Полная версия
– Мы не вправе делать исключения для кого бы то ни было!..
Иннокентий с блеском окончил военный институт и, как золотой медалист, был распределен в престижную войсковую часть вблизи Евпатории.
Через три года его перевели в научно-исследовательский институт Военно-космических сил в подмосковных Подлипках, и вскоре Иннокентий был молодым и перспективным кандидатом технических наук, автором двух десятков засекреченных изобретений и ряда научных работ, посвященных использованию эффекта низкотемпературной сверхпроводимости в военной технике.
Блестящая и беспроблемная военная карьера была понятна и очевидна вплоть до хорошей пенсии, а затем и заслуженных похорон под звуки военного оркестра и залпа из десятка карабинов…
Но тут грянули девяностые.
Вере Иннокентия в советскую систему и военные политические органы был нанесен очередной удар.
Рушился социалистический лагерь, каждую среду в клубе военного НИИ проводилась политическая информация.
И вот начальник политического отдела института генерал-майор Ткачук, главным, а, вернее, единственным деловым достоинством которого являлся исключительно красивый, зычный и мелодичный бас, рассказывает с высокой трибуны о «последнем оплоте социализма в Европе, Румынии, и ее руководителе, замечательном коммунистическом лидере Николае Чаушеску».
Ровно через день во всех газетах и по телевизору прошла информация о свержении Чаушеску и чудовищных преступлениях во время его правления.
И вот в очередную среду, ровно через неделю, генерал Ткачук тем же шаляпинским голосом без тени смущения обличает преступления «режима Чаушеску» …
Беспринципность и бессовестность уникальная!
Ну и добил идейные убеждения Иннокентия товарищ Зюганов.
Несколько раз на митингах, проводимых Коммунистической партией РФ, за спиной этого зачастую правильно говорящего товарища, в кругу приближенных лиц, телевизор показывал фуражку с необычайно высокой тульей.
Иннокентий с изумлением разглядел, что это произведение военного искусства красовалось на насупленной от собственной значимости физиономии всё того же генерала Ткачука. Ну что ж, каково окружение, таков и лидер…
Иннокентий стал считать себя глубоко аполитичным человеком, ни один лозунг ни одного из политических главарей не вызывал у него доверия, ведь никто из наших существующих или потенциальных вождей не оказался способным хотя бы повторить слова Джона Кеннеди, воодушевившие когда-то молодую Америку:
– Думай не о том, что страна может дать тебе, а о том, что ты можешь дать стране…
Вот под такой флаг Иннокентий готов был бы встать без раздумий, только не видно почему-то такого флага и не слышно такого лидера…
В начале девяностых в военной науке остались только товарищи предпенсионного возраста, а также не годные для активной и самостоятельной жизни индивидуумы – таких тоже нашлось достаточно.
Те же, кто был поумнее или понепоседливее, стали искать себя в новой жизни. Среди них, естественно, оказался и Иннокентий, уволившийся по собственному желанию в девяносто третьем году в звании майора. И понеслось…
Иннокентий всегда вызывал искреннее доверие и симпатию у самых разных людей, от украинского преступного авторитета Леши Ассирийца до крутого московского бизнесмена Паши Тючкалова: красивый и уверенный, спокойный и скромный, интеллигентный и внимательный – такое сочетание действовало на людей безотказно.
Иннокентий обладал гибким и изощренным умом настоящего ученого, что позволяло ему легко входить в новые предметные области и находить нестандартные решения.
При этом Иннокентий никогда не мог перейти некие пределы человеческой этики и порядочности, что и не позволило ему разбогатеть, хотя такие шансы судьба предоставляла неоднократно.
В то же время он отнюдь не бедствовал.
Кое-кто из его бывших партнеров или нанимателей, будучи не столь щепетильными от природы, поднялись в этой жизни достаточно серьезно и по старой памяти обращались к Иннокентию, когда возникала нестандартная проблема.
И постепенно Иннокентий стал неким «кризисным менеджером», если использовать модную ныне терминологию.
Его этот статус устраивал полностью: Иннокентий мгновенно зажигался новой задачей, погружался в нее с головой и, как правило, решал ее успешно; после этого ему становилось неинтересно, и он выходил из проекта, получив свое вознаграждение.
Правда, не раз и не два, эти нестандартные задачи приводили Иннокентия в трудные ситуации.
Так же произошло и в этот раз, только ситуация была не просто трудной, а смертельно опасной.
Глава 4.
29 августа 2005 года. Понедельник. Москва.
«Спасай, братуха».
Эта история началась немногим больше месяца назад.
Иннокентий сидел в своей московской квартире, которая досталась ему по наследству после смерти тети. Три комнаты содержались в образцовом порядке и чистоте, свойственном только холостякам.
Иннокентий не стал выкидывать древнюю теткину мебель, а отдал ее знакомому мастеру. Тот, в периоды между запоями, зачистил ее, отполировал и покрыл высококачественными современными красками веселых и ярких расцветок. В результате получилась необычная, вызывающая восторг у всех гостей мебель, которая в сочетании с ремонтом, с душой и фантазией проведенным очередной подругой Иннокентия, в то время обучавшейся на факультете прикладного искусства Текстильной академии им. Косыгина, возбуждала активный интерес к хозяину квартиры.
Следующая его подруга привнесла в квартиру горшки с разнообразными комнатными растениями, ухаживание за которыми позволяло Иннокентию достигать необходимой мысленной концентрации, когда он обдумывал очередной бизнес-проект или же читал любимую историческую литературу.
В целом квартира была выдержана преимущественно в зеленой гамме, любимом цвете Иннокентия.
Он жил один уже почти три года после ухода от жены Тани, с которой умеренно счастливо прожил почти пятнадцать лет.
По истечении этих лет он вдруг понял, что так дальше продолжаться не может: ситуация становилась очень похожей на его прошлую службу в армии, когда незамысловатое бытие, расписанное на годы вперед, не сулило ни особых радостей, ни потрясений…
Иннокентий, как это было ему свойственно, мгновенно и бесповоротно принял решение.
Таня прекрасно знала, что если Иннокентий что-то решил, то сопротивляться этому бесполезно, но так и не смогла до конца понять, в чем же дело.
Иннокентий прямо и откровенно поговорил со своей двенадцатилетней дочерью Тоней и заверил ее, что она останется для него самым важным и любимым человеком. Тоня всегда и во всем принимала сторону папы; она не подвела его и в этот раз.
В периоды пребывания Иннокентия в Москве они встречались почти каждое воскресенье, гуляли и разговаривали обо всем на свете.
Сейчас ей исполнилось уже пятнадцать. Наступил, как считается, сложный возраст, однако Иннокентий этой сложности не ощутил —может, потому что встречались они только раз в неделю?
Как бы то ни было, он уже давно разговаривал с дочерью, как со взрослым человеком, делился с ней своими проблемами и не скрывал наличия подруг. Дочь, в свою очередь, платила взаимной откровенностью.
Иннокентий сидел в своем любимом кожаном кресле зеленого цвета и внимательно перечитывал подборку журналов «Главный бухгалтер».
Он проработал бухгалтером два года сразу после увольнения из армии, искренне считал бухгалтеров интеллектуальной элитой российского бизнеса и старался поддерживать свои финансовые знания на должном уровне.
Иннокентий всегда после более-менее длительных командировок просматривал вышедшие за период своего отсутствия специализированные деловые и юридические издания, чтобы оставаться в курсе последних событий.
Мобильный телефон запел «Команду молодости нашей», мелодию, настроенную на тех, кто считал Иннокентия своим другом.
Сам-то Иннокентий к кругу людей, кого он мог бы назвать настоящим другом, относил только тех, к кому он мог бы обратиться в любое время и быть уверенным, что тот, не задумываясь, бросит все свои дела и сделает возможное и невозможное, чтобы выручить друга.
Когда-то к этому немногочисленному кругу он относил кое-кого из одноклассников и сокурсников по обучению в военном институте, а также двух-трех сослуживцев лейтенантских времен.
Однако время шло, жизнь разводила их все дальше и дальше, старые друзья завели собственные семьи, и, соответственно, у них появились семейные интересы и проблемы.
Конечно, любой из них, за исключением сокурсника Сереги Ковтуна, и сейчас готов помочь, но теперь-то, прежде чем действовать, они обязательно взвесят, а не отразится ли эта помощь на них и их семьях?
Иннокентий и сам побывал в законном браке, но по-прежнему юношески максималистски верил в настоящую беззаветную дружбу и был готов по первому зову друга мчаться на выручку. Никого ближе старых товарищей у него сегодня не было.
Увы, лучшие друзья остались далеко. Одноклассники по-прежнему жили в родном Малоярославце, и Иннокентий не видел их уже лет десять, а сокурсник Саня Трубицын, заработав совместно с Иннокентием денег в начале двухтысячных, предпочел перебраться в комфортную Ригу. Они периодически созванивались, Сашка звал Иннокентия в гости, но тот все никак не мог выбраться.
Ну, а с Серегой Ковтуном произошла история, достойная отдельного короткого рассказа. Это ему Иннокентий пытался помочь уехать на похороны отчима, это его Иннокентий прикрывал, когда тот бегал в самоволки из казармы военного института к своей будущей жене Вере.
Серега уволился из армии первым. Он сколотил команду из бывших военных и быстро создал небольшую финансовую империю, которая занималась востребованными тогда операциями по обналичиванию денег, а также нелегальными денежными переводами и заграничными платежами. Серега серьезно разбогател, отправил сына учиться в Англию, построил себе дом на озере и стал панически бояться всего.
Когда до сверхосторожного финансового магната дошла информация о дружбе Иннокентия с такими специфическими личностями, как известный украинский авторитет Леша Ассириец, то Серега Ковтун просто прекратил все контакты с Иннокентием.
Иннокентий страшно обиделся. Он-то пытался следовать канонам беззаветной дружбы и считал, что любые подозрения в его адрес со стороны настоящих друзей безосновательны и просто оскорбляют его.
Иннокентий верил, что судьба покажет-таки его бывшему лучшему другу, кто есть кто, и тот придет и покается.
Иннокентий сегодня был одинок, и это его абсолютно устраивало, он не хотел никого впускать в свою жизнь и всегда поддерживал дистанцию как с коллегами по работе, так и с подругами.
Не так давно у него появились еще два товарища, которых хотелось бы назвать настоящими друзьями, но Иннокентий пока остерегался использовать это слово: а вдруг жесткой проверки жизнью эти отношения не выдержат?..
В этот раз звонил один из них, Федька Орлов.
– Кеша, братуха, спасай! – раздался в трубке его жизнерадостный голос.
Иннокентий поморщился, он не любил, когда его называли «Кеша».
Он с самого детства завидовал простым и мужественным именам, таким как Андрей и Сергей. У обладателей этих замечательных имен никогда не возникала проблема, как назваться при первом знакомстве: и будущему начальнику, и потенциальной девушке они могли представляться одинаково.
А вот у Иннокентия проблема самоидентификации всегда стояла остро.
Представляться детским «Кеша» означало сразу ставить себя чуточку или даже совсем не чуточку ниже нового знакомого. Ну а называться выспренным и нарочитым именем «Иннокентий», более присущим артисту и художнику, язык не поворачивался вплоть лет до тридцати пяти, когда у Кеши-Иннокентия наконец-то отпали последние юношеские комплексы.
Федька Орлов, здоровенный жизнерадостный казак с лысой башкой и чисто бандитской физиономией со сломанным носом, абсолютно искренне считал Иннокентия своим лучшим другом, за что и был удостоен мелодии «Команда молодости нашей».
– Здравствуй, Федор. Что приключилось?
– Ленка, блин, попала! Пакистанец, сука, кинул ее, не знаем, что делать. Спасай, братуха!
Глава 5.
Федор и Лена.
«Никуда ты от меня, милый, не денешься…»
– Интересно девки пляшут… – хмыкнул про себя Иннокентий: чтобы Федора кто-то «кинул», и он не знал, что делать?
Иннокентий не думал, что такое возможно в принципе.
Он познакомился с Федором Орловым в конце девяностых годов.
Оба были привлечены к интересной и творческой работе по выбиванию долгов за поставленный газ с украинских промышленных предприятий.
Газ – это весьма специфичный товар; он не продается, как картошка, когда продавец передает мешок с товаром покупателю, газ течет себе по трубам независимо от наличия или отсутствия продавцов и посредников.
Поэтому продажа газа – это на самом деле торговля документами: посредник продает покупателю не сам газ, а документы, подтверждающие право потребить определенный объем газа.
Соответственно, газовый бизнес на Украине в те годы представлял собой три последовательных проблемы:
Проблема номер один: как бы получить квоту на продажу газа. Желающих-то много, а вот избранные наперечет.
Перед посредниками, кому удавалось решить эту проблему путем соответствующего сговора с государственным «Газпромом» или частной «Итерой» и получить-таки квоту на продажу газа во весь рост вставала Проблема номер два: а кому же продать полученные объемы газа?
Это тоже задачка не из простых – на всех мало-мальски платежеспособных украинских заводах толкались посредники, предлагавшие подписать акт о том, что газ куплен именно у них.
Приходилось идти и на не очень платежеспособные, и на совсем неплатежеспособные предприятия – нужно же кому-то передать с таким трудом и за такие деньги полученные объемы газа…
Ну а вот после этого во весь рост вставала Проблема номер три: как же теперь получить деньги за потребленный предприятием газ?!
В обстановке всеобщих неплатежей и дефицита денежных средств на Украине активно использовались сложные зачетные и товарные формы расчетов и, как следствие, существовал огромный пласт предприятий – активных неплательщиков.
Вот для работы с такими должниками и создавались команды в составе финансистов, юристов, бизнесменов и, конечно, бандитов.
Иннокентий входил в состав такой команды и был един в нескольких лицах: он отвечал за юридическую, финансовую и предпринимательскую часть работы.
В хорошем костюме, при кожаном портфеле и калькуляторе, он вел сверки задолженностей, проводил переговоры и договаривался о том, как же будут гаситься долги, в общем, был тем, кого бандиты называют простым словом «коммерсант».
Интересно, что в бандитских устах этот термин носит оттенок некой пренебрежительности и снисходительности:
– Да он же «коммерсант», он «понятий» не знает, ну что с него взять?
Федька Орлов тоже входил в состав этой команды и отвечал за обеспечение безопасности.
Он несколько лет проработал в милиции в родном Черкесске, поучаствовал в первой Чеченской кампании и уволился из органов по до сих пор тщательно скрываемой даже от лучшего друга Иннокентия причине.
Благодаря своему уникальному опыту и боевым навыкам он стал идеальным связующим звеном и с криминальными, и с ментовскими «крышами».
Как только к должнику приходили с просьбой рассчитаться по долгам, за его спиной мгновенно вставала соответствующая «крыша», поэтому, без необходимых согласований «специалистов по безопасности» обеих сторон, переговоры даже не начинались.
Федор Орлов ездил на переговоры с должниками исключительно в спортивной форме, которая подчеркивала всю мощь его фигуры.
Федор и Иннокентий представляли собой весьма контрастную парочку: высокий, стройный, в отличном костюме при галстуке, сдержанный и строгий интеллигент и кряжистый, могучий, в синем «адидасе», громогласный и жизнерадостный рубаха-парень с бритой головой и сломанным кривым носом.
Федор умел не только твердо и убедительно говорить, но и мгновенно без лишних раздумий действовать.
В тот период их знакомства было несколько ситуаций, требовавших быстрой и жесткой реакции, ну а самый первый раз они, как настоящая команда, сработали на сахарном заводе в Винницкой области.
Этот завод задолжал огромную сумму и был в принципе не способен оплатить долги. Целая орда кредиторов ждала, когда же начнется уборка сахарной свеклы и, соответственно, на склад будет поступать сахар, чтобы, как вороны, налететь и расхватать, что удастся.
Маленькая команда в составе Иннокентия, Федора и их водителя Виктора, также бывшего мента, побывавшего в Чечне, подъехала к заводоуправлению на здоровенном фиолетовом «сто сороковом» мерсе.
Возле здания стоял традиционный бандитский набор автомобилей: слегка потрепанная БМВ и парочка тонированных «девяток».
Дверь в заводоуправление резко распахнулась, и оттуда вышел детина в спортивном костюме, за которым понуро брел старенький директор сахарного завода с побелевшим перекошенным лицом.
Следом на улицу вывалилось еще несколько явных бандитов с тупо-стандартными мордами.
Было ясно, что директора куда-то увозили.
– Ага, – крякнул Федор, подозвал к себе Виктора и что-то сказал ему на ухо. Тот метнулся за угол…
Иннокентий перегородил дорогу бандитской делегации:
– Стоять, это мой человек, он никуда не едет. Разворачивайтесь, Иван Савельич, – и положил руку на плечо директору.
– Чо? Да ты кто такой?!
В этот момент раздался рев мотора, из-за угла выехал трактор, управляемый Виктором, и перегородил дорогу, ведущую от заводоуправления.
Бандитские машины оказались заблокированными на стоянке.
Федор же, не говоря ни слова, спокойно развернулся, подошел к «Мерседесу», не торопясь, открыл багажник и … вытащил «Калашников».
Преспокойно откинул приклад, передернул затвор и пустил очередь над головами остолбеневших бандитов прямо по монументальному стенду «Передовики производства».
Бетонные крошки посыпались на бритые головы…
Иннокентий был ошарашен так же, как и их супротивники, но мгновенно взял себя в руки:
– Ну что, молодые люди, пошли в заводоуправление, там и поговорим.
И, не оборачиваясь, направился в сторону административного здания.
– Иван Савельич, а Вы ждите меня здесь, – приказал он директору сахарного завода.
Переговорный процесс легко перешел в нужное русло, и стороны премило договорились о том, в какой последовательности они будут забирать произведенный сахар у должника.
– Федор, да откуда у тебя автомат так кстати взялся? Я-то уж думал в рукопашную идти, – смеялся потом Иннокентий.
– Да, брат, в дальние поездки я всегда его с собой вожу. То зайца подстрелю, то кому-то в морду тыкну, то грецкие орехи поколю, незаменимая штука! – ухмылялся Федор.
Иннокентий и Федор подружились и продолжили свои отношения и после завершения украинской эпопеи.
Несколько раз Федор обращался к своему другу за советами и консультациями.
Последнее такое обращение было около года назад, когда гражданская жена Федора, Елена Исаева, с которой они совместно проживали в арендованной квартире на Кутузовском проспекте, решила заняться текстильным бизнесом.
– Хм, – Иннокентий поёжился, представив себе эту незаурядную женщину: история их знакомства и отношений была весьма неоднозначной.
Ленка являлась активной бизнесвумен, интересующейся всеми новыми и модными тенденциями деловой жизни.
В 90-е годы она торговала так называемыми ценными бумагами: «Гермес-Союз», «НефтьАлмазИнвест», «Токур-Золото» и прочей аналогичной макулатурой.
Ей повезло, что она вовремя свернула этот бизнес, а ранее заработанные деньги вложила в симпатичный участок в сорок соток возле подмосковного Королева, на котором понемногу строила особнячок площадью метров под четыреста.
Все основные работы на доме были выполнены, оставалась только закончить внутреннюю отделку.
Цена земли за несколько лет увеличилась в десятки раз, и Лена стала собственницей объекта недвижимости стоимостью под миллион долларов.
33-х летняя предпринимательница два раза в неделю ходила на фитнес, один раз плавала, и ее фигурка находилась в образцовом состоянии: сто семьдесят сантиметров роста, плоский живот, выпуклая попка, упругие бедра и маленькие крепкие грудки.
Прибавьте к этому симпатичную мордашку с задорным маленьким носиком и пухлыми губками, тщательно растрепанные короткие черные волосы, бешеную энергию и туманный, притягивающий всех мужиков взгляд…
Притягательность и некая «блядовитость» (уж простите за вульгарное словцо, но лучшего просто не подобрать!) взгляда объяснялась просто – Иннокентий, как настоящий ученый, провел небольшое расследование и выяснил, что Ленка была слегка подслеповата, но ни очков, ни линз не носила. Вот эта-то близорукость и придавала ее взгляду непередаваемую и притягательную туманность…
Иннокентий неоднократно задавался вопросом, чем же привлек активную, красивую, богатую, с большими претензиями Ленку рубаха-парень Федор?
Они постоянно ругались, Ленка пробовала воспитывать Федора, обучать его хорошим манерам, но на Федора где сядешь, там и слезешь!
Тем не менее, они совместно проживали уже года два и появлялись везде только вдвоем.
Ленка, конечно, проверила свою сексапильность и на Иннокентии, причем это не была попытка легкого флирта – она всё и всегда делала всерьез, после солидной и тщательной подготовки.
Случилась эта атака три месяца назад.
Иннокентий только что расстался с очередной подружкой, его мужское естество начинало тосковать, и Лена решила, что наступило оптимальное время для решительного штурма – нужно прибирать мужика к рукам, пока не поздно.
В тот вечер Иннокентий отдыхал дома.
Он только что побрился (он всегда брился по вечерам, привычка эта сложилась ещё с курсантских времён – для экономии утреннего времени), надел любимый халат зеленого цвета с золотыми искорками, удобно расположился в любимом зеленом кресле, налил в толстый стакан чуть-чуть виски и насыпал много колотого льда, взял в руки книжку Антона Деникина «Очерки русской смуты» и приготовился наслаждаться…
Увы, не получилось: зазвучала мелодия «Вихри враждебные веют над нами», а на экранчике мобильного телефона появилось фото торнадо в пустыне.
Знаменитая революционная песня всегда напоминала Иннокентию о традиционной Ленкиной прическе, ну а торнадо, как ему казалось, полностью соответствовало ее незаурядному темпераменту.
Он когда-то поделился этими ассоциациями с Федором, тот вполне ожидаемо пришел в восторг и от души гоготал, настраивая и свой телефон таким же образом.
А вот Лена эти аудиовизуальные параллели не оценила и настройки Федькиного телефона поменяла.
– Да, Лена, слушаю тебя.
– Инн, приезжай, мне срочно нужна помощь!
Лена прекрасно знала прошлые комплексы Иннокентия касательно его имени и придумала ему кликуху на иноземный манер – «Инн».
Словечко это несколько раздражало Иннокентия своей манерностью, однако из хорошеньких пухлых губок Елены звучало вполне себе сексуально, и постепенно он смирился с таким именованием. Слава богу, что кроме Лены, никто не удосуживался так к нему обращаться.
– Лена, что случилось, а где Федор?
– Инн, ты мне друг? – Вопросом на вопрос ответила Лена – Тогда срочно приезжай.
Для человека долга Иннокентия слово «друг» всегда было священно, и Лена прекрасно знала об этом.
Делать нечего, и он, почертыхавшись, бережно отложил книжку, вылез из любимого кресла, поставил виски в холодильник, переоделся, забрался в недавно купленную «Ауди—шестерку» и поехал к Лене.
– Заходи, – открывшая дверь Лена была не похожа на себя.
Обычно непокорно торчавшие во все стороны волосы были мокрыми, блестящими и приглаженными после душа, на ней ладно сидел легкий цветной халатик любимого Иннокентием зеленого цвета, и вообще вся она выглядела непривычно скромно, юно и свежо.
Лена дружески чмокнула его в щеку и посторонилась, пропуская в квартиру. Всё ещё недовольный Иннокентий задержался на пороге:
– Лена, так что у тебя приключилось, где Федор?
Она легонько подтолкнула его в спину:
– Да проходи ж ты, сейчас всё расскажу.
Иннокентий присел на диван и с интересом уставился на Лену.
– Понимаешь, Инн, сегодня я решила показать Феде, какая я замечательная хозяйка. Устроила генеральную уборку квартиры, все выдраила и вычистила, сбегала на Драгомиловский рынок, купила свежайшую речную форель и много разной зелени, приготовила замечательный ужин, достала из неприкосновенного запаса бутылочку коллекционного французского вина и стала ждать своего благоверного. А он позвонил мне час назад и сообщил, что уезжает с корешами играть в бильярд. Знаю я его бильярд, и какие шары и с кем они там гоняют! Пусть кому-то ещё, а не мне втирает! Теперь вернется завтра к вечеру, не раньше, знаю я этого обормота. В общем, Инн, спасай. Я приготовила ужин в расчете на Федин аппетит, но завтра вся его прелесть потеряется – как ты знаешь, рыбу надо есть с пылу, с жару.
