Весна в моем декабре

Я повторила себе ещё раз: это не повторится. Но даже я не могла поверить в это до конца.

Чуть позже я вышла из своей комнаты с ноутбуком в руках, собираясь проверить почту, и едва ли ожидала, что мой вечер примет такой неожиданный поворот.

В узком коридоре свет был мягким, приглушённым, он скользил по стенам, придавая им тёплый оттенок. Я сделала пару шагов, но замерла, едва успев поднять глаза.

Передо мной, всего в нескольких шагах, стоял Макс.

Он только что вышел из ванной. На бёдрах – полотенце, едва прикрывающее его. Капли воды стекали по его коже – от ключицы до напряжённого пресса, по линиям рельефных мышц, словно рисуя его заново.

Мокрые волосы прилипли ко лбу, некоторые пряди всё ещё блестели от воды. Он встряхнул головой, и несколько капель упали на пол, тихо шлёпнув по плитке.

Я попыталась дышать ровно, но его тело, слишком близкое, слишком обнажённое, словно украло весь воздух.

Как это вообще возможно?

Его светлые волосы казались чуть темнее из-за влаги, а синие глаза смотрели прямо на меня. Я заметила, как он слегка нахмурился, словно пытаясь понять, почему я застыла, будто статуя.

– Прости, – сказал он, и его голос прозвучал хрипловато, чуть ниже обычного.

Я сглотнула, чувствуя, как жар поднимается к щекам. Мои глаза, словно против воли, задержались на линии его ключицы, а потом спустились ниже.

Его грудь была широкой, идеальной, каждая мышца казалась выточенной. Вода стекала по его коже тонкими дорожками, заставляя блестеть в свете. Полотенце держалось на бёдрах настолько ненадёжно, что я боялась даже думать, что оно могло упасть.

Чёрт… Юля, соберись.

Я сделала резкий вдох и заставила себя посмотреть ему в глаза. Но это оказалось ещё сложнее. Его взгляд был пронзительным, диким, жарким.

Я пыталась справиться с собой. Собрать мысли, выровнять дыхание, сделать вид, что его полуголое тело, блестящее от капель воды, не имеет для меня никакого значения. Но это оказалось почти невозможно.

Его широкая грудь, сильные плечи, смуглая кожа, рельефный пресс, на котором задержался мой взгляд чуть дольше, чем я бы хотела… Всё это будто специально создано, чтобы разрушить моё хрупкое самообладание.

"Соберись, Юля. Это просто тело. Просто человек. Друг твоего сына. Всё. То, что было просто было. Забудь!"

Я наконец выдохнула и попыталась взять себя в руки.

– Макс, – мой голос всё ещё звучал слишком напряжённо, – мог бы хотя бы одеться, прежде чем выходить.

Он посмотрел на меня, и уголки его губ тронула лёгкая усмешка. Потом он вдруг засмеялся, тихо, хрипло, как будто я сказала что-то смешное.

– А зачем? – спросил он, глядя прямо мне в глаза.

Я замерла, чувствуя, как его взгляд прожигает меня насквозь.

– Что значит "зачем"? – я нахмурилась, но голос предательски дрогнул.

– Вас это так смущает? Или… – он сделал паузу, его усмешка стала шире. – Возбуждает, Юлия Алексеевна?

Я застыла, как вкопанная.

– Что ты сказал? – спросила я резко, чувствуя, как кровь приливает к щекам.

– Вы прекрасно слышали, – ответил он, опершись плечом о стену и скрестив руки на груди. Его тело чуть наклонилось вперёд, сокращая и без того крошечное расстояние между нами. – Мы ж теперь на «вы»… чужие… не знакомые… не трахались недавно в клубе, да?

Его синие глаза блестели, в них была явная провокация. Макс не скрывал, что это было намеренно, что он играл.

– Макс, – я с трудом выдавила его имя, чувствуя, как гнев смешивается с чем-то ещё, куда более опасным. – Уйди с дороги.

– Конечно, – кивнул он, но не двинулся. Его взгляд скользнул по моему лицу, чуть задержавшись на губах, прежде чем снова встретиться с моими глазами. – Если вам станет легче, могу надеть рубашку. Хотя, если честно, думаю, это ничего не изменит.

Мои пальцы сжались в кулак.

– Ты ведёшь себя, как ребёнок, – сказала я, стараясь придать голосу как можно больше холодности.

– Правда? – он усмехнулся, чуть наклонив голову. – Мне кажется, я веду себя вполне честно. А вот вы… – он сделал паузу, и его взгляд снова скользнул вниз, – вы слишком сильно пытаетесь сделать вид, что вам всё равно.

– Мне всё равно, – выпалила я, даже не успев подумать.

Он поднял бровь, будто не веря.

– Тогда почему вы не можете смотреть мне в глаза?

Я резко подняла взгляд, стараясь удержать его, не дать ему почувствовать, что он прав.

– Потому что я устала, – сказала я твёрдо. – И мне абсолютно наплевать, что ты сейчас пытаешься сделать. Ты мой гость. Друг моего сына. Не более.

– Не более? – он шагнул ближе, и я снова почувствовала спиной холод стены. Его голос стал тише, почти интимным, но в нём всё ещё звучала эта саркастичная нотка. – Забавно, но ночью в клубе вы думали иначе.

– Макс! – я почти выкрикнула его имя, ощущая, как злость и смущение поднимаются до горла. – Это было ошибкой. Раз и навсегда.

Он наклонился чуть ближе, и его губы изогнулись в дерзкой, почти наглой улыбке.

– Вы уверены?

Я отвела взгляд, чувствуя, как всё внутри сжимается от напряжения.

– Да, уверена, – сказала я, собрав остатки самообладания. – А теперь убери руку и дай мне пройти.

Он выпрямился, подняв руки в жесте "я сдаюсь", но его взгляд оставался всё таким же дерзким.

– Как скажете, Юлия Алексеевна, – бросил он, чуть отступив.

Я прошла мимо него, стараясь не смотреть, но чувствовала его взгляд на своей спине, словно тяжёлое прикосновение.

Когда я зашла в свою комнату и закрыла за собой дверь, моё сердце всё ещё бешено колотилось.

"Я не позволю ему сломать меня. Не позволю."

Но его слова, его взгляд, его тело – всё это остались со мной, обжигая изнутри.

Глава 6

Я всегда знал, что такое настоящая грязь. Та, которая въедается в кожу, под ногти, пропитывает каждый чёртов вдох. Не та, что смывается водой, а та, что становится частью тебя.

Эта грязь была в моём детстве. В маленькой квартире, где стены дышали плесенью, а окна зимой покрывались льдом изнутри. В голосе матери, хриплом от усталости, когда она приходила с ночной смены. В её пальцах, сморщенных от дешёвых моющих средств, которыми она стирала проклятые пятна с чужих рубашек.

Я видел её боль. Видел, как она ломалась. Но никогда не жаловалась. Никогда не просила. Это я понял сразу: если начнёшь просить – тебя сломают.

Никто не должен видеть, что тебе больно. Никогда.

Я рос в этом дерьме, сжимая зубы и клянясь, что не останусь там, где начинал.

Я таскал коробки на складе, пока другие мои ровесники гуляли с девчонками. Работал в мастерской, покрытый машинным маслом, пока они тусили в барах. Я зарабатывал себе не только деньги – я вырывал своё будущее, чёрт возьми.

Учёба? Да, я вкладывал туда всё. Каждый вечер я засиживался над учебниками, каждое утро вставал раньше, чем хотелось. Лучший на курсе? Да похер. Мне не нужны медали, мне нужна жизнь. Нормальная, человеческая жизнь.

Бедность – это когда ты засыпаешь под крики соседей за стенкой. Когда у твоей матери всегда грубые, потрескавшиеся руки, потому что она драит чужие полы, чтобы выжить. Она не плакала, никогда. Только молча снимала обувь в коридоре, бросала потрёпанные туфли в угол, а потом сидела в темноте на кухне, держась за чашку с дешёвым чаем.

Я смотрел на неё и ненавидел всё, что нас окружало. Этот маленький убогий дом. Стены с облупившейся краской. Чёрт, я даже ненавидел ту посуду, в которой мать разливала суп, сваренный на остатках крупы.

И тогда я поклялся себе: я не стану таким, как все эти люди вокруг. Никогда.

Когда ты работаешь в мастерской, это становится частью тебя. Масло въедается в руки, в одежду, в твои сны. Ты часами стоишь над машиной, сжимаешь гаечный ключ, пока пальцы не начинают ныть, а спина не просит пощады.

Я ненавидел это. Но я знал, зачем я здесь. Это не работа. Это мой шаг вверх. Каждый заработанный рубль – это кирпич в фундамент того, кем я собираюсь стать.

Клиенты думали, что могут орать, хамить, бросать деньги, как подачку. Иногда хотелось им сказать: "Да пошли вы на хрен". Но я молчал. Работал. Терпел. Потому что у меня был план.

На факультете я был лучшим. Не потому, что умнее всех. А потому, что знал, зачем мне это. Я смотрел на этих богатых сынков, которые приезжали на дорогих тачках и думали, что весь мир у их ног. Они шли в юристы, чтобы продолжить папочкины династии. А я шёл в юристы, чтобы вытащить себя и свою мать из этой ямы.

Когда они шли пить кофе или жаловались, что преподаватели задают слишком много, я читал. Учился. Дышал этими законами, запоминал каждую строчку. Они даже не понимали, что их жалеют. А меня – нет. Я был для них просто бедным пареньком, которому повезло.

Но, чёрт возьми, я обойду их всех.

Я увидел её в тот вечер, и всё, что я знал о себе, просто сгорело нахер. Все эти планы, контроль, хладнокровие – всё обрушилось в одно мгновение, как только мой взгляд зацепился за неё.

Она сидела у барной стойки, держась так, словно её здесь быть не должно. Чёрное платье подчёркивало её фигуру, но это было не главное. Её взгляд. Эти зелёные глаза смотрели сквозь людей, как будто она давно утратила интерес ко всему, что её окружает. Как будто весь мир превратился для неё в какую-то пустую декорацию.

Я не знал, что её сломало. Но я хотел узнать.

Каштановые волосы, собранные в аккуратный пучок, тонкие пальцы, сжимающие бокал. Она выглядела так, будто хотела раствориться, стать невидимой.

И это меня бесило.

Какого чёрта ты делаешь вид, будто тебя нет? Какого хрена пытаешься исчезнуть, когда я вижу тебя насквозь?

Я не мог просто уйти. Мне нужно было больше.

Когда я подошёл, она вздрогнула. Её взгляд встретился с моим, и я почувствовал, как это напряжение между нами, эта невидимая струна натягивается до предела.

– Можно вас угостить?

Её губы дрогнули, но она быстро взяла себя в руки.

– Вы? Серьёзно?

Она пыталась выставить щит. Холодность, лёгкая усмешка. Но я видел, как её пальцы чуть сильнее сжали бокал.

– А что? Вам не часто делают такие предложения?

Я не отводил взгляд, наблюдая за её реакцией. Она подняла бровь, чуть усмехнулась, но я видел, как эта усмешка трескается.

– Редко. Особенно от тех, кто младше меня на лет… двадцать.

Её слова были сухими, колючими. Она хотела оттолкнуть меня этим. Но я только улыбнулся.

– А я младше? Я не заметил.

Я видел, как её щеки слегка порозовели. Она отвернулась, но я знал, что зацепил её. Она могла делать вид, что ей всё равно, но её тело говорило другое.

Это была борьба. И я собирался её выиграть.

Когда я взял её за руку, она не сопротивлялась. Её ладонь была тёплой, чуть влажной. Я чувствовал, как её пальцы напряжены, но она не выдернула руку.

Мы оказались на танцполе. Музыка оглушала, свет бил в глаза, но я видел только её. Её зелёные глаза, которые смотрели на меня, как будто я был для неё опасностью.

Она была напряжена, как натянутая струна.

– Ты слишком напряжена, – сказал я, склонившись к её уху.

– У тебя глаз-алмаз, – бросила она, но её голос дрогнул.

Я усмехнулся. Этот дрожащий голос, её слабое сопротивление только подстёгивали меня.

Моя рука легла на её талию. Она напряглась, но не отстранилась. Я чувствовал её дыхание, рваное, частое, как будто она не могла справиться с собой.

Она боялась. Но она хотела.

Когда я притянул её ближе, её тело дрогнуло. Её руки на секунду коснулись моей груди, и я видел, как она борется с собой.

– Ты ведь тоже этого хочешь, – сказал я, глядя ей прямо в глаза.

– Ты ошибаешься, – выдавила она, но её голос был слишком слабым, чтобы звучать уверенно.

Я наклонился ближе, наши лица разделяли считанные сантиметры.

– А ты лжёшь, – прошептал я.

Я не помню, как мы оказались в том коридоре. Узком, плохо освещённом, где стены казались слишком близкими.

Она шла за мной, её шаги были почти неслышными, но я чувствовал её. Её присутствие обжигало.

– Ты зачем так смотришь? – вдруг спросила она, и её голос дрогнул.

Я остановился, обернулся к ней.

– Потому что ты красивая, – сказал я.

Её глаза вспыхнули злостью. Или болью.

– Это не так, – прошептала она, но её голос звучал слишком хрипло, чтобы быть убедительным.

– Ты лжёшь.

Мои пальцы скользнули по её щеке, по шее, ниже, к ключице. Её дыхание стало прерывистым, но она не отстранилась. Я видел, как её руки слегка дрогнули, как она сжала губы, пытаясь удержать контроль.

Но она уже сдавалась.

Когда наши губы встретились, она замерла, но лишь на мгновение. Потом её руки схватились за мою рубашку, её дыхание стало горячим, обжигающим. Она двигалась ко мне, как будто не могла иначе.

Я не знаю, что это было. Адреналин? Страсть? Желание доказать что-то самому себе? Когда я прижал её к стене в этом узком, тёмном коридоре, реальность растворилась. Осталась только она.

Её тело дрожало под моими руками, губы были горячими, дыхание прерывистым, как будто она задыхалась. Её ногти впивались в мою спину, царапали кожу, оставляя жгучие следы, но я не мог остановиться.

Я трахал её. Жёстко, настойчиво, так, будто хотел забрать всё, что она пыталась скрыть. Она выгибалась подо мной, стонала, срывалась на хрип, и это сводило меня с ума.

Её волосы растрепались, выбиваясь из идеально уложенного пучка, как будто даже они сдавались перед этой хаотичной энергией. Я чувствовал её жар, её тело, которое прижималось ко мне, и не мог думать ни о чём другом.

Это был не просто секс. Это была война. Её сопротивление, её желание, её попытки удержаться на краю – всё это смешалось в один дикий коктейль, который взрывался с каждым моим движением.

Она обвивала меня ногами, как будто боялась, что я уйду. Её стоны становились громче, напряжение между нами нарастало до предела, пока всё не рухнуло в один момент.

Это был самый яркий, самый бешеный секс в моей жизни. Ни до, ни после никто не выводил меня из себя так, как она.

И чёрт возьми, я знал, что теперь всё пропало.

Когда я в последний раз толкнулся в неё и почувствовал, как её тело вздрагивает от разрядки, меня накрыла волна. Непередаваемая смесь злости, желания, отчаяния. Я прижался лбом к её волосам, тяжело дыша, и знал: она сломала меня.

Я пытался выровнять дыхание, но она уже начала отстраняться. Её руки дрожали, когда она поправляла платье, её глаза избегали моих, и я видел, как её лицо заливается краской.

Она ничего не сказала. Просто бросила что-то вроде "Это была ошибка" и исчезла.

И в этот момент я понял, что с ума схожу не только по тому, что было, но и по тому, что это могло повториться.

Она исчезла. Исчезла, чёрт возьми, будто её никогда и не было.

На следующее утро я проснулся с хриплым дыханием, болью в мышцах и огнём в голове. Её запах всё ещё стоял у меня в носу, её вкус обжигал губы, её стоны эхом звучали в ушах. Я хотел повторить это снова. Хотел сорвать с неё эту чёртову броню ещё раз, снова почувствовать её под собой, почувствовать, как она сдаётся мне, как забывает о своих правилах, о своём грёбаном контроле.

Но её не было.

Я вернулся в тот клуб через два дня. Прошёлся по каждому углу, пытался снова найти её взгляд, снова почувствовать эту энергию. Ничего. Бармен лениво пожал плечами, когда я описал её: "Нет, такую не видел".

– Ты уверен? – спросил я, сжимая кулаки так, что ногти впивались в ладони.

– Да, парень. Если бы видел такую женщину, запомнил бы.

Чёрт. Я снова стоял в том коридоре, где всё произошло. Узкие стены, дерьмовый свет, даже запах был тот же. Но её там не было.

И это меня убивало.

Она оставила меня на этом чёртовом полу, с пустотой внутри и огнём в голове. Никто никогда не делал со мной ничего подобного. Никто не заставлял меня терять контроль. Я всегда был хозяином своей жизни. Я выбирал, я решал, я знал, что делаю.

Но с ней? Я даже не помню, как начал. Не помню, как сорвался, как забыл, кто я, где я, и что вообще происходит. Она просто выжгла всё внутри.

И сбежала.

Твою мать, почему она сбежала?!

Глава 7

Когда Глеб позвал меня домой, я вообще не думал о ней. Я успел отогнать эти мысли, затолкать их куда-то глубже.

Но когда я вошёл в квартиру и увидел её…

Она стояла в дверях кухни. Свет бил ей в лицо, подчёркивая её скуластый профиль, строгие каштановые волосы были убраны в тот самый пучок, который она так отчаянно носила, будто это могло защитить её. Она подняла глаза и встретилась со мной взглядом.

И я почувствовал, как мир провалился под ноги.

Юлия.

Она замерла. Я видел, как её пальцы сжались вокруг полотенца, которое она держала в руках. Видел, как её дыхание стало рваным, как она попыталась выпрямиться, скрыть свой шок. Но я знал, что она тоже почувствовала это.

– Макс, это моя мама, Юлия, – сказал Глеб, абсолютно спокойно, как будто не разорвал мне мозг в один момент.

Я смотрел на неё. И я видел в её глазах этот грёбаный страх. Она боялась, что я скажу что-то, выдам нас.

Я улыбнулся. Лениво, спокойно, будто ничего не произошло.

– Приятно познакомиться, Юлия Алексеевна, – сказал я, протягивая руку.

Её пальцы на секунду задержались в моих. Горячие, мягкие, те самые пальцы, которые ещё недавно царапали мою спину. Она не смотрела мне в глаза, но я знал: она помнит.

Чёрт, я хотел её снова.

Я понимал, что это неправильно.

Она – мать моего друга. Это грёбаный запретный плод, за который можно сжечь всё. Свои принципы. Отношения с Глебом. Её чёртову стабильную жизнь.

Но я не мог. Не мог выкинуть её из головы. Не мог перестать думать, как её волосы распускались по плечам, как её тело дрожало подо мной, как её губы произносили «ещеее», а потом…

Она пыталась вести себя, как ничего не было. Её голос был спокойным, её взгляд строгим, но я видел, как она избегала смотреть на меня. Видел, как её пальцы дрожали, когда она бралась за чашку чая.

Она хотела скрыться. Снова. Но я ей этого не позволю.

Это не просто желание. Это одержимость. Её внутренний конфликт, её попытки отрицать очевидное только раззадоривали меня.

Каждый раз, когда я видел её, я чувствовал, как меня затягивает. Она была как грёбаная петля, которая становилась только туже.

И отказаться? Нет. Чёрт возьми, нет.

Она моя. Даже если она будет бороться. Даже если это всё разрушит.

Я не отпущу её. Никогда.

****

Этот вечер я бы предпочла провести дома. За чашкой чая, с документами или книгой, которая пылится на полке уже полгода. Но мне пришлось пойти. В нашей сфере отказываться от таких мероприятий – плохой тон, а у меня всегда было слишком много профессиональной гордости, чтобы выглядеть слабой.

Банкет. Парад масок. Коллеги, прокуроры, судьи, адвокаты. Все сдержанно улыбаются друг другу, как будто здесь собрались друзья, а не люди, которые привыкли быть врагами в суде.

Я вошла, стараясь держаться ровно, уверенно, хотя внутри чувствовала себя чужой. Да, меня уважали. Но в этой обстановке я всегда чувствовала, что за спиной ведут счёт моим успехам, взвешивают каждое движение, как будто ждут момента, чтобы сказать: "Ну вот, Юлия Алексеевна тоже ошибается".

А потом я увидела его.

Дмитрий. Мой бывший муж.

Высокий, уверенный, всегда безупречно одетый. Он был прокурором. Человеком, которого уважали, иногда даже боялись. Его уверенность, раньше вызывавшая у меня восхищение, теперь казалась почти показной.

Он заметил меня почти сразу. Встреча взглядов – короткая, тяжёлая, слишком красноречивая. Я хотела сделать вид, что не вижу его, но он, конечно, подошёл.

– Юля, – его голос был мягким, чуть насмешливым, как будто между нами ничего не изменилось.

– Дмитрий, – кивнула я, стараясь не показывать эмоций.

– Редко тебя здесь встретишь, – он смотрел на меня, словно пытаясь понять, что изменилось.

– Работа, – я пожала плечами. – Ты же знаешь.

– Как сын?

– Хорошо.

Разговор был холодным, обрывочным, как будто мы оба говорили просто потому, что так надо. Но его взгляд… этот взгляд пытался копаться во мне, искать что-то.

Я помнила, как он смотрел на меня когда-то. Этот взгляд заставлял меня дрожать. Сейчас он вызывал только раздражение.

Мы стояли рядом, как будто всё было в порядке. И окружающим это, наверное, так и казалось. Но я чувствовала, как за его словами скрывается что-то ещё.

– Ты изменилась, – сказал он вдруг, наклоняясь ближе, чтобы его слова были слышны только мне.

– Время меняет всех, – бросила я, стараясь звучать безразлично.

– Или кто-то, – он усмехнулся, и это прозвучало так, будто он хотел задеть меня.

Внутри всё вспыхнуло. Не от боли. От злости.

Он смеет говорить так, после того как ушёл к другой? После того как бросил всё, что у нас было?

– Дмитрий, – я подняла глаза, встречаясь с его взглядом, и впервые за долгое время не отвела его. – Это точно не твоё дело.

Я видела, как его лицо чуть дрогнуло. Он пытался скрыть это, но я заметила. И это, чёрт возьми, принесло мне странное, горькое удовлетворение.

Я не хотела ехать с ним. Всё внутри сопротивлялось этому предложению, но его слова: "Давай подвезу, чего ты одна поедешь?" – прозвучали слишком громко, слишком навязчиво, чтобы отказать. Я видела эти взгляды коллег, их заинтересованные полупритворные улыбки, и решила: лучше просто сесть в машину и поскорее забыть этот вечер.

Сев в его автомобиль, я почувствовала, как прошлое окутывает меня тяжёлым облаком. Запах кожаного салона, музыка, которая играла едва слышно – всё это было слишком знакомо. И слишком чуждо теперь.

– Хорошо выглядишь, – произнёс он, бросив на меня короткий взгляд из-за руля.

Я промолчала. Что я могла ответить? Спасибо? Как будто это имело значение после всего, что он сделал.

Дорога до дома была короткой, но в тишине казалась бесконечной. Его редкие фразы, брошенные вполголоса, звучали как скрип ножа по стеклу. Я смотрела в окно, считая фонари, чтобы не думать о том, что этот человек когда-то был частью моей жизни.

Когда машина остановилась у моего подъезда, я поспешила отстегнуть ремень и открыть дверь, но он вдруг сказал:

– Подожди.

Я вздохнула, с трудом подавляя раздражение.

– Что?

– Просто… поговорить хочу, – он слегка наклонился ко мне, его голос стал тише, мягче.

– О чём? – я обернулась к нему, стараясь, чтобы голос звучал холодно.

– О нас, Юль.

Эти слова ударили, как камень. О нас? Какое "нас"? Я смотрела на него и пыталась понять, что он хотел этим сказать.

– О нас уже давно нечего говорить, – я произнесла тихо, но твёрдо, опуская руку на ручку двери.

– Ты так думаешь? – он усмехнулся, его взгляд стал цепким, изучающим. – А я скучаю.

Моё дыхание на мгновение сбилось.

– Скучаешь? – повторила я, чуть повернув голову. – Ты это серьёзно сейчас?

– Серьёзно, – он смотрел прямо в глаза, как когда-то давно, но этот взгляд больше ничего не значил.

– У тебя есть жена. Вспомни об этом, – я резко отрезала, снова пытаясь выйти из машины, но он не отпускал.

– Она… не такая, как ты, – он тихо вздохнул, откинувшись на сиденье. – Ты была другой.

Я почувствовала, как внутри закипает раздражение. Это был не комплимент. Это было что-то вроде яда, который он выливал медленно, но болезненно.

– Да, я была другой, – кивнула я, поворачиваясь к нему лицом. – Но это в прошлом. Всё в прошлом.

Он молчал, смотрел на меня так, словно пытался понять, правду ли я говорю.

– Знаешь, я был дураком, что…

– Хватит, – перебила я резко. – Не надо этого. Не надо этих слов, которые ничего не значат.

– Ты знаешь, – начал он, слегка наклонившись ко мне, – я часто думаю, что был идиотом.

– Это правда, – я обернулась к нему, холодно посмотрев в глаза.

Он улыбнулся, но эта улыбка была слабой.

– А ты всё такая же. Упрямая, с этим взглядом, который не прощает.

– Может, потому что я больше ничего и не хочу прощать, —

Я распахнула дверь и вышла, чувствуя, как сердце стучит так громко, что кажется, его слышно на улице.

Глава 8

Я не сразу поняла, что за мной следят. Улица уже почти вымерла, машина Дмитрия скрылась за поворотом, оставив после себя только сухой шум шин. Воздух стал тише, настороженней, будто что-то затаилось в темноте и ждало момента.

И когда я обернулась, он стоял там.

Макс. Прислонившись к стене подъезда. Руки скрещены, подбородок чуть опущен, взгляд из-под бровей.

Пронзительный. Холодный. Яростный.

Я остановилась. Сердце дернулось в грудной клетке, как испуганная птица. Его синие глаза сверлили меня так, что казалось – кожа сейчас вспыхнет.

Он не двигался. Даже не дышал, казалось. Просто смотрел. Не на одежду, не на лицо. Вглубь. Прямо в то место, где я прятала свои слабости.