Любовь под напряжением или как не влюбиться в мажора

Анастасия Волгина

Любовь под напряжением или как не влюбиться в мажора

Глава 1

Виктория шла по вечерней улице,сегодня она освободилась с подработки раньше, на часах было 18:36, шла не спеша перебирая в уме список дел, которые нужно успеть до ночи. Проверить черновик диссертации, перебрать собранную за день информацию, помочь сестре с алгеброй, занести маме чашку ромашкового чая – та плохо спала последнее время, особенно в день годовщины гибели отца.

Ветер шевелил темные пряди волос, выбившиеся из её небрежного пучка. В руках – пара пакетов с недорогими продуктами из супермаркета у станции.

– Вик, ты где? – раздался звонок сестры. Голос Лизы звучал так, будто она уже в пятый раз пыталась дозвониться.

– Через десять минут буду дома, – автоматически ответила Виктория, ускоряя шаг.

– Мама опять достала тот альбом…

Виктория сжала телефон. Она знала, какой именно. Тот, где отец – высокий, улыбчивый – обнимал их всех на пикнике у озера. За несколько недель до обвала в шахте.

– Скажи, что я везу её любимое овсяное печенье с шоколадной крошкой.

Виктория свернула на короткую, узкую улицу, зажатую между двумя рядами многоэтажек-близнецов. Их фасады, когда-то бежевые, теперь походили на пожелтевшие страницы старого учебника: трещины в штукатурке, балконы с ржавыми решётками, а кое-где – яркие пятна свежей краски, будто заплатки на поношенном пальто. Её дом, девятиэтажный кирпичный дом с облупившейся штукатуркой на подоконниках. Среди других домов он выделялся своими арками входов, украшенными мозаичными узорами, которые уже начали стираться. Ветер гнал по асфальту обёртку от шоколада и шелестел листьями в чахлых палисадниках, где бабушки летом высаживали бархатцы и календулу.

Дверь подъезда, некогда серая и непреклонная, ныне покрытая ржавчиной, давно утратила свою первоначальную привлекательность. Ручка болталась, словно больной зуб, а окно было заделано клейкой лентой ещё с прошлой зимы, когда Лиза, следуя совету из ютуб, пыталась улучшить теплоизоляцию дома. В сетке окон, как в гигантском калейдоскопе, мелькали жизни соседей: на третьем этаже мерцал синий телевизор, на пятом – маячила тень с веником, а на их восьмом… Там, за занавеской с кружевом, горел тусклый свет прихожей.

– Опять не выключила, – вздохнула Виктория, представляя, как сестра, увлёкшись перепиской или рисованием, оставила лампу светиться в пустом коридоре.

Лифт, конечно, снова не работал. Поднимаясь по лестнице, Виктория слышала, как эхо шагов смешивается с голосами из квартир: за дверью №34 плакал младенец, в №55 звенела посуда, а на шестом этаже пахло жареной картошкой с курочкой. Воздух в подъезде был густым – аромат старых ковров, сырости и чьих-то духов «Красная Москва», застрявших здесь с девяностых.

Дойдя до своей квартиры – их дверь была типичным продуктом своей эпохи – массивная стальная плита в порошковом покрытии под «премиальный» орех, с вечно заедающим цилиндровым замком, потертой латунной ручкой.

Переведя дух, готовя себя успокаивать мать и приводить ее в чувства.

– " Уже столько лет прошло, ну сколько можно"—подумала про себя Виктория, открывая входную дверь. – она вставила ключ, уже зная, что увидит: куртку Лизы, брошенную на табурет, её же розовые кеды разбросанные в разные стороны на полу и не выключенный свет. Дверь скрипнула, как всегда. Этот звук – ровно три тона выше среднего «до» – Виктория запомнила с детства. Отец обещал смазать петли, но так и не успел.

– Я дома! – крикнула она, стараясь, чтобы голос звучал бодро.

– Вика дома-а-а! – крикнула Лиза из глубины квартиры, и где-то в ответ захлопнулась дверь балкона.

Мама сидела за столом, пальцы медленно перелистывали пожелтевшие фотографии. Перед ней – две чашки: одна с остывшим чаем на дне, вторая – пустая, отцовская, с надписью «Лучшему папе».

– Принесла печенье, – Виктория поставила пакет на стол, целуя мать в макушку.

– Спасибо, солнышко, – голос женщины дрогнул. На фото перед ней – они все вместе. Отец в той самой красной рубашке.

Лиза, пятнадцатилетняя гроза местной средней школы №15, вывалилась из своей комнаты в носках с единорогами.

– Ну наконец-то! Я умираю с голоду! – Она тут же вцепилась в пакет.

– Умираешь? – Виктория приподняла бровь, снимая куртку. – А кто съел мою порцию пасты в обед?

– Я растущий организм! О, мои любимые булочки! – Лиза с набитым ртом уже неслась обратно, крича через плечо: – Мам, Вика опять нудит!

Мама слабо улыбнулась. Виктория видела – она пытается. Каждый день пытается.

– Как диссертация? – спросила женщина, закрывая альбом.

– Почти готова. Завтра последние правки у Корелина.

Имя профессора заставило маму напрячься.

– Этот… твой научный руководитель. Он…

– Он очень странный, – поспешно перебила Виктория, делая вид, что поправляет заколку. – Ходит в одном и том же выцветшем лабораторном халате уже пять лет, бормочет себе под нос теории и формулы.

Лиза, вновь появившаяся в дверях, фыркнула:

– Звучит как идеальный мужчина. Ты только что описала половину преподавателей технического колледжа, которые недавно приходили к нам в школу, рекламировались, как самый престижное учебное заведение, хотя они скорее, как последний шанс для тех, кто не потянет вышку.

– Лиза! – мама сделала предупреждающий жест, но в уголках её глаз появились едва заметные морщинки – первые признаки настоящей улыбки за этот вечер.

Виктория подхватила момент:

– Самое ужасное это – когда он задумывается. Стоит, смотрит в пространство, а потом БАМ! – она хлопнула ладонями по столу, заставив Лизу вздрогнуть, – хватает тебя за рукав и начинает сыпать уравнениями,как будто сейчас кого-то призовет, прямо заглядывая тебе в душу, ААА— Подняв руки крикнула она, чем очень напугала Лизу.

– Вик, это не смешно! Мам, скажи ей! – Встревожено воскликнула девчонка.

– Так, девочки, прекратите. Лиза, у тебя, по-моему, алгебра до сих пор не сделана – сказала женщина,вставая из-за стола, заставив Лизу удалиться.

Кухня была аккуратной и обжитой – не роскошной, но уютной, с техникой, купленной несколько лет назад, но исправно служившей.

Пока чайник закипал, Виктория достала из шкафчика три кружки: еще одну мамину фарфоровую, с нежным цветочным узором (подарок на день рождения), свою – большую керамическую, с надписью «Кофе – мой друг» (хотя сегодня в ней будет чай), и Лизкину – яркую, с принтом аниме-персонажа.

Из комнаты Лизы донеслось: «Вик, а ты не видела, где моя тетрадь по алгебре?!» Виктория, не отрываясь от своего занятия, крикнула в ответ: «На столе, под твоим же ноутбуком, посмотри!» – и потянулась за пакетиком ромашкового чая для мамы.

Чайник тихо закипел, автоматически отключившись. Виктория разлила воду по кружкам, когда в дверь кухни влетела Лиза.

– Ты опять взяла мою ручку с котиком? – укоризненно спросила она, тут же замечая её в волосах Виктории.

– Ага, – не стала отпираться та, снимая ручку и протягивая сестре. – Зато теперь она пахнет моим шампунем.

Лиза скривилась, но схватила ручку, а заодно, и печенье из пакета. Виктория фыркнула, но не стала ругаться – вместо этого налила в мамину кружку чуть больше мёда, зная, что сегодня ей это нужно.

– Лиз, неси учебник, будем разбирать твою алгебру, – сказала она, беря поднос.

– Да,сейчас, – буркнула Лиза, но полезла в шкаф за книгой.

Виктория улыбнулась и понесла чай в гостиную, где мама уже убрала альбом и смотрела телепередачу.

Мама встретила Викторию улыбкой, но тень усталости в её глазах не ускользнула.

– Спасибо, солнышко, – тихо сказала она, принимая кружку.

Лиза ввалилась в гостиную, волоча учебник.

– Вот, – бросила она, плюхнувшись на диван так, что пружины жалобно скрипнули. – Только если ты начнёшь читать лекцию о «важности математики», я сбегу. Честно.

Виктория села рядом, пододвинув печенье поближе к сестре – её проверенный способ удержать Лизу на месте.

– Смотри, – она обвела в тетради условие задачи, оставив след грифелем карандаша. – Здесь нужно не решать, а рисовать. Представь, что это карта сокровищ, а икс – место, где зарыт клад.

– Клад из двоек? – фыркнула Лиза, но рука уже потянулась к карандашу с линейкой-транспортиром.

Мама приглушила телевизор, наблюдая, как старшая дочь рисует на полях графики-пиратские флаги, а младшая, забыв про телефон, хихикает над «кривым попугаем» вместо параболы. За окном завывал ветер, но в комнате, наполненной ароматом мёда, его рёв терялся среди смеха и шелеста страниц.

– Знаешь, – вдруг сказала мама, когда Виктория поднималась за второй партией чая, – ты у меня сегодня как ромашка.

– Как так? – удивилась та, застыв в дверном проёме.

– Тихо цветёшь и греешь, – ответила мама, и в её голосе впервые за вечер зазвучало спокойствие.

Лиза, увлечённая задачами, не обращала внимания на происходящее, но её нога, обутая в носок с единорогом, сама собой потянулась к сестре, случайно коснувшись её лодыжки. Мол, не задерживайтесь, мисс.

Виктория быстро вскипятила воду во второй раз, пока перебирала в голове аргументы для третьей главы диссертации. Она на ходу заварила черный чай – и вернулась в гостиную, аккуратно прикрыв дверь локтем.

– Вот твой клад, – Лиза тыкала карандашом в график, превратившийся в подобие ананаса. – Только вместо золота тут… э-э-э…

– Отрицательные значения, – Виктория поставила кружку на подстаканник и одним росчерком исправила кривую, превратив её в стройный парус. – Смотри, пираты плывут в сторону бесконечности.

Сестра закатила глаза, но тут же схватилась за исправления, будто играя в морской бой с цифрами. Мама дремала в углу дивана, пальцы всё ещё обнимали тёплую кружку. Телевизор негромко вещал о погоде, а на экране уже красовалась синяя заставка.

Когда в тетради наконец появился верный ответ, Виктория потянулась, чувствуя, Как мысли неизменно возвращаются к своим схемам в научной работе.

– Всё, адмирал, – она щёлкнула Лизу по носу карандашом. – Дальше сама.

– Уже всё ? Ну блииин – проворчала та, но тут же уткнулась в телефон, уже листая мемы с котиками.

Рабочий стол Виктории напоминал лабораторию алхимика, где стояли стопки распечаток с графиками коэффициента полезного действия ветрогенераторов, рядом лежали не меньшей стопкой исписанные формулами и вычислениями тетради. На мониторе ноутбука застыли трёхмерные модели лопастей, вращающиеся в цикличной анимации, будто загипнотизированные собственным вращением.

– Ты опять со своими ветряными мельницами? – Лиза, заглядывая в комнату, кивнула на экран, где симуляция ветра рисовала вихри поверх карты региона.

– Не мельницами, а турбинами, – поправила Виктория, не отрываясь от расчётов. – И они дают свет тебе и твоим единорогам, пока ты спишь.

Диссертация Виктории была не просто набором уравнений. Каждая страница дышала её убеждением: ветер – это не стихия, которую нужно укротить, а диалог, который стоит услышать. Она собирала данные, как мозаику: здесь – отчёт о снижении выбросов CO2 в Дании после внедрения ВЭУ, а так же статистика смертности птиц у нефтяных вышек, подчеркнув её красным. На полях её черновиков цвели карандашные заметки: «1 МВт от ветра = 2600 спасённых деревьев», «Нефть – это прошлое, которое душит будущее».

По вечерам, когда Лиза возилась с алгеброй, а мама зашивала протертые локти на школьной форме, Виктория погружалась в мир цифр. Она сравнивала шум ветряков с рокотом нефтяных генераторов, вычисляла, как лопасти, разрезая воздух, окупают своё производство уже через год, тогда как нефтяные станции десятилетиями выкачивают из земли ресурсы. Её формулы становились мостами между холодной наукой и горячим желанием оставить Лизе небо без смога.

– Вот, – однажды сказала она, показывая Лизе видео: стадо оленей, бредущее у подножия ветряка в Норвегии. – Видишь, они не боятся. А теперь посмотри на это… – Кадры нефтяного разлива, птицы в чёрной жиже. Лиза молча прикусила губу, а на следующий день принесла из школы плакат: «Ветряки – крылья Земли».

Вечерело, сестра уже отправилась в кровать, дрыгала ножкой и смотрела в телефон.

Виктория перечитала свою речь в пятый раз, поправляя уже исправленные фразы. В комнате царила тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов и легким шорохом страниц. Завтра – конференция. Завтра всё решится.

"А что, если я не смогу?" – пронеслось в голове.

Она закрыла глаза, пытаясь унять дрожь в пальцах. Всё было выверено, проверено, перепроверено. Теория – железная. Но…

"А если я запнусь? Если голос подведет в самый ответственный момент? Если комиссия посмотрит скептически, и я вдруг забуду цифры?."

Она резко вдохнула, сжимая листы бумаги. Нет. Она не имела права на провал.

"Мама так гордится. Сестра смотрит на меня как на пример. А если я упаду лицом в грязь? Если все эти годы окажутся напрасными?"

Грудь сжало от тяжести. Она потянулась за чашкой с уже остывшим чаем, но рука дрогнула, и ложка звякнула о блюдце.

"Соберись. Ты же знаешь материал наизусть. Ты готова."

За окном уже сгустились сумерки, стрелки часов неспешно приближались к десяти вечера. Она перечитала текст еще раз и все же удовлетворенно улыбнулась – все было идеально. Три года кропотливой работы, бессонных ночей и сомнений – и вот теперь ее исследование о новых методах добычи энергии наконец получит признание.

Звонок.

Она вздрогнула, оторвавшись от экрана. На дисплее телефона высветилось: «Куратор». Сердце екнуло – он должен сопровождать ее на конференции. Может, что-то уточняет в последний момент?

– Доброй ночи, Виктория, – раздался в трубке его голос. – Прошу прощения за поздний звонок, я вас не разбудил?

– Нет, конечно, – ответила она, стараясь звучать спокойно. – Я как раз заканчивала речь для защиты.

На другом конце провода повисла пауза. Слишком долгая.

– Понимаете, Виктория… – Он говорил медленно, будто подбирал слова. – Дело в том, что мест не осталось.

– Как? – Ее голос дрогнул. – Мы же бронировали заранее!

– Кто-то выкупил ваше место. Не знаю, кто именно… Возможно, университет продвинул своего студента. Мы ничего не можем поделать.

Его слова обрушились на нее, как ледяная волна. Три года. Три года подготовки, надежд, борьбы – и все рухнуло в один миг.

– Но… может, есть еще варианты? – Голос ее предательски задрожал. – Это же невозможно просто так взять и…

– Мне правда очень жаль. – В его тоне не было ни капли сожаления. – До свидания.

Гудки.

"Как… Как он мог?!"

"Мы же договорились. Место было забронировано. Он знал, как это для меня важно!"

В голове всплыло его равнодушное "Мне очень жаль".

"Он даже не попытался помочь. Просто отрезал. Будто я для него – пустое место. Будто эти три года подготовки ничего не стоят."

В горле появился ком.

"А университет… Конечно. Кому нужна честная наука, когда можно продвинуть «своего»? Какой-то протеже декана, наверное. Или сынок какого-нибудь спонсора. Деньги решают всё, да?"

Она резко провела ладонью по глазам – предательски выступили слезы.

"И ведь никто даже не постесняется. Никто не скажет: «Извините, мы украли ваше место». Просто вычеркнут и всё. Как будто так и надо."

Телефон выскользнул из пальцев. Виктория сидела, словно парализованная, не в силах пошевелиться. В голове гудело, сердце бешено колотилось. Что теперь? Конференция – это не просто формальность. Это ее шанс, ее будущее, ее карьера. Без этого выступления все могло пойти под откос.

Прошло несколько минут, прежде чем она смогла сделать глубокий вдох. Нет. Она не сдастся так просто. Если ее место «пропало» – она все равно поедет. Доберется туда, ворвется в зал, потребует объяснений. Пусть попробуют ее остановить.

Она резко встала, отчего стул грохнулся на пол.

"Пусть они там все думают, что я сдамся. Пусть этот куратор считает, что я тихонько поплачу и исчезну. Пусть этот «чудо-студент» готовит свою речь."

"Я приду. Войду в этот зал. И пусть они попробуют меня выгнать."

"Посмотрим, чьи аргументы окажутся сильнее – их деньги… или моя правда."

Глава 2

Солнце уже поднималось, за окном было ясно. Виктория сидела на кухне с большой кружкой растворимого кофе, в мыслях – полная решимость. Сделав последний глоток, она отнесла кружку к раковине и пошла приводить себя в порядок.

Надев длинную юбку шоколадного цвета и бежевую блузку, она накинула твидовый пиджак, слегка подвела брови, нанесла бальзам для губ и проверила сумку – всё необходимое было на месте.

«Я заставлю их меня выслушать», – подумала она.

Виктория застёгивала последнюю пуговицу пиджака, когда дверь в её комнату скрипнула. На пороге стояла мама – в помятом халате.

– Ты уже уходишь?

Виктория почувствовала, как в горле застрял комок. «Она же никогда не встаёт раньше полудня».

– Да, мам. Конференция начинается в одиннадцать.

Мама зевнула, поправляя седую прядь, выбившуюся из небрежного пучка.

– Ну как, готова? – она потянулась, чтобы поправить воротник дочери.

– Конечно. Всё отрепетировано.

Девушка потупила взгляд, делая вид, что проверяет сумку. «Если бы ты знала, мам…»

Мама вдруг обняла её. – Я знаю, ты волнуешься. – Её ладонь была тёплой и шершавой. – Но ты же у нас умница.

Виктория зажмурилась. «Лучшая. Да. Только «лучшим» не приходится пробиваться через подкупленных чиновников и папиных сынков».

– Спасибо, – она улыбнулась, отстраняясь. – Но мне правда пора.

– Доченька, ты какая-то грустная. – Её глаза, обычно уставшие, сейчас были пронзительно-ясными. – Что-то случилось?

«Всё. Скажи ей. Что ты, возможно, вернёшься сегодня с пустыми руками».

Но вместо этого Виктория рассмеялась – слишком звонко, слишком неестественно.

– Да ладно, мам! Просто ответственный день. – Она поцеловала мать в щёку. – Я всё расскажу вечером.

На лестничной площадке Виктория остановилась, прислонившись лбом к холодному стеклу окна. Где-то внизу заводились машины, кричали дети. Обычное утро.

«Она верит в меня. А я… Я просто великолепная актриса».

Она глубоко вдохнула, распрямила плечи и твёрдо зашагала вниз.

Девушка вышла из подъезда и неторопливо направилась к метро. По пути мелькали многоэтажные дома, торговый центр, небольшой сквер. Утренняя суета на улицах была обычным делом для буднего утра. Девушка шла в университет – там в одиннадцать должна была начаться конференция.

Спустившись в метро, она недолго ждала поезд. Все сидячие места оказались заняты, но её это не беспокоило – все мысли были о том, как она ворвется и докажет, что истинная наука найдет пути, чтобы выйти на свет и показать правду.

В здании университета, подойдя к турникету, Виктория вдруг осознала – пропуска нет. Она лихорадочно обыскала сумку, но пластиковая карточка так и не нашлась. Вредная консьержка уже качала головой в отказе, когда девушка заметила куратора, который проходил мимо.

– Михаил Львович!

Мужчина обернулся и кивком пропустил её внутрь. Виктория засыпала его возмущёнными вопросами: как так вышло? почему они подумали, что у них есть на это право? Куратор лишь мялся, не находя что ответить.

В этот момент в холл вошёл её научный руководитель Карелин. Он, как всегда, был одет в поношенный коричневый костюм, явно сшитый ещё в девяностых, мешковатые брюки, жилетку с выцветшим галстуком в мелкий горошек.

Его седеющие волосы были аккуратно зачёсаны назад, как у университетских преподавателей старой закалки, а в руках он держал потрёпанный кожаный портфель, явно служивший ему не один десяток лет.

– Аркадий Викторович, вы уже в курсе? – спросила Виктория, отмечая про себя, как странно контрастирует его старомодная элегантность с гламурным интерьером современного университетского холла.

– О чём?

– Место, которое было забронировано… Его кто-то выкупил! Кстати, что вы здесь делаете? Вы же говорили, что не сможете быть моим куратором…

Карелин загадочно улыбнулся:

– Сама всё поймёшь. Он часто уходил от прямых ответов, и Виктория, не придав этому значения, продолжила возмущаться.

Мужчина нахмурился:

– Не волнуйся, милочка, сейчас разберёмся.

– Но как?

– Это место по праву твоё, и ты его займёшь.

Виктория немного растерялась, но решила довериться ему.

– Кстати, – вдруг сказал Карелин, – кажется, это твоё?

Он протянул ей пропуск.

– Что? Где вы его нашли?

– Лежал на выходе из метро. Повезло, что я заметил его первым.

– Спасибо, – улыбнулась Виктория.

– У тебя всё готово? Третью главу доработала?

– Да, конечно.

– Отлично.

Виктория шагнула в зал, где уже собрались участники конференции. Просторное помещение с высокими потолками было залито мягким светом люстр, а ряды кресел заполняли студенты и преподаватели. В воздухе витало напряжение – сегодня решались судьбы научных проектов.

Карелина встретили сразу:

– Аркадий Викторович, мы вас уже заждались! – Организатор, мужчина в строгом костюме, нервно поправил очки. – Понимаете, у нас немного изменился список кандидатов…

– Я в курсе, – холодно перебил Карелин. – И хочу представить вам ещё одного участника. Виктория Яковлева. Лучшая на моём потоке. И мне неясно, почему вы решили продать именно её место.

Организатор сглотнул, беспомощно озираясь:

– Тут такое дело… Наш спонсор, Миронов… Точнее, его сын… Э-э-э…

– Ничего слышать не желаю, – голос Карелина прозвучал как удар хлыста. – Эта девушка будет сегодня защищать свой проект. Это ясно?

– Но… Но это невозможно!

– Я что, непонятно объяснил? Внесите её имя в список.

Организатор потёр лоб.

– Х-хорошо… Тогда она будет выступать последней.

– Вот и отлично.

Карелин повернулся к Виктории. Та стояла, всё ещё не до конца осознавая произошедшее.

– Так значит… Я выступаю? – прошептала она. – Кажется, я поняла, почему вы не стали моим куратором.

– Всё, иди, загружай презентацию. Готовься, пока время есть. Можешь даже перекусить, если хочешь. А я пока положу твою диссертацию к остальным.

– Пожалуй, пойду попью воды.

Виктория кивнула в ответ Аркадию Викторовичу и направилась к столу с напитками. Её пальцы слегка дрожали – адреналин ещё не отпускал. «Чёрт, надо взять себя в руки. Не могу же я трястись как осиновый лист перед защитой», – мысленно выругала она себя, протягивая руку к ближайшей бутылке с водой.

В этот момент её локоть столкнулся с чем-то твёрдым.

– Прошу прощения, – автоматически сказала Виктория, поднимая глаза.

Перед ней стоял высокий мужчина в идеально сидящем костюме-тройке тёмно-синего цвета. Светлые волосы, собранные в безупречный аристократический пробор, холодные голубые глаза, которые скользнули по ней с безразличной оценкой. Его пальцы уже обхватывали ту самую бутылку, к которой тянулась она.

– Вам ведь всё равно, какая именно? – произнёс он, едва заметно изогнув губы. Голос – ровный, без намёка на эмоции.

Виктория замерла на секунду. «Кто этот вылощенный мажор? Сынок какого-нибудь олигарха?»

– Конечно, – сквозь зубы ответила она, хватая соседнюю бутылку.

Мужчина даже не кивнул – просто развернулся и ушёл, его туфли бесшумно ступали по паркету. Виктория с силой открутила крышку и сделала большой глоток. Лёд в воде скрипел на зубах. «Собраться. Просто собраться. Они не стоят твоего гнева».

Зал конференции постепенно заполнялся. Виктория загрузила презентацию на главный компьютер и подписалась в списке участников. Её имя, вписанное от руки в самый низ, выделялось дрожащими буквами среди аккуратных напечатанных строчек.

«Я здесь. Несмотря ни на что», – подумала она, сжимая папку с распечатками.

Свет в зале приглушили. На сцену вышел ведущий – упитанный мужчина с маслянистой улыбкой.

– Доброе утро, уважаемые коллеги! Сегодня мы стоим на пороге новых научных прорывов…

Виктория почти не слушала вступительную речь. Её внимание привлекло движение в первом ряду – тот самый блондин в костюме занял место рядом с группой важного вида мужчин. Один из них что-то шепнул ему на ухо, и в ответ мелькнула та же холодная полуулыбка.

– …и представляет свою работу Сергей Миронов!

Виктория резко подняла голову.

«Так вот ты кто».

Мужчина поднялся на сцену с непринуждённой грацией. Его презентация была безупречной: чёткие графики, лаконичные тезисы, дорогая анимация. Но когда он начал говорить о «своём» методе оптимизации энергопотребления, Виктория чуть не сломала ручку в кулаке.

– Это же модифицированная формула Гольдмана! – прошептала она. – Он даже ссылки не дал…

Когда вызвали Викторию, зал уже заметно устал. Но её первые же слова заставили жюри поднять головы:

– Современная энергетика стоит на пороге катастрофы. Но мои исследования доказывают – есть путь дешевле, чище и эффективнее.