Касания тьмы

«Что с ним должно произойти?» «Может быть вернуться и всё объяснить?»

Но казалось, что было уже поздно. Счёт времени был потерян, а она забрела так далеко, что назад возвращаться не меньше получаса. Как же она боролась с собой! То разворачивалась и спешила обратно, то вновь убегала всё дальше!

– Почему?! Почему он? – кричала она в пустоту. – Пусть будет кто угодно другой!

Голос срывался. Внутри всё болело. Девушка завидовала живым за то, что они могли чувствовать. Но сейчас, почувствовав сама, она осознала, какое же это бремя. Как каждую клеточку тела разрывает, выворачивает. И снова по кругу. От этого не было спасения. С самого начала же знала, что у человеческой жизни есть срок. Но увязла. Увязла в вечно угрюмом парне, который даже не жил, а больше существовал. Может быть, увидела в нём родственную душу.

Но это уже не важно! Не важно…

Совладать с собой она смогла лишь к глубокой ночи. Ей нужно было вернуться, чтобы убедиться. Его история действительно закончилась. Она была готова встретиться практически с чем угодно, но уж точно не с тем, что настолько важный для неё человек просто спал, накрывшись одеялом под самое горло. Его грудь равномерно поднималась и опускалась в такт дыханию, а глаза бегали под плотно закрытыми веками. Ему что-то снилось.

Ничего не изменилось и на следующий день. И даже через день.

Может быть, сама вселенная дала ей шанс, о котором она бесконечно долго просила, окутанная одиночеством? И стоило бы рискнуть?

Глава 3 Рустам. Пелена

Аудитория встречала студентов пронизывающим холодом. Стены, когда-то белоснежные, теперь были покрыты серыми пятнами и трещинами, словно отражая усталость самого здания. Обшарпанные углы напоминали о том, что здесь давно не было ремонта. Некогда величественное здание теперь угнетало, усиливая осеннюю хандру.

Старые деревянные лавки скрипели под тяжестью, а поверхность парт была изрезана следами от ножей и ручек – свидетельствами бесконечных часов скуки и ожидания. Среди затёртых надписей можно было найти даже что-то забавное: эмоциональную метафору матерного содержания или изображение авторского персонажа.

Молодой человек, сидевший с краю, крепче закутался в свою ветровку и накинул капюшон на тёмную макушку. Его усталый взгляд был направлен за запотевшие от сырости окна. Краем уха Рустам слушал перешёптывания своих соседок – очередная катастрофа, унёсшая множество жизней. Упал самолёт.

Брюнета корёжало от подобных новостей. Страх смерти тенью преследовал его. Он подкрадывался в самые неожиданные моменты: звуком сирен скорой помощи, новостями о трагедиях. Всё это было терпимо, от всего можно было отмахнуться, отвернуться в другую сторону или перелистнуть новостную ленту, отбив пальцами по экрану смартфона.

Но было и то, от чего страх когтистой лапой сжимал за глотку, драл кожу, не давая нормально дышать. Любая информация об автомобильных авариях зарождала в нём неконтролируемую панику, которая заставляла сердце биться чаще, а ладони становиться влажными.

В такие моменты он чувствовал, как кровь отливает от лица, а в горле образуется ком, который физически невозможно протолкнуть.

«А вдруг это произойдёт со мной? Вдруг я окажусь в том самом месте в тот самый момент?» – эти мысли, словно острые когти, впивались в его сознание, не давая покоя.

Он будто бы наяву видел картины разрушенных машин, слышал скрежет металла и крики пострадавших.

Когда накатывало, он старался сосредоточиться на дыхании, медленно вдыхая и выдыхая, пытаясь вернуть себе контроль над своим телом и разумом. Но страх, словно хищник, всегда был рядом, ожидая момента, чтобы снова наброситься и разорвать.

Рустам сам не мог однозначно ответить, чего в нём было больше: страха перед страхом или страха перед тем, что он может оказаться изломанной куклой в одной из покорёженных машин.

Девчонки стушевались и затихли после очередного замечания лектора. Парень лишь мельком окинул их взглядом, подмечая опущенные подбородки и неловкие суетливые движения. Стыдно.

Рустам снова отвернулся к окну. На улице вновь начинал моросить мелкий дождь. Капли стекали по стеклу, создавая причудливые узоры. И на несколько долгих секунд Рустаму показалось, что он видит отражение в этих размытых узорах – мимолётное, эфемерное, на контрасте со всем окружающим нежное.

Образ той самой девушки, что появилась внезапно и растворилась сизой дымкой. Парень повернулся так резко, что снёс рюкзак с лавки. Сидящие рядом подпрыгнули от неожиданности, а чей-то учебник с грохотом приземлился на пол, раскрывшись на середине.

– Рустам, вы что-то интересное там увидели? Поделитесь со всеми! – Лектор остановился напротив него, словно хищник, загнавший добычу в угол. Его голос звучал нарочито громко, привлекая внимание всей аудитории.

Рустам застыл, чувствуя, как внутри всё сжимается от неловкости. Его пальцы машинально сжали край стола. Он не поднимал глаз, уставившись на свои руки, которые вдруг показались ему чужими.

В аудитории повисла тяжёлая тишина. Кто-то из парней на задней парте сдавленно хохотнул, но тут же захлопнул рот, поймав взгляд преподавателя. Соседки по парте благоразумно молчали, уткнувшись в тетрадь.

Лектор, не дождавшись ответа, презрительно поджал губы:

– Понятно. Видимо, созерцание пейзажа важнее учебного процесса. Ну что ж, продолжим без вас.

Рустам продолжал сидеть неподвижно, словно статуя. Его мысли метались между реальностью и тем призрачным образом за окном. Он чувствовал на себе любопытные взгляды однокурсников, но ему было безразлично. В этот момент весь мир сузился до размеров дождевых капель, стекающих по стеклу, и того эфемерного силуэта, который, возможно, существовал только в его воображении.

Он не замечал, как преподаватель время от времени бросал в его сторону косые взгляды, как перешёптывались девчонки. Для него сейчас существовал только дождь за окном и та, кого, возможно, никогда не было.

Звонок, пронзительный и резкий, разорвал тягучую атмосферу лекции, словно нож, вонзившийся в старую ткань. Многие студенты, будто по команде, вздрогнули и повскакали со своих мест, не дослушав заключительную фразу преподавателя. Стулья заскрежетали по полу, кто-то поспешил собрать разбросанные тетради, а чьи-то шаги уже громыхали в коридоре, сливаясь с отголосками голосов и захлопыванием дверей. Свобода, даже кратковременная, всегда имела свой соблазнительный звук.

Рустам остался сидеть, словно приросший к лавке, наблюдая, как вокруг него всё приходит в движение, а он – нет. Время будто бы замедлилось, и только его тело не подчинялось общему ритму. Сначала он просто смотрел, как другие собирают рюкзаки и перекидываются фразами о предстоящем перерыве, затем, будто очнувшись, начал механически собирать свои вещи.

Тетрадь с небрежными заметками, ручка, проскользнувшая между страницами, и потрёпанный учебник, обложка которого давно потеряла былую белизну. Каждое движение давалось с усилием, будто бы он выполнял их не своими руками, а через какую-то прозрачную пелену усталости. Капюшон всё ещё скрывал часть лица, и, казалось, он не собирался его снимать. Даже в этом хаосе уходящего потока студентов он оставался островком неподвижности.

– Рустам, можно тебя на пару слов? – голос Жени прозвучал неожиданно, но парень даже не вздрогнул.

Он медленно обернулся. Перед ним стояла староста. Она была той самой девушкой, которую сложно было описать словами – просто добрая, просто отзывчивая, просто всегда готовая помочь другим, даже в ущерб себе. Её светлые волосы были собраны в неаккуратный пучок, а на носу сидели очки в тонкой оправе.

– Привет, – она неловко переступила с ноги на ногу. – Просто хотела спросить, всё ли у тебя в порядке? Ты сегодня какой-то… рассеянный.

Рустам пожал плечами:

– Нормально. Просто задумался.

– Ну… Хорошо, – Женя не стала давить, но он заметил, как она поджала губы. – Слушай, у меня к тебе дело. Нас с тобой и ещё троих определили в одну группу по проекту. Как смотришь на это?

– Без разницы.

– Отлично! – Женя, кажется, не заметила его холодности. – У меня уже есть пара идей. Можем обсудить на днях?

– Ладно, – выдохнул он. – Обсудим.

– Супер! – Женя просияла, но тут же спохватилась: – Ой, то есть… хорошо. До встречи тогда!

Она развернулась и пошла к выходу, а Рустам остался стоять, глядя ей вслед. Внутри промелькнула благодарность. Ему сейчас как никогда нужно было вернуться к привычной рутине.

Он поднял рюкзак, перекинул его через плечо и, не торопясь, направился следом. Шаги его были тихими, почти незаметными среди гомона за дверью.

В коридоре воздух казался чуть менее сырым, но всё равно пропитанным осенней прохладой. Рустам остановился у окна, взглядом скользнув по двору, где уже бродили редкие прохожие, и снова почувствовал этот холодок в груди – не от погоды, а от чего-то другого. От ощущения, что реальность вот-вот распадётся, как стекло под напором дождя.

«Это усталость, – повторил он про себя, как мантру. – Просто переутомление. Нужно работать, держать себя в руках. Нужно…»

В голове крутились обрывки воспоминаний: её шепот, звук исчезающих браслетов, едва уловимый аромат, оставшийся в квартире. Он чувствовал, как будто между ним и реальностью появилась невидимая пелена. Иногда, краем уха, он ловил какой-то шорох, будто шаги, не принадлежащие никому. Или тень, промелькнувшую за спиной. Но, обернувшись, видел только пустоту.

Единственное, что помогало хоть немного прийти в себя – это работа. Не важно, насколько она утомительна. Главное, что она настоящая. Каждый раз, когда он включал воду в ведре или протирал пыль с полок, ощущение нереальности немного отступало. Рутинные обязанности, даже самые низменные, якорили его к реальности.

Сегодня снова смена уборщика в аптеке на улице Горького. Там, среди запахов йода, нашатыря и старых полов, он смог на время забыть о тонких звуках, что до сих пор иногда слышались в тишине его квартиры – будто кто-то всё ещё был рядом.

Пусть даже на несколько часов, но он снова был в реальном мире, а не в призрачном отражении в окне.

Рустам сметал опавшие листья вокруг небольшого аптечного крыльца.

Шурх-шурх.

Звук был ритмичным и позволял мыслям блуждать куда угодно, лишь бы подальше от неё.

Его состояние было легко объяснить. На людей всегда производит впечатление то, что выбивается из привычного уклада. А эта встреча… Она действительно выделялась! Словно внезапный луч солнца, прорвавшийся сквозь плотно затянутое серыми облаками небо.

Только вместо тепла он принёс леденящий холод тревоги.

«Три дня, – думал он, вглядываясь в каждую щель между камнями тротуара. – Даю себе три дня. Если к тому времени ничего не изменится, если это… чувство не пройдёт, значит…»

Значит, что? Что он с ума сошёл? Что она действительно существует? Или что он просто стал одержим? Мысли путались.

Звон колокольчика на двери.

Он впервые за долгое время ощутил настоящее оживление. Нет, «оживление» – слишком абстрактное определение. Внутри что-то шевельнулось. Не просто тревога или страх, а что-то более живое. Почти… надежда? Нет, не надежда. Скорее ожидание. Ожидание, которое он не мог ни остановить, ни понять до конца.

«Смотри в корень, Рустам. Это просто усталость. Галлюцинации от недосыпа. Скоро ты проснёшься, и всего этого не будет».

Но даже этот внутренний голос звучал неуверенно.

Рустам не знал, что ему делать, если это помешательство не прекратится. Он мысленно установил себе три дня. Выспаться, погрузиться в проект, о котором говорила староста – пусть даже самый скучный и бессмысленный, он был реальным. Парень поправил тканевые перчатки на руках и крепче ухватился за метлу, словно она была его опорой в этот момент.

«Шурх-шурх. Шурх-шурх. Просто работа. Просто листья. Просто ты».

На улице темнело, и фонари уже зажигались, размазывая жёлтые пятна по мокрому асфальту. Рустам к этому времени давно закончил и переодевался в небольшой подсобке. Он как мог оттягивал своё возвращение домой. Даже перекинулся несколькими фразами с фармацевтом.

– Ну что, Рустам, как день прошёл? – спросил мужчина, закрывая кассовый ящик.

– Да вроде ничего, – ответил парень, не поднимая глаз. – Просто день.

– Ты бы хоть иногда улыбался, – добродушно заметил фармацевт. – У меня жена говорит, что ты такой серьёзный, будто каждый день последний. А ведь молодой ещё, вся жизнь впереди!

Рустам пожал плечами, не зная, что ответить. Он привык быть таким.

– Я вот собираюсь в отпуск, – продолжал мужчина, не замечая молчаливости парня. – С семьёй. Дочка уже вся в предвкушении. Говорит, хочет построить замок из песка. А я ей говорю: «Построим на зависть всем, только чтобы не рухнул!».

Рустам слушал его как белый шум, что вытеснял собственные мысли. Помогало ли это?

Парень и сам не понял. Но за ничего незначащим разговором время прошло незаметно и они вместе закрыли аптеку.

Звук дверных колокольчиков отдалённо напомнил ему тихий перезвон тонких обручей на худых запястьях.

«Обычная усталость, – повторил парень в который раз. – Нужно домой».

Нужно…

Глава 4. Катарина. Тень рядом.

Никогда прежде ей не приходилось быть такой осторожной в присутствии людей.

Девушка сидела в углу коридора, там, где пол и стена сливались в одну бесцветную плоскость, покрытую тонким слоем пыли. Её не было. По крайней мере, никто не мог её потрогать, не мог увидеть отражение в зеркале или зафиксировать камерой.

Но она была здесь.

Она чувствовала себя здесь, и этого было достаточно, чтобы наполнить пространство собственным присутствием.

И всё же она пряталась. Пряталась от того, кого так долго искала, кого боялась потерять, едва завладев его образом.

Это доходило до абсурдного. Она, которая годами была невидимой, прозрачной, несуществующей для всех, теперь пряталась от единственного человека, способного её видеть.

Рустам не просто видел. Он чувствовал.

Катарина знала теперь точно.

В тот раз, в аудитории, когда парень резко обернулся, его взгляд прошёлся сквозь неё, как будто он действительно пытался ухватить её образ, невидимый для других. Сердце, которого у неё давно не было, сжалось бы от боли, если бы могло.

«Он чувствует меня».

Эта мысль крутилась в голове, как заевшая пластинка.

Рустам чувствует, но не понимает. Он напрягся, когда она прошла мимо лекционного зала. Он сбросил рюкзак, выцепив взглядом размытый силуэт за стеклом.

Рустам… знал.

И это знание пугало больше, чем сама встреча. Потому что означало: Катарина не может просто наблюдать из тени, как раньше. Их связь теперь двусторонняя, пусть и неосознанная с его стороны. Это нарушало все правила, по которым она жила. Или думала, что жила.

Его квартира. Каждую ночь она возвращалась туда. Но теперь всё было иначе. Раньше она просто была там, материализуясь по своему усмотрению. Теперь девушка подходила к двери на цыпочках, будто она обрела плоть и вес. Стояла у самого порога, прислушиваясь.

Ждала. Минуты тянулись, как часы. Ей было невыносимо терпеть это напряжение, но она не решалась войти.

Уходила и возвращалась.

Сперва убедиться. Убедиться, что Рустам жив. Что он спит. Что её присутствие не причинит вреда.

После, когда страх немного отпускал, Катарина проскальзывала внутрь.

Тихо. Тише, чем пылинка, не оставляя следов. Сначала просто стояла в прихожей, вдыхая остаточный запах его дня – улицы, пота.

Потом медленно перемещалась вглубь.

Она садилась на край дивана, иногда касалась подушек, чувствуя тепло его тела, ещё не до конца ушедшее. Она проводила пальцами по обложке книги, которую он читал накануне. Оставляла на ней едва заметную прохладу.

Она смотрела на его учебные записи, на беспорядок на столе, на кружку, из которой он пил чай.

И всё это время внутри неё бушевало противоречие. Она хотела быть ближе. Хотела, чтобы Рустам знал, что она рядом. Что он не один. Но она боялась.

Боялась того, что её присутствие снова напугает его, снова вызовет тот ужас, который она видела в его глазах. Боялась, что он начнёт избегать собственного дома, собственных теней.

Катарина хотела быть его тенью, но не той, от которой прячутся.

Но как быть иначе? Как объяснить то, чего не понимала сама? Как рассказать о себе, если слова её не могут коснуться, а прикосновения – не оставить следа?

Как быть живой для того, кто привык к мёртвой тишине одиночества?

Девушка не знала. У неё не было плана. Не было ни единой мысли, как поступить. Только желание оставаться рядом. Только страх потерять его. Только ощущение, что между ними выросла невидимая стена – не из стекла, а из страха, неуверенности и надежды, слишком хрупкой, чтобы даже её озвучить.

Она сидела в темноте его комнаты, слушала его дыхание, и думала об этом.

И ничего не понимала.

Она видела, как в дни после их встречи Рустам стал ещё более нервным, напряжённым. Он глубже уходил в себя, будто пытаясь спрятаться даже от собственных мыслей, и теперь вздрагивал от малейшего звука – скрипа половицы, шороха одежды, даже собственного дыхания.

В такие моменты Катарина действительно хотела исчезнуть, стереть себя из его жизни, дать ему возможность снова дышать полной грудью, без этого постоянного напряжения в воздухе. Но оказалось, что она эгоистка.

Наблюдение за ним превратилось в зависимость, тянущую сильнее любого искушения, что она когда-либо знала. Он сам стал её зависимостью.

Девушка покачала головой и тихо всхлипнула, смахивая прозрачные слёзы тыльной стороной ладони. До встречи с ним она не знала, что призраки могут плакать. Не знала, что у них осталась способность чувствовать хоть что-то настолько живое, настолько настоящее.

Рассвет застал её в библиотеке, у самого окна. Она наблюдала, как небо медленно меняет цвет. Пурпурные и оранжевые оттенки сменяли ночной синий, словно кто-то растягивал акварель по холсту. Обычно это зрелище наполняло её тоской – красота мира, в котором она не могла принять участие, всегда ощущалась особенно остро. Но сегодня она просто смотрела, почти не замечая красок. Её мысли были заняты другим.

Она чувствовала его. Даже на расстоянии. Это было как зуд в том месте, где должно быть сердце. Рустам двигался. Приближался. К ней. К их встрече.

Поэтому, когда парень пришёл в университет, она оказалась неподалёку. Сегодня он не шёл на подработку. Он шёл на встречу с группой по проекту. Она скользила за ним, невидимая и неслышная, как тень, не отбрасывающая свет.

Он вошёл первым, как всегда немного неловко, словно вторгался в чужое пространство. Сел в дальнем углу, у окна, где свет не бил в глаза. Сложил перед собой тетрадь и ручку, но не открывал их.

Просто сидел, слегка наклонив голову, будто прислушивался к чему-то невидимому.

«Прислушивается ко мне», – подумала Катарина, и внутри замирала не только надежда, но и тревога.

Дверь открылась с характерным щелчком, и вошла Женя. Староста. Та самая девушка, что заговорила с ним после лекции.

Светлые волосы собраны в хвост, тонкие очки, широкая улыбка. Она сияла. Сияла от радости быть рядом с ним, даже если он не замечал этого.

«Смотри, смотри, как я могу!» – шептала мысленно Катарина, наблюдая, как Женя делает широкий жест рукой, словно приглашая всех в какое-то личное пространство, которое Рустам явно не собирался делить.

– Так, ребята, давайте начнём, – сказала староста, раскрывая свой ноутбук и устраиваясь вблизи от Рустама.

Её голос звучал с едва уловимой ноткой театральности, будто она не просто открывала встречу, а начинала представление, главной звездой которого, несомненно, считала себя или, что хуже, Рустама.

– Нам нужно распределить роли. У меня уже есть пара идей.

Женя бросила быстрый взгляд на парня, и в этом взгляде было столько немного обожания, что Катарину передернуло.

«Ах, какая у неё "пара идей". Наверное, одна из них – прижаться к нему поближе, а вторая – улыбаться ещё шире.»

Один из парней, высокий и с аккуратно зачёсанной причёской, немедленно отозвался:

– Я возьму введение, – заявил он, выпрямляясь в кресле, будто это было королевское назначение.

– А я анализ, – добавила девушка с косой, энергично кивая и уже доставая свои записи.

– Я сделаю заключение, – бросил второй парень, сидевший рядом с ней, явно не желая отставать.

Рустам молчал, слушая их, но не участвуя в обсуждении. Его лицо оставалось бесстрастным, словно он был не участником проекта, а случайным свидетелем.

«Молчит. Хорошо. Молчание лучше, чем её голос. Её голос – как царапанье по стеклу.» – пронеслось в голове Катарины, когда Женя, сделав паузу, чтобы дать возможность высказаться каждому.

– Рустам, а ты что будешь делать? – спросила староста, повернувшись к нему.

Её тон был мягкий, почти ласковый, но в нём чувствовалась нотка наигранной небрежности, будто она не просто спрашивала, а давала ему шанс проявить себя.

Она даже слегка наклонилась вперёд, опёршись на стол, и её пальцы невольно потянулись к его блокноту, будто она хотела прикоснуться, но в последний момент передумала.

«Не трогай. Не смей трогать. Он не твой.» – мысленно прорычала Катарина, чувствуя, как внутри поднимается волна злости, которую она не могла контролировать.

– Оформление. – негромко ответил он, наконец подняв глаза. Его голос был хрипловатым, как будто он долго молчал.

Катарина знала, что он молчал не потому, что нечего сказать, а потому, что не хотел ввязываться.

«Оформление. Как всегда – на отшибе. Он знает своё место. Или хочет, чтобы его оставили в покое.»

– Хорошо, – кивнула Женя, и в её голосе прозвучало лёгкое раздражение, будто она ожидала большего. Она сделала пометку в своём планшете, а потом снова улыбнулась, на этот раз более искусственно.

– Тогда начнём. – Девушка открыла презентацию, и экран ноутбука отразил бледное лицо Рустама, сидевшего в полутени.

«Смотри, смотри, как я умею управлять.» – пронеслось в голове Катарины, и ей стало противно от этой игры.

Катарина смотрела на них и ощущала нечто странное. Не страх. Не тревогу. А жгучее, раздирающее изнутри чувство, которое она не могла вспомнить, но знала, как будто оно всегда было частью неё. Зависть. Нет, не просто зависть. Ревность.

Катарина сжала кулаки. Её пальцы прошли сквозь воздух, но внутри всё сжалось так, будто она действительно держала что-то в руках.

Женя улыбалась Рустаму. Не как подруга. Не как одногруппница. Как девушка, влюблённая в того, кто не замечает её взгляда.

Она садилась рядом, чуть ближе, чем нужно. Говорила с воодушевлением, размахивала руками, смеялась слишком громко.

Он отвечал коротко, почти не глядя на неё. Это было так знакомо. Он был отстранён, как всегда.

И именно это притягивало Женю, как мотылька – пламя.

«Да, мотылёк. И пламя – тоже мотылёк, пока не сгорит.» – подумала Катарина с горькой иронией, наблюдая, как Женя, закончив объяснять пункт плана, случайно коснулась его руки при демонстрации диаграммы на экране.

Рука Рустама чуть дрогнула, и он отодвинул руку, но не сказал ничего.

«Хороший мальчик. Держись.»

Девушка с косой, явно чувствуя накал напряжённости, поспешила сменить тему:

– Кстати, а кто будет отвечать за визуальную часть? – спросила она, глядя на Женю. – Нам же нужны графики и диаграммы.

– А, это… – Женя немного смутилась, но быстро взяла себя в руки. – Думаю, Рустам с этим отлично справится. У него хороший глаз к деталям. – Она снова посмотрела на него, как щенок смотрит на своего хозяина в ожидании скупой ласки.

Рустам лишь кивнул, не поднимая глаз. Его лицо оставалось бесстрастным, но Катарина знала его достаточно хорошо, чтобы понять, что он напрягся.

«Он чувствует. Ощущает присутствие. Не только моё. Ещё и её. И это раздражает.»

Потом, почти незаметно, он обернулся – и на мгновение его взгляд скользнул по той самой точке в углу, где она стояла, почти касаясь стены. Он не увидел её. Но Катарина была уверена. Рустам знает, что она здесь. И это было хуже всего. Потому что означало, что она теперь не просто наблюдатель. Она – часть его жизни. Часть его тревог. Часть его сна.

«Он понял.».

Эта мысль крутилась в голове, как заевшая пластинка. И она чувствует его. И теперь они оба в ловушке.

Катарина исчезла до того, как группа разошлась. Просто испарилась в воздухе, как утренний туман. Но осталась рядом. Всегда рядом.

Она шла за ним, когда Рустам вышел. Шла по коридорам, по

лестницам, по улице.

Он шёл один, но она была уверена – парень чувствовал её.

Глава 5. Рустам. Ловушка

Дождь не прекращался. Он был частью этого города. Частью каждого дома, каждой улицы, каждого взгляда, устремлённого в лужу. И теперь – частью Рустама.