Касания тьмы

Пряди волос, вечно влажные, прилипли к вискам, свернулись в мелкие кольца. Он машинально откинул их назад, чувствуя под пальцами липкую прохладу.

«Давно пора подстричься,» – подумал он, но не пошёл к зеркалу. Словно внешность уже не имела значения. Словно он давно перестал быть тем, кого можно узнать.

Этим вечером ничего не изменилось.Только дождь. Только тишина. Только он – и стакан воды, поставленный на самый край стола.

Рустам сидел на полу, спиной к дивану, и не отводил взгляда.

Секунда… Минута… Пять…

Он не моргал. Не дышал. Боялся пропустить.

Вода была чистой.Холодной. Неподвижной.

Но он знал: если она придёт —вода изменится первой.

Он не знал, чего ждёт. Не мог выразить это словами.

Страх? Надежду? Или просто подтверждение того, что он не сошёл с ума?

Рустам не был уверен. Но ждал.

С закушенным заусенцем на пальце, с сердцем, бьющимся где-то в горле.

Он знал только одно:

если она – не галлюцинация,

если она – не сон,

если она – реальна, то она должна оставить след.

А он – должен его увидеть.

Даже если этот след – лишь тонкая плёнка льда на поверхности воды.

Парень больше не мог притворяться, что это усталость. Что все случившееся жестокие игры воспалённого разума. Он больше не мог твердить себе, что это сон, который не хочет отпускать.

Рустам видел её размытый образ в отражениях тёмных витрин. Слышал мягкие шаги и шелест тонкого платья в своей комнате, когда уже практически засыпал.

Он чувствовал. Сам не понимал, что именно, но этот назойливый зуд заставлял обернуться. Ощупать взглядом пустоту. Так больше не могло продолжаться. Рустам медленно начинал сходить с ума. Он перестал чувствовать себя безопасно даже в собственном доме.

Три дня парень откладывал этот момент. Три дня пытался вернуться к нормальной жизни.

Подработка в аптеки и продуктовом. Лекции. Проект. Разговоры с Женей, в которых он кивал и не слышал ни слова.

Он пригласил её выпить кофе, но кажется сделал этим только хуже. Рустам смотрел в глаза девушке, у которой радужка была тёплой, ореховой. А виделе её глаза. Прозрачные и холодные. Как будто свет проходит сквозь них, не задерживаясь.

Снова и снова слышал шёпот: «Ты не можешь видеть меня…»

Парень был уверен, что сходит с ума. Пока не начал замечать закономерности. Некую систему.

Когда Рустам оставался один. Когда переставал думать и просто чувствовать, его касался холод.

Не тот, что от дождя. Другой, глубокий и внутренний. Словно сам воздух сгущался, становился плотнее. Словно кто-то дышал ему прямо в затылок.

В такие моменты он проверял дверь. Заперта. Оконные створки – закрыты.

Значит, она не приходила. Она появлялась. А любое вмешательство должно оставлять след.

Рустам начал готовиться ещё днём. Поменялся сменами в продуктовом. И пусть потом ему придётся пропустить два дня на учёбе. Сейчас не это было для него важным.

Сначала – просто эксперимент.

Он поставил стакан с водой на край стола. Не у батареи, не под сквозняком. Специально искал такое место, где температура меняется только от внешнего воздействия.

Затем включил диктофон на телефоне.

Запись началась в 20:17.

Телефон он оставил рядом со стаканом, перевернув экраном вниз, чтобы не мешал свет.

После взял соль. Не потому что за эти дни поверил в магию.

Просто вспомнил, что в каждой страшилке про духов старшие ребята из детского дома говорили: «Соль – граница. Там, где она, они не пройдут».

Рустам в это не верил. Но на всякий случай высыпал тонкую полосу у порога в квартиру и в самой комнате. Как барьер. Или как приглашение.

Последний пункт его плана – тетрадь. Взял ту самую, где делал пометки по проекту. На чистой странице написал:

«Я знаю, что ты здесь».

Рустам сам не знал почему выбрал именно фразу. Но если она появится, пусть увидит. Пусть поймёт, что он не боится.

Щелчок по выключателя. И вроде бы всё готово. Остался только тусклый свет фонаря за окном. Тусклый и размытый, как кошачий глаз в темноте.

Рустам сел на пол, спиной к дивану. Руки на коленях. Глаза на стакан.

Оставалось только ждать. Первые полчаса ничего не происходило.

Только дождь по стеклу.

Только тиканье часов.

Только размеренное дыхание.

Рустам начал засыпать. Его голова клонилась вперёд, а веки тяжелели.

Но вдруг – тишина. Не просто отсутствие звука, а глубокая тишина. Такая, будто весь мир на мгновение перестал дышать.

Рустам резко открыл глаза.

Стакан! На поверхности – тонкая плёнка льда. Не сплошная, только по краям. Как будто холод пришёл не снизу, а сверху. Как будто кто-то дунул на воду.

Рустам не шевелился. Сердце билось медленно. Слишком медленно. И в тишине он услышал звон.

Тонкий. Металлический. Браслеты!

Они звенели где-то рядом, не громко. Казалось, что даже не в ушах, а внутри него самого. Как далёкое эхо.

Парень осторожно повернул голову.

Девушка из его видений стояла у стены. Не как все предыдущие разы. Не как отражение в окне – размытое и эфемерное.

Она была здесь плотная и реальная. Глаза светлые, практически прозрачные. Она была реальная.

Смотрела на Рустама не с ужасом, не с паникой, а с чем-то другим. С тем, что откликалось в нём самом. Она смотрела с надеждой и болью.

Горло схватил спазм. Голос звучал надрывно.– Ты пришла, – вырвалось у него на грани хриплого шёпота.

– Я знал. Знал…

Девушка не отвечала, только сжала пальцы и тихий перезвон обручей вновь зазвучал.

– Я не хочу бояться, – продолжал Рустам. – Я не хочу притворяться, что тебя нет. Я хочу понять.

Она сделала шаг. Не вперёд – вбок, будто пыталась укрыться от света, от его взгляда, от собственной слабости. Её руки дрогнули и девушка скатилась вниз по стене, оседая на пол. Тонкий перезвон браслетов, который ещё минуту назад звучал как предупреждение, теперь стал похож на всхлип.

Рустам смотрел на неё, и впервые за всё это время не видел в ней угрозы. Он видел девушку. Хрупкую. Босую. В белом платье, не по погоде. С тёмными волосами, рассыпанными по плечам, как будто она и вправду пришла из прошлого, из какого-то другого времени, где дождь не ломал людей, а просто смывал пыль.

– Почему ты боишься? – спросил он.

Она покачала головой. Даже не попыталась ответить. Губы дрожали, будто слова, застрявшие внутри, пытались вырваться, но не находили выхода.

– Я не должна быть здесь, – прошептала наконец, и голос её был тоньше, чем звон браслетов.

– Почему?

– Потому что… если ты меня видишь…

Она не договорила. Но Рустам почувствовал, как воздух в комнате сгустился, как будто сама реальность замерла, ожидая, что она скажет дальше.

– Что?

– Это значит, что ты…

– Что я – что?

– Ты не должен меня видеть.

– Но я вижу, – Рустам искренне не понимал.

Её предложения состояли из обрывков слов и мыслей, которые связать между собой было трудно.Он видел, что она не договаривает. Скрывает от него нечто важное. Но боялся давить. Боялся, что она исчезнет.

– И это… плохо, – внезапно продолжила она.

– Почему?

Она в очередной раз замолчала. А он встал. Медленно, без резких движений, как будто не хотел спугнуть её, как будто она была не призраком, а птицей, готовой взлететь в любую секунду. Он подошёл к столу, указал на тетрадь.

– Ты видела?

Она кивнула.

– Кто ты?

Она замерла. На мгновение её глаза потемнели, будто в них всплыли тени, которых Рустам не мог видеть.

– Я… была, – сказала она.

– А теперь? – Разговор все больше напоминал игру в шарады.

Рустам стремился понять, но не мог.

– Теперь – нет.

– Ты умерла?

– Да. – эхом в ответ.

Девушка обняла собственные колени и уронила вниз голову, полностью закрываясь от чужого взгляда.

– Когда?

– Давно. – очередной односложный ответ

– Почему ты здесь?

– Не знаю.

– Почему я тебя вижу?

– Не знаю.

Но потом добавила, тише:

– Но ты чувствуешь меня. Ты слышишь меня. Это… редкость.

– Почему?

– Потому что другие… они не слышат. Они смотрят сквозь меня. Как сквозь дым.

– А ты – слышишь меня? – конечно же она слышала, но Рустам не знал, что спросить, не знал чем заполнить паузу.

– Да.

– Ты слышала, как я говорил про соль? Про воду?

– Да.

– И ты пришла.

– Да.

– Почему?

– Потому что ты позвал.

Он сел на пол. Рядом с ней. Не вплотную – метр между ними, как граница, которую никто не решался пересечь. Он смотрел на неё, и в этом взгляде не было страха. Было упрямство. Упрямство живого человека, который не собирается сдаваться.

– Я не хочу, чтобы ты исчезала, – сказал он.

– Я не могу оставаться.

– Почему?

– Потому что чем дольше я здесь… тем сильнее боль.

– Физическая?

– Нет.

– Душевная?

– И да, и нет.

Она замолчала, будто сама не могла подобрать слов.

– Я… начинаю чувствовать, – наконец выдавила она. – Это… как будто я снова становлюсь живой. А живым больно.

– А раньше не чувствовала?

– Чувствовала. Но не так. Я была… пустой. Как тень, которая просто следует за тенью.

– А сейчас? – Рустам смотрел на то, как от очередного вопроса напрягались болезненно худые плечи.

От ключиц и ниже расползалась паутина чёрных бугристых вен. В первую встречу ему не показалось.

– Сейчас… я боюсь.

– Чего?

Девушка подняла голову и  посмотрела прямо на него.  Казалось, что только сейчас они оба поняли насколько близко оказались друг к другу.

В её глазах – прозрачные, как лёд – он увидел не просто отражение своей боли. Он прочитал в них ответ.

– Ты знаешь, как тебя зовут?

– Катарина.

– Катарина, – повторил он.

Имя прозвучало странно. Как будто он знал его давно. Как будто произносил тысячу раз.

– Почему ты следишь за мной?

– Потому что ты…

Она запнулась. Пальцы сжались, и браслеты зазвенели – коротко, как предупреждение.

– Ты не одинаковый.

– В каком смысле?

Катарина не ответила. Вместо этого она медленно подняла руку, будто хотела коснуться его лица. Но замерла в миллиметре. Холод пронзил воздух. Она опустила руку, спрятав её между колен.

Девушка закрыла глаза, по щеке скатилась слеза. Прозрачная как и она.– Я не должна… – прошептала она. – Но я не могу…

Рустам замер словно зачарованный, он чуть было сам не подался ближе, но всё произошло слишком быстро. Парень подвинул к ним тетрадь, перевернул на чистую страницу.

«Ты можешь ко мне прикоснуться?»

Она посмотрела. Покачала головой.

– Нет.

– Почему?

– Просто нет… – её голос сорвался.

– Если я прикоснусь – ты почувствуешь холод. – А я…

Катарина замолчала, но Рустам понял без слов: «А я исчезну».

– Почему я должен тебе верить?

– Потому что ты уже веришь.

Он не ответил. Потому что она была права. Рустам уже верил.

Катарина поднялась:

– Мне нужно идти.

– Уже?

– Да.

– Почему?

– Потому что… слишком долго.

– А если я попрошу остаться?

– Я не могу.

– А если я скажу, что хочу тебя видеть каждый день?

– Ты будешь.

– Как?

– Через холод. Через тишину. Через сон.

– А если я захочу тебя коснуться?

– Ты почувствуешь лёд.

– А если я не испугаюсь?

– Тогда… я тоже почувствую.

– Что?

– Тепло.

Он протянул руку. Она не отстранилась. Рустам провёл пальцами в миллиметре от её ладони. Холод. Острые иглы в коже. Он не отнял руку.

– Я не боюсь, – сказал Рустам.

Катарина посмотрела на него. В её глазах – слёзы. Прозрачные. Как она.

– Спасибо, – прошептала девушка и исчезла.

Рустам остался сидеть на полу.Он смотрел на пустое место, где она только что стояла, и чувствовал, как внутри что-то сдвигается. Не страх. Не сомнение. Уверенность.

Он включил диктофон. Запись работала. Парень услышал её голос:

«Я не должна быть здесь…»

«Ты не можешь видеть меня…»

«Спасибо…»

Чёткий. Реальный.

Он выключил запись. Лёд на стакане растаял. Тетрадь – открытая. А на подоконнике – 0дин из её браслетов. Тонкий. Серебряный. С маленьким камнем.

Рустам поднял его. Холодный. Как и сама Катарина. Парень убрал его в карман домашних штанов. Не как артефакт, а как обещание.

Утром он проснулся с ощущением, что всё это было сном. Но стакан был на столе. Тетрадь – открытой. А браслет – в кармане.

Рустам знал: он не один.

И этого было достаточно.

Глава 6. Катарина. Первая слеза призрака

Она спряталась в своём убежище. Пыль, обрывки старых газет. Тишина, в которой не звучит даже эхо.

Она сидела на полу, поджав под себя ноги, и дрожала. Не от холода, от себя. От того, что произошло совсем недавно.

Она была с ним. Не как тень. Не как призрак.

А как девушка, которую кто-то назвал по имени.

Он увидел её, позвал, не испугался. Хотел понять.

Но что будет после того, как он понял. Захочет ли он в действительности увидеть её снова. Или ему нужно было только доказательство, что он не сходит с ума. Призраки реальны.

Катарина не знала.

И теперь, сидя в темноте, она чувствовала, как что-то внутри не может остановиться.

Не пульс – он у неё давно не бился.

Но дрожь, как от удара тока. Как будто её пустота вдруг стала слишком тесной для чего-то нового. Для тепла. Для надежды.

Для имени, которое он произнёс: Катарина.

Девушка подняла руку. Её пальцы дрожали, а браслеты звенели – тихо, как плач. Один из них, самый тонкий, с потускневшим камнем, задел пол. Звон был коротким.

Как предупреждение.

Катарина сжала пальцы. Сжала так, что, будь она живой, ногти впились бы в ладонь.

– Я не должна была, – прошептала она.

– Я не должна была.

– Я не должна… – снова повторила Катарина, но в этот раз не смогла закончить.

Потому что знала, она бы сделала это снова. Сколько не отматывай время назад, её решение бы не изменилось.

Никогда.

Ни за что.

Катарина закрыла глаза. Её грудь приподнялась, словно она хотела сделать глубокий вздох. Успокоиться. Но призраки не дышат. Привычки, которою она переняла у людей. Имитировать дыхание. Моргать, словно боясь, что глаза пересохнут. Ей все это было не нужно, но она не могла иначе. Она играла для единственного зрителя – для себя. Но теперь…

В голове всё ещё звучал его голос:

«Я не боюсь.»

«Я знаю, что ты здесь.»

И вдруг внутри что-то дрогнуло. Не сердце. Оно давно превратилось в лёд. Но ощущение. Как будто в пустоте, где давно не было ничего, забилось что-то живое.

Она провела пальцами по щеке. На кончиках осталась влага. Прозрачная. Холодная.

Слёзы.

Призраки не плачут.

А она – плакала.

Как девушка, которая боится не смерти – а того, что её снова никто не увидит.

Что Рустам проснётся и забудет. Что она растворится сизой дымкой, и он больше не скажет:

«Я знаю, что ты здесь».

Оставаться на месте было невыносимо. Катарина соскользнула по ступенькам во двор старой пятиэтажки. Небо над городом было затянуто в чёрный. Даже фонари не работали в этом районе. Они кривились над тротуаром, как сломанные кости.

Ветер шуршал по асфальту, поднимая мусор и сырые листья. Где-то вдалеке скрипнула ржавая дверь. И тут же замолчала.

Как будто и не было.

Катарина медленно шла вдоль пустых дорог, уходя туда где не было небольшой съёмной однушки, продуктовых магазинов, аптек.

Она хотела дать время себе и ему. Осмыслить, принять то, что уже не отменить.

Её шаги не издавали звука, но на влажном асфальте оставались следы. Тонкие. Почти невидимые.

Город вокруг был погружен в сон. Не было ни машин, ни редких прохожих.

Только листья, которые гонял ветер. Только она.

Катарина шла сквозь эту тишину, сквозь дождь, который ещё не начался. Шла сквозь время, которое для неё текло иначе.

Минуты растягивались. Часы исчезали. А она – оставалась.

Девушка остановилась у заброшенного сквера. Деревья в нем были практически голые, а их ветви, словно почерневшие руки, тянулись в пустоту.

Катарина села на скамейку. Краска на ней давно облупись, оставив серые, обнажённые доски. Она провела пальцем по поверхности.

Пыль.

Влага.

Следы чьих-то слов, вырезанных ножом.

Катарина поджала губы.

«Что теперь?» – вопрос повис в воздухе, он не требовал ответа, просто был.

Катарина любила эту часть города за то, что здесь можно было увидеть звёзды. Они пробивались сквозь тучи. Тусклые. Одинокие. Как и она сама.

Девушка смотрела на них, а в голове кружились мысли. Они были как опавшие листья. Беспорядочные и холодные. Их бы смести, да выбросить, но он никак не могла. Ей казалось, что она всё ещё слышит голос Рустама, но не в ушах, а внутри. Тёплый и живой.

Под закрытыми веками обрывки образов. Он не отшатнулся. Не закричал.

Он сказал: «Я знаю, что ты здесь».

И это…

Это куда было хуже страха. Это было надеждой.

Она не должна была её испытывать. Не должна была почувствовать вкус этого слова.

Призраки не плачут.

Призраки не трясутся.

Призраки не ждут.

Но она же тряслась. И ждала. И боялась!

Девушка зажала себе рот обеими ладонями чтобы не закричать, все эти противоречия разрывали её изнутри. Она не знала, что делать. Она не знала, как быть. Она ничего больше не знала!

Воздух вокруг дрогнул, но не от ветра. От чего-то другого. Её сущность сжалась, стала плотне. Словно сама реальность на мгновение заметила её.

Катарина посмотрела на свои руки. На браслеты. На пальцы, которые, казалось, стали чуть реальнее. Первая холодная капля упала на её ладонь. И она почувствовала прохладу. Не собственную, а ту, что несёт с собой осенний дождь.

«Может быть…» – подумала она.

«Может быть, это не конец. А начало. Чего-то, что не должно быть. Чего не может быть. Но… есть».

Страх никуда не исчез, он остался. Острыми иглами льда сидел в груди. Катарина боялась, что Рустам поймёт, кто она.

Что увидит истинный смысл в браслетах.

Что услышит правду и отвернётся.

Но если это всё произойдёт, то не сейчас, правда?

Катарина поднялась, оставляя скамейку позади. Как и всегда до этого. Но что-то изменилось. Она больше не пряталась.

Не потому что перестала бояться. А потому что он увидел её.

Не как призрак. Не как предвестника. А как Катарину.

И этого было достаточно, чтобы перестать быть тенью.

Капли выбивали ритм – не тревожный, а усталый.В квартире было так же, как всегда. Дождь стучал по стеклу.

Рустам сидел за стлом, перед ним ноутбук, руки покоились на клавиатуре. Только большим пальцем парень чертил неровные круги по тачпаду.

Катарина сразу узнала и позу и выражение лица, когда линия челюсти казалась ещё более острой. У него что-то не получалось.

Она вошла не тихо, не бесследно. Её шаги коснулись пола. Не звуком, но наличием. Девушка седа на диван. Туда, где еще призрачно ощушалось тепло. Где его тело оставило след.

Смотрела на его профиль, на тени, чертящие скулы. На замершие над клавишами пальцы.

Рустам не обернулся, но замер. Его дыхание на мгновение пропало.

Катарина чувствовала: он знает.

– Я здесь, – шепнула она.

Рустам не ответил, но улыбнулся. Тонко, едва заметно, как будто выдохнул.

Это была первая улыбка, сокровенная, только для неё. Она вновь почувствовала как тесно становится внутри. Щекочущее чувство, которому Катарина не могла дать определения.

Девушка легко улыбнулась в ответ.

Она приходила всё чаще. Только сюда. Только в его дом. Не потому что не могла выйти. А потому что это было их пространство. И она не хотела, чтобы кто-то ещё увидел, как он улыбается для неё.

Рустам перестал прятаться. Перестал проверять дверь. Перестал вглядываться в тишину.

В один из вечеров, когда туман окутал город, он произнёс её имя:

– Катарина.

Не вопрос и не упрёк – признание.

От которого всё внутри задрожало. Она подошла ближе, встала за его спиной, глядя в то же окно. В отражении стекла они были вместе: он – видимый, она – едва уловимая тень рядом.

– Ты опять за мной наблюдаешь? – его голос звучал с улыбкой.

– Да, – ответила она, а Рустам едва вздрогнул, услышав её голос у самого уха.Катарина не ответила словами, лишь оставила след на запотевшем стекле – круг от её прикосновения. Он молча смотрел на него, а после коснулся центра пальцем: – Холодно.

Катарина начала проявлять себя, как живая. Как девушка, которая хочет быть замеченной.

Рустам ставил чашку на стол. Через минуту она сдвинута на сантиметр.

Он смеялся негромко:

– Катарина!

Парень неизменно звал её по имени. С разными эмоциями, громкостью и интонациями. Тихим шёпотом и мурашками вдоль позвоночника, что девушка невольно вела плечами. Возмущенно, когда она дразнила его.

Рустам включал свет. Через мгновение – гас.

В голосе не страх, а радость.

Он писал в тетради: «Ты меня бесишь». Через секунду – строка зачеркнута. Рядом – смайлик

Рустам смеялся. Впервые за долгое время так громко. Катарина смотрела на него. И чувствовала:

«Я не просто тень. Я – его смех».

Она замечала все мелкие изменения. Он стал реже хмуриться. Реже смотрел в пол. Он улыбался. Открыто. Как человек, у которого не было оков.

Рустам часто стал заговаривать первым.

– Я знаю, что ты здесь.

– Катарина, твоё молчание этого не меняет.

– Я хочу слышать твой голос.

За окном началась гроза, яркие вспышки освещали комнату. Кадры, как на старой киноплёнке. Один за другим. Катарина стоит у окна. Её взгляд к Рустаму. Он спит, а она просто смотрит на него.И впервые не чувствует вины. Не боится, что Рустам умрёт. Не думает о браслетах.

Она думает: «Он – мой свет. Я – его тень. Но вместе – мы не одни. А быть не одному – это почти как быть живым.»

Потом исчезает. Но на подоконнике рисунок на маленьком клочке бумаги простой чёрной ручкой.

Два дерева. Одно – живое. Другое – из теней.

Но корни переплетены.

Гроза стихла, оставив после себя влажную свежесть и тишину, в которой отчётливо слышалось биение сердца.

Одного.

За двоих.

И, может быть, впервые за долгое время оно было настоящим.