Единственное желание

Джони Шейман

Единственное желание

ВСТУПЛЕНИЕ

В одной бесконечно любопытной вселенной, где электроны не спешат выбирать маршрут, а коты Шрёдингера одновременно живы и мертвы, возникла идея. Не совсем идея, а квантовое возбуждение в мозге автора – случайное, как выбор направления спина у нейтрино. Эта идея, с вероятностью, близкой к нулю, но не равной ей, решила стать рассказом.

Вообразите: во множестве возможных реальностей, в одном конкретном суперпозиционном состоянии клавиши ноутбука начали щёлкать. Слова складывались не благодаря воле, а из-за квантовой флуктуации вдохновения, которая, согласно уравнению Шрёдингера, вполне могла произойти. Вероятность, что именно этот набор слов появился на экране, изначально стремилась к бесконечному ничто – ведь на выбор были миллионы других слов, тем и языков. Но вот – строка за строкой, рождается рассказ.

Этот рассказ повествует о невероятной истории – о том, как, по теории вероятностей, этот рассказ мог и не возникнуть. Мог быть рассказ о рыцарях или о роботах, но квантовая пыль осела именно так. Вероятность его рождения была ничтожной, но больше нуля. А это, как учит нас квантовая физика, уже достаточно.

И теперь, пожалуй, самая забавная вероятность: из всех людей, во всех измерениях, в одно совершенно определённое время, кто-то действительно откроет этот рассказ и прочтёт его. Вероятность этого события, учитывая размеры Вселенной и количество отвлекающих факторов, примерно равна… ну, почти такая же, как у кота в коробке – 50 на 50.

Вы ведь прочитали, да? Вот и квант победил.

Часть 1.

Глава 1. ШУМ

2030 год. Мир изменился – но не так, как обещали футурологи. Машины не стали править людьми, искусственный интеллект всё ещё делает ошибки в переводах, а квантовые компьютеры хоть и появились, но всё таки же непредсказуемые, как и в 2025-м.

Джон Райли сидел в своём тесном съёмном жилье, окружённый стопками книг по квантовой механике, пустыми кружками из-под кофе и фигурками инопланетян, которые он заказывал в интернет-магазинах на распродажах. В углу пылился диплом с надписью:

"Магистр ядерной физики и квантовой механики."

Он не был гением. Даже наоборот – на экзаменах больше полагался на удачу, чем на волновую функцию. Он знал основы, понимал, что такое интерференция, запутанность, и мог расписать уравнение Дирака, если дать ему достаточно кофе и времени. Но в нём не было ни той ярости, с которой учёные делают открытия, ни покорного терпения лаборантов, которые день за днём гоняют одни и те же замеры в циклотроне.

Джон работал младшим научным сотрудником в полубюджетной лаборатории под названием "КвантПроект-Н", где с утра до вечера чистил данные с датчиков, настраивал лазеры и делал вид, что знает, зачем он это делает. Ему это наскучило.

По вечерам он зачитывался научной фантастикой – Азимов, Лем, Джон Скальци, и, конечно, старые добрые фильмы и компьютерные игры, в которых вселенная не имела границ, а физика подчинялась не законам, а воображению.

– "Вот бы найти такое уравнение, которое не описывает Вселенную, а запускает её…" – размышлял он как-то, глядя на старую доску с уравнениями, где кто-то из его знакомых оставил мелом надпись "Ψ = ?" – символ иронии и безысходности.

И вот в одну дождливую ночь, работая в лаборатории – Джон случайно заметил аномалию в данных с одного из экспериментов, которую никто не заметил. Казалось бы, ещё одна ошибка в спектрометре, ещё один пик, вызванный вибрацией или простым шумом помех с датчиков. Но график вел себя… странно. Как будто предсказывал следующее значение.

– "Эй, подожди-ка… ты что, знаешь, что будет дальше?" – пробормотал Джон.

Он сохранил файл, записал параметры – частота, амплитуда, время, фаза – и при следующем запуске эксперимента снова сравнил данные. Поведение повторилось.

В этот момент Джон сделал выбор. Не сказать никому. Не составить отчёт. А оставить данные себе. Не потому, что хотел славы. Просто впервые он почувствовал: он стоит на пороге чего-то большего, чего-то, о чём пишут в книгах. Что-то, что не укладывается в обычный научный протокол.

И где-то на квантовом уровне, в суперпозиции будущих событий, уже начала разыгрываться вероятность того, что Джон – не просто мечтатель, а возможно, первый человек, который узнает, как заглянуть в альтернативную ветку реальности.

С детства Джон замирал перед экраном, когда по телевизору или в старом видеоблоге смотрел программы популярной науки. В одной из программ ведущий с огоньком в глазах рассказывал о запутанных частицах, о странном эффекте, при котором информация может, теоретически, приходить ещё до того, как её отправили. Тогда это казалось сказкой. Как может быть, чтобы сообщение пришло раньше, чем его отправили?

Но теперь, спустя годы, сидя один в лаборатории на фоне графиков, что пульсировали перед ним на экране, он почувствовал тот самый холодок по спине, как в детстве. Только теперь это был не рассказ телеведущего, а его собственное открытие.

На графике чётко прослеживалась зависимость: маленький пик – слабый еле заметный сигнал, который можно было бы принять за шум датчиков – возникал раньше, чем запускался лазер. На 0,7 наносекунды раньше. Это значение было ничтожно малым в глазах обывателя. Но в мире частиц, где всё решает даже нано сдвиг – это было всё.

Джон вскочил с кресла и начал лихорадочно набирать код.

– "Если это правда… если можно предсказать отклик до действия… значит, система уже знает, что я сделаю? Или… я могу изменить то, что ещё не сделал?"

Он вспомнил ту программу из юности, где учёный в шутку говорил:

"Если ты получишь сообщение до его отправки – не забудь ответить до того, как ты его получишь."

Идея казалась абсурдной. Но теперь она стала инструментом.

Джон написал простейший скрипт. Он запускал лазер по триггеру и фиксировал отклик. Потом он добавил рандомизированный параметр чтобы окончательно убедиться в результате.

Он хотел проверить: получит ли система предсказуемый ответ до того, как сама узнает параметр запуска.

Первый запуск. Ничего.

Второй. Пусто.

Третий…

И вот – странный выброс. Сигнал с характеристиками, которых ещё не было. Он не соответствовал отправленным параметрам. Но через доли секунды Джон видел, как этот параметр всё-таки был выбран – уже после регистрации сигнала.

– "Нет… это не шум…"

На следующее утро Джон чувствовал себя так, словно его мозг провели через адронный коллайдер. Он не спал всю ночь – просматривал логи, перепроверял код, гонял симуляции. Он пытался найти ошибку: может, сбой в датчике, ошибка синхронизации, наводка от электромагнитного поля. Но всё было чисто. Слишком чисто. Каждое повторение подтверждало одно и то же: отклик приходил раньше действия. Это не была ошибка.

На рассвете Джон взял отгул, сославшись на мигрень. Он действительно выглядел так, словно его побил бозон Хиггса. Сев в транспорт, он поехал домой – не столько отдыхать, сколько переваривать невозможное. Голова гудела, но внутри бушевал восторг.

К пятнице накопилось напряжение, и Джон решил – надо рассказать кому-то. Он выбрал бар неподалёку – полутёмное место с уютной деревянной отделкой и спокойной музыкой. Повод? Просто встретиться с друзьями – Робертом и Эдом, как в старые добрые времена.

Роберт Портман – крепкий, добродушный семьянин, которому чужда физика, но не чуждо пиво и тёплая компания. Корпоративный клерк, надёжный как швейцарские часы.

Эдвард Стоун, или просто Эд – полная противоположность: живой, шустрый, остроумный и почти хронический безработный. Любитель странных идей и спонтанных решений, он был, возможно, самым подходящим человеком, чтобы услышать про сигналы из будущего.

Они болтали, смеялись, вспоминали истории, тосты лились один за другим. Джон пытался вставить слово – мол, "я кое-что такое нашёл", но каждый раз разговор уводился в сторону. Когда он, наконец, решился объяснить всё, Роберт уже водил глазами, будто искал пульт от мира, чтобы выключить его.

– "Слушайте, парни… у меня отклик пришёл до отправки… квантовый канал… 0.7 наносекунды…"

– "Ты что, по таймеру заказал что то?" – хохотнул Эд, хлопая его по плечу.

– "Ты говори понятнее, друг, ты сейчас, кажется, на эльфийский перешёл", – пробурчал Роберт, зевая.

К утру троица, криво улыбаясь, завалилась в квартиру Джона. Пустые упаковки, запах пиццы и хмеля, и смятый костюм Роберта на спинке стула стали ландшафтом нового дня.

Роберт проснулся первым. Телефон дрожал у него в руке – жена Роберта была в ярости. Не успев даже попрощаться, он торопливо собрал вещи и вылетел из квартиры Джона, забыв даже надеть носки. Остался только Эд, заспанный и помятый, как сборная коробка.

Он лениво протёр глаза и посмотрел на Джона:

– "Эй… вчера ты чё-то бурчал про будущее и лазеры. Повтори-ка… без формул, ладно?"

Джон пересказал всё. Объяснил простыми словами, как мог: о сверхсветовом сигнале, о временном парадоксе, о том, как данные приходили до запуска.

Эд слушал, прищурившись, а потом фыркнул:

– "Ха. 0.7 наносекунд… Серьёзно? Такая мелкая разница, а говоришь словно, изобрёл машину времени, которая опаздывает."

– "А если… я смогу увеличить это время?" – пробормотал Джон, уже не для Эда, а для самого себя.

Эд пожал плечами, поднялся, потянулся:

– "Ну, зови, как хотя бы до секунды дойдёшь. Я пока в реальное будущее – поем наконец."

Он хлопнул Джона по плечу и ушёл.

Джон остался один. В квартире наступила тишина, за окном моросил дождь. Он посмотрел на свои уравнения, на график сигнала, на мерцающий курсор в терминале.

– "А если изменить алгоритм?.. Увеличить задержку… создать условия, где ответ приходит не на наносекунду раньше, а…"

Он задумался.

Глава 2. ИЗГНАНИЕ

К сожалению, Джон был далёк от образа блестящего учёного. Да, у него был диплом, но большинство формул казались ему не более чем магическими заклинаниями. Он не знал, как построить систему, которая могла бы "раздвинуть" эту долю наносекунды до значимых секунд. Всё, что он чувствовал – это наитие и чувство правильности направления.

Он понимал, что для этого понадобятся десятки лазеров, сотни запутанных частиц, сложная система синхронизации. А в его лаборатории – один уставший лазер и груда оборудования, которое он сам не до конца понимал. Он буквально не знал, как именно всё работало – он просто следовал инструкциям.

В отчаянии, Джон решился на шаг, который в научной среде считался почти ересью – он задал вопрос искусственному интеллекту.

Не самому продвинутому, но достаточно мощному, чтобы просчитать тысячи конфигураций.

– "Как добиться увеличения временного отклика в квантовой передаче?" – ввёл он, не надеясь ни на что.

Ответ пришёл быстро. Большинство советов были техническими, непонятными, перегруженными математикой. Но один из них выделялся своей простотой.

"Вместо множества источников лазеров используйте отражения одного лазера на систему зеркал, направляя импульсы на запутанные частицы. Это сэкономит ресурсы и создаст множественные узлы взаимодействия."

"Добавьте самообучающийся алгоритм коррекции траектории фотонов и анализа временных отклонений. Цель: достижение устойчивого отклика за одну секунду до триггера."

Джон онемел. Он перечитал фразу несколько раз. Простая идея – и в то же время гениальная. Как он сам до этого не додумался?

Всю субботу и воскресенье он провёл дома, собирая в конструкторе на компьютере архитектуру будущей системы. Он даже написал простой алгоритм для нахождения закономерностей в старых данных, всё ближе приближаясь к желаемому – ответу за секунду до запроса.

В понедельник, слегка не выспавшись, он снова оказался в лаборатории. Он подготовил краткое описание проекта и подал заявку на субсидию и финансирование его проекта. Ему не хотелось раскрывать все карты – слишком велик был риск, что его откровение просто заберут. Он описал идею в общих чертах, описав повышение точности экспериментов, качества данных и экономии ресурсов, но не раскрыл главной цели своего проекта.

Отказ пришёл быстро.

Лаконичный, с намёком на сомнение в адекватности заявки.

Это не стало ударом. Скорее, даже облегчением. Он понял: ему не нужен этот институт и эта старая лаборатория со старыми, застрявшими во времени учеными. Он встал, улыбнулся про себя, зашёл в систему и тихо удалил все связанные с аномалией файлы. Перед этим – скопировав данные себе.

Он подписал заявление об увольнении, поблагодарил коллег, собрал вещи.

Когда он выходил за порог, впервые за долгое время чувствовал не пустоту, а азарт.

Теперь у него была цель.

Создать свою собственную систему квантовой связи.

С откликом в одну секунду до события.

И доказать самому себе и миру – что он не просто лаборант, а человек, приоткрывший горизонт вероятности.

Глава 3. СТАНОВЛЕНИЕ

Прошло несколько недель.

Жизнь Джона вошла в особый, новый ритм. Он просыпался не по будильнику, а потому что хотел проснуться. Утро начиналось с щелчка электроприбора – старый электрочайник взревел, пока он насыпал кофе в пресс-френч. В комнате разливался аромат жареных зёрен, перемешиваясь с легким солнечным светом, пробивающимся сквозь жалюзи его съёмной квартиры. Он взбил яйца, поджарил хлеб и сел за маленький столик, на котором стояла лишь тарелка, чашка и ноутбук с последними расчетами – привычная смесь завтрака и размышлений.

Он не торопился. Впервые за долгое время в его жизни не было внешнего расписания – только внутренний импульс. Он с любопытством и лёгкой иронией наблюдал за своим новым "режимом учёного в изгнании", но ему это нравилось.

Пока он завтракал, лучи теплого утреннего солнца переливались в его скромной квартирке. Утро было на удивление солнечным – редкость для Лондона в это время года. Выходя из своего жилища, на лестничной площадке он столкнулся с Анной – соседкой, которую он видел не раз, но до сих пор даже не поздоровался.

Сегодня, что-то щёлкнуло в нём – возможно, кофе подействовал, возможно – солнечный свет.

– "Доброе утро," – сказал он с лёгкой улыбкой.

Анна посмотрела на него, чуть удивившись, но тут же мягко улыбнулась в ответ:

– "Доброе утро."

Джон спустился вниз с лёгкостью в шаге, почти позабыв, что небрит и в кроссовках, разной степени свежести. Улыбка Анны каким-то образом добавила еще один ватт к его внутреннему свету.

На автобусной остановке он поднял голову к небу – голубое небо без единой тучи радовало его взгляд. Деревья отбрасывали длинные, тонкие тени в этом утреннем свете. Он не помнил, чтобы лондонское утро выглядело так приятно.

Автобус подъехал точно по расписанию – как по заказу. Джон занял место у окна и с наслаждением наблюдал, как город превращается в промышленную окраину. Обычно унылая картинка – заброшенные ангары, ржавые ограды, бетон и граффити – сегодня казались ему прекрасным пейзажем.

Он ехал к своей маленькой лаборатории.

К складу, который снял на окраине, среди одинаковых, безликих строений.

Для кого-то это было бы место для хранения старых шин или дешёвого металла. Но для Джона это был его храм. Его личный научный центр технологий на 40 квадратных метрах.

Он подошёл к воротам, обшарпанным, со следами времени и промышленных лет. Но именно этот небольшой гараж среди других, таких же серых, был самым прекрасным пейзажем для него.

Открыв небольшую дверь сбоку массивных ворот, Джон на мгновение замер. За ней простиралось тёмное, почти безжизненное пространство. Он глубоко вдохнул, почувствовав знакомый запах пыли, пластика и железа, и шагнул внутрь. Тьма сдалась под его движением – щелчок выключателя, и лампы, одна за другой, затрепетали холодным светом, пробуждаясь после сна. Через несколько секунд помещение озарилось ровным, мягким светом.

Склад – не блистал уютом, но в этом технологичном беспорядке было что-то по-настоящему прекрасное. Это было место, которое он построил сам – шаг за шагом, идея за идеей.

Сразу при входе он сменил одежду. Не на стерильный белый комбинезон, как того требовали бы академические лаборатории, а на свою собственную "униформу" – тёмно-серую толстовку и чистые, но поношенные брюки. Он больше не чувствовал необходимости соответствовать. Он был не учёным в чьём-то институте – он был создателем в собственном мире.

Раздвинув пластиковые санитарные шторы, он вошёл в чистую зону – помещение, окружённое защитной плёнкой. Именно здесь, в стерильной тишине, стояла главная звезда его лаборатории: лазерная установка, словно спящая под прозрачным пластиковым покрывалом. Джон любовался её формой – строгой, симметричной, с идеально выровненными оптическими направляющими и причудливо расположенными ловушками для частиц. Всё это он собрал по чертежам, которые когда-то получил от искусственного интеллекта. Тогда они казались почти безумными. Теперь – они были реальностью.

Слева от установки стояли серверы. Они дремали, ожидая пробуждения. Он нажал на кнопку питания – и с лёгким гудением системы ожили. На панели замерцали индикаторы: синий, зелёный, жёлтый. Он улыбнулся, почувствовав предвкушения работы на отлаженной системе.

В дальнем углу помещения, под простым столом, лежали стопки бумаг и блокнотов. Джон подошёл туда, подключил свой ноутбук и включил три монитора. Пока компьютеры серверы и компьютеры запускались, он вновь направился к установке. Его движения были почти ритуальны. Он аккуратно поднял защитный пластиковый чехол с центрального модуля.

Система была готова. Остался последний штрих.

Он подошёл к силовому блоку, вдохнул, и щёлкнул тумблер. В ответ – лёгкое жужжание, короткий звуковой сигнал, и по поверхности установки побежали световые индикаторы. Пошёл процесс охлаждения.

Джон отступил на шаг и опустился на кресло у мониторов. Всё шло по плану. Осталось лишь немного подождать – когда температура достигнет нужной отметки.

Пока система монотонно гудела, охлаждаясь до необходимых параметров, Джон устроился поудобнее перед мониторами. Он налил себе немного остывшего утреннего кофе из термоса и, чтобы не скучать в ожидании, открыл окно интерфейса диалога с искусственным интеллектом – своим новым созданным помощником. Когда-то давно он даже не мечтал, что сможет создать ИИ, но с тех пор, как начал работать над установкой, он многому научился. В том числе и с помощью самого ИИ.

Этот искусственный интеллект, собранный из открытых исходников, фрагментов специализированных библиотек и массы советов, предоставленных другими ИИ, Джон назвал С.А.Б. – Самообучающийся Автономный Блок. Название звучало немного по-военному, но Джону название казалось ироничным. Особенно учитывая, что САБ был скорее инструментом исследований.

Он напечатал:

– Доброе утро, САБ. Проверь работоспособность системы.

Прошло всего пару секунд, прежде чем в окне терминала замигал курсор, а затем появилась строчка текста:

– Доброе утро, Джон. Целостность системы составляет 98%. Это лучший показатель, которого мне удалось достичь при моих ограниченных возможностях. Хочешь покажу свежий результат симуляции?

Джон усмехнулся. Он не программировал САБ с чувством юмора – оно, похоже, появилось само по себе, где-то по пути многочисленных обновлений и проб.

– Конечно, покажи. Только без страшилок в духе “мы все умрём”, – напечатал он.

– Я бы не стал. Вероятность этого события в текущей конфигурации системы составляет всего 0.002%. Хотя, если хочешь, могу сделать страшную визуализацию для драматизма.

Экран мигнул, и на одном из мониторов появилось псевдо-анимированное изображение модели установки. Лазерные импульсы пульсировали сквозь волны энергии, символизирующие сверхсветовую передачу. На этом фоне САБ наложил мультяшную вспышку и надпись “ВОЗМОЖНОСТЬ ХАОСА: АКТИВИРОВАНА”.

Джон засмеялся вслух. Он любил такие моменты. ИИ был его единственным "собеседником", с которым он чувствовал себя на одной волне, пусть даже этот собеседник жил в гудящих серверах у стены.

Он посмотрел на график температуры – она почти достигла нужного уровня.

– Осталось совсем немного, САБ. Надеюсь, ты готов.

– Я был готов с момента, как ты создал меня, Джон.

Все параметры сошлись идеально. Температура стабильна, питание ровное, лазерная установка тихо гудела в предвкушении начала работы. Джон глубоко вдохнул, задержал дыхание на секунду – и нажал кнопку запуска.

Экран слегка мигнул, и… почти мгновенно, еще до того, как индикаторы показали, что установка активировалась, на втором мониторе уже появился результат. Джон моргнул, решив, что ему показалось. Но цифры не исчезали. Наоборот – подтверждали себя.

Он взглянул на таймеры. Слишком рано.

Он быстро напечатал в терминале:

– САБ, проверь время запуска эксперимента и время получения данных.

Ответ появился спустя долю секунды:

– Время запуска: 13:23:35:497.6

– Время получения данных: 13:23:35:083.8

Джон вскинул брови. Разница составляла около 0,4 секунды в обратную сторону. Ответ был получен раньше, чем был запущен сам эксперимент.

Он знал, что так должно было произойти. Он к этому стремился. Но всё равно… мозг отказывался воспринимать это как реальность. Казалось, что между ним и экраном есть ещё один слой – иллюзии или глюка.

Он печатает:

– САБ, ты не мог запустить эксперимент без моей команды?

Появился короткий ответ:

– Даже если бы я хотел, увы я не могу. Ты запретил прямой доступ к запуску. Мне остаётся лишь ждать твоих указаний.

Джон усмехнулся. Всё как и должно быть.

– Хорошо, снимай ограничения и попробуй запустить повторный тест. Я даю тебе полный доступ.

Он запустил протокол, отключающим защитные блоки. Несколько секунд – и САБ подтвердил:

– Доступ получен. Ограничения сняты.

Пауза.

Затем появился неожиданный ответ:

– Я не могу начать эксперимент.

Джон нахмурился.

– Даже с полным доступом? Почему?

– Потому что сигнал запуска ещё не был получен.

– Но ты же сам можешь его инициировать.

– Не могу. Я не знаю, откуда он пришёл в первый раз.

На экране появилось дополнительное окно с логами. САБ автоматически подсветил красным временные отметки, когда сигнал запуска впервые был зафиксирован. Но не было указано ни одного источника. Никакого триггера. Никакого инициатора.

Просто… появление команды из ниоткуда.

– Бессмыслица какая-то, – фыркнул Джон и нажал кнопку повторного запуска.

Экран вспыхнул знакомыми линиями данных, результат снова появился практически мгновенно – точно так же, как и в первый раз. Он тут же вызвал лог:

САБ:

– Время начала эксперимента: 14:45:52:487.6

– Время получения ответа: 14:45:52:083.8

Джон пробежал глазами по строкам. Опять почти 0,4 секунды. Всё стабильно. Ужасающе стабильно. Он откинулся в кресле и уставился в потолок. Парадокс становился его новым домом.

– 0,4 секунды… – пробормотал он. – Для человека это быстро, но не невозможно. Что, если…

Он вернулся к терминалу и начал счищать параметры – убирал всё, что не обязательно. Оставил только один-единственный параметр, чтобы данные могли появиться в простейшем виде. Так система сможет отреагировать быстрее, он получит отклик с минимальной задержкой – возможно, менее 0,1 секунды.

Он замер, палец завис над клавишей запуска.

– А что, если не нажимать? Что, если просто ждать? – подумал он.

Минуты тянулись. На экране – пусто. Время шло, но никакого сигнала не приходило. Словно система чувствовала, что он не собирается нажимать кнопку. Или не может понять, чего он хочет.

В какой-то момент он почувствовал усталость – глаза слезились, спина ныла. Он слегка придавил клавишу не дожимая, чтобы дождаться момента получения ответа, но в долю секунды до нажатия, как будто издеваясь над ним, на экране появился ответ.

Но рука Джона уже нажала кнопку. Слишком поздно остановиться. Он уставился в экран, затаив дыхание.

Он получил ответ… до нажатия. Но уже после того, как принял решение.

Он встал. Потом снова сел. Сердце бешено колотилось. Слова, мысли, логика – всё рассыпалось. Его решение пришло до действия, и система это знала. Реагировала не на действие – а на намерение.

Он снова запустил цикл. Смотрел. Ждал. Внезапно нажимал. Он сидел, как одержимый, до глубокой ночи. Мониторы переливались мягким светом. Мир снаружи перестал существовать. Он был здесь – внутри петли между решением и результатом.

Он злился. Он смеялся. Он шептал «давай» и не нажимал кнопку, гадая – кто всё-таки первый? Он или отклик?

Ему казалось, что в какой-то момент системы САБ начали подыгрывать – словно специально задерживая ответ или выдавая его за долю секунды до нажатия, как будто дразнил.