Время тепла

– А, Дэйвис! – он окинул меня быстрым взглядом, отложив какую-то бумагу. – Во время. Хорошо. Садись. Вернее, стой, тут особо не присядешь.

Я замерла у входа, чувствуя себя лишней деталью в этом царстве мужественности.

– Значит, помощник тренера. – Он прошелся по комнате, разминая плечи. – Гринвуд говорила, ты деловая. Нам это и нужно. Задачи простые.

Он начал перечислять, загибая пальцы:

1. График тренировок: Висит на доске объявлений у поля. Твоя задача – следить, чтобы все были в курсе изменений. Если дождь – смотри на сайте школы или звони мне. Не мне. Лучше смотри сайт.

2. План тренировок: Я тебе буду давать листок с упражнениями на день. Ты размножай, раздавай. Все просто: бег, броски, отработка ударов. Ничего сверхъестественного.

3. Встречи команды: Раз в две недели, по четвергам после тренировки. Кабинет 12Б. Ты обеспечиваешь явку. Записываешь, кто пришел. Особо упертых – пиши мне.

4. Съемки. – Он махнул рукой в сторону угла, где стояла старая видеокамера на штативе. – Иногда нужно снимать игру или упражнения на разбор. Разберешься. Кнопку нажать не сложно.

Я слушала, пытаясь запомнить поток информации. Звучало… терпимо. Бумаги, расписания, кнопки. Я справлюсь. Надеюсь.

– И последнее, – мистер Реймонд остановился и посмотрел на меня так, будто ждал вопроса. Я молчала. – Контроль капитана.

Я моргнула.

– Контроль? Капитана? – переспросила я неуверенно. – Что… что именно нужно контролировать?

Тренер закатил глаза так выразительно, будто это было его любимое упражнение. Он вздохнул, полный вселенского утомления.

– Капитана команды, мисс Дэйвис! Того, кто должен следить за дисциплиной, передавать игрокам мои указания, быть примером! Того, кто вместо этого витает в облаках со своей камерой и на вопросы отвечает кивком! – Он раздраженно ткнул пальцем куда-то в сторону поля за окном. – Хардинга! Оливера Хардинга!

Мир вокруг меня сузился до точки. Звук стих. Остался только гул в ушах и холодный пот, выступивший вдоль позвоночника.

– Хардинг? – мой голос прозвучал чужим, тонким. – Он… он капитан?

– Да! – рявкнул Реймонд, как будто я спросила, небо ли голубое. – И твоя задача – следить, чтобы он делал то, что должен! Доводил указания до команды! Не терял бумаги с заданиями! Не пропадал сразу после тренировки! Понимаешь? Он талантлив, но с головой у него… – тренер сделал выразительный жест пальцем у виска. – Ты его контролируешь. Помогаешь ему быть капитаном. Это ключевое!

Мне показалось, что пол уходит из-под ног. Помощник тренера? Ну ладно. Бумажки? Куда ни шло. Но… КОНТРОЛИРОВАТЬ ОЛИВЕРА ХАРДИНГА? Того самого призрака, который едва замечает людей вокруг? Того, с кем я ни разу не обменялась и парой связных предложений? Того, чьи серо-голубые глаза смотрели сквозь меня, как сквозь стекло?

– Я… я поняла, – выдавила я из себя, чувствуя, как горит лицо.

– Отлично! – Реймонд, похоже, счел разговор исчерпанным. Он уже копался в ящике стола. – Первая тренировка сегодня в три. Не опаздывай. И принеси с собой блокнот. Записывай, кто пришел. Особенно Хардинга. Он иногда "забывает".

Я кивнула, не в силах вымолвить ни слова, и выскользнула из кабинета, как ошпаренная.

Коридор закружился вокруг меня. "Контролировать Хардинга". Слова звенели в голове, как дурной набат. Как?! Подойти и сказать: "Эй, капитан, собери команду и перестань витать в облаках?"Он же посмотрит на меня, как на говорящую мебель, и просто уйдет! Или промолчит. Его молчание было страшнее любых слов.

Я прислонилась к прохладной стене, пытаясь отдышаться. Через огромное окно в конце коридора было видно часть поля. И там, вдалеке, одинокая фигура в кремовом свитере. Он. Оливер. Капитан. Моя новая кошмарная обязанность. Он что-то бросал в стену, ловил, снова бросал. Ритмично, механически. Будто отбивался от мыслей. Или готовился к встрече с назойливой помощницей тренера, которая теперь будет "контролировать"его тихое, фотографическое существование.

Три часа дня, – подумала я с ледяным ужасом, глядя на его отстраненную фигуру. Мне осталось всего… пять уроков, И ни один учебник в мире не подготовил бы меня к этому. К контролю над самым неконтролируемым человеком в Вестбери. Крикет был мелочью по сравнению с этим.

Я глубоко вдохнула, оттолкнулась от стены и поплелась на математику, чувствуя, как камень в желудке стал размером с крикетный мяч. Контролировать Хардинга. Да я бы лучше голубей с ним фотографировала!

Оставшиеся уроки прошли как в тумане. Я отвечала на вопросы по математике (автоматически, формулы сами всплывали из какой-то глубины памяти), писала конспект по биологии (рука выводила слова, а мозг рисовал графики посещаемости), даже блеснула на английском разбором метафоры в сонете. Все "на отлично". Учителя кивали, довольные. Внутри же бушевал ураган под названием "Через три часа я выйду на крикетное поле и должна буду контролировать капитана-призрака".

На последнем уроке, географии, пока мистер Дэвис показывал карту океанических течений, я не выдержала. Достала из рюкзака маленький блокнот в лавандовой обложке – мой спасательный круг в море тревог. Спрятав его за учебником, я начала писать, выводя буквы с таким нажимом, что они едва не протыкали бумагу:

Личн. Дн. 3 окт. Большая перемена. Холодный пот.

Ну вот и официально. Я – "Помощник тренера". Звучит внушительно, да? На деле: секретарь, стенографистка и… "контролер капитана". Ха. Контролировать Оливера Хардинга. Это как пытаться поймать луч света или удержать ветер. Он же едва замечает, что вокруг люди ходят!

Реймонд сказал: "Помогай ему быть капитаном". Ага. Как? Привязать его к скамейке? Вставлять батарейки? Вести за ручку к команде и говорить: "Вот, ребята, ваш лидер, прошу любить и жаловать (и слушаться, черт побери)!"?

Я – не тренер. Я – не психолог. Я – Эмили Дэйвис, которая хотела тихо сидеть в библиотеке и читать. А теперь я должна быть… его МАМКОЙ? Прости, дневник, но это же смешно! И страшно. Очень.

Сегодня в три. Поле. Первый выход. Господи, дай мне силы не упасть в обморок от вида мяча (или его молчаливого, пронизывающего взгляда). И пусть в автомате будет шоколад. Очень много шоколада.

Последний звонок прозвенел, как сигнал к казни. Я почти бегом рванула к автомату с напитками у спортзала. Горячий шоколад. Густой, сладкий, обжигающий. Я пила его большими глотками, пытаясь согреть ледяные пальцы и прогнать комок из горла. Вкус был приятным, но не помогал. Сердце колотилось как сумасшедшее.

Рюкзак. Блокнот. "Не забудь блокнот!"– пронеслось в голове голосом миссис Гринвуд. Я судорожно вытащила новый, строгий блокнот в синей обложке, подаренный тренером. "Для записей. Статистики. Капитана,"– словно прошептал он зловеще. Я сжала его, как щит, и потащилась к выходу на задний двор, к полю.

Холодный октябрьский ветер ударил в лицо, заставляя меня ежиться. Запах мокрой травы, земли и чего-то спортивного, резкого. И вот оно – поле. Широкое, зеленое, обрамленное старыми трибунами. И на нем… Они.

Команда. Человек 15, наверное. Парни от 14 до 17 лет, в белых тренировочных футболках и темных спортивных штанах. Они разминались, и я… замерла. Не из-за страха (хотя он был), а из-за неожиданной красоты движения. Это не был хаотичный бег. Это был ритм. Мускулистые спины, гнулись в наклонах, ловкие ноги делали выпады, сильные руки вращали мячи или разминали плечи. Даже просто бег трусцой по окружности поля выглядел грациозно – легкие, пружинистые шаги, четкий ритм дыхания. Солнце, пробившееся сквозь тучи, золотило капли пота на затылках и шеях. Я не ожидала, что это может быть… эстетично.

И тут – РЕЗКИЙ, ОГЛУШИТЕЛЬНЫЙ СВИСТОК!

Я вздрогнула так, что чуть не выронила и шоколад, и блокнот. Мистер Реймонд стоял в центре поля, свисток торчал у него изо рта, как грозное орудие.

– Собираемся! – его голос, привыкший перекрывать шум, легко донесся до всех. Парни быстро сбежались к нему, образуя полукруг. Я стояла в метре от тренера, чувствуя себя выставленной на всеобщее обозрение. Горящие щеки, блокнот, прижатый к груди, и полное ощущение, что я тут лишняя.

– Парни, знакомьтесь, – Реймонд кивнул в мою сторону. – Это мисс Дэйвис. Ваш новый помощник тренера. Она будет вести статистику, графики, напоминать о встречах и… – он сделал паузу, – …помогать капитану. Встречайте.

Наступила секунда тишины. Пятнадцать пар глаз уставились на меня. Я приготовилась к усмешкам, к недовольным взглядам, к вопросу "А что она тут забыла?". Но…

– Привет, Эмили! – весело крикнул Лукас, его широкая улыбка и добрые глаза были как луч солнца.

– Здорово, менеджер! – подал голос еще один парень с огненно-рыжими волосами.

– Рады тебе, – кивнул кто-то сзади.

Улыбки. Искренние, дружелюбные. Ни капли насмешки. Мне даже показалось, что кто-то тихо захлопал. Камень с души немного сдвинулся. Я робко помахала рукой.

– Привет, – прошептала я, голос дрогнул.

И тут из центра группы шагнул вперед Он. Оливер Хардинг. В тренировочной футболке его плечи и руки казались еще более рельефными. Темные волосы были слегка влажными от пота. Серо-голубые глаза встретились с моими. Я замерла, ожидая его ледяного, отстраненного взгляда или молчаливого кивка.

Но он подошел. Совсем близко. На его лице не было улыбки, но и не было привычной отрешенности. Взгляд был… внимательным? Он посмотрел на мой блокнот, на мои, наверное, все еще перепуганные глаза, и…

Он подмигнул.

Легко, едва заметно. Совсем не то, что делала Нора. Быстро, почти по-дружески.

– Не стой тут на ветру, – сказал он тихо, так, что слышала только я. Его голос был ниже, чем я ожидала, и… спокойным. – Видишь скамейку у павильона? Слева. Там всегда блокнот не задувает. И вид хороший.

Он кивнул в сторону небольшого навеса с лавочками для запасных игроков.

Я просто стояла, открыв рот. Подмигнул? Посоветовал? Проявил… заботу? Это был не призрак. Это был… человек. Внимательный. И, черт возьми… милый?

– Я… э… спасибо, – выдавила я, чувствуя, как жар с щек расползается по всему телу.

Он едва заметно кивнул и повернулся обратно к тренеру, который уже начинал раздавать указания на тренировку.

Я медленно, как во сне, побрела к указанной скамейке. Сердце колотилось уже не только от страха. От неожиданности. От чего-то еще… теплого и смутного. Я села, открыла блокнот. Рука дрожала, когда я вывела дату и время. Запах мокрой травы, голоса парней, выполняющих упражнения, свисток тренера – все это было реально. Но в голове крутилась только одна мысль, перечеркивающая все вчерашние страхи и сегодняшние записи в дневнике:

Он подмигнул. Он подмигнул! Оливер Хардинг. Капитан. Призрак. Подмигнул МНЕ. И сказал, где сидеть. Он… милый? Оказывается?

Я подняла глаза. Он стоял немного поодаль, отрабатывая броски с Лукасом. Движения все такие же точные, грациозные. Лицо сосредоточенное. Но теперь я видела не отстраненного странника. Я видела… парня. Секунду назад подмигнувшего мне. И от этого весь этот дурацкий крикет вдруг стал казаться чуть менее страшным. Чуть-чуть.

Первые пятнадцать минут я пыталась понять, что вообще происходит на поле. Мистер Реймонд подошел, сунул мне листок – график тренировки. Я уткнулась в него, как в спасательный круг. "Разминка: бег 2 круга, динамическая растяжка". Ладно, бегут. "Отработка подачи: парами". Вот они разбились по двое, кидают друг другу мячи. "Отработка удара по мячу в сетку". Ага, стоят у сетки, бьют. Я старательно записывала в блокнот: "Все на месте. Делают… то, что в графике". Глупо, но это давало хоть какое-то ощущение контроля.

Я начала строить планы в голове, чтобы заглушить тревогу:

Завести таблицу в Excel для посещаемости. С цветовым кодированием.

Найти в интернете глоссарий крикетных терминов ("овер", "уикет"– что это вообще?!).

Принести термос с чаем. Всегда.

Но постепенно на первый план вылезло что-то другое. Холод. Октябрьский ветер, неумолимый и влажный, пробирался сквозь тонкую школьную рубашку и пиджак. Я съежилась на лавочке, поджала ноги. Руки, держащие блокнот и ручку, стали ледяными, пальцы плохо слушались. Горячий шоколад был давно выпит, оставив лишь сладковатое послевкусие и пустоту внутри. Мысли о планах и графиках потекли, как вода сквозь пальцы, вытесненные одним навязчивым: Как же холодно!

Покидать поле? Невозможно. Я же "помощник тренера". Я должна быть здесь. До конца. До посинения. Я судорожно полезла в рюкзак. Телефон! Нора! Она же работает в пабе недалеко, может, сможет выскочить на пять минут, бросить мне мою толстую вязаную кофту? Я лихорадочно стала набирать сообщение:

Нора! SOS! Замерзаю насмерть на крикетном поле! Можешь притащить мою синюю вязанку?

Только я нажала "отправить", как почувствовала чье-то присутствие. Я подняла голову.

Он. Оливер Хардинг. Он стоял передо мной, не на поле, а прямо тут, у скамейки. На его лбу блестели капельки пота, дыхание ровное, но учащенное после упражнений. И он… присел на корточки. Так, чтобы его глаза оказались на уровне моих. Не свысока, а почти наравне. Его серо-голубой взгляд был не отстраненным, а внимательным. Теплым? Мне показалось.

– Ты что, замерзла? – спросил он тихо. Голос был ровным, без насмешки, просто констатация факта. Он заметил мою дрожь, мои побелевшие пальцы, сжимающие телефон.

Я почувствовала, как краска заливает щеки, смешиваясь с холодом.

– Нет-нет! Все нормально! – поспешно ответила я, стараясь выпрямиться и перестать дрожать. – Просто… ветерок. Я сейчас…

Но он уже встал. Легко, без усилия. И не уходя, а обойдя лавочку с другой стороны, где стоял потрепанный черный рюкзак. Его рюкзак. Он расстегнул молнию, порылся внутри и достал темно-серое худи. Простое, хлопковое, без надписей, чуть мятое. Он протянул его мне.

– На, надень. Здесь всегда дует с этой стороны, пока не привыкнешь.

Я замерла, глядя на худи, потом на него, потом снова на худи. Мой мозг завис. Он… дает мне свою одежду? После подмигивания? Кто этот человек и куда делся мрачный призрак?

– Я… я не могу… – пробормотала я.

– Можешь, – он просто положил худи мне на колени, рядом с блокнотом. – Иначе простудишься, а мне потом Реймонд устроит разбор полетов, что нового помощника угробил. – В его голосе мелькнула легкая, едва уловимая нотка… юмора? Или так показалось?

Он не стал ждать, разворачиваясь, чтобы вернуться к тренировке. Но бросил через плечо:

– Не волнуйся, оно чистое.

И ушел. Так же легко и бесшумно, как появился.

Я сидела, ошеломленная, глядя на темную ткань у себя на коленях. Потом, почти на автомате, отложила блокнот и телефон и надела худи. Оно было огромным. Рукава свисали далеко за кончики пальцев, низ доставал почти до середины бедер. Оно пахло… Мятой. Свежей, резкой. И чем-то еще… сладковатым, как лесные ягоды. И легким, едва уловимым шлейфом чего-то дымного, чуть прокуренного. Не табака, а скорее… как костер или старая книга у камина. Это был его запах. Непривычный, странный, но… приятный. Он обволакивал меня, как облако тепла. Дрожь начала стихать почти сразу.

Я засунула руки в длинные рукава, кутаясь в мягкую ткань, и только тогда, глядя вслед его уходящей фигуре, осознала: Оливер Хардинг был гораздо выше и шире в плечах, чем казалось, когда он был далеко или сидел за партой. Он легко перекрыл мне ветер, когда стоял рядом. Его движения, когда он присел, были плавными, уверенными. Непривычно видеть его так близко и… настоящим.

Тепло распространялось не только по телу. Какое-то странное, смутное тепло щекотало где-то под ребрами. Я сжала рукава худи в кулаках, втянула носом его запах – мята, ягоды, дымок – и вдруг поняла, что ужас перед крикетом куда-то испарился. Осталась только легкая дрожь, но уже не от холода. И блокнот "для контроля капитана"на лавочке вдруг показался нелепым и смешным.

Он подмигнул. Он дал худи. Он высокий. И пахнет… лесом и мятой.

Мысли путались, но одно было ясно: Оливер Хардинг был полной противоположностью тому холодному, отстраненному призраку, которого я себе вообразила. И этот контраст был ошеломляющим. Я уткнулась лицом в мягкий воротник его худи, пряча улыбку, которую не могла сдержать. На телефоне замигал экран – ответ Норы. Но мне было уже не до кофты.

Глава 4

Дорога домой промелькнула как сон. Я болтала с Норой по телефону, кутаясь все глубже в огромное серое худи, которое пахло мятой, лесом и чем-то неуловимо своим – Оливером. Голос подруги трещал в динамике:

– …и потом он просто положил его тебе на колени? Без слов? Оливер Хардинг? Тот самый, который на прошлой неделе чуть не снес голову первокурснику, зашедшему на его скамейку в парке? Эмили, ты уверена, что это был он? Может, это был его клон? Или ты ударилась головой о мяч?

– Нора, – я засмеялась, и смех прозвучал странно звонко в тихом вечернем переулке. – Он был настоящим. И он… подмигнул. И дал худи. И сказал, где сидеть, чтобы не дуло. Он был… нормальным. Почти милым.

– Почти милый Хардинг, – Нора фыркнула. – Ладно, верю на слово. Но предупреждаю: если завтра он станет носить розовые носки и раздавать конфеты, я вызову экзорциста. А теперь главное: ты его худи не сняла вообще? Оно сейчас на тебе?

Я машинально потрогала рукав. Мягкая ткань, все еще хранящая тепло тела и этот странный, согревающий душу запах.

– Да… – призналась я. – Оно такое теплое и удобное… Я просто забыла.

– Забыла?! – визг Норы чуть не разорвал мне барабанную перепонку. – Эмили Дэйвис! Ты носишь худи самого загадочного и, по слухам, слегка опасного парня школы! Ты забыла его снять и отдать! Что, черт возьми, не так с тобой сегодня? Ты точно хорошо себя чувствуешь?

– Я в порядке! – поспешно ответила я, хотя внезапно почувствовала легкий озноб, пробежавший по спине. – Просто… отдам завтра. Он же сам сказал, что у него есть еще одно. И что я могу оставить.

– Хм, – голос Норы стал подозрительно тихим. – Ладно. Но у меня, знаешь ли, плохое предчувствие. Как в тех фильмах, где героиня берет красивую безделушку из проклятого замка, а потом… бум! Зомби-апокалипсис. Только у нас вместо замка – крикетное поле, а вместо безделушки – худи Хардинга. Береги себя, ладно? Позвони, если что. И… сфоткайся в нем для истории! Ха-ха!

Она отключилась, оставив меня наедине с наступающими сумерками, шелестом мокрых листьев под ногами и всепоглощающим запахом Оливера Хардинга, который теперь казался еще сильнее. Плохое предчувствие? Я встряхнула головой. Чепуха. Нора любит драму.

Дом на Moorbridge Avenue встретил меня знакомым хаосом, но… непривычно тихим. Из приоткрытой двери гостиной доносились звуки мультиков и возня – значит, Бен и Чарли были дома. Но в прихожей не пахло ужином, а из кухни не доносились привычные стук кастрюль или голос мамы.

– Привет! – крикнула я, сбрасывая мокрые ботинки. Ответом было только невнятное мычание Бена от телевизора.

Я прошла на кухню. Свет горел, но было пусто. На столе – следы недавнего сражения: крошки печенья, три пустых стакана из-под сока, размазанное пятно шоколадной пасты. В раковине – гора немытой посуды. На подоконнике, как всегда, восседал Баттон, с презрением взирая на бардак.

Ни мамы. Ни Тома.

Странное чувство опустошения кольнуло под ложечкой. Я привыкла к тому, что мама работает допоздна, а Том часто задерживается в гараже. Но сегодня… сегодня мне почему-то очень хотелось, чтобы кто-то был дома. Чтобы кто-то спросил: "Как прошел день?", "Не замерзла ли ты?", "Что это за огромное худи на тебе?".

Я вздохнула и начала машинально наводить порядок. Собрала крошки, убрала стаканы, запустила посудомойку. Запах чистящего средства перебил на мгновение запах мяты и леса с моего (его) худи, но стоило мне остановиться, как он снова накрыл меня теплой волной. Я поймала себя на том, что поднесла рукав к лицу и глубоко вдохнула. Он… везде.

– Эмили? – в кухню вбежал Бен, с игрушечным динозавром в руке. – Ты что, вор? Почему ты в чужой одежде? Это огромное!

– Это не ворованное, глупыш, – я потрепала его по рыжей вихлястой макушке. – Мне… одолжили. Где мама и Том?

– Мама позвонила, сказала, что задержится. У кого-то там операция. А Том… – Бен пожал плечами. – Сказал, что у него важное дело в гараже. С машиной. И велел нам не ждать. А что на ужин? Я голодный!

Я открыла холодильник. Пустота смотрела на меня укоризненно. Ну, почти пустота. На полке красовался пирог. Домашний, яблочный, в знакомой маминой форме. Рядом записка: «Дорогие, извините, задержусь. Разогрейте пирог. Люблю. Мама».

Спасибо, мама. Хоть что-то.

Пока пирог грелся в микроволновке, наполняя кухню сладким ароматом корицы и печеных яблок, я накрыла на стол для себя и братьев. Бен вертелся под ногами, выспрашивая про крикет ("А он страшный, этот Оливер? А он как динозавр? Сильный?"), а Чарли ворчал над учебником математики за столом, бросая на меня и мое худи неодобрительные взгляды.

– Ты выглядишь, как в мешке, – заявил он, когда я поставила перед ним тарелку с теплым пирогом. – И пахнешь странно. Как будто… лесная аптека.

Я фыркнула, но щеки предательски загорелись. Пахла. И все это замечали.

Ужин прошел быстро. Бен засыпал над тарелкой после третьего куска пирога. Чарли утащил его спать, бросив на прощание: «Мой посуду, Эм. Я герой сегодня». Я осталась одна на кухне с грязной посудой и все тем же навязчивым запахом мяты и Оливера на моей коже.

Мыла тарелки, я снова поймала себя на мысли о нем. О его неожиданной доброте. О том, как легко он двигался. О том, как его серо-голубые глаза смотрели внимательно, а не сквозь меня. О том, как тепло стало в его худи, и как это тепло теперь смешивалось с легким ознобом, который никак не хотел уходить. Может, я и правда простудилась?

Я закончила с посудой, вытерла руки и… снова зарылась лицом в рукав худи. Запах был успокаивающим. Как обещание чего-то нового и нестрашного. Завтра. Завтра я отдам его. И скажу спасибо. И, может быть… спрошу про этот запах? Про мяту и лесные ягоды?

Я выключила свет на кухне и пошла в свою комнату. В гостиной тихонько сопели братья перед телевизором. Дом был тихим, пустым, но его запах шел со мной, как невидимый щит. Я закрыла дверь в свою комнату, включила настольную лампу и села на кровать.

Телефон молчал. Мама не звонила. Том не вернулся. Но на экране светилось уведомление от Норы:«Не забудь сфоткаться в трофее! И береги себя! Плохое предчувствие не уходит…»

Я проигнорировала сообщение. Сняла очки, потянулась. Озноб снова пробежал по спине. Я чихнула. Вот и все. Нора была права. Но вместо паники было… странное спокойствие. Я сняла джинсы, оставив на себе только огромное серое худи Оливера. Оно было таким мягким, таким защищающим. Я забралась под одеяло, уютно устроилась и уткнулась носом в воротник.

Мята. Лес. Дымок. И где-то далеко-далеко… сладкий отголосок печеных яблок и маминой любви. Запахи моего странного, неожиданно теплого вечера.

«Завтра», – подумала я, чувствуя, как сон медленно накрывает меня. «Завтра отдам. И скажу спасибо».

Но где-то глубоко внутри, под слоями усталости и нарастающей простуды, шевелилось крошечное, упрямое чувство: Мне не хотелось с ним расставаться. Ни с худи. Ни с этим новым, незнакомым, почти милым Оливером Хардингом.

Я чихнула еще раз, укуталась в одеяло и запах чужого леса, и погрузилась в сон, где мрачные призраки в крикетной форме подмигивали и протягивали серые худи, пахнущие спасением.

***

Я проснулась от того, что Баттон уселся мне прямо на лицо. Рыжий хвост мелькнул перед носом, а в мозгу медленно всплыло осознание: Солнце. Высоко. Очень высоко.

– ЧЕРТ! – я вскочила с кровати так резко, что кот с негодованием улетел на пол. Часы на тумбочке показывали 8:47. Первый урок начинался в 8:30. Я проспала. Безнадежно.

Паника, острая и липкая, схватила за горло. Я носилась по комнате, как ураган: натянула первую попавшуюся юбку и рубашку, наспех заплела волосы, схватила рюкзак (учебники? тетради? черт с ними!), сунула ноги в ботинки, даже не завязав шнурки. Худи. Мысль мелькнула как ожог. Оно висело на спинке стула, темное, мягкое, все еще хранящее его запах. Отдам завтра, – пронеслось в голове. *Сегодня некогда! Я бросилась вниз, крикнув что-то невнятное в сторону гостиной, где Бен и Чарли сонно клевали носом перед мультиками, и вылетела из дома.

Я бежала. По мокрым от утренней росы тротуарам, спотыкаясь о небрежно завязанные шнурки, задыхаясь. Мысли путались: Опоздание. Выговор. Реймонд. Крикет. Оливер. Худи. Запах мяты. Последнее казалось особенно нелепым в этой панической гонке. Я ворвалась в холл школы Westbury Grammar ровно в 9:02. Задыхаясь, с растрепанными волосами, с лицом, пылающим от бега и стыда.