Кружева судьбы

Он быстро поцеловал её и ушёл, а Юля ещё долго стояла посреди комнаты, не в состоянии пошевелиться. Как она могла так ошибиться в человеке? Почему сразу не увидела, какой он на самом деле? Зачем допустила всё, что произошло между ними? И как ему сказать, что она не собирается бросать работу и вообще выходить за него замуж…

***

Константин Ларский с удивлением смотрел на сидевшего перед ним Синельникова и не узнавал бывшего друга и компаньона.

– Никитос… – сказал он, наконец, выслушав его рассказ. – Если бы я знал, что ты попадёшь в такую делюгу, никогда бы не оставил тебя.

– Костя, это всё сейчас неважно, – покачал головой Никита. – Я приехал к тебе только потому, что у тебя есть связи, без которых мне трудно решить мою проблему. После всего случившегося у Илюхи было несколько нервных срывов, начались головные боли и резко снизился вес. Это кризисное состояние, Костя, понимаешь? И я сам довёл до этого своего сына. Пожалуйста, помоги мне решить вопросы с опекой и отправить Илюшу хорошую больницу. Если хочешь, я продам свою квартиру и отдам тебе все деньги. Больше у меня ничего нет. Помоги мне, Костя. И я буду обязан тебе до конца своих дней…

Ларский задумался. Молчал он долго, потом заговорил, глядя Никите прямо в глаза:

– Связи связями, но деньги будут нужны. Ты это понимаешь. Всё, что у меня было, я вложил в бизнес тестя. Надо же как-то выживать. Тем более что я хочу вернуться на наш с тобой прежний уровень. Время сейчас непростое, сам понимаешь. Кто сможет удержаться на плаву, тот будет в шоколаде, остальным не позавидуешь.

– Ты зачем мне всё это сейчас говоришь? – нахмурился Никита.

– Я подниму людей. А ты занимайся продажей квартиры, – ответил ему Ларский. – Как я понимаю, времени у нас нет. Если хочешь, я сведу тебя с риэлтором, который охотно поможет тебе с этим. У тебя есть, где прописаться вместе с сыном?

– Мы переедем в деревню, к бабе Кате, – кивнул Никита. – Она единственная моя родственница и не откажет мне в этом.

– Тогда, я думаю, проблем не будет, – сказал Ларский, взял в руки телефон и принялся набирать знакомый номер. – Алло? Нина Аркадьевна, здравствуйте. Нина Аркадьевна, мне и моему другу нужна кое-какая консультация. Мы можем подъехать к вам? Отлично, будем через полчаса.

Он сбросил вызов и посмотрел на Никиту долгим серьёзным взглядом:

– Слушай, Никитос, ты выглядишь совсем неважно. Тебе бы тоже полечиться. Прокапаться в конце концов…

– Всё это потом, – махнул рукой Синельников. – Сейчас для меня главное – мой сын…

***

Люба медленно вошла в дом и оперлась на дверной косяк. Её лицо было бледным, а движения – вялыми. На ферме сегодня выдался тяжёлый день, и, казалось, силы совсем покинули девушку.

– Люба, что это с тобой? – выглянула из кухни Валентина. – Господи! Да ты вся белая! Заболела, что ли?

– Не знаю… – тихо ответила Люба и, поморщившись, прижала руку к груди. – Не могу даже сказать, что болит. Голова раскалывается, на плечи словно гора давит. И тошнота…

Валентина быстро подошла к ней и, поддерживая под руку, усадила на диван.

– Приляг. Я сейчас принесу тебе воды. И пошлю Шурку за врачом.

– Не надо, – Люба с трудом приподняла голову с подушки. – Я полежу и все пройдёт. День сегодня жаркий. Может, я просто перегрелась…

– Ты проверяла температуру? – спохватилась Валентина.

– Нет, – Люба поднесла ладонь ко лбу. – Валь, я не горячая. Да не беспокойся ты так. Всё хорошо.

Но Валентина не стала слушать её.

– Шурка! Шурка, иди сюда!

– Ну что тебе? – Шура вышла из своей комнаты и с удивлением посмотрела на младшую сестру. – Любка, ты как смерть белая…

– А я тебе о чём?! – всплеснула руками Валентина. – Я побуду с ней, а ты сбегай за доктором. Пусть придёт, посмотрит, что с ней.

– Люб, – Шура присела рядом с ней на кровать. – А ты, часом, не беременная? А то про тебя и Негоду тут разные слухи ходят.

Люба в ответ только застонала.

– Да иди ты уже, зови врача, – топнула ногой Валентина. – Господи, Шурка, что ж ты такая непутёвая?

– Ой, не гавкай… – привычно отмахнулась от невестки Шура и направилась к выходу.

Однако едва вышла на улицу, как остановилась, увидев знакомую иномарку, которая притормозила возле неё.

– Шура, а я к тебе…

– Да? – она смерила Дениса Матвеева насмешливым взглядом. – И зачем же я тебе понадобилась?

Глава 8

Шура застыла возле мерцающей на солнце иномарки – символа роскоши и престижа, который в те годы многим казался почти недосягаемой мечтой. Машина словно дышала величием: её длинный и мощный кузов с плавными линиями отражал статус хозяина, подчёркивая выдержанный стиль и неподвластную времени элегантность.

Взгляд Шуры невольно скользил по глянцевому корпусу автомобиля, словно изучая каждую деталь, каждый изгиб его мощного кузова. Хромированные элементы сверкали под солнцем, отражая свет так ярко, что становилось трудно не отвести глаза. Эмблема звезды на капоте выглядела особенно гордо и мужественно, подчёркивая статус хозяина, которого он явно добился. Казалось, сама машина была символом новой жизни, где Денис Матвеев – такой успешный и уверенный, взлетел выше всех после лишений и неудач.

Шура задыхалась от зависти и одновременно восхищения: вот жизнь, к которой она так стремилась, но та продолжала оставаться ледяной и недоступной. И бывший жених за рулём этой громадной, дорогостоящей машины, казался ей воплощением всего того, чего ей не хватало.

Её сердце то сжималось, то разжималось от смешанных ощущений – невыносимой обиды за то, что он смог добиться всего, о чём можно только мечтать, но рядом с ним не она, а Лена, Ленка Перова, серая мышь, которую Шура ненавидела с самого детства. Шура вспоминала моменты, когда они с Денисом мечтали вместе, строили планы и видели перед собой общее будущее. Почему всё пошло не так? Как она смогла упустить такое счастье? Это всё Ленка-зараза и Герман-гад. Он всегда появлялся рядом с ней только для того, чтобы испортить ей жизнь.

По лицу Шуры пробежала тень, и Денис не смог не заметить этого.

– Ты что? – спросил он девушку, удивлённо приподнимая брови. – Тебе нехорошо?

– Отвали, Матвеев, – огрызнулась Шура. – Что ты вообще припёрся сюда? Что надо?!

– Вообще-то я к тебе по делу, – сказал Денис. – Слушай, я открываю новый ларёк, а посадить туда некого. Лена не может, она дома малыми занята. Ты ведь знаешь, что у меня уже двое детей, сын и дочка. Вероничка ещё совсем маленькая.

Шура поморщилась:

– Поздравляю! А я-то тут причём? Няньку, что ли, им ищешь? Так вон, в деревне детский сад есть, туда их отдай. А я детей воспитывать не умею. У меня их нет, если ты забыл.

– Нянька нам не нужна, – покачал головой Денис. – Дома Лена со всем прекрасно справляется. А вот в ларьке работать не хочет. Она же фармацевт и как только Вероничка подрастёт, сразу же вернётся в аптеку. Я, Шура, продавца ищу. Пойдёшь ко мне работать?

Шура прикусила пухлую губу.

– Смотря как платить будешь. За копейки я горбатиться на тебя не стану.

Денис улыбнулся:

– Не переживай. Зарплата тебя устроит. А если ещё и хорошо продажи пойдут, премию будешь получать. Приходи завтра, я всё тебе объясню. Хотя… зачем нам ждать завтрашнего дня? Поехали прямо сейчас.

– Поехали, – не устояла Шура перед возможностью прокатиться на дорогой иномарке. – Слушай, Денис, у тебя ведь несколько ларьков, и в соседних деревнях есть. Покажи мне все. Я сравню, кто как работает, и докажу тебе, что я самый лучший продавец. Да ты не бойся, приставать я к тебе не собираюсь. Женатики с детьми меня не интересуют. Я ищу себе свободного парня. А ты своё счастье уже упустил.

Денис рассмеялся:

– Хватка у тебя осталась прежней. Да и красота тоже. Хорошо, садись, поехали.

Он открыл ей дверь и помог сесть на переднее сиденье.

– Господи, какая роскошь…– прошептала Шура, оглядывая салон. – Живут же люди…

***

Юля приехала на рынок, где работала в пирожковой Алибека, вышла из старого советского троллейбуса и сразу же попала в невообразимую толкучку. Даже небольшая площадь перед рынком с утра до вечера была переполнена людьми – продавцами, покупателями, детьми и просто бездельниками, которые приходили сюда просто поглазеть на чужие товары или поболтать с кем-нибудь, убивая собственное время.

Толпа, подхватив Юлю, повлекла её по выщербленной дороге, давным-давно забывшей, что такое асфальт. То и дело спотыкаясь о попадавшие под ноги неровности, выбоины и расставленные продавцами коробки, Юля продвигалась вперёд вместе с незнакомыми ей людьми, которые незаметно вливались в общий поток и странным образом исчезали оттуда. Горячий до одури воздух рынка бросал в лица прохожих крепкие запахи свежего хлеба, сладкой выпечки, подгнивших овощей, копчёной рыбы и дым от уличных шашлычных, в которых бойко крутили шампура бородатые мужчины с гортанными голосами. Солнечные лучи пробивались сквозь качающийся от усталости воздух, подчёркивая разноцветье палаток, самодельных прилавков и просто разложенных на земле тряпок с товаром.

Торговцы громко зазывали покупателей, их крики перемешивались в общем гуле рынка.

– Свежие куриные яйца, только что с деревни, по цене в два раза ниже, чем в магазине! – кричала пожилая женщина с загорелым лицом и белой косынкой.

– Новые импортные джинсы – настоящие «Levi's»! Фирменные варёнки! Только что привезли из-за границы! Давай сюда, не пожалеешь! – кричал молодой парень в бесформенной майке, держа в руках пару джинсов.

– Мыльницы! Удобные, модные, скороходные! Девушка! Посмотрите, вот вчера получили: розовые и фиолетовые. На ноге не почувствуете, такие лёгкие и удобные. Ну куда же вы, девушка?!

Юля покачала головой и прошла мимо торговца обувью, а её уже окликала и дёргала за руку бабулька явно сельского вида, приехавшая на рынок, чтобы продать немного яблок и несколько баночек с соленьями.

– Попробуй, доченька, белый налив. Тут с червячком, но это ничего. Червячок не дурачок, он плохое есть не будет. Возьми, деткам дома компотик сваришь…

Юля отказалась и от яблок. Ей удалось выбраться из толпы и теперь она шла вдоль ряда прилавков, невольно прислушиваясь к голосам продавцов и покупателей. В одном месте мужчина в запыленной кепке уверенно говорил кому-то:

– Водка «Столичная» и коньяк «Арарат» – для настоящих мужчин! Бери, не пожалеешь! Я всегда тут стою. И ещё никого не обманывал.

Неподалёку от него, на скамейке с облупившейся краской сидел старый продавец газет и журналов с заголовками, полными призывов к реформам и переменам. Люди обсуждали новости, перебивали друг друга, где-то смеялись, где-то спорили. Узнав Юлю, старик махнул ей рукой:

– Здравствуй, Юленька! Бурда Моден свежий номерок приберёг для тебя. Тут девушка на обложке на тебя очень похожа!

– Спасибо, Васильич! – отозвалась Юля, торопливо проходя мимо. – После работы заберу!

Но уже через десять шагов она остановилась, с изумлением глядя, как Алибек, стоя на стремянке, снимает вывеску с пирожковой.

– Что это? – спросила Юля у подошедшей к ней сзади Динары. – Зачем?

– Закрываемся, – вздохнула та. – Из милиции приходили, с пожарными вместе. Сказали, что у нас тут небезопасно.

– Это из-за тебя! – Алибек спустился с лестницы, подошёл к Юле и ткнул в неё толстым пальцем, заросшим чёрным волосом. – Я тебя жалел. Я тебе платил. А он сказал, что я не буду работать!

– Да кто он?! – воскликнула Юля, хотя уже и догадалась, о ком идёт речь.

– Он! – крикнул ей в лицо Алибек. – Я платить хотел, говорить с ним хотел. А он сказал: «Нет!»

– Алибек, миленький, – Юля умоляюще протянула к нему руки. – Не сердись. Я сама поговорю с ним. Это мне Сергей запрещает работать, а тебя он не тронет. Я не буду приходить и всё.

– Люди твоё хотят, – махнул рукой Алибек. – Нет тебя, нет торговли, нет денег. А-а-й, шайтан… Зачем пришёл?

Динара, стоя в сторонке, всхлипывала, и Юля обняла подругу:

– Не плачь, я разберусь с этим. Динарочка, миленькая, вот увидишь, всё будет хорошо… Ты только не плачь…

***

Сотников сидел за старым, потрёпанным столом, заваленным кипами бумаг и журналов. Его кабинет был невелик по размеру и обставлен просто и невзрачно. Стены окрашены в выцветший местами облупившийся зелёный цвет, что придавало помещению довольно-таки неуютный и даже угрюмый вид.

Справа от стола стоял тяжёлый деревянный шкаф с металлическими замками, в котором хранились досье и протоколы. Полки забиты папками с документами, некоторые из них были так потрепаны, будто с ними работали целую жизнь. На стене слева от стола висели схемы районов города, фотографии подозреваемых и распечатки с телефонами, прибитые к пробковой доске булавками. В простенке между дверью и шкафом – календарь с двумя оленями, бредущими по воде.

У самой двери стояло старое кресло с протёртым кожаным покрытием, которое явно пережило многих посетителей и видело немало допросов. На подоконнике – несколько стаканов с недопитым чаем и пепельница, как всегда полная смятых окурков.

Когда Сотникову доложили о приходе Юли, он попросил дежурного пропустить её к нему, но навстречу к ней не вышел и продолжил работать с документами, которые изучал уже около часа.

Он перевернул очередной лист в папке, подчеркнул несколько строк простым карандашом. Им же сделал пометки на полях и только после этого поднял голову и встретился взглядом со стоявшей напротив него Юлей.

– Какие люди и без охраны, – улыбнулся Сотников, по лицу девушки догадавшись, что произошло. Конечно, она не послушалась его и снова отправилась на этот чёртов рынок, зарабатывать деньги для толстого Али-бабы или как там зовут хозяина пирожковой. Но Сотников оказался быстрее и успел побывать там до её прихода. Он улыбнулся ещё шире и кивнул на стул, предлагая Юле присесть: – Рассказывай, что привело тебя ко мне? Неужели пришла поздравить с майором? После раскрытия последних дел меня представили к очередному званию. Так что я больше не капитан. Бери выше! Не слышу поздравлений, Юля.

– Я поздравляю тебя, Серёжа, – сказала Юля, опираясь обеими руками о стол и наклоняясь к лицу Сотникова. – И хочу спросить, теперь у тебя будет ещё больше возможностей портить людям жизнь, да?

– Ты это о чём? – Сотников поднялся из-за стола, подошёл к двери, выглянул в коридор и снова закрыл её, не забыв повернуть ключ. – Юль, что за наезды?

– Серёжа, зачем ты так поступил с Алибеком? Что он сделал тебе плохого? Мне нравится работать у него! Разве это не понятно? Я привыкла так жить и ничего не хочу менять!

– А я хочу! – Сотников подошел к ней совсем близко и взял обеими руками за плечи. – Я хочу, чтоб моя жена принадлежала только мне!

– Я не выйду за тебя замуж! – воскликнула Юля. – Мы разные с тобой, и я не смогу так жить! Серёжа, как ты не понимаешь?! Я никогда не обижаю людей, а ты делаешь это постоянно. Мне кажется, что у тебя совсем нет сердца…

– Зато у меня есть ты…

Он поднял её и подтолкнул к столу, а потом опрокинул её на вороха бумаг, не обращая внимания на то, что документы разлетаются по всему кабинету.

– Оставь меня, – Юля принялась вырываться, но он сжал в руке оба её запястья.

– Я всегда получаю то, что хочу, – сказал он, расстёгивая ремень на джинсах. – Пойми это уже и смирись. Я не трону больше твоего торгаша и даже позволю тебе работать там, если ты согласишься стать моей женой. Ты можешь сделать меня добрее… Юлька, ты слышишь? Начни прямо сейчас…

– Я не хочу… – сквозь слёзы простонала Юля.

– Дай мне слово, что ты выйдешь за меня, – потребовал он. – Мы завтра же поедем ЗАГС и подадим заявление. Дай мне слово, и я всё исправлю уже сегодня. Ну?!

– Хорошо… Я выйду за тебя!!! – сорвавшимся голосом крикнула Юля.

– Умница… – Сотников коснулся губами её шеи.

– Серёжа… – взмолилась она, но он её уже не слышал.

***

Валентина металась по комнате, не понимая, почему так долго не идёт врач, ведь Шура ушла за ней чуть ли не час назад. Любе было очень плохо. Бледная и измождённая, она то приходила в себя, то проваливалась в забытье, то, схватившись рукой за живот, сгибалась пополам от режущей боли.

– Мам, можно мы пойдём на речку купаться? – канючили обе дочери, следуя за ней попятам. – Мам, нам жарко! Мы купаться хотим… Ма-а-ам, ну ма-а-ам…

– Да отстаньте вы от меня! – прикрикнула на них Валентина. – Ну чисто попугаи! Мам, мам, мам!!!! Быстро к себе и чтоб я вас больше не видела!

Живо присмирев, девчушки умолкли, а Валентина, в отчаянии выбежала на улицу, чтобы позвать на помощь.

– Господи, ну хоть кто-то! – обрадовалась она, столкнувшись с местным пьяницей, Валеркой Жгутиком, проходившим куда-то мимо.

– Жгутик, миленький! – окликнула его Валентина. – Позови врача. Любашке нашей плохо, как бы не померла. Только срочно надо.

– Сейчас сделаем, – кивнул Валерик и, почему-то то и дело оглядываясь на Валентину, побежал по улице в сторону фельдшерского пункта.

Не прошло и десяти минут, как он вернулся вместе с доктором.

– Что тут у вас? – спросила Валентину врач, а когда выслушала объяснения и бегло осмотрела Любу, понимающе кивнула: – Похоже на отравление. Есть у вас активированный уголь? Давай сюда и воды неси. Сейчас ей будет легче. Уколы ставить не будем, обойдёмся таблетками. Валь, ты заваривай ей чаёк с ромашкой, пусть пьёт побольше, чтобы не было обезвоживания, и обеспечь ей покой. Пусть отлежится пару дней. Симптомы не самые серьёзные, в больницу обращаться не будем. Тошноты уже нет? Вот и хорошо. Завтра утром я приду, посмотрю как она. Валь, а ты делай всё, что я тебе сказала. Люба – девушка молодая, выкарабкается. Видать, съела что-то не то. Вот и всё. Но если вдруг будут ухудшения, зовите меня хоть среди ночи. А то мало ли чего…

Врач направилась к выходу, Валентина, повернулась, чтобы проводить её, и тут же столкнулась с Валеркой Жгутиком, который, оказывается, всё это время был рядом.

– Постой тут, сейчас на водку дам, – шепнула ему Валентина, а когда вернулась в комнату, протянула ему на ладони несколько смятых купюр. – На тебе, похмелись.

– Спасибо, хозяйка, – кивнул он. – Хорошая ты всё-таки женщина!

– Иди уже! – махнула рукой Валентина и, проводив его, устало опустилась на табурет возле кровати Любаши.

Она просидела так несколько минут, прислушиваясь к тишине в доме и вдруг, вскочив, заметалась по дому:

– Ева! Анжела!!! – кричала она, но дочерей нигде не было.

Глава 9

Валентина металась по Заре, заглядывая во все закоулки:

– Ева, Анжелика! – кричала она, трясясь от страха за судьбу дочерей. – Кулемы этакие! Только попадитесь мне, паразитки! Живо шкуру с вас спущу!

– Кого это ты так чествуешь, Валюха? – усмехнулся высокий худощавый старик, выглядывая из-за забора.

– Дядь Вась, – живо метнулась к нему Валентина. – Пострелух моих не видел? Ушли из дома без спроса, поганки! Найду – головёшки отверну к чёртовой матери!

– Не найдёшь, – покачал седой шевелюрой старик, выходя к ней.

Сердце Валентины чуть не остановилось:

– Это почему?

– Ну, если бы меня так искали, ещё и голову оторвать обещали, я бы тоже найтись не торопился, – рассмеялся старик.

– Да тьфу на тебя, дядь Вась! – беззлобно проворчала Валентина. – Я с ног сбилась, а ты хохочешь над моей бедой.

– А ты её не кличь раньше времени, – внезапно рассердился старик. – Соплюхи они у тебя ещё совсем, далеко уйти не могли. До речки им быстро не добраться, до леса тоже. Тут они где-то, заигрались вот и всё.

– Что ты, Василь, там баламутишь? – всплеснула руками маленькая худощавая старушонка, появляясь из-за своей калитки. – Речка у нас самое опасное дело. Чуть ли не каждое лето тонут там люди. Забыл, что ли, как девчонка Кошкина потонула? Там, конечно, дед еёшний был виноват, Алёха. Да за тот грех он и сам там утонул. Мальчугана спас, Катерины Синельничихи внука, а сам потоп. Да что я тебе, Валентина, рассказываю? Сама ведь всё хорошо знаешь. Алексей-то свёкром твоим был.

Зубы Валентины от страха выбивали чечётку. Она хотела уже бежать к реке, но ноги ее совсем не слушались, а юркая старушонка продолжала свои речи, не обращая внимания на состояние испуганной матери.

– А может это родовое проклятие на вашей семье? Я слышала, что такое бывает. Надо тебе в Москву, к самому Кашпировскому ехать. Он все с тебя снимет и род ваш освободит. Он и не такое может. А по-другому – никак. Проклятие на вас, это точно. Говорят, бабка Анфиса ведьмой была…

– Да что ж ты мелешь, дура старая?! – замахнулся прутом на вертлявую соседку Василий. – А ты не слушай её, Валентина. Она из ума уже давно выжила, что с неё взять? Постой, я сейчас выкачу свой мотоциклет, поедем с тобой, поищем твоих девчурок.

Он повернулся, чтобы идти во двор, но вдруг остановился и присвистнул удивлённо:

– Вот тебе на! Валюха, смотри, нашлась твоя пропажа! Вот они красавицы, полюбуйся на них!

Валентина даже подпрыгнула на месте, увидев дочерей, вывернувших к ней из проулка. Их лица светились от счастья, а руки и оттопырившиеся карманы были полны конфет. Но ещё больше удивило Валентину появление Валерки Жгутика, спокойно шествовавшего вслед за девочками.

– О, а вот и ваша мамка! – воскликнул он весело и дурашливо раскланялся. – Принимай, Валентина, аппарат! Махнул не глядя…

– Ну и дела! – хлопнул себя руками по бокам дед Василий. – Давно ли ты, Жгутик, в няньки заделался?

Ответить ему Валерка не успел, потому что принялся отбиваться от набросившейся на него Валентины.

– Паразит!!! Пропойца несчастный! Да ты хоть знаешь, что я от волнения чуть с ума не сошла! Кто тебе разрешил моих девчонок со двора сманивать?

– Так они сами пристали, сказали, что конфет хотят. Я и повёл их в магазин, – оправдывался Жгутик. – Ты же сама мне денег дала.

– Я тебе на водку дала! – продолжала кричать Валентина, на радость собравшейся вокруг них деревенской публике.

Жгутик увернулся от очередной оплеухи и схватил Валентину за руку:

– А я у тебя денег на водку просил? – с обидой выкрикнул он ей прямо в лицо. – Нашла алкоголика! Как помощь моя понадобилась за врачом сбегать, так ты ласковая была! «Жгутик, миленький!» – передразнил он Валентину. – А теперь я, значит, паразит и пропойца? Да если я захочу напиться, на бутылку всегда заработаю. А вот твои дети, смотрю, без конфет сидят, раз с кем попало готовы в магазин пойти…

Валентина даже опешила от такой отповеди и только хлопала ртом, как рыба, выброшенная на берег.

– Эх ты! – всё с той же обидой сказал ей напоследок Жгутик, отпустил её руку и, потрепав макушки стоявших тут же девчушек, пошёл прочь, бросив на ходу собравшейся толпе: – Расходитесь! Концерт окончен!

– Вот тебе и Жгутик, – покачал головой дед Василий. И протянул с явным уважением в голосе: – Гуса-а-ар…

***

Было уже около десяти часов вечера, когда Сотников, после обильного застолья в отделе, по поводу получения майорских звёзд, вернулся домой.

– Фаина, Фаина, Фаина, Фаина, фай-на-на… – бормотал он себе под нос слова незамысловатой песенки, привязавшейся к нему. – Ах, люблю тебя, Фаина, Фаина…

Он щёлкнул выключателем, и свет мгновенно выхватил из темноты тесную прихожую с запыленным зеркалом в тяжёлой деревянной раме.

– М-да, хорош, – Сотников провёл рукой по небритому подбородку и подмигнул своему отражению: – Ещё чуть-чуть и будем мы с тобой обмывать полкана.

Сняв туфли и пнув в сторону тапочки, Сотников подошёл к окну в гостиной и задёрнул занавески, но неловко повернулся и ударился локтем об открытую дверцу шкафа.

– Ах ты, чёрт! – выругался он и, упав на диван, окинул взглядом свою холостяцкую квартиру. – Развёл бардак, баран! Ничего, женюсь, и у меня всё тут будет идеально.

Его взгляд коснулся стен, когда-то обклеенных светлыми, а теперь выцветшими и кое-где оборванными обоями. Самую большую дыру закрывал темно-коричневый полированный шкаф-стенка, забитый стопками книг – от правовых кодексов и инструкций до детективов и классики. На верхних полках лежали газеты и журналы, которые Сотников листал, пытаясь не отставать от новостей в неспокойные годы перемен.

Потёртый диван служил ему и кроватью, и местом посиделок с редкими гостями. На журнальном столике, покрытом следами от чашек и пепла, лежали пачки сигарет «Kent» и «Rothamans», верные спутники долгих вечеров. На стенах висели плакаты с Си Си Кетч и Сандрой, а также календарь с курящей сигару шимпанзе.

– Так, надо бы что-нибудь пожрать, – хлопнул себя по коленям Сотников. – Умираю с голоду. А потом спать, спать, спать… Фаина, Фаина, Фаина, Фаина, фай-на-на…

Кухня, совсем небольшая, с потрескавшейся кафельной плиткой серого цвета и облупившимся фасадом шкафчиков, выглядела в одном стиле с остальной квартирой. На маленьком столе, покрытом клетчатой клеёнкой, стояла простая посуда: тарелка с недоеденным бутербродом, наполовину пустая банка с солёными огурцами и пустая бутылка Балтики 9.