Ведунья для Повелителя бурь. Венок Грозы

Но недовольство непрошеным гостем, который даже мешок свой обратно затащил, перевесило. Я с шумом достала из печи чугунок, со звоном поставила на стол глиняную миску, стуча ложкой о край горшка.

– Что за грохот? – недовольно пробурчал Яромир, приподнимаясь на локте.

– А что, мне в собственном доме на цыпочках ходить? – спокойно сказала я, нарочно еще громче стукнув горшком о полку. – Не нравится шум – есть дорога на все четыре стороны.

Он сел, потирая затылок, и покосился на меня с кривой усмешкой.

– Мог бы и поспать еще, – проворчал он. – Солнце-то едва встало.

– Работящие люди с петухами встают! – резко ответила я. – В лесу, например, под дубом можешь спать хоть до вечерней зари.

Он усмехнулся, но в глазах полыхнуло.

– Острый язычок, – заметил он. – Только вот беда – официально я тут по делу. И право на кров имею. Хочешь не хочешь, а терпи.

– Кров – это сарай! – я ткнула деревянной ложкой в сторону двора. – Вон, сенник видел? Там и спи!

Тут он не выдержал и поднялся, снова возвышаясь надо мной, словно пытаясь задавить своим влиянием. Да только не на ту напал.

Мы стояли, сверкая друг на друга глазами, как два петуха перед дракой. И, может, долго бы так стояли, если бы не раздался громкий стук в калитку.

– Ясна! – женский голос, полный отчаяния и страха, заставил меня вздрогнуть. – Помоги, Ясна!

Я поджала губы, послала мысленно недобрый взгляд Яромиру с посылом: «Не до тебя сейчас, но к разговору мы ещё вернемся!» – и выскочила на улицу.

– Ясна, помоги, – повторила женщина в поношенном, но аккуратном сарафане. – С ночи сын в горячке лежит, ничего не помогает. К Аграфене пошла, а она со двора погнала, говорит, что духи выбрали его, чтобы забрать. Говорит, их он.

Сердце сжалось от жалости к женщине и больному ребенку и злости на бабку. Не может она знать, что ребенка духи забрать хотят. Да и не забирают они детей без вины и без сильной надобности.

– Помоги, Яснушка, – она упала в ноги мне. – Ты дочери кузнеца помогла… Не оставь меня. Век должна буду, что хочешь сделаю.

– Да ничего мне не надо, – ответила я, – веди к сыну, смотреть буду.

Я задержалась, только чтобы выкопать в огороде кустик мяты, и мы пошли в самый дальний домик на другом конце деревни. Малец лежал, весь мокрый от пота и бледный, его явно мучили кошмары, от которых он пытался сбежать, но горячка насылала их все сильнее.

Опять мне в лес надо было, чтобы собрать травы. И поля защитить. И…

Я возвращалась домой и не знала, как мне разорваться. Что сделать первым, потому что и то, и другое требовало и сил, и времени.

– Уезжай, девка, – раздалось прямо передо мной, я даже вздрогнула.

Бабка Аграфена выросла на моем пути словно из ниоткуда.

– Уезжай, пока цела.

Глава 5

Аграфена нависала надо мной, опираясь на узловатую палку. В ее глазах не было ни капли старческой немощи – они горели каким-то недобрым огнем, а морщинистое лицо исказила злобная усмешка.

– Не место тебе здесь, городская, – продолжила она прищуриваясь. – Земля наша тебя не принимает. Видишь, как все плохо стало, как только ты появилась?

Я сжала пальцами подол платья. Чепуха! Когда я приехала, первым делом услышала стон растений и заметила болезнь земли.

– Что вы врете-то?

– Правду говорю! – она ткнула в меня скрюченным пальцем. – И каждый в этой деревне мне поверит. Беду ты принесла! Порчу на землю навела своими столичными штучками! Детей морить начала!

Во мне вскипело негодование:

– Я детей лечу! – возмутилась я. – А вы мать больного ребенка прогнали! И вообще, отойдите с дороги, я спешу!

Я попыталась обойти ее, но Аграфена шустро перекрыла мне дорогу и расхохоталась. Звук был такой мерзкий, что по спине пробежали мурашки.

– Лечишь? Да ты их к смерти готовишь! Жертвы нужны темным силам, а ты их поставляешь! – она наклонилась ближе, и от нее пахнуло чем-то тухлым.

У меня перехватило дыхание, а я ясно почувствовала, что не из ниоткуда были взяты эти слова. Не зря Аграфена упомянула жертвы и темные силы.

– Уезжай, пока жива, – теперь в голосе бабки звучала открытая угроза.

Я хотела ей что-то возразить, да только смотрела в ее тусклые, словно покрытые толстым слоем пыли глаза, не в силах отвести взгляд. Аграфена даже не шептала ничего, но я отчетливо чувствовала, как холод окутывает мою грудь.

Внезапно рядом раздался звук тяжелых шагов, и знакомый голос прогремел:

– Эй! Что тут происходит?

Яромир стоял неподалеку, держа в руках новый топорик, видимо, ходил к кузнецу за ножом, но решил еще и его прихватить. Его лицо было мрачным, а в глазах плясали опасные огоньки.

Аграфены тут же отвела глаза, и я смогла пошевелиться.

– А, и ты, чужак, здесь, – проворчала бабка, но от Яромира начала пятиться. – Шел бы ты со своими тайнами прочь, не мешал мне.

– Я на хозяина своего работаю, – холодно ответил он, подходя ближе. – Что он скажет, то я и делаю. А он сказал здесь осмотреться. Ступай к своим делам, бабка, хватит пугать. И без тебя пуганные.

Аграфена что-то недовольно пробурчала себе под нос, но отступила. Напоследок она кинула на меня такой взгляд, что я поежилась.

– Запомни мои слова, городская. Уедешь сама – живая будешь. Нет – заберет тебя лес.

Она обошла меня, зашла в свою калитку да скрылась в доме. И только после этого на улице послышались людские голоса.

– Что это было? – спросил Яромир, оглядывая меня с головы до ног.

– Сама хотела бы знать, – честно призналась я, потирая руки – они все еще были холодными.

Вовремя лесник появился. Да только скажи я кому из местных – не послушает меня никто, не поверит.

Яромир пожал плечами, но я заметила, как внимательно он смотрел в ту сторону, куда ушла Аграфена.

– Сначала придумают, а потом боятся, – сказал он наконец.

– Ты не веришь в духов, помню, – устало ответила я. – Но верь – не верь, а здесь действительно что-то очень плохое происходит.

– Я уже говорил, что это плохое – летняя засуха, – Яромир хмыкает. – И не всегда это бывает плохо.

Я только бросила на него взгляд. Что-то было в его выражении лица, что не понравилось мне: я не понимала, что у него на уме, а тем более на уме у его хозяина, кем бы он ни был.

Мне нужно было в лес – собирать травы для больного ребенка. И времени оставалось все меньше. Леснику – туда же, территорию осматривать.

Поэтому шли мы вместе по тропинке молча, каждый думая о своем. Я старалась прислушаться к шепоту деревьев, но они были встревожены и говорили невнятно. Травы вообще еле слышно стонали. А мне надо было быстрее в лес попасть, чтобы собрать все.

Яромир шагал рядом, как будто свысока рассматривая небогатую деревеньку.

– Зачем ты за мной пошел? – наконец не выдержала я.

– Не за тобой, а в лес. Работа у меня такая, – пожал плечами Яромир. – А ты что, против компании?

– Против твоей – да, – честно ответила я, но почему-то без прежней злости.

Он усмехнулся, и я неожиданно заметила, как эта спокойная усмешка поменяла его лицо. Оно стало не таким надменным, а… привлекательным. Я поспешно отвела взгляд.

– Не такая уж я и плохая компания, – заметил он. – Смотри, от Аграфены защитил.

– Защитил, – буркнула я. – Сама бы справилась.

– Конечно, справилась бы. Только вот бледная была, как полотно. Запугала тебя до смерти эта бабка.

Если бы запугала… Там было явно что-то другое, только я никак не могла понять что. В академии о таком не рассказывали, а прабабушка успела мне только малую толику о своей, а теперь и моей, силе поведать.

Но Яромир был прав. Он заступился за меня без всякой выгоды для себя. Неужто за всем его цинизмом прячется хороший человек?

Я поняла, что снова бросила на него заинтересованный взгляд и снова отвернулась.

Но был один момент в словах Аграфены, который не давал мне покоя, потому что уж больно совпадал с моими мыслями.

– А что это бабка про тайны твои говорила? – спросила я словно в шутку.

Яромир напрягся, и я почувствовала, как изменилось его настроение.

– У всех есть тайны, – отрезал он.

– И у тебя есть?

Глава 6

Он остановился и повернулся ко мне. В его зеленых глазах мелькнуло что-то неуловимое, но на лице снова появилась язвительная улыбка.

– У каждого есть, Ясна, – сказал он. – И у тебя тоже.

Мое имя в его устах прозвучало как-то особенно, и я почувствовала, как внутри что-то встрепенулось, даже несмотря на явную наглость со стороны Яромира.

Вот еще! Не за этим я ехала в дальнюю деревню, мне мое сердце еще дорого, я его травам и земле дарить буду.

– Ясна! – громкий голос заставил обернуться.

Только теперь я поняла, что мы снова оказались слишком близко друг к другу в своем воинственном противостоянии. Мы отскочили друг от друга, словно осами ужаленные. Из-за деревьев шел Валек с широкой улыбкой на лице.

– А вот и ты! – он подошел ко мне, демонстративно игнорируя Яромира. – Искал тебя по всей деревне. Сплела уже венок на Купальскую ночь?

– Нет, – ответила я, собираясь побыстрее закончить разговор.

– А будешь? – парень не собирался сдаваться.

– Посмотрим, – уклончиво ответила я, чувствуя, как Яромир напрягся рядом.

– Обязательно надо! – горячо заговорил Валек. – Я твой венок сам выловлю.

Я тяжело вздохнула и покачала головой. Вот вроде ж взрослый парень, а в голове – что ветер.

– У меня дед так венок поймал в речке, а потом всю ночь они с бабкой цветок папоротника искали.

Это вызвало громкий смешок Яромира:

– Знаем мы, какой ты цветок хочешь искать, – сказал он, да только глаза его недобро сверкнули, а я почувствовала, как за его насмешкой скрывается угроза. – Так, сказки-то уж хватит рассказывать. А то у тебя потом и русалки повылезают, и лешие в лес утащат.

– Ты, чужак, иди своей дорогой. А лучше заканчивай свои дела быстрее… – Валек выпрямился во весь свой рост, готовый спорить уже не только словами.

– Хватит! – внезапно вскрикнула я. – Спорите тут, а самого важного не видите. Скоро и венки плести будет не из чего. Да и пускать негде!

Я развернулась и быстрым шагом пошла прочь от этих двух петухов. Только время отнимали.

Лес встретил меня тревожной тишиной. Даже птицы почти не пели. Я ходила между деревьями, собирая то немногое, что еще можно было использовать. Почти завядшие цветки липы и бузины, пара веточек ивы, несколько чудом уцелевших листиков малины.

Вернувшись домой, я быстро приготовила отвар и отнесла его матери больного мальчика, дав все те же указания, что и жене кузнеца. Женщина плакала от благодарности, а я только молила всех богов, чтобы лекарство подействовало.

К кузнецу я тоже заглянула, да только не радостно было. Жар спал, но дочка лежала совсем без сил, почти не ела. И моих знаний и даже подсказок трав было недостаточно, чтобы понять, что же мне теперь делать.

Когда я с вымоченными осиновыми прутиками отправилась к полям, солнце уже стояло высоко и нещадно палило. Но откладывать было уже некуда. Нужно было расставить их, чтобы хоть немного отсрочить то, что неизбежно, если не разобраться в причинах.

Поля находились за деревней, там, где земля полого спускалась к лесу. Рожь должна была колоситься, но колосья были мелкими, болезненными. Я начала идти по меже, втыкая в землю по маленькому прутику через каждые двести шагов, нашептывая магический заговор.

Прутики, образуя нечто вроде сети, должны были подтянуть воду из земли выше, к корням. Но одной меня было мало. Я, как прибыла и заметила беду, пыталась связаться с академией с помощью блюдца, но магические нити сюда не дотягивались. Потом даже написала срочное письмо, но обманываться было бессмысленно. Хорошо, если оно дойдет через месяц.

Я была один на один с бедой.

Пот застилал глаза, от зноя было невозможно дышать, но я упрямо шла вперед, отсчитывая шаги.

Чем дальше я углублялась в поля, тем страшнее становилось то, что я видела. Земля была не просто сухой – она была больной. На колосьях то и дело встречались ведьминские заломы, а местами рожь чернела и крошилась при прикосновении.

Земля молила о помощи, и меня окутывало отчаяние, что я не смогу ничего сделать. Надо было непременно еще раз поговорить со старостой.

Засуха распространялась быстрее, чем я думала.

В воздухе послышался странный шорох, как будто что-то огромное ползло под землей, и меня оглушил крик. От земли. От травы. От колосьев. Рухнула на колени, зажав уши, а потом едва нашла в себе силы подняться и кинуться обратно. Домой. К речке.

Солнце уже клонилось к горизонту, когда я вернулась домой. Уже у самой калитки меня ждал сюрприз: она была отремонтирована. Мне больше не нужно было чуть приподнимать ее каждый раз, чтобы сдвинуть с места. А еще была прибита доска, что отвалилась от забора.

В доме пахло грибами. Яромир сидел за столом и неторопливо ужинал.

– Ты… – начала я и запнулась.

– Голодный был, – пояснил он, не поднимая глаз. – Сварил из того, что нашел. Тебе оставил.

Я молча прошла к печи. Действительно, в горшке булькал грибной суп.

– Зачем? – спросила я.

– Что "зачем"?

– Все это, – устало ответила я, опускаясь на скамью.

Яромир пожал плечами:

– Я тут живу.

Мы посмотрели друг на друга, и опять началось наше привычное препирательство.

– Это мой дом!

– Временно и мой!

– В сенях живи!

– В горнице теплее!

– Сейчас и на улице не холодно!

Спорили мы до тех пор, пока у меня не кончились силы. Я махнула рукой:

– Делай что хочешь. Только завтра к вечеру чтобы съехал.

– Посмотрим, – проворчал Яромир.

Я практически упала на полати и мгновенно провалилась в сон. Мне снилась кровавая луна.

Глава 7

Я шла по узкой лесной тропинке к серебрящемуся вдали озеру. Тьма между деревьями сгущалась, но озеро светилось странным мерцанием, словно бы впитало в себя весь лунный свет.

Оказавшись у самой кромки воды, я завороженно замерла. Вода стояла неподвижно – ни ряби, ни всплеска, лишь зеркальная гладь, в которой отражались перевернутые сосны.

Как я здесь оказалась?

Вдруг заметила, как по воде медленно скользят четыре темных пятна. Присмотревшись, узнала в них венки – те самые, что девушки пускают на Купалу. Подумалось, не пустить ли в этом году самой, а вдруг уплывет…

А потом вдруг поняла: венки плыли сами по себе, а здесь не было ни девушек, ни смеха, только зловещая тишина. По телу пробежала дрожь.

Я почувствовала, как в руках что-то холодит пальцы.

Пятый венок.

Сплетенный из белых, почти прозрачных цветов, он казался чужим в этом мире. Ландыши, белые маки, водяные лилии – все они никогда не росли в одном месте, но здесь были соединены в один узор.

– Брось его, – прошептал ветер.

“Бросай!” – эхом прозвучало со всех сторон.

Я не успела даже осознать, что все это значит, как венок в моих руках начал рассыпаться. Лепестки почернели, стали крошиться, превращаясь в пепел. В тот же миг луна вспыхнула кровавым светом, а из воды начали подниматься черные, бесформенные тени.

“Ясна…” – они тянулись ко мне, цеплялись за сарафан, тащили за собой в воду.

Я упиралась, кричала, пыталась вырваться из удушающих темных объятий…

– Ясна! Ясна! Это я! – раздался надо мной хрипловатый голос. – Да проснись ты уже!

Я распахнула глаза, хватая ртом воздух, и тут же встретилась взглядом с Яромиром.

Сердце колотилось в груди, как птица в клетке, а холодный пот покрывал лоб. Яромир склонился надо мной, и в его глазах мелькнула что-то похожее на беспокойство.

– Приснилось что-то? – спросил он, отпуская мои плечи. – Ты кричала так, что тебя на другом краю деревни наверняка слушали.

Я села на полатях, обнимая себя руками, но хотелось, чтобы Яромир вернул свои большие ладони обратно, так казалось все более настоящим. Сон был таким ярким, словно наяву побывала у того проклятого озера, а то, что я проснулась, – наоборот, казалось сном.

– Венки… – пробормотала я. – Пять венков и кровавая луна…

Яромир хмыкнул, слез с полатей и опустился на край лавки:

– Венки! Ну да, скоро же Купала. Думаешь, небось, о женихах, вот и снятся венки. А кровавая луна – так это от жары. Смотришь на закат красный, вот и чудится всякое.

Я фыркнула и отмахнулась, мол, ничего ты не понимаешь.

– Это был не обычный сон, – голос дрожал. – Там была такая тьма, такой холод…

– Обычный кошмар, – возразил Яромир. – У всех бывают. Особенно когда человек перетруждается, как ты. Носишься по полям, травки собираешь, всех лечишь. Целители городские и не про такое рассказывали.

Я хотела возразить, но посмотрела в его насмешливо-сочувствующие глаза и поняла – бесполезно. Для него все это было просто нервным расстройством впечатлительной девицы.

– Зачем тогда ты спрашиваешь?

– Человек после кошмара должен успокоиться, – пожал он плечами. – А то опять будут сниться. И я не высплюсь.

Ну да. Главное же, чтобы он выспался.

– Может, воды принести? – неожиданно предложил он.

Я кивнула, и он встал, направляясь к кувшину. Вода была прохладной, освежающей. Я пила маленькими глотками, стараясь успокоиться.

– Лучше? – спросил Яромир, снова садясь рядом.

– Лучше, – призналась я.

Мы сидели в тишине, нарушаемой только треском сверчков за окном. Там было темно, до рассвета еще далеко.

– Не хочется спать, – сказала я.

– Понятно. После такого представления я бы тоже не заснул, – усмехнулся Яромир. – Хочешь, расскажу что-нибудь скучное? Про лес, например. Или про то, как деревья растут.

Я с улыбкой покачала головой:

– Ты думаешь, меня, травоведа, твои рассказы про лес усыпят?

– А что тебя может усыпить? – поинтересовался он. – Может, сказки?

– Я не маленькая девочка, – поморщилась я.

– Нет, – согласился он, окидывая меня внимательным взглядом. – Не маленькая.

Что-то в его голосе заставило меня покраснеть. Я поспешно отвернулась.

– Расскажи лучше про город, – попросила я. – По чему ты больше всего скучаешь тут, в глуши?

– По возможностям, – как-то задумчиво ответил Яромир. – Там люди работают, торгуют, строят будущее. А не тратят время на всякую мистику.

В городе действительно все было иначе: деньги в основе возможностей, газовые фонари вместо света луны и звезд, паровые машины вместо коней и ручного труда. Там чопорность, академичность и правильность соседствуют с распутством и беспределом.

Скучала ли я по этому всему?

Я на секунду прикрыла глаза и вспомнила, как меня выставили из отдела по распределению выпускников. Будто бы списали. У меня не было достаточно магии, чтобы занять место в столичной оранжерее или на богатом наделе. И никогда не хватило бы денег, чтобы купить себе это место.

Нет. Не скучала. Тут я хотя бы была нужна.

– Они тратят время на заботы о деньгах, забывая про настоящую жизнь, – ответила я.

Мы снова заспорили, но как-то мягче, без прежней злости. Время летело незаметно. Яромир оказался неплохим собеседником, когда не язвил.

– Знаешь, – сказал он ближе к рассвету, – я думал, ты такая же, как все городские барышни. Капризная, избалованная.

– А я думала, ты просто наглый, – призналась я.

– Может, я и наглый, – усмехнулся он. – Но не совсем безнадежный.

Мы снова посмотрели друг на друга, и я почувствовала, как что-то изменилось между нами. Словно невидимая стена рухнула.

– Может, тебе не обязательно съезжать, – тихо сказала я.

– Может, и не обязательно, – так же тихо ответил он.

Рассвет застал нас все еще разговаривающими. Яромир зевнул и потянулся:

– Пора бы и поспать.

“Главное, все вовремя”, – мысленно посмеялась я.

– Иди, – кивнула я. – А я в лес схожу. Травы собрать надо.

– Одна?

– А что? – удивилась я. – Всегда одна хожу.

Он хотел что-то возразить, но промолчал. Только проводил меня взглядом, когда я собиралась.

Лес встретил меня тишиной и прохладой. Я шла знакомой тропой, размышляя о прошедшей ночи и Яромире. Что-то было в нем такое, что вызывало желание присмотреться, намекало на то, что у лесника много тайн.

Я углубилась в чащу, собирая то немногое, что еще можно было найти, потому что меня гнала интуиция, требовала собрать еще трав для зелий. Пока еще что-то осталось.

За моей спиной раздался громкий шорох. Я даже вздрогнула, когда из-за дуба вышла девушка лет восемнадцати. Узнала я ее – Дарья, дочь мельника.

– Ясна, – позвала она, робко приближаясь. – Можно с тобой поговорить?

– Говори, – ответила я, хмурясь.

Дарья покраснела и опустила глаза:

– Это… это про Валека. Он мне нравится, а он на меня не смотрит даже. Не могла бы ты… ну, приворожить его? Чтобы он меня заметил?

Глава 8

Я резко выпрямилась и отступила на шаг от Дарьи, сжимая в руке корзинку с травами. А в душе – будто ураган.

– Приворот? – хмуро выдохнула я. – Да ты никак ополоумела?

Но, похоже, Дарья была в своем уме. Она резко сделала шаг ко мне и схватила за рукав:

– Ясна, не откажи! – Дарья достала из кармана что-то и протянула мне. – Вот, возьми! Бабкины бусы из янтаря чужеземного!

– Не надо мне от тебя ничего! – резко выдрала рукав из ее пальцев. – И не делаю я приворотов!

– Ну пожалуйста, – не унималась девушка. – Я знаю, что ты умеешь. Всю жизнь Валека люблю, а он меня не замечает. Он должен меня заметить!

– Не умею! – вскипела я. – А если бы и умела, не стала бы! Приворот – это принуждение, насилие над душой, злая магия.

Дарья заплакала, обиженно отойдя от меня.

– Врешь ты все! Все вы ведьмы-ведуньи умеете, только… Мало, значит, я тебе предложила. Что тебе нужно? Душу мою? Так забери ее! Нет жизни мне без Валека!

Я только покачала головой. Валек, конечно, красив и ладен, да только… Глупый еще.

– Хочешь, чтобы Валек тебя заметил? – сказала я, немного остыв. – Иди к речке на заре, умойся росой и помолись Ладе. Проси у нее женского счастья, да у Велеса мудрости. Поговори с Валеком просто, по-человечески!

Но Дарья лишь качает головой. Как же многие любят простой путь. Только не всегда простой путь – самый верный.

В академии у нас была одна отчаявшаяся. Она год ходила хвостом за парнем-аристократом. А потом как-то он ее заметил, да только мы сразу заподозрили неладное. Долго уговаривали девушку снять приворот, спасти и его, и себя, но…

Что уж там. Ни одного из них нет больше. Духи Нави и того, и другого забрали. Да только вот Дарья не поймет этого, сколько ни убеждай.

Девушка всхлипнула, глядя на мое упрямое выражение лица, и убежала к деревне. Я проводила её недобрым взглядом. Ох, чует мое сердце, обернется это еще мне проблемами.

Я продолжила собирать травы, но настроение было испорчено. Я травовед, не ведьма и не ведунья. Поля должна сохранять, урожай повышать. Леса поддерживать.

К счастью ли, к горю, у меня есть сила, а люди этим и пользуются. Но она и все мои знания должны служить только добру, об этом еще прабабка сказала. Так почему же людей на злое-то тянет?

Корзинка наполнялась медленно – травы болели, чахли на глазах. Я нашла немного мяты, чабреца, несколько веточек ивы. Этого хватило бы на пару отваров, не больше.

Все самое простое, чтобы помочь лесу, я уже перепробовала, но толку от этого было совсем мало. Это как просто пытаться убрать внешнее проявление болезни без возможности воздействовать на ее истоки.

Оставались пара сложных волшебных вещиц, что я с собой привезла из академии – выдали “рабочий инструмент в помощь новичку”. Я непременно должна попробовать их. Но если не поможет, что дальше?

Снова попытаться связаться с академией? Ни разу до этого не вышло: досюда магическая паутина связи едва дотягивается. Что же делать-то?

И опять в голове мысли крутились нехорошие. То, что творилось с полями и лесом – явно было родом из Нави. Кто я такая, чтобы противостоять этому? Отчего сюда отправили именно меня?

Перед самым выходом из леса я услышала отчетливый шепот: “Возьми, срежь, помоги!”. Прямо передо мной качнулась дубовая ветка.

“Сломи! Помоги!” – снова до меня донесся шелест листьев.

Дуб! Священное дерево, да разве же я смею?

“Мне лишь ветвь – кому-то жизнь!”

Поколебавшись еще пару мгновений, я достала нож кузнеца и, попросив благословение Перуна и Щуров, срезала ветвь. Она мягко легла ко мне в ладонь, а я тяжело вздохнула: и это тоже не к добру.

Возвращалась я в деревню с тяжёлым сердцем. Солнце уже поднялось высоко, а жара становилась невыносимой. Воздух дрожал над растрескавшейся землей, и лишь гулкое жужжание мух нарушало гнетущую тишину. Снова на небе ни облачка, ни намека на дождь, а, значит, и прервать засуху будет нечем.

Первым делом зашла к кузнецу проведать его дочку: тревога за его дочь грызла меня сильнее усталости.