно. Значит, он хочет нам что-то показать.

Если рассуждать логически, остается только предатель. Не тот, которого поймали, а тот, кто на самом деле, ведь наставник считает, что пойман был только исполнитель…

Десятое шр’втакса. Наставник Варамли

Насколько мне известно, я первый химан, побывавший здесь. Личная тюрьма военного вождя клана представляет собой небольшую камеру за тремя дверьми, обеспечивающими звукоизоляцию. На стене из необработанного камня висит распятый кхрааг без одежды. Он находится без сознания, а тело его носит следы пыток.

– Смотри, сын, – произносит Г'рхы, подходя к пленнику, затем когтистой лапой берется за его первичный половой признак, резко что-то срывая, и я замираю от увиденного.

– Он… Самка? – Д’Бол, как всегда, очень быстро соображает.

Я разглядываю специфические анатомические подробности, при этом не понимая, как самка могла так долго скрываться. Возможно, она использовала морфизм тела для того, чтобы походить на воинов. Ведь никто не видел самок, кроме уже получивших свое яйцо. Версия вполне имеет право на жизнь, а это значит, что ученик прав в своих предположениях.

– Да, сын, это самка, – спокойно произносит Г’рхы, двигая какой-то рычаг.

Звук сильного разряда раздирает тишину камеры. Самка взвизгивает, затем протяжно застонав. Она раскрывает свои глаза, в которых негасимым пламенем горит ненависть. Чтобы так ненавидеть, нужно иметь серьезный повод. Зашипев, самка выплевывает очень грубое ругательство, сводящееся к сравнению военного вождя с трусливой ископаемой птицей.

– Ты ждешь удара, мерзкое животное, – страшно усмехается он. – Но взамен ты расскажешь мне все.

– Лучше смерть! – выкрикивает она, сразу же закашлявшись.

– Смерть еще заслужить надо, – оскаливается военный вождь. – Сын, не хочешь попробовать себя?

– Да, отец, – кивает ученик, оглянувшись на меня, а я достаю из кармана двузубую вилку, которую по старой традиции ношу с собой. – Наставник?

– Мягковатое мясо, – замечаю я, с силой втыкая вилку в податливое тело. – Ты помнишь, о чем прочитал?

– Сопротивление… – понимает Д’Бол, поворачиваясь к отцу. – Отец, тебе не будет противно ее несколько раз оплодотворить?

Я подсказываю не только потому, что кхраагов не жалко. Она из тех, кто, скорее всего, убили наших детей, поэтому жалости у меня к ней быть не может. Д’Бол не воспитан в почитании матери, да и не было такой, как она, рядом с ним, а вот сломать ее… В глазах самки ненависть сменяется ужасом, а молча кивнувший военный вождь обнажает свое орудие.

Следующие полчаса заполнены душераздирающим воем, к которому я отношусь спокойно – я здесь и не такое уже слышал. Происходящее Д’Бол понимает, осознавая, надеюсь, то же, что и я: кхрааги со своими самками совместимы плохо, правда, происходящее совсем не похоже на спаривание, скорее на пытки. Возможно, самки относятся к совсем другому виду. А раз вид другой, то возможна своя цивилизация. Что же, посмотрим, к чему это приведет.

– Убийцы, – хрипит совершенно растерявшая свой полный ненависти взгляд самка. – Ки-арханг!

Больше всего это слово по смыслу близко к понятию сверхъестественных существ, желающих зла живым, в которых верили наши далекие предки. Возможно, у самок есть собственная религия. Д’Бол, пропустив мимо ушей выкрик, начинает допрашивать равнодушным голосом. Ему будто и неинтересно, что именно может сказать эта особь, я же разбираю увиденное. Они, конечно, не химан, ближе к зверям в нашем понимании, именно поэтому нельзя судить произошедшее по нам, но вот результат говорит о другом… Самка явно готовится к смерти.

– Почему ты считаешь, что умрешь? – выстреливаю я вопросом, улучшив момент. – Клан милостив, тебя могут оставить в живых.

– Насмехаешься, ледяной кусок грязи? После того, что вы сделали, я доживу только до конца формирования яйца, кусок мяса, – отвечает она мне. – А затем умру в муках.

Вот как, размножение с кхраагом означает для них смерть. Тогда у самок есть мотив… Но тогда среди них должны быть самцы, искусственное размножение невозможно с точки зрения сохранности популяции. Значит, мы о них не знаем ничего. Это осознает и военный вождь, начав расспрашивать со своей более взрослой и опытной стороны.

Конкретная самка запирается, сыплет оскорблениями, время от времени воя от боли, хотя ее никто не пытает. Видимо, это результат оплодотворения. Тут я задумываюсь: если бы с моей мамой так поступили и она умирала на моих глазах, что бы я сделал? Получается, им есть за что мстить. Только дело в выживании моей расы, а ради своих детей я нарежу кусками кого угодно.

Теперь и Д’Бол, и его отец понимают, что именно нужно спрашивать, а я слушаю ответы самки, осознавая: почти ничего сделать нельзя. Самки использовали некий неизвестный мне, зато знакомый Г'рхы прибор, запрограммировавший отдельных представителей кхрааг на определенные действия. Насколько я знаю структуру общества кхрааг, единственная возможность предотвратить самое страшное – срочно собрать совет вождей кланов, но, возможно, уже поздно.

Д'Бол сереет мордой – он понимает, что означают слова самки. В течение многих лет самки и ставшие их помощниками самцы пробирались на руководящие посты в разных кланах. Именно так они похитили детей химан. И мы с учеником поняли все правильно, но вот что конкретно сейчас можно сделать, я не знаю. Моих знаний структуры общества кхраагов не хватает, чтобы измыслить решение.

– Значит, вы хотите уничтожить нас и готовы умереть сами ради этого… – негромко произносит Г'рхы. – И все для этого уже подготовили. Если бы не мой сын, у вас бы получилось.

– У нас уже все получилось, кхрааг, – усмехается самка. – Вы сдохнете! Все! Все! Мама будет отомщена! Сдохните!

– Она утратила разум, – замечаю я, наблюдая характерные симптомы.

– И что теперь? – спрашивает меня ученик.

– Теперь будет совет кланов, – вздыхает Г'рхы. – Они услышат своими ушами речь самки. Возможно, это поможет нам не вцепиться в горло друг другу.

Повернувшись, он отправляется в сторону выхода, за ним идем и мы. Мне нужно связаться с Омнией, но никто мне это сделать не позволит, я это просто знаю. Получается, надо найти какую-то возможность остановить соотечественников прежде, чем они кинутся в самоубийственную авантюру. А почему бы прямо не сказать?

– Г'рхы, позволь сообщить химан, – прошу я его. – Возможно, это позволит им не реагировать слишком яростно.

– Хочешь спасти свой народ, – понимает меня военный вождь. – Что же, я не возражаю.

Теперь все зависит от того, поверят ли мне.

***

Д'Бол отправляется на тренировку, я же пытаюсь понять, почему невозможна связь с Омнией. Такое ощущение, что кто-то заглушил станцию связи звездолета, находящегося на орбите Омнии, – он тоже не отвечает. Это очень плохая новость, просто запредельно.

– Не отвечают? – спокойно интересуется у меня военный вождь клана.

– Даже звездолет молчит, – отвечаю я ему, на что Г’рхы кивает.

– Я так и думал, – произносит он. – Пора объявлять общий совет.

Это единственный выход, и молчание звездолета – лишь формальный повод. Но достаточный для созыва Совета Кланов. При этом я понимаю: если начнут, то здесь нас накроют. Что делать? В идеале бы убраться на боевой корабль, но все корабли сейчас уйдут с вождем, и он это знает.

– Я лечу на К'хритсдрог, – объявляет он. Это как раз понятно, Совет Клана проходит только там. – Ты берешь Д’Бола и отправляешься на патрульный «Тахр’ху», здесь вас могут накрыть. Сидишь там, пока не вернусь.

– Выполню, вождь, – склоняюсь я перед ним в формальном поклоне.

Патрульный звездолет в случае чего хотя бы сумеет убежать. Правда, если Д’Бола вынудят участвовать в ритуале, звездолет станет ловушкой. Впрочем, что угодно станет ловушкой, но, пока нет предпосылки к ритуалу, «Тахр’ху» действительно лучше, чем резиденция. Скафандров здесь не имеется, пустят газ – и все закончится очень нехорошо. Значит, нужно дождаться ученика.

Я верчу в руках пластинку Особых Полномочий. Это документ, выполненный из черного кварца, что крайне редок. В нем находится маленький прибор, говорящий любому воину, что я приравнен в правах к заместителю военного вождя. Я его Голос, и не выполнить мое распоряжение очень чревато. Ощущение у меня странное – Г’рхы будто чувствует что-то нехорошее. Впрочем, он военный вождь, так что вполне может и чувствовать.

Д'Бола во сне назвали «творцом». Это слово не принадлежит расе кхрааг, они не знают творения, а вот иллианы – вполне. Сама их суть – творение, так что вполне возможно, что во сне мой ученик смог единожды перешагнуть грань миров. Древние легенды химан говорят о тех, кто на подобное способен. Что же, будем надеяться, что именно эта способность поможет Д’Болу спастись.

Может ли весь заговор быть направленным на него из-за этой способности? Стремились бы убить именно его… Но уничтожить хотят всю расу. Я не сказал бы, что не имеют права, особенно выяснив, отчего конкретно умирают самки. Яйцо, из которого вылупляется кхрааг, – это паразит. Паразит в теле самки, выпивающий все соки из нее и приводящий к смерти, как только яйцо с окаменевшей скорлупой выходит наружу. Но вот тот факт, что самки относятся к другому виду…

– Наставник! – слышу я, поворачиваясь к спешащему ученику. – Моя тренировка прервана, мне приказано явиться к тебе.

– Вовремя, – киваю я. – Собери свое оружие и необходимые вещи, мы улетаем.

– Да, наставник, – склоняет он голову, сразу исчезая в переплетении коридоров.

– И мне пора, – вздыхаю я, отправляясь, впрочем, к наблюдающим.

Мне нужно все организовать, лишь затем взять давно собранный мешок, чтобы отправиться с учеником на патрульный звездолет. На всякий случай я беру с собой и дублирующий активатор планетарного заряда. У каждого из нас, находящихся на планетах кхраагов, есть такой. Я привешиваю активатор на шею, прижав к правой стороне груди, где находится сердце. В случае, если активатор не будет получать сигналов сердцебиения, он даст сигнал, и через два часа планета станет историей. Все-таки детонация ядра – штука непредставимая.

Войдя в уже знакомый зал, предъявляю пластину в высоко поднятой руке, отчего старший смены сразу же поднимается из кресла. Он не удивляется, хорошо зная, что означает такая пластинка в руках наставника. Просто молча смотрит на меня, а я прикидываю наиболее безопасный маршрут.

– Нужен катер на патрульный с учетом того, что возможно нападение, – объясняю я причину визита. – Катер для Д’Бола в моем сопровождении. После отлета – режим «Кра’ху».

– Скоростной будет через пять ики. Ждать на нижнем причале, – отвечает мне старший смены.

Он пользуется традиционными единицами измерения времени, что не сильно уже принято. Пять ики это около семнадцати минут, вполне все успею. Развернувшись, выхожу. Так тут принято – ни приветствия, ни прощания. Суть моих распоряжений в том, что после нашего отлета резиденция перейдет в режим круговой обороны, прикрывая тот факт, что сына вождя в ней уже нет. В случае, если враг неподалеку, у нас будет время, чтобы добраться до звездолета, а на него нападать не будет совсем никто.

С этой мыслью я отправляюсь в свои покои, чтобы забрать мешок, затем зайти за учеником и двинуться на нижний причал. Тот самый, с которого мы совсем недавно стартовали. Так старт никто ненужный не увидит, и мы успеем набрать скорость. Очень похоже, что самки от кхраагов могут нести яйца, рождающие только самцов, причем это не основная схема деторождения. Видимо, внутри своей цивилизации они живородящие, но кхрааги просто приспособили их для своих нужд. Будь я на месте этого вида, тоже изо всех сил искал бы возможность уничтожить насильников и убийц. Так что мотив понятен… Ну и провокация ритуала тоже понятна – что им другие расы?

Прихватив в руку тяжелый мешок, я окидываю взглядом долгое время бывшую домом комнату – темно-зеленые стены, кровать, стол, стул, санитарные удобства. Покои наставника обязательно находятся в защищенном помещении и окон не имеют. Впрочем, сейчас это особенно хорошо. Как и тот факт, что Г'рхы Д’Бола с собой не взял, хотя обычно на совет забирают всю семью с приближенными. Наверняка отговорится каким-то суровым наказанием, так что вопросов не возникнет.

– Готов, наставник, – констатирует Д’Бол, держа в руке такой же мешок.

– Идем на нижний, – сообщаю я ему, направляясь в нужную сторону. – Мы отправляемся на патрульный «Тахр’ху» по слову твоего отца.

– Подчиняюсь, – ритуально отвечает мне ученик.

Вот чувствую я, что срок моей жизни подходит к концу. Жаль, не увижу детей перед смертью, особенно Лиару. Ну да пусть будет счастлива… Их мать погибла, когда детям было по пять лет, и причину ее гибели я не знаю до сих пор. Надеюсь, звезды уберегут их от «дождливой судьбы». Это традиционное пожелание нашего народа.

Пора выбираться из размышлений, так как мы уже стоим напротив скоростного катера с отметками лекарей. Напасть на такое судно – подписать себе приговор. Лекари находятся вне войн и кланов, они нужны всем, ибо мало их очень. Кстати, у нас врачей тоже мало, а вот почему – не знаю, просто не интересовался. Тихий писк часов говорит о смене дня, но сейчас меня это не тревожит, нам бы долететь без приключений.

Крышка защитного кожуха поднимается. Пора.

Одиннадцатое шр’втакса. Д'Бол

Наставник плохого не скажет, я знаю это, поэтому слушаюсь его, не задумываясь даже, почему он так поступает. Катер легко ныряет в чрево звездолета, укладываясь на палубу. Встречающие нас офицеры не удивляются ничему, молча приказывая следовать за ними. Их совсем не удивляют эмблемы лекарей, нас просто провожают в каюту, в которой обнаруживаются две койки – для наставника и для меня. Мы оба уже очень усталые, поэтому меня едва хватает на то, чтобы совершить традиционное омовение и упасть в кровать. Даже переговорить с наставником нет никаких сил, я просто будто выключаюсь.

День действительно получился очень долгим, отнял слишком много сил и, хотя доказал мою правоту, но принес тревогу. Не успев даже подумать об этом, я проваливаюсь в сон. Перед моими глазами будто из ниоткуда возникают звезды, виднеются галактики, туманности. Мне кажется, я лечу, пронизывая собой пространство, стремясь… А куда я стремлюсь?

Очень скоро я получаю ответ на этот вопрос. Передо мной, словно элемент туманности, сквозь которую я пролетаю, появляется сначала полупрозрачный, а затем все больше обретающий реальность класс. Тот самый, похожий на учебный, где находятся вперемешку иллиан и химан. Я вдруг оказываюсь внутри, растерянно оглядываясь.

– Привет! – радостно оскаливается кто-то из химан. – Хорошо, что ты пришел!

Это удивляет меня – мне впервые рады, и это не Варамли, а совершенно посторонний химан. Это очень необычно, но я церемонно склоняю голову в ответ, выказывая уважение. От меня не убудет, а ему приятно, так наставник говорит. Кажется, меня понимают, но не подходят, только оскалов становится больше. Я помню, Варамли говорил, что химан так радуются, а вот осознавать, что рады именно мне, не очень обычно.

– Юный творец снова пробился к нам дорогой снов, – высокая самка химан, уже знакомая мне, приветливо улыбается, но не скалится. – Меня зовут Ирина.

– И’ри’на, – пытаюсь повторить я, что у меня не очень хорошо получается – не прошипеть мне это имя. – Я Д’Бол, – решаюсь представиться в ответ.

– Здравствуй, Д’Бол, – сразу же реагирует она и… опять гладит меня, что на самом деле очень приятно. – Здесь тебе не причинят вреда.

– Некому здесь причинять мне вред, – вздыхаю я, потому что по понятиям моего народа…

На душе, откуда рвется на свободу тот самый маленький кхрааг, очень желающий почувствовать такое необыкновенное тепло, отчего-то грустно. Мне кажется, я обманываю их, а настоящий кхрааг никогда не опустится до лжи, если в этом нет тактической необходимости. Поэтому я начинаю рассказывать. Сначала о том, кто я. Об отце – суровом военном вожде, о наставнике, который дарит мне тепло и понимание, о том, как мы живем.

– Самки относятся к другому виду, так наставник сказал, – продолжаю я свой рассказ. – Они после оплодотворения умирают. Мы посчитали, что они решили отомстить, и… Так и оказалось.

– Это можно понять, – грустно кивает самка И’ри’на. – И вполне даже логично, да, Кхраха?

– Очень даже, – поднимает щупальца большая иллиан. – Но юному творцу знакомы такие, как я, заметила?

– Вы иллиан, – тяжело вздыхаю я, переходя к самой неприятной части.

Сейчас я рассказываю о том, что представителей ее народа… едят. А потом о походе в парк зверей и что именно я понял, побывав там. А затем, закрыв глаза, чтобы не видеть их ненависти, говорю о том, что, возможно, уготовано и мне.

– Твой наставник очень рискует, юный творец, – слышу я голос И’ри’ны. – Но он же придумал, как тебе избежать подобной участи.

– Если так случится, я улечу на церемониальном корабле, – объясняю я наш с Варамли план, – только там будут самки вашего народа, но я не хочу их есть! А они бояться будут…

Тут я открываю глаза, потому что чувствую прикосновения. Химан и иллиан обступают меня со всех сторон, чтобы прикоснуться, но не желая ударить или сделать больно, а напротив. Они ведут себя как Варамли – он называет это «поддерживать». Только сейчас я понимаю, что на самом деле наставник имеет в виду, потому что в душе становится теплее.

– Юный творец находится в иной вселенной, – произносит большой иллиан, он намного крупнее своих сородичей. – Позволь мне рассказать тебе, как можно спастись.

Я наклоняю голову в традиционном жесте, а он начинает мне рассказывать. О том, что в Пространстве разбросаны вестниками гибели черные дыры, я в курсе, мне наставник-инструктор рассказал, но вот то, что говорит этот иллиан, кажется чем-то совершенно невозможным. Я столько о пространстве и не знаю. Внезапно в центре учебного класса появляется большой шар, в котором я вижу все то, что он рассказывает.

– Белая дыра выглядит так, – демонстрирует мне иллиан. – Если встретишь ее, нужно постараться войти по центру и идти с постоянным ускорением, уворачиваясь от всего черного или цветного.

– И тогда я не погибну? – спрашиваю его.

– Тогда у тебя будет шанс перейти границу миров, – показывает щупальцами он какой-то странный жест, продолжая свои объяснения.

Тут я понимаю: это местный наставник. Он ведет себя как Варамли, очень тщательно, повторяя по нескольку раз, объясняет и совсем не причиняет боли, чтобы я лучше запомнил. А раз он, как Варамли, то вреда мне совершенно не хочет, несмотря даже на то, что я кхрааг. Именно это мне непонятно, ведь я же его естественный враг.

– Скажи, почему ты так со мной? Я же… – пытаюсь понять, что происходит.

– Ты ребенок, юный творец, – отвечает мне вместо него И’ри’на. – А дети превыше всего.

И я вижу: для нее естественны эти слова, как для меня тренировки, как ласка Варамли, она говорит что чувствует, заставляя меня задуматься. Я бы очень хотел оказаться в таком месте, даже если меня запрут в парк зверей… Если будут хоть иногда гладить, я на многое соглашусь, потому что тому мне, который настоящий, это очень нужно. Поэтому я, не справившись с эмоциями, приникаю губами к ее рукам в жесте доверия.

И она как-то сразу понимает, принимаясь меня гладить. Я чувствую себя сейчас совсем маленьким, но отчего-то не пугаюсь этого совсем, как будто я в руках Варамли, защищающего меня даже от отца. А И’ри’на гладит меня и негромко рассказывает, как не напугать самок, как сделать так, чтобы они хотя бы попытались меня принять. Что означает это «принять», я не понимаю, но, видимо, время сна подходит к концу, а я так не хочу отсюда уходить! Маленький я все на свете готов отдать, лишь бы остаться. Но его никто не спрашивает.

***

Проснувшись, я некоторое время пытаюсь собраться с мыслями, возвращая контроль над собой. Нельзя показать все те эмоции, которые обуревают меня после этого сна. Отзвук голоса самки химан еще звучит в голове, повторяя одну и ту же фразу. Но я медленно беру себя в руки. Надо вставать, расписание никто не отменял.

– Проснулся уже? – слышу я голос наставника. – Можешь вставать не спеша, до времени еще час.

Еще целый час я мог бы быть там, во сне, и от этой мысли хочется заплакать, как в детстве, когда меня качал на руках Варамли, пряча мои слезы ото всех. Он был тогда мне и мамой, и папой. Но теперь, теперь многое зависит от меня, и я… если придется, я все сделаю правильно. Наверное, от этих мыслей я решаюсь задать наставнику личный вопрос, хоть это и не принято.

– Скажи, Варамли, – я запинаюсь на мгновение, но решаюсь все-таки спросить, – а у тебя есть дети?

– Есть, – его лицо появляется прямо надо мной, оно серьезно и слегка печально, насколько я могу судить. – Четверо у меня вас, – улыбается он мне. – Доченька Лиара и сыночки – Брим, Туар и Д’Бол.

Ласка в его голосе ровно такая же, как у самки химан в моем сне. Но замираю я не от нее – он меня сыном называет. Самое близкое для меня существо, хоть и другой расы, называет меня своим. Теперь я понимаю, почему наставник ко мне так относится. Химан очень дорожат своим потомством в отличие от кхрааг.

Наставник рассказывает мне о своих детях, и я будто вижу каждого из них, а от гордости, что звучит в его голосе, когда он говорит обо мне, хочется заплакать, как в детстве. Почему химан назвала меня ребенком, я подумаю потом, а сейчас мне необходимо подниматься. Принявший меня своим Варамли будто показывает: ему все равно, какой я расы.

– Благодарю тебя… отец, – негромко произношу я, вдруг ощутив его руку на своей голове – он меня гладит.

– Встаем, сынок, – очень тихо произносит Варамли. – За дверью мы снова наставник и ученик.

Он защищает меня, даже от невнимательности, от любой опасности, как всегда делал. И в этом разница между наставниками. Варамли ко мне относится лучше и ближе, чем отец. В процессе одевания я рассказываю ему мой сон, на что наставник кивает, подтверждая правильность сказанного мне. Ну а затем рассказывает, что мне сегодня предстоит: тренировка силовая, тренировка управления кораблем, а затем мы позанимаемся наедине. То есть будем разговаривать.

Мне это расписание вполне подходит, тем более что никто меня и не спрашивает. Одевшись в «рабочий» наряд и приняв форму тела «вне дома», я выхожу в распахнувшуюся дверь. За мной следует и наставник, тихо подсказывая, куда именно идти, хотя все логично – сначала столовая, затем занятие с наставником, а потом тренировочный зал, существующий на любом звездолете кхрааг.

Звездолет внутри отличается от резиденции немногим. Несмотря на то, что стены, как я знаю, железные, они выглядят в точности как каменные коридоры дома, только освещены не факелами, а вытянутыми желтыми светильниками. Мы идем вдоль желтой линии, обозначенной на полу, потому что так обозначается путь в столовую на любом корабле. Слева и справа открываются другие проходы, временами закрытые стальными, матово блестящими в свете ламп дверями. Допуск у меня, насколько я помню то, что говорил наставник-инструктор, ограниченный, то есть в рубку, например, нельзя. А вот наставнику можно всюду, кроме реактора и машинного зала.

Столовая очень похожа на ту, к которой я привык с детства, – полутемный круглый зал, выглядящий так, как будто его выдолбили древним способом в толще горной породы, столы обычной формы, тоже замаскированные под каменные, глыбы стульев. Ничего необычного, потому я уже знаю, куда идти, учитывая мой статус. Наставник приносит две большие коробки космической еды, а я его уже жду за столом. В столовой разговаривать имеет право только вождь, поэтому царит полное молчание. Сейчас тут нет никого, кроме нас, что меня радует, потому что воины могут проверять юного сына вождя – сильно ударить, оскорбить жестом или еще как, и тогда вместо тренировок я в госпитале окажусь, как уже бывало множество раз, пока наставник не показал мне, как с подобным бороться. Но дома меня уже все знают, а здесь-то нет.