Выйти замуж за итальянца и выжить

– А – это зачем? – спросила она, глядя на банку с чем-то подозрительным.

– Это на всякий случай.

– А это?

– Это по акции! Мы что с тобой, финансово неадекватные, чтоб от скидок отказываться?

К пятому пакету Оля поняла, что акция, похоже, была на всё. На продукты, на её терпение и, возможно, на проверку прочности её позвоночника.

Когда вся тележка выглядела так, будто кто-то готовит застолье на Троицу, Пасху и свадьбу племянника одновременно, они подъехали к кассе. Антонио, не моргнув глазом, снова оплатил всё картой, поправил трубку и важно сказал:

– Сейчас я подгоню машину, ты только сложи всё в пакеты, ага?

– Конечно, – ответила Оля, наивно, как туристка, впервые увидевшая лифт с кнопками без цифр. Через пятнадцать минут, потея над двадцатью килограммами всякой всячины – сыра, макарон, семью литрами оливкового масла и остальными ужасно важными продуктами, она уже поняла, что «подгоню машину» – это на итальянском значит «прощай, дура».

II

Антонио испарился. Просто исчез. Растворился, как тосканское солнце за горизонтом. Не звонит, не пишет, просто молчит.

Она огляделась. Сидящий рядом с кассой охранник сочувственно кивнул.

– Мне Вас очень жаль, синьора – пробормотал он, кивая на сумки.

– Да мне тоже жаль, – буркнула Оля, протискиваясь к выходу с пятью неподъёмными пакетами, прикусывая губу, то ли чтобы не заплакать, то ли чтобы не выругаться на чисто русском матерном языке.

На парковке её ждал пустой асфальт и голубь, гордо шагающий по дороге, излбражая Антонио. Оля поставила пакеты, вытерла лоб рукавом и со злостью прошипела:

– Ну, всё, синьор труба в животе… Я тебя найду.

Оливковое масло угрожающе покачнулось в пакете. Ольга подтянула всё своё достоинство, остатки терпения, килограммы еды и, покачиваясь, пошла к стоянке. На обочине ей просигналила машина, но как оказалось, это был не Антонио. Мимо проехала какая-то бабушка на «Форде», которая весело помахала ей своей морщинистой ручкой и уехала.

Оля вздохнула:

–Хоть бы мой итальянец вернулся. Хлеба с солью не надо, хотя бы за руль сел и забрал меня отсюда с этим продуктовым складом, предатель оливковый…

Спустя ещё пару кругов ада и один оборванный пакет она наконец заметила знакомый силуэт. Антонио, как ни в чём не, бывало, стоял у машины и ковырялся в телефоне.

– Где ты был?! – выпалила она, запыхавшись.

– Я ж говорил – подгоню машину. Вот и подогнал. Только со стороны тени, синьора. Зачем тебе стоять под солнцем, как баклажан?

Она зависла на пару секунд, чтобы выбрать, что лучше- бросить в него моцареллу или простить ради сыра. Сыр победил.

Дорога домой прошла в гробовом молчании, Оля затаила бурю. В голове она уже сочиняла Антонио некролог, в котором сквозь слёзы рассказывалось бы, как «добрейший человек с трубкой в животе ушёл при загадочных обстоятельствах, унеся с собой последнюю банку Нутеллы».

Когда они подъехали к дому, Ольга с содроганием подняла голову. Дом, как назло, возвышался перед ней, как замок злой колдуньи, и лифт, конечно же, «временно не работал». Антонио вышел из машины, вдохнул аромат родного подъезда и внезапно хлопнул дверцей:

– Я, пожалуй, схожу позвоню… Там… эм… важный звонок. Очень важный, можно сказать Государственный уровень.

– Ты ж только что весь путь был в телефоне, – прошипела она.

– Вот именно. «Теперь очередь пообщаться с Богом», —многозначительно сказал он и.… исчез в подъезде.

– Ты что, в Небесную канцелярию звонишь, предатель с трубкой? – крикнула Оля ему в спину, но он уже нёсся по лестнице вверх на свой этаж.

С одним пакетом в зубах, четырьмя в руках и банкой маринованных артишоков, прижатой к груди, Оля, пошатываясь, как боевой верблюд, начала восхождение на свой этаж. На второй ступеньке она уже не чувствовала ног. На пятой прокляла свою доброту. На седьмой придумала Антонио новую фамилию, в которой сочетались все непечатные слова трёх славянских языков.

Когда она ввалилась в квартиру, заплетающимися коленями закрыла дверь и сползла по ней вниз, откуда-то из ванной донёсся голос:

– Я тут, Оля. Просто надо было… срочно. Не ругайся.

– Поздно. Я мысленно тебя уже закопала с почестями. И с макаронами, которые сама же и притащила!

Трубка в животе молчала. Видимо, даже она решила, что лучше не встревать.

III

Когда Оля, хромая душой и телом, добралась до кухни, из недр квартиры доносилось подозрительное бульканье, будто где-то ожил аквариум… без аквариума.

Антонио стоял у блендера. Перед ним на столе лежали варёные спагетти, натёртый пармезан, баночка соуса и… воронка. Большая такая, как будто он собирался заправлять маслом трактор.

– Готовлю ужин, – бодро сообщил он.

– Для кого? Для жидкого Терминатора?

Антонио не рассмеялся. Он ловко всё перекрутил блендером, потом зачерпнул порцию того, что теперь больше напоминало цемент с итальянским акцентом, и с видом опытного бариста влил жижу прямо в трубку, торчащую из живота.

Оля застыла как раз в тот момент, когда собиралась достать тарелку.

– Ты… это… ты это сейчас будешь есть?

– Конечно. Я так всегда ем. Мне твёрдое нельзя, ты же знаешь, я могу только через трубку. Удобно, быстро и заметь, без посуды! – пошутил он