Прима

– Глеб остался у себя? – спросила я, когда мы со смотрительницей вышли из отеля.

– Не удивлена, – уклончиво ответила она. Мне показалось, за этой фразой что-то кроется, что-то более важное и глубокое, но я не решилась спросить.

Оказавшись на пляже, я раскинула руки в разные стороны и подставила лицо тёплому ветру. Ощущение было такое, словно меня закинули в рекламу известного шоколадного батончика – настолько остров казался райским. Безлюдный пляж, золотистый песок и прозрачная вода. Я зашла в лазурный океан, но недалеко, потому что боялась. Плавать я не умею.

Искупавшись, я какое-то время просто сидела на берегу, зарываясь ногами в теплый песок. Из всех воспоминаний в новой семье это, наверное, будет самое теплое и прекрасное. Мне не нужно бежать на тренировку, не нужно переживать об уроках. Я свободна. И могу наслаждаться жизнью. Удивительное чувство.

На следующий день ты тоже не пошел на пляж. Сидел у себя в номере на балконе, читал книгу. Я видела тебя каждый раз, как выходила из отеля. Ветер играл с твоими короткими волосами, а белая льняная рубашка раздувалась точно парус.

– Глеб не любит купаться? – зачем-то поинтересовалась я у Агриппины Павловны.

– Вроде того, – она в очередной раз увильнула от ответов.

Ты остаешься для меня закрытой книгой. Порой мне кажется, ты закрываешься даже от самого себя. И хотя я не испытываю к тебе ни капли симпатии, все равно почему-то интересно узнать немного больше о тебе.

Вечером я решила пойти к бассейну. Отдыхающие в основном купались в другой части отеля, а здесь почему-то никого не было. Наверное, стоило уйти, все-таки бассейн глубокий, а из взрослых рядом никого, но вид был настолько красивый, что я, как завороженная, брела по дороже.

Дорожка находилась в центре бассейна, окруженная с двух сторон водой. Наверное, такую конструкцию придумали, чтобы люди могли прыгать и оказываться сразу на глубине. Я хотела присесть на корточки, чтобы дотронуться до прохладной воды рукой, как вдруг услышала твой голос неподалеку. Правда, не разобрала толком, что именно ты кричал. Но раньше ты никогда не кричал так агрессивно и яростно.

В один миг твоя рука дотронулась до моей, крепко сжав ее. Ты практически волоком стащил меня с дорожки, подальше от бассейна. Я едва поспевала за тобой. Когда мы остановились, я заметила, что зрачки у тебя расширены, а дыхание сбитое. Словно ты переживал… Обо мне?

– С ума сошла? – наконец-то разобрала твои слова я.

– Что? В смысле? – Я искренне не понимала причину твоей столь бурной реакции.

Вгляделась в твое лицо и увидела в глазах что-то напоминающее страх. Ты смотрел на меня так, будто я только что совершила безумное преступление.

– Я не обязан быть твоей мамочкой и бегать за тобой!

Мне показалось или ты начал оправдываться?

– Но я ведь…

Однако ты не дал мне договорить, обрывая на полуслове:

– В следующий раз, если навернешься в воду, я не приду!

На этой реплике ты развернулся и ушел. А я смотрела тебе вслед и думала. Много думала.

Все мои мысли почему-то вечно крутятся вокруг тебя. И это безумно бесит.

1 августа

Твой день рождения мы никогда не празднуем. Я уже привыкла, что в этот день ты обычно гуляешь с друзьями и ничего не ждешь. В лучшем случае Агриппина Павловна приготовит торт, который по традиции отправится в мусорку. Мама не ест сладкое, я тоже. А ты… Тебе будто наплевать. Порой мне кажется, ты ненавидишь свой праздник.

Но сегодня все было иначе. Ты остался дома, и это сразу привлекло мое внимание.

Я вошла в гостиную и остановилась у мощной колонны, заметив тебя: ты сидел на диване. Я зачем-то спряталась, у меня не было желания попадаться тебе на глаза.

Со стороны кухни в гостиную зашла мама. На ней был коралловый брючный костюм, а волосы собраны в высокую прическу. Она села в кресло, изящно закидывая ногу на ногу, и принялась что-то изучать в своем планшете.

Какое-то время ты молчал, а затем вдруг вытащил из книги бумажку с каким-то рисунком и протянул маме.

– Вот.

– Что это? – она с недовольством отложила планшет. Я продолжала прятаться за колонной, тайком наблюдая за вами.

– А ты не видишь? – бросил ты сухо в ответ.

– С каких пор ты такой грубый? – вздохнула мама.

– Высшая степень проявления любви, – парировал ты в своей излюбленной манере. Не помню, чтобы хоть раз видела,как ты вежливо общался с мамой. Хотя, кажется, ты ни с кем не ведешь себя вежливо. Грубый. Холодный. Вечно мрачный.

– Это отвратительно, – мама разорвала рисунок на две части и бросила на пол. Мне до ужаса хотелось увидеть, что же там изображено, и в то же время хотелось взглянуть в твои глаза и прочитать реакцию. Но ни то, ни другое у меня не получилось.

Ты встал с дивана, подобрал рисунок, больше похожий теперь на мусор, и скомкал его в руках.

– Ты тоже отвратительная. Я не понимаю, зачем весь этот цирк с семьей, – процедил ты негромко. В твоем голосе звенела не скрываемая агрессия и злость.

– По-моему, я тебя слишком избаловала, – устало кивнула сама себе мама.

– По-моему, ты забыла, что тринадцать лет назад родила меня, – ты положил скомканные части рисунка в карман.

– Я прекрасно помню, что у тебя сегодня день рождения. Но ты уже не маленький, Глеб, у тебя есть карта, купи себе подарок сам.

Ответ мамы даже для меня прозвучал дико. Хотя о моем дне рождения тоже никто не вспоминал уже три года. Звучит слишком дружелюбно, но мы с тобой вроде как друзья по несчастью. Только я пытаюсь привлечь внимание мамы, а ты вызываешь у нее раздражение.

Когда мама ушла, ты заметил меня у колонны. Я ждала колкостей в свой адрес, однако ты ничего не сказал. Молча прошел мимо и даже не задел меня плечом.

Мне до сих пор не по себе. Это странное и до ужаса необъяснимое чувство. Я не готова признавать его. Потому что в нем кроется слишком много всего посвященного тебе.

Глава 10 – Даша

Я захлопываю дневник, кидаю его в ящик и ложусь на кровать. Если честно, пока не перечитала записи, не думала, что там столько о Глебе. Мне казалось, я его ненавижу и говорить о нем не хочу. На деле же практически каждая страница словно пропитана моим сводным братом.

Бесит…

А на следующий день случается то, что лучше бы никогда не происходило. Жаль, что о каких-то вещах нас никто не может предупредить заранее. И о людях, которых лучше бы обходить стороной.

Рано утром я решаю поехать в город. Стены особняка давят точно клетка. Мне тяжело дышать, желание тренироваться на нуле. Я все чаще проверяю телефон и жду весточку от мамы, а она продолжает игнорировать меня.

К десяти утра улица в центре города уже довольно оживленная. Люди бегут на работу, погруженные в свои мысли, и я тоже спешу, не замечая никого и ничего вокруг. В наушниках играет «180» Jordan Feliz, под ногами плавится асфальт. Слишком жарко. Душно. Словно попал в нагретую духовку.

Переходя дорогу, случайно врезаюсь плечом в кого-то. Почему-то ничего не говорю, хотя, наверное, стоило извиниться за невнимательность. Но в этот момент зеленый на светофоре начинает мигать, и я ускоряюсь.

Забегаю в кафе, беру американо со льдом и усаживаюсь за свободный столик у окна. Отсюда вид на улочку как на ладони. Напротив сидит парочка, они улыбаются, завороженно рассматривая город, а я, глядя на них, ощущаю дикое одиночество. Мне банально не с кем даже выпить проклятый кофе. Отвратительное чувство.

И судьба словно слышит мои возмущения – стул рядом со мной скрипит. Я поворачиваюсь и впадаю в легкое замешательство, когда незнакомец опускается на соседний стул. У него широкие плечи, довольно острые черты лица и пронзительно синие глаза, напоминающие льдинки. ДКрасивые губы изогнуты в дерзкой ухмылке, правда она скорее пугает, нежели привлекает.

Парень снимает черную кепку и упирается локтями в стол.

– Знаешь, чем встречает город с утра? – вопрос заставляет меня напрячься, хотя парень вроде бы не похож на психа, уж больно привлекательный.

Я молчу. Незнакомец отвечает сам:

– Невоспитанными девушками. Не хочешь извиниться?

– Нет, не очень, – я стараюсь не выдать легкого волнения.

Он хрустит шеей и снова возвращает взгляд на меня. Его глаза сверкают хищным блеском.

– Неправильный ответ.

– Что ты хочешь? – сердце панически колотится в груди.

– Мне показалось, это ты чего-то хочешь. Например, – он нагло берет мой стаканчик с кофе и делает глоток, – веселья. Чтобы аж вены сводило спазмом.

– Ты ошибаешься, – я сжимаю телефон, прокручивая варианты, кому, если что, могу позвонить. Осознание бьет наотмашь, когда я прекрасно понимаю – никому. Никто не придет на помощь, если я закричу. Никто не заплачет, если меня вдруг не станет.

Одна. Бесконечно одна. Никому не нужная душа, которой словно нет места в этом мире. От этого чувства мне каждый раз становится тяжело дышать.

– Я никогда не ошибаюсь.

– У меня есть парень, – я поднимаюсь со своего места, но незнакомец резко хватает меня за запястье. Его пальцы ледяные и сильные. Боль пронзает руку, и другая на моем месте вскрикнула бы, вот только я привыкла к боли. Она стала моим вторым «я» после бесконечных тренировок. Балет – всегда боль.

Я не моргаю. Смотрю прямо, пытаясь показать, что меня ничуть не задевает подобное.

– Врешь.

– С чего бы?

– В твоих глазах одиночество.

Его фраза – пуля. Она пронзает меня до дрожи. До слез, которые готовы вырваться наружу. Интересно, он реально прочитал это в моих глазах? Я настолько пала духом, что хожу с табличкой на лбу «пожалейте меня»? Ну нет, сейчас не время для самокопания.

– У тебя разыгралось воображение, – я все-таки освобождаюсь и иду к выходу. Но даже на расстоянии слышу его реплику, брошенную вслед:

– Не убежишь, ведь я уже тебя нашел. Будет весело, обещаю.

Машу рукой, останавливая первое встречное такси. Сажусь в машину, захлопнув громко дверь, и называю адрес. Меня потряхивает, сердце бьет о ребра, как молот по колоколу, сигнализируя о беде. Замечаю, что даже руки трясутся, хотя мне это несвойственно. Подумаешь, какой-то странный незнакомец наговорил всякой ерунды, чего я так зациклилась? Или дело вовсе не в нем, а в словах, которые он сказал? В правде, что страшнее любого человека. Честно признаться, не помню, когда в последний раз так переживала.

«Это дурацкая шутка, парень просто не в себе», – убеждаю свое измотанное сердце всю дорогу до дома.

Но по итогу все оказывается совсем не так.

На следующий день проходит первая официальная репетиция в театре. Стоит только заиграть музыке, как каждая из нас вырывается на сцену, словно парящая бабочка. Мягко касаемся пола пуантами, закручиваясь в мелодичном ритме. Мне все еще невероятно сложно танцевать, нога ноет не переставая, но отступать нельзя. У меня нет времени отлеживаться.

Музыка смолкает, и мы уходим в гримерную. Почти все между собой общаются, только я плетусь в хвосте, пытаясь перевести дыхание.

– Боже, я сегодня все утро проторчала у станка, – жалуется Лана Кириленко подругам, развязывая пуанты.

– Ты была прекрасна, – хвалят они, явно приукрашивая и подлизываясь к соло-танцовщице. Она не дотягивает, и сама об этом прекрасно осведомлена, поэтому столько тренируется. Наверняка получила не одно замечание от Анатолия Аркадьевича, нашего балетмейстера.

– Спасибо, девочки, – мило улыбается Лана. Я случайно ловлю ее взгляд и не могу понять, откуда в нем столько радости. Хотя нет, понимаю: Кириленко счастлива до смерти, что подвинула выскочку вроде меня.

Закончив переодеваться, выхожу в холл и спускаюсь на первый этаж. Все тело ноет от напряжения. Но стоит мне оказаться на улице, как я напрягаюсь еще сильнее, потому что замечаю того таинственного незнакомца. Он сидит на скамейке напротив входа в театр, пьет фреш и чему-то усмехается, разглядывая экран телефона. Не знаю, совпадение это или нет, но складывается ощущение, что парень за мной следит. Притом не из хороших побуждений.

Дверь за моей спиной скрипит, и на улицу выходит Кириленко. Она тоже отчего-то напрягается, но тут же переключается на меня.

– Ты реально собралась выступать после такой травмы? Не стыдно? Ты можешь всех подвести.

– Стыдно брать роль соло, когда твой максимум – десять фуэте, – не теряюсь я. Мы никогда не дружили. А уж сколько раз она подставляла меня – не счесть. Пожалуй, Лана одна из многих, кто искренне порадовался моему провалу.

– Просто я не повернута на балете, и у меня, в отличие от некоторых, есть личная жизнь, – отвечает она, прикусив губу. Уверена, мои слова ее задели. Для балерин, которые стремятся к славе, быть второй – это провал. В случае с Кириленко я – вечная тень ее провала.

– Тогда зачем ты пытаешься мне что-то доказать? – сжимаю лямку рюкзака и думаю, что в джинсах сегодня безумно жарко. Но чтобы связки всегда были разогреты, нам приходится носить не особо удобную одежду.

– Я? Тебе? Мне просто тебя жаль, Миронова, – фамилия приемной мамы режет слух. Напоминает, что мать не верит в меня и не ждет больше ничего. Это обидно до слез. А вот Глебу, наверное, все равно, ведь он носит фамилию отца. Мало кто знает, что мы с ним родня, пусть и не кровная.

– Не стоит тратить свои чувства на меня, побереги до лучших времен, – огрызаюсь я и спускаюсь по ступенькам.

Мой взгляд фокусируется на том парне, который только что убрал мобильный и теперь тоже смотрит на меня. Он лениво, словно кот, поднимается, растягивая губы в улыбке – хищной, какой-то недружелюбной. Хотя когда вас преследует человек, о дружелюбии речи и не идет. Но я все еще надеюсь на банальную случайность.

– Ну привет, – произносит незнакомец, догоняя меня за пару шагов. Сминает стакан и выкидывает его в урну, как баскетбольный мячик.

– Ты меня сталкеришь? – спокойно уточняю, но внутренне сжимаюсь в ожидании ответа. Пусть скажет «нет» или признается, что оказался здесь случайно. А может, у него сестра работает в нашем театре? Да господи, любая отговорка будет идеальной, кроме согласия. Однако…

– Может быть, – уклончиво отвечает он, не переставая одаривать меня улыбкой, от которой мороз по коже.

– Я обращусь в полицию.

– Обращайся, – ему словно плевать.

– Слушай… – я подхожу к остановке и оборачиваюсь. На светофоре неподалеку трогается автобус, в который я планирую сесть. И неважно, что он не довезет меня до дома. Главное – оказаться подальше от таинственного незнакомца.

– Тебя было легко найти, крошка. Интернет нынче знает все. Кстати, я не увидел в твоем профиле никакого парня. Знаешь, что врушек принято наказывать?

Автобус останавливается, из него выходят люди, и в тот момент, когда он собирается тронуться, я запрыгиваю внутрь на задние ряды. Прикусываю губу, молясь всем богам, чтобы этот человек не последовал за мной. Всё внутри меня так неистово колотится, что кажется, будто тело не выдержит этого напряжения. Давно меня не накрывал такой страх.

Прохожу вглубь салона, усаживаюсь на свободное место и в окно замечаю, что парень так и стоит на остановке. Он не пошел за мной, но его дьявольская улыбка приводит меня в ужас.

Инстинкт самосохранения подсказывает, что я нажила себе новую порцию проблем.

Глава 11 – Даша

Я сижу в раздевалке, поглядывая на часы. Сегодняшнюю репетицию перенесли на три часа позже, но почему-то до сих пор никого нет. Меня это напрягает, и чтобы как-то успокоиться, я захожу в соцсети. Случайно натыкаюсь в ленте на пост Глеба.

На фото он на пляже в одних шортах. Спортивное тело и кубики пресса так и притягивают взор. Каждый его мускул четко очерчен, будто высечен из камня, и я невольно задумываюсь: каково это – гулять с таким парнем, как Глеб? Да, мы никогда не были друзьями, но это не отменяет того факта, что он настоящий красавчик.

Зачем-то открываю комментарии, а там сплошные восхищенные возгласы. Девушки пищат от восторга, некоторые, не стесняясь, просят написать им. Мой сводный брат никогда не бывает обделен вниманием. Такое ощущение, что эта страница крутого селебрити, а не обычного парня. Хотя когда Гордеев с его деньгами и внешними данными был обычным?

Внезапно я ловлю себя на том, что непроизвольно закусываю губу, разглядывая Глеба.

– Господи! – шепчу, качая головой. Гордеев столько раз превращал мою жизнь в ад, что мне должно быть стыдно даже останавливаться на публикациях с ним.

Поспешно закрываю приложение и убираю телефон.

Чтобы хоть как-то развлечь себя, выхожу в коридор. Мобильный в кармане начинает вибрировать, на экране высвечивается номер Натальи Михайловны.

– Да, добрый день, – дружелюбно отвечаю я.

– Как тебе не стыдно! – кричит она в трубку. – Я просила за тебя, поставила на кон свое имя и репутацию. А ты? Просто прогуливаешь репетиции?

Растерянно замираю на месте, слушая гневный голос Натальи Михайловны из динамика. О чем она говорит? Да я за всю жизнь ни разу не прогуляла, ведь на кону стоит мое будущее. Одна только мысль о пропуске заставляет желудок стягиваться в тугой узел. Нет-нет. Она что-то путает.

– Как это?..

– В дурочку играешь? – ядовито шипит она в трубку.

– Репетицию же перенесли на четыре часа, – лепечу я, пытаясь оправдаться.

– Кто перенес? Бессовестная! Если тебя выгонят, больше от меня помощи не жди. Ты меня разочаровала, Миронова.

Ее слова звучат словно приговор, от которого внутри все леденеет. Я сильно-сильно зажмуриваюсь, надеясь, что, когда открою глаза, репетиция будет по плану, и я не пропустила ее. Но мой телефон все еще в руке, и из динамика все так же доносится гневное дыхание Натальи Михайловны, а это значит, что я где-то ошиблась.

– Пожалуйста, выслушайте меня! – умоляю, не зная, что сказать в свое оправдание. – Я совсем не хотела подвести…

Но Наталья Михайловна презрительно фыркает и скидывает вызов, оставляя меня наедине с болезненным чувством вины и отчаянием.

Очередной провал, от которого хочется кричать в голос.

Да что ж такое? У меня и так душа в клочья, я не живу толком, существую, держась за последнюю ниточку – выступление, и даже здесь умудряюсь провалиться. К глазам подкатывают слезы, меня колотит, словно выбросили раздетой в двадцатиградусный мороз.

Делаю несколько глубоких вдохов, которые должны помочь успокоиться. Не помогает. В каком-то странном состоянии я звоню Лане, так как больше никого из труппы не знаю. Я не успела толком познакомиться с другими девчонками, наверное, надо было улыбнуться, подойти, завязать разговор. Ведь это нормально, общаться с теми, с кем танцуешь. Но я, поглощенная собственным горем и миром, в котором нет ничего хорошего, будто намеренно возвела стену вокруг себя. Абстрагировалась. Пожелала быть одной, чем в своре волков. И вот пожимаю теперь плоды. Сама виновата. Что сказать…

Кириленко отвечает не сразу, буквально на последнем гудке, когда я уже собираюсь сбросить.

– Чего? – недовольно бурчит она в трубку.

– Репетицию не переносили?

– Ой! А ты не знала? – тянет она с явной издевкой. А у меня от ее ответа аж кулаки сжимаются.

– Лана… – мне хочется выругаться, но я сдерживаюсь. – Когда объявили, что сдвига по времени не будет?

– В чате, вчера вечером.

– В каком чате? – непонимающе рычу я.

– В общем чате, Миронова. Или постой… Тебя же нет в нашем чате. Ой, как печально. Ну что ж поделать?

Я сбрасываю звонок, не дожидаясь продолжения издевательств. Меня колотит, в голове проносятся тысячи мыслей. Конечно, у них есть чат. У всех есть эти долбанные чаты, и звонить больше не обязательно. А я… подумаешь! Им все равно на какую-то Дарью, которую пропихнули по чьей-то протекции.

И плевать всем, что если бы я тогда не упала, не совершила роковую ошибку, то стояла бы в центре и танцевала соло. Я, а не Лана. Проклятье!

Выбегаю на улицу, попутно вызывая такси. Хочу домой, хочу оказаться в темноте и уткнуться лицом в подушку. Искренне не понимаю, когда настанет такое время, что я смогу быть обычной слабой девушкой, которую пожалеют, поддержат добрым словом и не дадут сломаться.

Однако судьба будто насмехается дальше, подкидывая очередную встречу.

Меня и так раздирает на части – с одной стороны, я в ужасе от перспективы потерять роль, мой единственный шанс вернуть расположение мамы, а с другой – этот незнакомец, который постоянно появляется будто из ниоткуда и черт знает что хочет.

Я вздрагиваю, остановившись у дороги, когда он поднимает руку и машет мне, будто мы давние друзья. По спине пробегают отвратительные мурашки, и я ускоряю шаг, пытаясь как можно быстрее ускользнуть от его пристального взгляда.

– Какая ты неприветливая, мышка, – кричит брюнет. От его голоса меня накрывает паника. Я вдруг спотыкаюсь и падаю, сбивая колени.

Телефон выскальзывает из рук, на экране отображается входящий вызов. Черная роза на заставке. Глеб. Гордеев никогда мне раньше не звонил, у нас просто есть номера друг друга, и я совру, если скажу, что его входящий не вводит меня в какое-то странное состояние.

Правда, поднять трубку не успеваю, это делает мой преследователь. Он проводит пальцем по экрану и прикладывает телефон к уху:

– У аппарата.

Гордеев, кажется, что-то ему отвечает, пока я пытаюсь подняться.

– Да тут, рядом, моя девочка, – беспристрастно врет парень. – Я? Артем. Но ты дружок можешь больше сюда не звонить…

Я прерываю его словесный поток, выхватив мобильник. Мое лицо сковывает от напряжения, как и плечи.

– За такое есть статья, между прочим! – цежу сквозь зубы, пытаясь скрыть свои дрожащие руки. Боковым зрением замечаю такси, которое паркуется у тротуара.

– Так давай перейдем от статьи к чему-то интересному. Смотри, – Артем разводит руки в стороны. – У тебя, похоже, нет ни друзей, ни того выдуманного парня. Зато есть я. Ну чем не перспектива скоротать вечер?

– Я не хочу коротать с тобой вечер.

Между нами повисает короткая пауза. Синие глаза парня становятся больше серыми, словно ясное небо затянуло холодным тучами. И взгляд такой пронизывающий, немного пугающий. Брови Артема почти сходятся на переносице, формируя резкие складки, а губы сжимаются в плотную линию, но он тут же принимает расслабленную позу и выдает улыбку. И будто тем самым говорит: «Я не привык получать отказы».

– У тебя есть весомый повод не принимать мое приглашение?

– Мое личное «не хочу», – откашлявшись, сообщаю, стараясь придать голосу уверенности. Затем разворачиваюсь и снова бегу. Уже в который раз я сбегаю от этого парня? И он, по традиции, не идет за мной. Словно позволяет нам играть в хищника и его жертву.

Господи! Может мне в самом деле заявить на него в полицию? Это уже ни в какие рамки.

Закрыв дверь такси, я спешно называю адрес, и водитель выезжает на дорогу. Телефон, который я все это время нервно сжимала в руке, вибрирует. Только сейчас замечаю около десяти пропущенных вызовов.

Быть не может! Все от Глеба!

Закусив губу, я беру трубку и слышу его напряженный голос.

– Какого дьявола, Даша? – кричит он. – Ты что, завела себе хахаля, который решил поиграть в героя-ревнивца?

– Нет, он не мой парень, – зачем-то говорю правду, закрывая глаза. Пульс до сих пор не восстановился.

– Ты там решила уйти в отрыв, вместо того чтобы пахать на тренировках?

– Господи! – вскрикиваю раздраженно я. – Что тебе надо, Гордеев? Я и так знаю, что постоянно косячу, но это не значит, что моей карьере пришел конец. Я буду танцевать, хочешь ты того или нет. И вообще, зачем ты мне звонишь? Сообщить, что завтра апокалипсис?

Слышу его тяжелый вздох.

– Не дождешься. Мать тебя искала. Заставила меня быть посредником.

– Мама? – желудок совершает кульбит и падает куда-то вниз, в пропасть.

– Она вернется в конце августа. – Он делает короткую паузу, словно обдумывая, стоит ли договаривать. – И я тоже. Надеюсь, к тому времени ты окончательно сломаешься.

– Иди к черту! – кидаю я.

– Дашка!

– Просто иди…

Глеб перебивает:

– Если еще раз кто-то ответит на мой звонок кроме тебя – молись!

На этой фразе Гордеев сбрасывает вызов. А я смотрю на экран и задаюсь вопросом: что его так зацепило? Звонок мамы или тот факт, что у меня может появиться парень? Нет, даже не парень – защитник.

Глава 12 – Даша

Неделя пролетает за неделей, лето стремительно заканчивается.

Каким-то чудом меня не выгоняют из постановки, но настроение от этого лучше не становится. Я постоянно ловлю на себе косые взгляды, хотя выкладываюсь на полную и задерживаюсь после тренировок, лишний час упражняясь у станка.