Время тепла

И тут всё остановилось.

Шумный гул холла, обычно такой привычный, стих на долю секунды. Потом возобновился, но уже с другим оттенком. Шепот. Приглушенный, но явный. Смешки. Негромкие, за спиной. Я почувствовала, как по спине ползет ледяной мурашек. Я подняла голову.

Десятки глаз. Они смотрели на меня. Не просто смотрели – пялились. С любопытством, с ухмылками, с откровенным злорадством. Старшеклассницы у шкафчиков, прикрыв рты руками. Парни из футбольной команды, перешептывающиеся и указывая пальцами. Даже малыши из началки замедлили шаг, глядя на меня с широко раскрытыми глазами.

– Смотри, это она…

– …Дэйвис? Серьезно? Не ожидала…

– Ха, ну надо же…

И самое страшное – вспышки камер. Не одна. Несколько. Смартфоны в руках, направленные на меня. Щелчки. Меня фотографировали. Прямо здесь, в холле, как какого-то музейного экспоната или… посмешища.

Кровь ударила в лицо, потом отхлынула, оставив ледяную пустоту. Что? Что происходит? Я машинально оглядела себя: юбка застегнута? Рубашка не вылезла? Но все было в порядке. Ну, кроме того, что я запыхавшаяся, растрепанная и опаздывающая. Разве это повод для такого?

– Эмили! – чей-то голос (Норы? Нет, не ее) донесся сквозь шум, но я уже не слышала. Я рванула прочь, в сторону своего класса, чувствуя, как взгляды жгут спину. Смешки следовали за мной по пятам.

В классе истории было ненамного лучше. Я ворвалась с опозданием на пятнадцать минут, бормоча извинения мистеру Баркеру. Он кивнул, недовольно хмурясь. А когда я подняла глаза, чтобы найти свое место…

Весь класс смотрел на меня. Не просто обернулся на шум. Пристально. С теми же ухмылками, что и в холле. С тем же немым вопросом и смешком в глазах. Даже Сара Миллер, тихая отличница, смотрела на меня с каким-то странным, оценивающим выражением. "ДА ЧТО ЗА ЧЕРТ?!"– закричало у меня в голове. Сердце колотилось как бешеное. Я опустилась на стул, чувствуя, как онемели пальцы.

Урок прошел в каком-то кошмарном тумане. Голос мистера Баркера, вещавшего о Наполеоне, доносился словно из-под воды. Я видела только косые взгляды. Слышала только шепот за спиной: "Ты видел?", "Да, это точно она", "Он выложил?". Я пыталась сосредоточиться на конспекте, но буквы плясали перед глазами. "Он выложил". Кто? Что выложил? Что видели?

На перемене я попыталась найти Нору. Но стоило мне выйти в коридор, как фотографирование и смешки возобновились. Группа второкурсниц громко захихикала, когда я проходила мимо. Кто-то из парней крикнул: "Эй, Дэйвис, крутой прикид вчера был!". Я не понимала.

На уроке английского все повторилось. Те же взгляды. Тот же шепот. Учительница, мисс Пенхаллигон, казалось, ничего не замечала или делала вид. Я сидела, сжимая руки под партой так, что ногти впивались в ладони. Паника сдавливала горло, подступала к глазам горячими слезами. Я чувствовала себя голой. Выставленной на всеобщее обозрение. И совершенно не понимала за что…

После второго урока я не выдержала. Я не пошла на химию. Я выбежала из здания школы, как ошпаренная, задыхаясь от слез и стыда. Мне нужно было спрятаться. Где-то, где нет этих глаз, этих камер, этого шепота. Я побежала не домой (там пусто), а на задний двор школы, к старой скамейке за дубами, возле ограждения поля. Там обычно никого не было днем.

Я опустилась на скамейку, спрятала лицо в ладонях. Дрожала всем телом. Слезы текли по щекам, горячие и горькие. Что происходит? Почему? Что я сделала?

И тут я услышала голоса. И смех. Я подняла голову.

На другом конце двора, возле бокового входа в спортзал, стояла группка старшеклассников. Они смотрели в мою сторону. Один из них – Дэнни Картер, известный задира и сплетник – держал телефон направленным на меня. Его друг, толкая его локтем, что-то говорил, и они оба громко засмеялись.

Еще одна вспышка. Щелчок камеры. Они снова меня сфотографировали. Здесь. В моем последнем убежище.

Ощущение было таким унизительным, таким беспомощным, что во мне что-то надломилось. Я вскочила со скамейки. Не плача уже. Горя от ярости и отчаяния.

– ЧТО ВАМ ОТ МЕНЯ НАДО?! – закричала я, и голос мой, хриплый от слез, прозвучал громко и незнакомо даже для меня. – ПРЕКРАТИТЕ! ПРЕКРАТИТЕ СНИМАТЬ!

Дэнни только ухмыльнулся во весь рот, показал мне средний палец и что-то крикнул в ответ, чего я не разобрала из-за звона в ушах. Они развернулись и ушли, громко смеясь.

Я стояла посреди пустого двора, дрожа как осиновый лист. Солнце светило ярко, птицы пели в дубах, но мир вокруг казался враждебным и чужим. Я обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь. Запах. Я вдруг осознала, что даже здесь, на свежем воздухе, я все еще чувствую еле уловимый шлейф мяты и леса. Как призрак. Как насмешка.

Одиночество накрыло меня с новой силой. Холод. Несмотря на солнце. Я посмотрела на здание школы. Оно казалось теперь крепостью врага. Туда нельзя было возвращаться. Дом… дом был пустым.

Куда идти? Что делать? Я не знала. Я стояла одна на школьном дворе, сжимая в руке телефон, на экране которого сияла фотография моего позора, а по щекам текли горячие, беспомощные слезы. И запах мяты, казалось, преследовал меня даже здесь, смешиваясь с запахом мокрой травы и собственных слез. День только начался, а мир уже рухнул.

Я резко встала со скамейки, сжав телефон в руке так, что пальцы побелели. Слезы еще не высохли, но внутри уже не было слабости – только горечь и ярость. Я больше не могла оставаться здесь. Не могла вернуться в класс. Всё, что я видела вокруг, теперь казалось ловушкой, полной насмешек и взглядов.

Я развернулась, чтобы уйти, но в этот момент заметила его.

Он стоял у другого дерева – чуть поодаль, будто пытался держаться в тени. Оливер. Его каштановые волосы переливались медью под лучами осеннего солнца, футболка была простой, почти слишком легкой для такой прохлады, а на ногах – классические спортивные шорты. Он выглядел потерянным. Или ждал.

Когда он заметил, что я смотрю, он сделал шаг ко мне.

– Эмили… – произнес он осторожно, как будто боялся, что я разобьюсь от одного звука его голоса.

Но я не хотела этого. Не сейчас. Не после всего.

– Не подходи! – рявкнула я, голос дрожал, но в нем проскальзывали стальные нотки. – Просто… не надо.

Он замер. На его лице мелькнуло боль, сожаление, беспомощность. Но я не стала разбираться. Я развернулась и зашагала прочь, не оборачиваясь. Мне нужно было уйти. Подальше. От всего.

Через пару секунд я обернулась – просто проверить, стоит ли он там всё ещё. Но его уже не было.

Только пустое дерево и трепет листьев на ветру.

Сердце сжалось. Я не знала, чего хотела – чтобы он остался или исчез. Но он ушел, и это выбило меня из колеи.

Я снова повернула тело, чтобы продолжить путь… и врезалась во что-то теплое.

Громкий бум эхом отозвался в моих ушах, когда мы оба рухнули на землю.

– Ай, черт! – вырвалось у меня, когда я приземлилась спиной на траву, телефон выскользнул из рук и отлетел в сторону.

Передо мной сидела девушка. Она тоже поморщилась, потирая плечо, которое, видимо, получило основной удар.

– Твою ж мать… – пробормотала она, потом подняла глаза и уставилась на меня. – Это ты Дэйвис? Та самая?

Ее взгляд был прямым, без издёвки. Скорее, с любопытством.

Я нахмурилась, пытаясь собраться. Мир все ещё кружился, а голова гудела от падения.

– Кто ты такая? – спросила я хрипло, пытаясь сесть.

Девушка вздохнула и протянула мне руку:

– Селена. Учусь в старших классах. Но, скорее всего, ты обо мне не слышала. Никаких спортивных трофеев, никаких романов с капитанами. Просто человек, который терпеть не может глупых школьников.

Я молча взяла её руку. Она помогла мне подняться легко, как будто я ничего не весила.

– Ты в порядке? – спросила она, оглядывая меня. – Выглядишь так, словно тебя только что расстреляли из пушки в лицо общественным мнением.

Я фыркнула, но это вышло скорее как всхлип.

– Что, так заметно?

– Ну, если бы они могли смеяться через камеры, то сейчас бы ты была в режиме онлайн-гейминга, – сказала она, бережно поднимая мой телефон и протягивая обратно. – Извини, что это случилось. Серьёзно. Все эти придурки – они просто завидуют, что ты умеешь быть собой, даже когда мир давит.

Я посмотрела на неё. Она говорила легко, но в каждом слове чувствовалась уверенность. Как будто ей не нужно было доказывать себе или кому-то ещё, что она имеет право быть собой.

– Почему ты мне помогаешь? – спросила я, немного настороженно.

– Потому что я ненавижу, когда людей унижают за то, что они не делали. А еще потому, что у тебя сейчас такой вид, будто тебе срочно нужен горячий шоколад. Пойдём?

Она улыбнулась – широкой, открытой улыбкой, в которой не было ни капли фальши.

Я колебалась. Но что мне оставалось? Возвращаться в школу – нет. Идти домой – тоже. А вот горячий шоколад… он звучал как маленькое спасение.

– Ладно, – кивнула я. – Только честно – я сейчас не в состоянии обсуждать жизнь, кино или танцы.

– Зато я могу рассказать тебе, как однажды упала со сцены на школьном представлении, – усмехнулась она. – Это история, которая поможет тебе почувствовать себя лучше.

И, не дожидаясь ответа, она направилась в сторону выхода со школьного двора, уверенно шагая по мокрой траве.

Я пошла следом. И, несмотря на холод, боль в теле и тот факт, что день начался с катастрофы, я впервые за последние два часа почувствовала, что не одна.

Мы зашли в школьный буфет – тесное помещение с пластиковыми столиками, запахом кофе и вечно подгоревших хот-догов. В этот час здесь было пусто, только пара учеников за дальним столом и продавец, скучающий за прилавком. Селена уверенно направилась к окну, где солнечный свет лился на деревянный стол, и села так, будто это всегда было её место.

Я опустилась напротив, всё ещё чувствуя легкую боль от падения. Она заказала два горячих шоколада с маршмеллоу, не спрашивая меня – просто знала, что мне сейчас нужно что-то сладкое, теплое и немного глупое.

Теперь, при свете дня, я смогла рассмотреть её как следует. Её волосы – почти черные, как полночь, но передние пряди были осветлены до светло-ружевого оттенка, будто закат. Они падали волнами на плечи, аккуратно растрепанные, но с намеком на стиль. На ней было платье оливкового цвета с высоким воротником, плотные черные колготки и ботинки на тракторской подошве – дорогая, но не вычурная одежда, будто она собиралась на фотосессию, а не в школьный буфет. Веснушки тонкой россыпью покрывали нос и щеки, а глаза – темные, почти черные – смотрели пронзительно, но без жесткости.

И запах. Господи, какой запах. От неё пахло чем-то сладким и пряным – как если бы смешали ванильные свечи, старинные духи и карамельный капучино. Приторно, но не раздражающе. Как будто она – персонаж из фильма, а не реальный человек.

– Ты смотришь на меня, как будто я инопланетянка, – усмехнулась она, протягивая мне кружку. – Выпей. Это работает лучше, чем психотерапия.

Я взяла шоколад, согревая ладони, и наконец спросила:

– Почему ты помогаешь мне?

Она откинулась на спинку стула, закинув ногу на ногу.

– Потому что я знаю, каково быть посмешищем.

– Ты? – Я не скрывала удивления. – Ты выглядишь… ну, не как человек, которого травили.

– Ага, потому что теперь я ношу дорогие вещи и улыбаюсь в камеру, – её голос стал чуть резче. – Но раньше… раньше я была как ты. Тихой, странной, слишком много читала и слишком мало молчала. В седьмом классе меня звали «цыганкой» из-за этих самых волос. А в девятом кто-то сфотографировал меня в раздевалке после гимнастики – я тогда ещё занималась. Фото попало в чаты. Три дня я плакала в ванной.

Она говорила легко, но в её глазах мелькали тени.

– И что ты сделала? – прошептала я.

– Перестала давать им повод. Сменила стиль, начала снимать видео, стала той, кем хотела быть, а не той, кем они меня делали. – Она усмехнулась. – Знаешь, вирусные фото – это как пожар. Можно сгореть дотла… или стать фениксом.

Я молчала, кружка дрожала в руках.

– Но ты не обязана быть фениксом сегодня, – добавила она мягко. – Сегодня ты можешь просто сидеть и пить шоколад. А завтра… завтра решим, как отреагировать на этот цирк.

– Я не знаю, как это делать, – призналась я. – Как не дать им сломать меня.

– Начнём с малого. – Она наклонилась вперёд, её взгляд стал серьёзным. – Не отвечай на их насмешки. Не объясняй. Не доказывай. Просто… будь. Ты же не виновата, что кто-то решил сделать из тебя шутку. Ты виновата, что носишь чужое худи?

– Нет! – Я сжала кулаки. – Я просто… мне его дали. Он был добр ко мне.

– Вот и отлично. – Селена улыбнулась, и в этот момент я поняла, почему у неё 50 тысяч подписчиков. В ней было нечто магнетическое – не просто красота, а уверенность, которую невозможно купить. – Значит, мы сделаем так: ты не будешь извиняться за то, что тебе дали. А если кто-то снова начнёт – ты просто скажешь: «Как мило, что ты так переживаешь за мой гардероб. Может, займёшься своими делами?»

Я фыркнула, и напряжение, сжимавшее грудь, немного ослабло.

– Ты странная, – сказала я.

– А ты слишком серьёзная, – ответила она. – Мы идеально дополняем друг друга.

За окном потемнело – солнце скрылось за тучами. Но в моих руках был горячий шоколад, а напротив сидела девушка, которая, кажется, знала, как выжить в этом мире.

Глава 5

Селена откинулась на стуле, постукивая пальцами по кружке с шоколадом. Её глаза блеснули, будто она уже видела в голове фильм, который собирается рассказать.

– Мой блог начался с глупости, – сказала она, чуть улыбнувшись. – В один прекрасный день я сняла видео, где пародировала всех учеников нашей школы. Просто… шутила. Дурачилась. А потом оно взорвалось. Люди начали писать: «Наконец-то кто-то сказал вслух то, что все думают!». Я поняла, что могу превратить боль в оружие. Не плакать в ванной, а смеяться в лицо тем, кто пытался меня сломать.

Она замолчала, посмотрела на меня.

– Я снимаю обзоры на книги, которые никто не читает, разбираю фильмы, которые все забыли, и иногда просто танцую под музыку, которая мне нравится. Но главное – я говорю правду. Даже если она режет.

Я крутила кружку в руках, слушая её. Что-то в её голосе заставляло меня дышать легче.

– Значит… ты не прячешься? – спросила я.

– Нет. Я не прячусь. Я показываю им, что их слова – не конец. – Она наклонилась вперёд. – Ты можешь позволить этой фотографии определить тебя. Или можешь сделать так, чтобы это стало лишь одной из строчек в твоей истории. Не главной.

Её слова врезались в грудь, как теплый ветер сквозь трещины льда.

– Хорошо, – прошептала я. – А что делать, если я ещё не готова стать фениксом?

– Тогда начни с того, чтобы просто встать с земли, – усмехнулась она. – И пойти вперёд, даже если ноги дрожат.

Мы молчали несколько секунд, пока за окном не загрохотал гром. Селена вдруг выпрямилась, будто вспомнила что-то важное.

– Ладно, мисс Феникс, – она встала, застегивая куртку. – Время киснуть закончилось. Погнали гулять.

– Не могу, – вздохнула я. – В 17:00 разбор игры крикета. Как помощник капитана, я должна быть там.

Селена нахмурилась.

– Ты серьёзно? После всего, что с тобой сделали?

– Это часть моего проекта, – ответила я, чувствуя, как внутри просыпается новая уверенность. – Я не буду прятаться.

Она смотрела на меня несколько секунд, потом кивнула:

– Тогда я пойду с тобой.

– На разбор? – удивилась я.

– Почему бы и нет? – Она улыбнулась. – Я люблю хорошие драмы. Особенно, когда они происходят в реальной жизни.

***

Когда мы подошли к спортивному залу, сердце снова заколотилось. Группка учеников уже толпилась у входа – те самые, кто смеялся сегодня утром. Селена положила руку мне на плечо:

– Дыши. Не позволяй им видеть твой страх.

Я кивнула, и мы вошли.

В зале было шумно: игроки обсуждали игру, тренер стучал указкой по доске, а Оливер стоял у стены, уставившись в пол. Когда он увидел меня, его лицо напряглось.

– Эмили, – позвал он, сделав шаг вперёд.

– Не сейчас, – резко ответила я, но он не отступил.

– Я не знал, что кто-то сделает фото. Я бы никогда…

– Не надо, – перебила я, чувствуя, как Селена встала рядом, как щит. – Не сейчас.

Оливер опустил глаза, но кивнул.

Разбор начался, и я сосредоточилась на доске, на записях, на голосе тренера. Но Селена не ушла. Она сидела на заднем ряду, время от времени кивая мне, как будто говорила: «Ты справишься».

Когда всё закончилось, я собрала бумаги, и тут Оливер снова подошёл.

– Мне нужно поговорить с тобой, – сказал он, голос дрожал.

Я посмотрела на него. Его глаза были полны боли, но я не знала, готова ли я к этому.

– Не сегодня, – ответила я, но уже мягче.

Селена встала, взяв меня за руку:

– Пойдём. Сегодня ты заслужила не только разборы.

И мы вышли в дождливый вечер, где мир казался немного ярче, чем утром.

***

Мы вышли со школьной территории и свернули на улицу, где фонари уже вспыхивали в преддверии вечера. Город был жив – кто-то спешил домой, кто-то толпился у кафе, а кто-то просто дрейфовал, как мы. Но стоило нам дойти до перекрестья, как я замерла.

На другой стороне, у светофора, стояли Оливер и Лукас.

– Ааааа, – протянула Селена, вдруг остановившись и прищурившись. – Кто это с Оливером?

Я проследила за её взглядом. Лукас. Высокий, с густыми темными волосами, которые слегка растрепались от ветра, и карими глазами, в которых, кажется, можно было утонуть. На нём была серая куртка, чуть потёртые джинсы и выражение лица, которое сочетало уверенность с легкой скукой. Он был красив, да. Но в том неприятном, киношном смысле – как герой, который знает, что красив, и позволяет себе быть раздражающе расслабленным из-за этого.

– Лукас, – буркнула я. – Его друг. Или… не знаю, кто они друг другу.

– Боже, он же идеален, – выдохнула Селена, как будто это был сюжет её любимого сериала. – Эти глаза. Эта челка. Этот… вообще всё.

– Ты серьёзно? – я скривилась. – Он же такой типичный красавчик.

– А ты типичная девочка, которая боится признать, что даже такие типы могут быть интересны, – усмехнулась она.

Я хотела ответить, но в этот момент Оливер заметил нас. Он напрягся, сказал что-то Лукасу, тот кивнул, и тот ушел, оставив Оливера одного.

Он перешел дорогу.

– Эмили, – начал он, как только оказался рядом. – Можно поговорить?

– Нет, – резко ответила я, но Селена встала между нами, как барьер.

– Эй, Оливер, – сказала она легко, но в её голосе проскальзывала сталь. – Она сейчас не в настроении.

– Я знаю, что ты злишься, – он посмотрел на меня, и в его глазах снова мелькнуло то самое сожаление. – Но мне нужна помощь.

– Помощь? – переспросила я, не скрывая скепсиса.

– С математикой. – Он достал из рюкзака тетрадь. – Это последнее задание перед контрольной. Я… не понимаю половину формул.

– И ты думаешь, я стану тебе помогать после всего? – Я засмеялась, но это был не смех радости.

– Это не я выложил фото, – быстро сказал он. – Я бы никогда…

– Но ты не остановил их. – Мой голос дрогнул. – Ты просто смотрел.

Он опустил глаза, сжав тетрадь в руках.

– Я не знал, что делать. Я хотел подойти, но…

– Но ты не подошёл, – закончила я. – Вот и всё.

Селена положила руку мне на плечо, как будто говорила: «Ты молодец. Не сдавайся».

Оливер вздохнул, потом вдруг поднял глаза:

– А ты свободна в субботу?

Я замерла.

– Что? – переспросила я, будто ослышалась.

– Ну… если ты согласишься помочь, – он немного смутился, но не отступил. – Мы могли бы встретиться. В библиотеке. Или в кафе. Где угодно. Просто… мне нужно это разобрать. А ты… ты же умная.

– Ты серьёзно? – Я не знала, смеяться мне или кричать. – Ты просишь помощи после того, как весь мой день превратился в цирк?

– Я знаю, что виноват, – сказал он тихо. – Но это шанс что-то исправить. Для меня. Для тебя.

Между нами зависло напряжение. Город шумел вокруг, машины проезжали, светофор мигал, а мы стояли, как два островка в океане.

Селена фыркнула:

– Ну, он хотя бы не трус.

Я посмотрела на неё:

– Ты ему веришь?

– Не знаю, – честно ответила она. – Но если он просит помощи, значит, он знает, что ты умнее его. А это уже шаг к покаянию.

Оливер ждал. Его пальцы всё ещё сжимали тетрадь, как будто это был последний шанс удержаться на плаву.

Я посмотрела на него. Попыталась увидеть не того парня, который стоял в тени, пока меня фотографировали. А того, кто приносил мне чай, кто дал своё худи, кто смотрел на меня так, будто я была не просто «тихой Дэйвис».

– В субботу утром я занята, – сказала я. – Но после обеда… ладно.

Его глаза вспыхнули.

– Спасибо, – сказал он просто.

– Не благодари, – ответила я. – Это не прощение. Это просто… разбор полетов.

Селена усмехнулась:

– Ну вот, теперь у тебя есть план на выходные.

Оливер кивнул, сделал шаг назад, потом резко развернулся и ушёл, исчезая в потоке людей.

Я посмотрела на Селену:

– Ты точно не против? Что я соглашусь с ним встретиться?

– Против? – Она рассмеялась. – Да я за! Ты только что показала ему, что ты не тень. Ты – человек, который решает, что делать дальше.

Мы пошли дальше, а я чувствовала, как внутри что-то изменилось.

Не прощение.

Не забвение.

Просто… первый шаг.

***

Проснулась я от запаха кофе. Бен, видимо, решил порадовать нас с братьями завтраком – из кухни доносился аромат тостов и голос Чарли, который спорил с ним из-за последней порции варенья. Я потянулась, чувствуя, как вчерашние слёзы и боль уступают месту странному спокойствию.

Но больше всего в голове стоял вчерашний вечер…

После того как мы с Селеной вернулись, я решила показать ей, где я живу. Она согласилась пойти, даже не спрашивая зачем. И вот, стоя у дома Норы, я глубоко вдохнула и нажала на звонок.

– Ты уверена? – спросила она.

– Нет, – ответила я честно.

Нора открыла дверь, и её глаза расширились, когда она увидела Селену.

– Это… кто? – спросила она, прищурившись.

– Это Селена, – сказала я. – Та самая, о которой я тебе рассказывала.

– Ага, та самая, которая спасла тебя от полного краха, – добавила Селена, протягивая руку. – Привет. Я не приду в ужас, если ты не пригласишь меня на чай.

Нора сначала замялась, но потом рассмеялась и впустила нас. Через полчаса они уже сидели на диване, пили горячий шоколад и обсуждали последние школьные слухи. Я смотрела на них и понимала: я больше не одна.

И вот утром, пока я завязывала шнурки, телефон запиликал.

Селена (MeanGirls):

Доброе утро, моя леди с худи!

Ты уже проснулась или всё ещё в объятиях Оливера?

Я фыркнула, нажав на ответ:

Не в его объятиях, а в объятиях подушки.

И да, ты создала группу с таким названием?

Селена (MeanGirls):

А как иначе? Мы теперь трио.

Или квартет, если Нора решит присоединиться.

Нора (MeanGirls):

Я уже в деле. Только скажите, кого сегодня будем душить?

Я улыбнулась, чувствуя, как внутри что-то теплое.

***

Когда я вошла в школу, всё было как вчера. Те же взгляды. Те же шепотки. Те же смешки, которые будто выстукивали по моей коже. Но теперь я не опускала голову. Я шла уверенно, сжав рюкзак на груди, как щит.

«Ты не одна. Ты не одна. Ты не одна.»

Но не все были готовы принять это.

Когда я подходила к лестнице, кто-то сделал подножку.

Я споткнулась, руки вылетели вперёд, и я с грохотом врезалась в пол. Боли не было сразу – только шок. А потом резкая боль в локте, колене, в груди.

Смех.

– Ну что, Дэйвис, снова в центре внимания? – раздался голос Кейт Марлоу, той самой блондинки, что всегда смеялась первой.

Я подняла голову. Она стояла, облокотившись на перила, с жвачкой во рту, с издёвкой в глазах.

– Как мило, что ты решила украсить наш урок падением, – добавила она.

Но прежде чем я успела ответить, она вынула жвачку изо рта и бросила её прямо мне в лицо.

Прилипла к щеке. Холодная. Влажная.

Шок.

Больше всего не от жвачки. От унижения. От того, что никто не вмешался. Что все смотрели, но никто не остановил это.

Я медленно сняла её пальцами, чувствуя, как по щеке начинают ползти горячие слёзы.

– Ты… – начала я, но голос дрожал.

– Что? – Кейт ухмыльнулась. – Не нравится быть посмешищем?

В этот момент кто-то схватил меня за руку.

– Вставай, – сказал голос, который я знала.

Селена.

Она стояла позади, её глаза горели, как два уголька.

– Ты что, ослепла? – рявкнула она на Кейт. – Или просто глупая?

– Я просто веселилась, – пожала та плечами.