Ведунья для Повелителя бурь. Венок Грозы

Кузница стояла чуть в стороне от основной улицы, у самой кромки леса. Как обычно, еще издали услышала мерный, властный стук молота по наковальне.

– Прохор! – крикнула я у открытых ворот, заходя внутрь.

Знакомый запах ударил в нос: едкая смесь раскаленного металла, угольной пыли, пота и масла. Кузнец вышел мне навстречу, вытерев пот со лба засаленным рукавом рубахи и оставив темную полосу на загорелой коже.

– А, Ясна, – пробасил он. – Ну здравствуй, заходи, коли с добром.

– С добрым намерением, – ответила я, оглядывая полынный венок на воротах – сейчас очень полезная штука. – Как дочь?

Прохор только покачал головой и кивнул, мол, иди следом.

Мы прошли мимо пылающего горна. Воздух дрожал от жара, на стене были развешаны тяжелые клещи разных размеров, молоты, зубила. На наковальне лежала покоробленная подкова, видимо, над ней и работал Прохор, когда я пришла.

Миновав прохладные сени, Прохор пустил меня в дом. Пахло свежеиспеченным хлебом , сушеными травами и воском. В печи тихо потрескивали дрова, согревая чугунок с щами. Вроде бы все тихо, мирно, но на подоконнике в глиняном горшке цветы завяли, а на широкой лавке у печи, под грубым, но чистым одеялом, лежала Маруся.

– Как она? – спросила я у Марфы.

Женщина покачала головой и тихо всхлипнула, прикрыв рукой рот.

– Жар-то спал, а вот сил нет у неё. Лежит как тряпочка, почти не ест, – ответил за нее Прохор.

Я прошла в горницу. Девочка лежала бледная, с закрытыми глазами. Дышала тяжело. Я коснулась её лба – прохладный, но влажный от пота.

– Тени… – еле слышно прошептала она, и голосок ее звучал чужим, потусторонним.

“Помоги!” – тихий шепот из корзинки донесся до меня, заставив вздрогнуть. Я сначала даже не поняла – срезанные травы уже молчат, потому к детям я ходила с выкопанными травами, которые помогали, подсказывали.

Но потом стало ясно: ветвь дуба. Я достала ее, стараясь не обращать внимания на круглые от удивления глаза Марфы, отломила череночек и положила в головах у девочки. Та сразу замерла и будто бы с облегчением выдохнула.

– До завтрашнего часа перед рассветом пусть лежит, – наказываю я. – Потом не перекресток двух дорог вынесете да огнем из вашего очага сожжете. Пепел по ветру пустите.

Марфа и Прохор молча кивнули, а я ушла, теперь понимая, о чем мне дуб шептал.

От кузнеца я пошла к тому мальчику, которого вчера лечила. Картина была такая же: жар прошёл, но ребёнок лежал без сил, едва дышал. И шептал про тени, которые идут за ним.

– Что с ними? – прошептала его мать. – Может, и права Агафья, что духи за ним пришли?

– Может, и духи, да только не те, – мрачно ответила я, так же положив черенок дуба в головах у мальчонки и дав наказ его матери. – Дети, самые слабые, первыми страдают, когда беда приходит. А ведь я Игнату уже не раз говорила.

– У Авдотьи-то, тоже сын слег. Да только она Аграфену послушала, ничего делать не стала. Говорит, значит, провинилась она перед Щурами…

У меня аж в груди все сжалось. Ещё один ребёнок. Третий. Да как же?!

– Говори где, – коротко сказала я.

– Так вон, третий дом отсюда, с зеленой калиткой.

Схватив корзинку, я подорвалась к указанному дому. Ишь, что придумали! Духи забрать хотят. Но Авдотья встретила меня на пороге не гостеприимно:

– Не лезь к нам, чужачка! – мрачно сказала она. – Не твоя земля, не твои Щуры, что ты можешь знать? Иди отсюда!

Глава 9

Я попыталась пройти мимо Авдотьи, но та преградила мне дорогу, расставив руки.

– Не пущу! – с отчаянием выкрикнула она. – Аграфена сказала: коли духи забрать хотят, значит, так надо.

– Кому надо? – вскипела я. – У тебя ребенок умирает, а ты ничего делать не хочешь! Спасать его надо!

– Нет! – Авдотья схватила меня за руку и потащила к калитке. – Он, если боги добры будут, а Аграфена не права, выкарабкается. А ты… – она вытолкнула меня на улицу. – Может, это вообще ты порчу навела на наших детей? Вон и бабка говорит, что как только ты появилась, все плохое и началось!

Опять они за свое! Да, когда я приехала, только и были видны местами черные точки на травах. Да только они уже тогда задыхались, я слышала их плач.

Резко шагнула обратно, не давая захлопнуть калитку:

– Да как же ты можешь? Дитя свое на растерзание темным силам отдаешь своими руками? Ты же потом не отмолишь его, так и останется душа его скитаться да зло множить, – у меня внутри все похолодело, а из горла рвался крик отчаяния.

Как же так? Почему так больно за чужого ребенка? В груди разливалась разъедающая тоска от того, что здесь, в нескольких шагах страдал малыш, у меня в корзине было то, что могло спасти его, а Авдотья, поверив старой кошелке, не пускала меня.

– Пущай одного заберет, чем всех моих пятерых! И свои городские замашки нам не тащи сюда!

– При чем тут городские замашки?

Я уже собираюсь снова попытаться силой прорваться, но по улице к нам приближался Игнат. Задумчивый, серьезный, каждым движением показывающий, что у него есть власть в этой деревне.

– Что тут за крики? – пробасил староста, подходя ближе. – Опять ты, городская, покоя не даешь?

– В деревне третий ребенок заболел! – я повернулась к Игнату, стараясь не выказывать всего смятения, что творилось в моей душе, – Теперь-то вы понимаете, что уже пора что-то делать! Скоро весь урожай погибнет. В лесу ни ягод, ни цветов. Нужно идти к источнику!

– Что еще придумаешь, чужачка? – вклинилась Авдотья, пользуясь случаем. – Игнат, ты же видел, как она приехала, так все и началось! Порчу наслала!

Игнат окинул меня тяжелым взглядом:

– А что, если и правда? Столичная ведьма приехала, землю нашу копает, травы рвет… Может, и впрямь ты все это задумала?

Меня словно горящим веником огрело. Я столько сил потратила, чтобы хоть как-то оттянуть беду, пока они бездействовали, а меня еще и обвиняют?

– Пусть идет прочь! – выкрикнула Авдотья. – Не нужна нам такая помощь!

– Правильно, – кивнул Игнат. – Снова убеждаюсь, что Аграфену слушать надо. Пора тебе, девка, собирать манатки. Довольно мы натерпелись от твоих столичных фокусов.

Я готова была заплакать от бессилия и накинуться на него от отчаяния. Как же достучаться до этих людей? Как объяснить, что я не враг им?

– Игнат, – вдруг раздался знакомый голос, и из-за угла показался Яромир. – Я посмотрел… Там можно сделать траншею, чтобы подвести к полю, а там…

Он остановился, рассматривая нас. От его взгляда не укрылось ни мое взвинченное состояние, ни злость Авдотьи, ни то, как Игнат нависал надо мной.

– Вон, городская, видишь, даже лесник и то больше тебя пользы приносит, – с усмешкой произнес староста. – А ты все только ходишь да чего-то требуешь.

– И чего же требует Ясна? – внезапно спросил Яромир.

– Да вот… лезет к Авдотье, говорит, ребенка лечить надо, – покачал головой Игнат.

– А Авдотье, значит, не надо? – взгляд лесника посерьезнел, а плечи напряглись.

– Не надо, – ответила женщина. – Аграфена сказала, что так должно…

– А знаете ли вы, что в городах за любую возможность спасения золотыми целителям платят, – жестко произнес Яромир. – Вам тут, значит, просто так предлагают помощь, а вы сразу обвинениями кидаетесь.

– Вот в городе своем и платите, – огрызнулся Игнат, но Яромир был и моложе, и крупнее, так давить, как на меня не получалось. – А тут не лезьте не в свое дело!

– Мое дело – отчет хозяину написать, – спокойно ответил Яромир. – А что я напишу? Что местные сами детей губят из-за дурости?

Игнат побагровел:

– Как ты смеешь?!

– Смею говорить правду, – пожал плечами лесник.

Я сжала кулаки, но развернулась и пошла прочь. Что толку спорить с глухими? Позади слышались злые голоса, но я не оборачивалась. Я должна придумать, что делать. Не могу я бросить ребенка Авдотьи.

Все знания, полученные мной в академии, казались настолько бесполезными, что опускались руки. Я не целитель, чтобы поднять детей. Да и причина скрыта глубоко в земле.

Ох, Морена-покровительница! Где мне найти сил? Подскажи, что сделать? Как поступить?

Мои все подруги Ладу да Мокошь молили о помощи, потому что Морены боялись, не решались ее тревожить лишний раз.

А мне когда-то еще в детстве прабабка всегда говорила: “Проси Морену-покровительницу, коли важно будет, она поможет. Но знай, что когда нужно будет, она сама к тебе за помощью обратится”. Я лишний раз старалась не тревожить богиню. Но сейчас я была уже в отчаянии.

Слезы пеленой заслоняли мне дорогу. Третий ребенок. А сколько их еще таких будет? Смогу ли я их уберечь от теней, что преследуют детей в их бреду?

– Ясна, стой! – почти на границе деревни меня догнал Валек.

Я только оглянулась на секунду, смахнула тыльной стороной ладони слезинку, сорвавшуюся с ресниц, и упрямо пошла дальше.

– Да постой же!

Я слышала за спиной его быстрые шаги, но сейчас не имела ни малейшего желания останавливаться и разговаривать с ним.

Но мне все же пришлось. Он поймал меня за руку и заставил развернуться к себе.

– Я верю тебе, – сказал он, а в глазах тлело чувство вины.

Я покачала головой, постаралась выдернуть руку, да только не вышло.

– Не слушай их, – он подошел ближе. – Я знаю, что ты добро делаешь.

– Знаешь? – устало спросила я. – Тогда уговори отца отправиться к источнику?

Валек нахмурился и отвел было глаза, но потом снова посмотрел на меня:

– Отец не любит, когда я ему перечу.

– Нам не о чем говорить, – горько усмехнулась я. – Отпусти.

– Ясна, не сердись.

– Не надо, – я сжала пальцы в кулак и нахмурилась.

Вот как с ним говорить? Что отец, что сын!

– Ясна, – Валек сделал шаг ко мне. – Еще этот чужак… Не нравится он мне. Он к отцу сегодня приходил. Про мужиков в деревне расспрашивал. Про то, чем живем. Что будет, если урожай погибнет. Не нравится он мне…

– А я и не золотой, чтобы всем нравиться, – прогремел голос Яромира за спиной Валека.

Глава 10

Валек резко обернулся, и я увидела, как его лицо потемнело. Яромир стоял в нескольких шагах от нас, держа в руках свой топорик, а в глазах плясали опасные огоньки.

Мы уже вышли за крайний дом деревни, вокруг не было ни души.

– Подслушиваешь? – процедил Валек сквозь зубы.

– Отпусти Ясну, – мрачно сказал лесник.

Валек напрягся, но пальцев не разжал.

– А то что? – мгновенно став хмурым, сказал Валек. – Кто мне прикажет?

– Отпусти, – повторил Яромир. – Или что, боишься, что сбежит, а самолюбие твое не выдержит?

Наконец-то парень выпустил мою руку, и я смогла сделать шаг назад. Но то, что происходило – мне не нравилось. На деревню надвигалась беда, а эти два петуха…

– Я боюсь? – вскинулся Валек. – Нет, это ты понимаешь, что это со мной Ясна будет играть в горелки, это я ее поймаю и заберу ее венок, а тебя чужака…

– С тобой? – искренне рассмеялся лесник. – Да ты ж трус! Ты с Ясной поиграешься, а отец как скажет тебе другую, так ты как послушный щенок пойдешь и выполнишь!

И что-то в этот момент в его голосе и в глубине зеленых, как пасмурный лес, глаз промелькнуло. Ядовитое, злое, спрятанное под тысячей замков, но все же не дающее покоя.

Валек сорвался с места и с размаха ударил Яромира. Лесник отбросил топорик, легко увернулся, отвел от себя кулак парня, но тот не успокоился. Он снова налетел на Яромира, и в этот раз уже получил сдачи.

Завязалась потасовка. Я видела, как лесник сдерживается.

– Перестаньте вы, оба! – не выдержала я. – В деревне сушь, венки не из чего плести девушкам будет, берез не найдут, да и папоротник скоро весь посохнет. А вы!

Валек поднялся с земли, вытирая разбитую губу.

– Валек! Что с тобой? – Дарья, видно, шла с речки с бельем.

Как увидела нас, так бросила все, подбежала к сыну старосты.

– Голову в первую очередь надо иметь и честь, а не кулаки, – ответил Яромир.

– Отстань! – Валек довольно грубо оттолкнул девушку и перевел взгляд на лесника. – Не даст тебе согласие отец. Убирался бы ты отсюда.

Яромир ничего не ответил. Зато взгляд Дарьи мне ой как не понравился. Добавит она мне проблем.

Девушка подхватила таз и побежала следом за Валеком в деревню. А я, наоборот, развернулась и быстрым шагом отправилась домой. Я боялась, что Яромир тоже догонит, остановит, будет чего-то от меня хотеть…

Но нет. Закрылась в доме и тяжело опустилась на лавку. Руки дрожали, а в груди клокотала бессильная злость. Третий ребенок и Аграфена, которой беззаветно верят. Но почему?

Стараясь справиться с волнением и сбежать от дурных мыслей, налила миску молока для домового и принялась за обед. Сухой горох с вечера замочила в кринке, а утром поставила варить в чугунке. Сейчас добавила туда лук да пшенку. Даже в животе от аромата закрутило.

Монотонная работа помогла успокоиться и потихоньку принять решение, что же мне делать дальше.

Не уверена, что смогу уговорить Агафью пустить к ребенку. Обмануть? Сила не простит, даже во благо.

Что же это за тьма? И при чем тут Аграфена? Чего она добивается?

Достала из сундука самую толстую тетрадь с записями – там были сложные ритуалы, которые преподавали в академии. Листала страницу за страницей: «Восстановление плодородия большой территории», «Изгнание порчи с полей», «Призыв дождя в засушливый год». Вновь я расстроенно закрыла свои записи: это все требовало либо группы магов, либо мощных артефактов.

Была у меня только волшебная грибница – магический гриб, который был самым сложным из простых методов увлажнения леса. Но он очень тяжело приживлялся и имел определенные побочные действия.

Однако сейчас выбирать не приходилось. Достала грибницу и положила поближе к печи, чтобы чуть-чуть оживить ее теплом.

На глаза попалась другая тетрадь. Моя прабабка тоже была грамотной, что в те времена было большой редкостью. А еще она любила сказы о богах, даже записала их все, что знала. Особенно о Морене много было. Часто мне читала…

Я достала тетрадь и ласково с тоской провела по потрепанной обложке: накоплю денег, в кожу оберну, чтобы подольше сохранилось.

С улицы донесся мерный стук. Я отложила обе тетради и вышла на крыльцо.

Яромир, скинув рубаху, рубил дрова у дальнего края двора. Гладкие, сильные мышцы на его спине играли под солнцем, а топор с каждым ударом вонзался в полено с точностью и силой, от которой по спине пробегали мурашки. Он работал молча, сосредоточенно, будто вырубал не дрова, а что-то невидимое, что терзало его изнутри.

Я стояла на крыльце, не решаясь подойти, но он, будто почувствовав мой взгляд, резко остановился и обернулся. Зеленые глаза, темные от напряжения, встретились с моими.

– Не бойся, пар уже выпустил, – хрипло сказал он, вытирая лоб тыльной стороной ладони.

Я покачала головой и подошла ближе.

– Не стоило трогать Валека, – сказала я. – Парень молодой еще, дурной.

– Избалованный он, Ясна.

Яромир вытер тыльной стороной кисти лоб, но другая капелька пота скатилась по шее, а потом по широкой груди. Я смутилась, покраснела и отвела взгляд.

– Учить его надо, что не все легко дается, – продолжил Яромир. – Но не о нем тебе бы переживать.

Яромир подошел ближе, и от него пахло сосновой смолой, теплом и чем-то терпко-мужским.

– О чем ты?

В его глазах клубилось что-то странное, как будто он боролся сам с собой.

– Я о бабке этой. Аграфене. Уж больно к ней все прислушиваются в деревне.

Меня передернуло при ее упоминании.

– Ты ж не веришь в магию и ведовство, – усмехнулась я.

– В магию не верю. А вот в подлость людей – очень даже, – хмуро заметил он и воткнул топор в полено.

Яромир подошел еще ближе, и теперь между нами оставалось всего несколько пальцев. Его дыхание было горячим, а в глазах – та самая опасная глубина, которая заставляла сердце биться чаще.

– Пообедаем? – внезапно предложила я, резко развернулась на пятках и пошла к дому.

Яромир хмыкнул и пошел за мной. Пока я суетилась, накрывая на стол, Яромир натянул рубаху и стоял, прислонившись к стене и разглядывая меня. Смущал своим взглядом, своим присутствием.

– Печь у тебя дымит, – неожиданно сказал он. – Заслонку поправить надо.

Яромир наклонился к печи, провел рукой по заслонке, проверяя, где перекос.

– Вот тут заедает, – сказал он, слегка постучав по железной пластине. – Давай подержишь, а я поправлю.

Я встала рядом, придерживая заслонку, а он наклонился еще ниже, его плечо коснулось моего. От неожиданного прикосновения я вздрогнула, но не отстранилась.

В горнице было прохладнее, чем на улице под палящим солнцем, но отчего-то меня бросило в жар.

– Почти готово, – прошептал он, и голос его звучал глубже, чем обычно.

Яромир резко дернул заслонку, и она встала на место, но от толчка я потеряла равновесие и чуть не упала. Лесник мгновенно обхватил меня за талию, притянув к себе.

Мы замерли.

Мои ладони уперлись в его грудь, а его руки крепко держали меня. Обжигали не только прикосновения, которые я чувствовала сквозь платье, и дыхание, касавшееся моих губ, но и взгляд Яромира, от которого сердце начало стучать чаще.

Лесник едва заметно улыбнулся и медленно склонился ко мне.

Глава 11

Я застыла, словно д