Диктуя правила.

– Душ там, – кивнул на дверь. – Иди! – он наблюдал, как на ватных ногах Марьяна скрывается за дверью.

В ванной комнате она обнаружила пространство, отделанное мрамором, золотая фурнитура, огромная ванна на львиных лапах и отдельная душевая кабина с множеством форсунок. На крючке висел шёлковый белый халат, мягкий на вид и явно дорогой.

Расстегнув платье, она не ожидала, что дверь вдруг откроется, и на пороге будет стоять Кир в расстёгнутой рубашке. Его глаза, обычно холодные и непроницаемые, сейчас горели внутренним огнём, который пугал и одновременно завораживал.

Он сделал два больших шага, приближаясь к ней как ураган – стихийный, неудержимый, сметающий всё на своём пути. В одно мгновение маска холодного, расчётливого бизнесмена слетела, обнажая совсем другого человека – страстного, необузданного, живущего на грани.

Его руки, неожиданно горячие и нетерпеливые, обхватили её лицо, а губы накрыли её рот в поцелуе, от которого перехватило дыхание. Он целовал её так, словно хотел выпить до дна, познать всю её сущность одним этим прикосновением.

Платье соскользнуло к ногам, как опавший лепесток, а его руки уже исследовали каждый изгиб её тела с жадностью первооткрывателя. Его губы скользили по шее, плечам, ключицам, оставляя за собой дорожку огня, который растекался по венам, заставляя сердце биться быстрее.

– Ты прекрасна, – прошептал он, и в его голосе не было привычного холода – только жар и восхищение.

Прижав её к стене, он продолжал свою сладкую пытку, доводя до исступления каждым прикосновением. Его руки, сильные и уверенные, знали, где и как касаться, чтобы вызвать наибольшее наслаждение. Каждый вздох, каждый стон Марьяны, казалось, только разжигал его страсть.

Он не стал медлить, освобождаясь от одежды, подхватил её под попу, прислоняя к холодной стене, он вошёл на всю длину, тараня плоть, большим, длинным членом, выбивая из неё крик удовольствия. Она выгнулась ему на встречу, обнимая за широкие, мощные, плечи, теряясь в ощущениях. Кир, набрав бешеную скорость, входил до упора, яростно вколачиваясь в нежное лоно, целуя тонкую шею, пьянея от аромата и желания.

Марьяна застонала в голос, теряясь в ощущениях, которые накрывали её волнами, каждая сильнее предыдущей.

– Да, сладкая, – прошептал Кир, его дыхание обжигало кожу. – Нам будет хорошо.

Он двигался с неистовой страстью, словно пытался доказать что-то – себе или ей, не важно. Каждое движение было наполнено силой и грацией, как у хищника в момент охоты. Его руки поддерживали её, натягивая на толстый член, трахая без остановки.

Марьяна никогда не думала, что может испытывать такие чувства – особенно с человеком, которого боялась и которому была вынуждена подчиняться. Но её тело предало разум, отзываясь на каждые его прикосновения, поцелуи, толчки.

Их накрыла волна экстаза одновременно – мощная, всепоглощающая, сметающая все барьеры и сомнения. Они оба простонали, улетая в облака, рассыпаясь на мелкие осколки. Кир прижался к ней всем своим мощным телом, целуя так, как никто её не целовал – глубоко, страстно, с неожиданной нежностью, кружа голову и сознание.

– Умница, – прошептал он, заглядывая в глаза, осторожно опуская её на ноги.

В этот момент Марьяна увидела в его взгляде что-то новое – не холод и расчёт, а тлеющие угли настоящей страсти, которую он так тщательно скрывал от всего мира. Под маской безжалостного бизнесмена скрывался вулкан эмоций, который он постоянно сдерживал, боясь, возможно, показать свою уязвимость.

Кир был как раскалённая лава под коркой застывшего камня – внешне холодный и неприступный, но внутри – пылающий, готовый в любой момент прорваться наружу и сжечь всё на своём пути. И сейчас, в этот короткий миг близости, она увидела его настоящего – страстного, пылкого, живого.

Это открытие пугало и одновременно давало надежду. Возможно, за два года она сможет найти подход к этому сложному человеку.

Или это просто самообман, последняя соломинка, за которую хватается утопающий? Марьяна не знала ответа. Она знала только, что точка невозврата пройдена, и теперь ей предстоит научиться жить в этой новой реальности.

– Пойдём в душ, – устало сказал Кир, настраивая воду, тыкая по дисплею.

Марьяна робко сделала шаг, как будто переступая невидимую черту. Его сильные руки, обхватили её за талию с неожиданной бережностью, и они оба оказались в облаке пара и горячей воды, словно в коконе, отделяющем их от остального мира.

Капли воды, подобно хрустальным бусинам, скатывались по их телам, соединяя их в этой интимной влажной симфонии. Кир взял губку, налил на неё мужской гель для душа с нотами кедра и бергамота, и начал вспенивать, наблюдая с высоты своего роста за Марьяной, которая застыла в нерешительности, как оленёнок на опушке леса.

Она не знала, как себя вести и что делать. У неё ещё не было такого опыта обольщения – её прошлые отношения были простыми, понятными, без этих сложностей и барьеров. Поэтому она просто стояла к нему спиной и ждала, сама не зная, чего, чувствуя, как сердце отбивает неровный ритм.

Кир это понял, и лёгкая усмешка тронула его губы, он провёл губкой по её шее и спине, создавая узоры из пены на бархатистой коже, пуская мурашки по телу, словно электрические импульсы.

– Чувствительная, отзывчивая, сладкая, – прошептал он, целуя её за ушком, где пульс бился особенно сильно. – Расслабься, Марьяш, я тебя сегодня точно не съем, – подколол он, и в его голосе промелькнула теплота, которой не было раньше.

– А вдруг? – попыталась пошутить Марьяна, удивляясь собственной смелости.

– Мне нравится твоё чувство юмора, – ответил он, разворачивая её к себе лицом. – Обещаю, точно не сегодня.

И тут он улыбнулся, наверное, впервые за все время их знакомства. От его ямочек на щеках и мягкого выражения глаз, Марьяна чуть не ошалела. В этот момент он был просто красивым мужчиной – беспечным, как мальчишка, с искорками в глазах и каплями воды на ресницах.

– Ладно, – протянула она, – моя очередь.

Смелея, она выхватила у него губку и впервые так интимно коснулась незнакомого ей мужчины. Провела по широкой груди, где золотились светлые волоски, спустилась к пупку и замерла, краснея, как маков цвет.

Кир расхохотался – звонко и заразительно.

– Марьяш, тебе точно двадцать семь лет? – приподнял в изумлении бровь.

– Не вижу ничего смешного, – нахмурилась она, поняв, к чему он клонит, и попыталась вернуть ему губку.

– Не обижайся, просто я давно таких не встречал, – он притянул её к себе за талию, как будто боялся, что она ускользнёт. – А может быть, никогда – тихо добавил.

Прошептав эти слова, он овладел её губами, поглощая в страстном поцелуе, лаская упругую грудь, бедра – словно скульптор, изучающий своё творение кончиками пальцев.

– Сладкая, – прошептал он, выключив кран, потянулся за полотенцами. Одно он протянул Марьяне, а другим обернул свою талию, как тогой римского патриция. – Можешь взять халат, – кивнул он на белоснежный шёлк, висящий на крючке.

– Воздержусь, – пробубнила Марьяна, подумав: "Мало ли кто его до меня надевал".

– Брезгливая? – хмыкнул он, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на веселье.

– Нет, я за личную гигиену, – парировала она, обернувшись полотенцем, подойдя к зеркалу, чтобы попытаться расчесать волосы пальцами, как русалка, вышедшая из моря.

– Это хорошо, – он открыл ящик и достал расчёску с этикеткой, как фокусник, извлекающий кролика из шляпы. – Думаю, тебе это поможет. Халат, кстати, тоже новый, так что…

Усмехнувшись, он вышел из ванны, оставляя её одну – с расчёской в руке и водоворотом мыслей в голове.

Марьяна посмотрела на себя в зеркало, не узнавая собственное отражение. Щеки горели румянцем, глаза блестели, как изумруды, волосы влажными волнами спадали на плечи. Она выглядела… живой. Более живой, чем когдалибо.

"Не обольщайся, Тимофеева, тебя загнали в угол!" – дала себе мысленно подзатыльник, сняв этикетку, расчесав длинные волосы.

Халат действительно оказался новым – мягкий шёлк приятно холодил разгорячённую кожу. Он был явно дорогим, как и все в этой квартире, и сидел идеально, словно сшитый на заказ.

Глубоко вздохнув, Марьяна открыла дверь и вышла в спальню, где её ждал Кир.

Он лежал на кровати, просматривая что-то в телефоне, все ещё в одном полотенце, обёрнутом вокруг бёдер. В этом полумраке, освещённый только светом ночника, он выглядел как античная статуя – идеальные пропорции, чёткие линии мышц, благородный профиль.

–Тебе идёт, – кивнул он на халат. – Белый – твой цвет.

– Спасибо, – ответила она, не зная, куда деть руки и взгляд.

– Иди сюда, – он похлопал по кровати рядом с собой. – Не бойся, я не кусаюсь. По крайней мере, не сильно.

В его глазах плясали чёртики, и Марьяна не могла не улыбнуться в ответ. Этот Кир – шутящий, улыбающийся, почти нежный – был таким непохожим на того холодного, расчётливого, с которым она заключила сделку.

– Сними его, – сказал он, не отрывая от неё взгляда. В его голосе звучала не просьба, а приказ – тихий, но не допускающий возражений.

Марьяна чуть помедлила, ощущая, как сердце бьётся где-то в горле. Медленно, словно в трансе, она развязала пояс халата, позволяя шёлковой ткани соскользнуть с плеч и упасть к ногам мягким белым облаком.

Она стояла перед ним обнажённая – уязвимая и прекрасная в своей незащищённости. Её стройное тело, длинные ровные ноги, тонкая талия, красивая упругая грудь, были великолепны. Она могла бы быть моделью, но, к сожалению, сама девушка так не считала, в отличие от мужчины, который сейчас смотрел на неё глазами хищника, выследившего добычу.

Кир поманил её к себе рукой – жестом, не предполагающим отказа. В его взгляде читалось нетерпение, желание, граничащее с одержимостью. Когда она сделала шаг к нему, он резким движением потянул Марьяну на кровать, накрывая своим горячим телом, как волна накрывает песчаный берег – неотвратимо и всепоглощающе.

Его желание нарастало с каждым прикосновением. Он целовал её грудь, всасывая розовый сосок, превращая в острую пику, лаская ладонями, в страстном порыве, не оставляющем места для сомнений или отказа. Его руки были повсюду – требовательные, жадные, изучающие каждый изгиб её тела с собственнической настойчивостью.

Для Марьяны всё казалось каким-то наваждением – сюрреалистичным сном, из которого невозможно проснуться. Она горела в его руках, отзываясь на всё, что он ей предлагал, не в силах сопротивляться этому урагану страсти.

Её тело, выгибалось, бесстыдно, навстречу жадным губам, которые неумолимо обжигали, заставляя стонать и сходить с ума.

Повернув её на бок, он вошёл без предупреждения в разгорячённую плоть, лаская клитор, целуя плечи, шею, без устали тараня длинным членом, шлёпая звучно бёдрами. Закинув её ногу, он ускорил напор, врываясь с бешеной скоростью, заполняя до предела лоно, пощипывая соски с каким-то азартом, слушая её громкие стоны. Подхватив её под попу, резко усадил сверху, к себе спиной, проникая глубоко, приподнимая бедра насаживал на толстый член, управляя её телом, плавящемся, как воск в руках опытного мастера. Доведя до пика, потянул за волосы укладывая на себя, врезаясь яростно длинным членом.

– Да! Да! – прокричал Кир, бурно кончая – резко толкаясь, замедляясь, тяжело дыша в такт с Марьяной –Жива сладкая? – усмехнулся, перевернув их на влажные простыни.

Кир был неутомим – его страсть казалась бездонной, как океан в шторм. Он брал её снова и снова, каждый раз по-новому, открывая ей глубины наслаждения, о существовании которых она даже не подозревала. Его руки и губы находили самые чувствительные точки на её теле, заставляя её стонать и выгибаться от удовольствия.

– Да сладкая, покричи для меня! – сказал он, трахая её сзади, и в этих словах звучало не только желание, но и что-то более тёмное, глубокое – жажда обладания, контроля, власти.

И Марьяна, к своему удивлению и стыду, отвечала на эту жажду с равной силой. Она отдавалась ему полностью, без остатка, забывая о гордости и страхе. В эти моменты существовали только их переплетённые тела, их дыхание и безумие, в которое он их окунул.

Ночь растворялась в этом водовороте чувств, танце желания и подчинения. Время потеряло свой смысл, превратившись в бесконечную череду взлётов и падений, в симфонию стонов и шёпота.

Когда первые лучи рассвета начали пробиваться сквозь шторы, Марьяна лежала, обессиленная и опустошённая, в объятиях Кира. Её губы горели от поцелуев, а тело покалывало от пережитого наслаждения. Она прикрыла глаза в истоме, погружаясь в сон в крепких объятьях своего господина.

Кир смотрел на спящую в его руках женщину с выражением, которое трудно было расшифровать. Он провёл пальцем по её щеке, очерчивая контур губ, и позволил себе редкую роскошь – улыбку, не предназначенную для чужих глаз, в которой не было ни холода, ни расчёта – только тёмное, глубокое удовлетворение хищника, нашедшего идеальную жертву.

Глава 9. Подруги.

Марьяна проснулась к обеду, медленно выплывая из глубин сна, в постели она оказалась одна – смятые простыни хранили лишь воспоминания о прошедшей ночи. Шторы были плотно прикрыты, и она не сразу поняла, который сейчас час. Тело ныло, напоминая о вчерашнем безумии.

Медленно поднявшись, словно каждое движение причиняло боль, она накинула халат, который валялся на полу, и пошла в уборную. Бросив мельком взгляд на себя в зеркало, она пришла в ужас, губы припухли, а на шее и ключицах красовались отметины страсти – багровые следы, кричащие о том, что произошло ночью.

– Кошмар, – прошептала она, рассматривая себя с растущим негодованием. – И что мне с этим делать?

Не успела она закончить предложение, как дверь открылась без стука и предупреждения – как будто в этом пространстве не существовало понятия личных границ. Кир вошёл в серой футболке, промокшей от пота, в спортивных штанах, с влажными волосами – свежий, энергичный, бодрый. Он оглядел озадаченную Марьяну с холодным безразличием коллекционера, оценивающего экспонат, который уже не представляет интереса.

Одним движением он стянул футболку, обнажая торс, словно демонстрируя превосходство своего тела – сильного, тренированного, готового к новым свершениям.

– У тебя есть двадцать минут, Марьяна, – сказал он жёстким тоном, не допускающим возражений. – Тебя отвезут.

Он вошёл в душевую, игнорируя её присутствие, намыливая мощное тело, выстраивая между ними ледяную, высокую стену, которую она почувствовала на ментальном уровне.

Марьяна стояла, оглушённая этим внезапным отчуждением. Ещё вчера он шептал ей слова страсти, касался с жадностью, смотрел с желанием. А сегодня… пустота и равнодушие.

Шок сменился горечью, горечь – яростью, ярость – холодной решимостью. Она не позволит себе сломаться. Не здесь. Не сейчас. Не перед ним.

Быстро умывшись, она вылетела из ванной, как из камеры пыток. Увидев свою сумку, она почувствовала облегчение, быстро вытащила вещи, оделась, завязала хвост, стараясь не медлить ни секунды.

Кир вышел из ванной, мельком глянув на неё, как на мебель, которую заметил только потому, что она стоит на пути.

– Можешь идти, – сказал он надменным тоном, словно делая одолжение. – Тебя уже ждут.

Ни "до свидания", ни "увидимся позже", ни единого намёка на то, что между ними что-то было. Только холодное, безразличное разрешение убраться с глаз долой.

Марьяна вылетела из апартаментов, как раненый зверь, спасающийся от охотника. Большего унижения в своей жизни она ещё не испытывала. Каждый шаг отдавался болью – не физической, а душевной, гораздо более глубокой и разрушительной.

Еле держа себя в руках, чтобы не расплакаться прямо здесь, в этом холодном, безразличном холле, она выбежала на улицу, ища глазами спасительный выход, не заметив стоящий у подъезда автомобиль. Мир вокруг расплывался, как акварельная картина под дождём, размытая слезами, которые она отказывалась проливать.

Услышав за спиной пронзительный свист, она обернулась, увидев Берёзу – ещё одного свидетеля её падения.

– Ты куда это рванула? – крикнул он с фамильярностью, от которой хотелось съёжиться. – Иди, малохольная, домой отвезу.

Марьяна поплелась к машине, совершенно не радуясь этой встрече, но делать было нечего. Она была марионеткой в чужих руках, которые дёргали её за верёвочки по своему усмотрению.

Сев на заднее сиденье, не зная, куда деть взгляд, сгорая от стыда, она смотрела в окно, изо всех сил, стараясь не расплакаться. Глядя как машина свернула на улицу Валовая, она опомнилась:

– Мне в Люблино, – начала она, голос звучал чуждо, как будто принадлежал кому-то другому.

– Да знаю я, Судакова 7, квартира 53, – отозвался Берёза, и эти слова упали как камни. Они знали о ней всё. Каждую деталь. Не было ни одного уголка её жизни, куда они не могли бы проникнуть. – Ты это… может, воды? А то бледная какая-то, – спросил он добродушно, как будто действительно заботился о её состоянии.

– Нет, спасибо, – буркнула Марьяна, отворачиваясь к окну, чтобы скрыть выражение лица.

– Влетела ты, девка, не по-детски, – серьёзным тоном сказал Берёза, как будто делясь мудростью жизни. – Но ты главное не борогозь, он этого не любит.

– Учту, – ответила Марьяна, уставившись в окно, где проносились дома, деревья, люди со своими проблемами и делами.

⎯ Не обижайся, я тебе добра желаю, – продолжал Берёза, не замечая или игнорируя её отчуждённость. – Он мужик, конечно, суровый, но ты привыкнешь.

⎯ С чего вдруг? – съязвила Марьяна.

⎯ Не ершись – с улыбкой ответил Берёза – со мной лучше дружить, ты сама в скором времени это поймёшь!

⎯ Извините, – механически ответила Марьяна, слушая его слова, но не слыша их. В голове крутилась одна мысль: " Как мне выкрутиться из этой истории, я не смогу быть вещью!"

Машина затормозила у её дома – обычной многоэтажки в спальном районе, которая теперь казалась убежищем, крепостью, последним оплотом её достоинства. Она выпорхнула из автомобиля, как птица, неожиданно попавшая на свободу, вбежала по ступенькам, открыв дверь квартиры, вошла и сразу же прислонилась к стене, медленно сползая на пол. Только здесь, в тишине своего дома, она позволила себе то, что сдерживала всё утро – слёзы. Они текли по щекам горячими ручьями, горечью омывая её гордость и чувство достоинства, которые безжалостно растоптали.

"Вещь", – думала она, обхватив колени руками и раскачиваясь вперёд-назад, как ребёнок, ищущий утешения. – "Как это могло со мной случиться? Где я провинилась? Целый час она предавалась самобичеванию, рыдая в голос, ища ответы на свои бессмысленные вопросы. Потом вдруг неожиданно вспомнила, ту самую старушку и её слова, «Свет всегда озаряет тьму», вытерев слезы, она медленно поднялась и поплелась на кухню. Налив стакан воды, осушив до дна, успокаиваясь, Марьяна подумала – Если это и есть моя судьба, то я должна её изменить, бесправной куклой я точно не буду! – с этой мыслью она пошла в ванную, набрав воды, добавив густой пены, она погрузилась в неё с головой, смывая воспоминания ночи.

Накинув халат на разгорячённое тело, Марьяна набралась смелости и решила позвонить подругам. К своему удивлению, она обнаружила, что телефон разряжен. Найдя зарядку, она включила телефон и замерла, увидев шквал пропущенных звонков и грозных сообщений от Зои и Гали, а также от мамы.

Не успел прозвучать первый гудок, как подруга ответила мгновенно, словно сидела с телефоном в руках, ожидая этого звонка с отчаянием утопающего.

– Тимофеева, ты издеваешься? Почему не отвечаешь? Мы уже с Галкой собрались ехать в офис этого мудака! – отчитывающим тоном начала Зоя, её голос звенел от напряжения, как натянутая струна. – Марьяна, что там у тебя происходит? Где ты? – обеспокоенно спросила она, смягчаясь.

– Я это… – немного помолчав, придумывая отговорку, начала Марьяна. Слова застревали в горле, как осколки стекла. – Плохо себя чувствую, голова разболелась, а телефон сел, – сказала она долю правды, опуская главное.

– Вот что ты не умеешь делать, Тимофеева, так это врать! – заявила Зоя с той беспощадной прямотой, которая всегда была её отличительной чертой.

– Ты дома?

– Да, – ответила Марьяна, чувствуя, как сердце сжимается от предстоящего разговора, от необходимости облечь в слова то, что произошло.

– Жди нас там, никуда не уходи, мы сейчас приедем.

Марьяна попыталась возразить, но в ответ услышала короткие гудки – Зоя, как всегда, не принимала отказов, особенно когда дело касалось благополучия её друзей.

Отложив телефон, Марьяна глубоко вздохнула, расправляя плечи. Раскисать она не собиралась – не родился ещё тот мужик, из-за которого она будет лить слёзы. По крайней мере, не на людях.

Открыв холодильник, она достала яйца, колбасу, сыр, помидоры, порезав кубиками, кинула их на сковородку обжариваться, вбив три яйца.

Приготовив себе нехитрый обед и сварив кофе, она разложила на тарелку приготовленное блюдо и с большим аппетитом поела, словно пытаясь заполнить пустоту внутри, хоть чем-то осязаемым.

Замазав следы на шее тональным кремом, она легла на диван и позвонила маме. Разговор был обычным – о погоде, о здоровье, о работе – но каждое слово давалось Марьяне с трудом, как будто она говорила через толщу воды. Она не могла рассказать матери правду, да и не были они близки по-настоящему.

Когда в дверь позвонили, она открыла, всё ещё с трубкой у уха, заканчивая разговор с мамой фразой "Да, всё хорошо, не волнуйся», кивая озадаченным подругам.

Зоя и Галя вошли в квартиру пялясь на Марьяну – настороженные, внимательные, готовые к худшему. Их взгляды, цепкие и любопытные, пытались препарировать её душу, понять, что произошло за те сутки, что они не виделись.

Марьяна же делала вид, что у неё всё в порядке, получалось, правда, не очень. Её глаза, всегда такие живые и выразительные, сейчас казались двумя тёмными колодцами, на дне которых плескалась боль.

– Так, рассказывай, – взяла инициативу в свои руки Галя, её голос звучал настойчиво и требовательно – По твоему лицу видно, что всё ещё хуже, чем мы думали.

– И не увиливай, – подключилась Зоя, выставляя на стол вишнёвую наливку, тарелку с шашлыком, овощи, маринованные огурцы, хлеб – Что этот урод тебе сделал?

Марьяна смотрела на подруг, чувствуя, как внутри рушится последняя стена, сдерживающая её эмоции. Они были её якорем в бушующем море, единственной константой в мире, который внезапно перевернулся с ног на голову.

– Ладно, – кивнула она, сдаваясь перед их настойчивостью – Вы же не отстанете?

Она наблюдала, как Галя разливает наливку по рюмкам

– Выпей, – кивнула подруга, протягивая напиток. – Видимо, нам всем сейчас это нужно.

Марьяна осушила рюмку до дна, чувствуя, как жидкость обжигает горло – но сейчас этот глоток казался более настоящим, как и дружба этих женщин, сидящих перед ней.

И она начала свой рассказ – тихо, сдержанно, без лишних эмоций, словно говорила о ком-то другом, о чужой жизни и трагедии. О том, как пришла в кабинет Кира, как он предъявил ей счёт на неподъёмную сумму и сделал предложение стать его любовницей. О том, как она согласилась, не видя другого выхода. О том, как провела ночь с человеком, который утром выставил её за дверь, как надоевшую, ненужную вещь.

С каждым словом её голос становился всё тише, как будто сама история высасывала из неё жизненные силы, оставляя лишь пустую оболочку. Но она продолжала говорить, потому что знала: только правда, какой бы горькой она ни была, может стать началом исцеления.

– Мерзавец! Надо же каким продуманным типом оказался! – подскочила изза стола Зоя – всё так технично обставил, счёт подготовил!

–

А я тебе говорила, что нужно было остаться – возмутилась Галя – Ты погляди какой подонок, место у него вакантно, КОЗЁЛ!

–

Время в спять не повернуть – тихо сказала Марьяна, что мгновенно остудило её подруг.

–

Ты что готова с этим смириться? – взвизгнула Зоя, таращась на подругу с недоумением.

– А у меня есть выбор? – спросила Марьяна, и в этом было столько горечи, что она могла бы отравить целое море. – Денег у меня таких нет. Что бы ты сделала на моём месте?

Зоя немного подумала, её лицо смягчилось, гнев уступил место пониманию, которое было страшнее любого осуждения, потому что оно означало: да, выхода не было.

– Я бы, наверное, тоже согласилась, – признала она наконец, и эти слова были как отпущение грехов, как разрешение не винить себя за то, что она сделала. – Но два года… Ты хотя бы могла бы с ним поторговаться? – вскипела она снова, как будто ища выход из ситуации.

– Ты его не знаешь, – покачала головой Марьяна, вспоминая холодные глаза Кира, его непроницаемую маску, абсолютную уверенность в своей власти. – Он не тот человек, с которым можно торговаться.

–

Нам нужно что-то придумать – уверенно заявила Зоя – может быть тебе уехать на время?