Ретроградная Венера

Впервые в жизни понимаю, как мастерски я спрятала свое прошлое, запихнула самые болезненные эпизоды в дальние углы сознания, закрыла на замок и выбросила ключ. А теперь дверь в этот подвал открыта – настежь, – и снова хлынули воспоминания, одно другого ярче.

Я вижу, но не желаю осознавать, что не выношу неизведанное, воспринимаю все новое в штыки. Меня коробит, когда что-то идет не по плану. Может, потому, что у мамы никогда не было плана.

Закрываю за собой дверь, будто пытаясь снова запереть там прошлое, и с тяжелым вздохом бреду на кухню. Достаю из холодильника бутылку пино гриджио и в поисках штопора роюсь в ящике под столешницей. Неожиданно замечаю там старый латунный ключ с биркой, на которой написано: «Гостевой домик».

Маленький коттедж в дальнем конце участка давно заперт на замок. Особенно после того, как я тайно пробралась туда с Майком, своим парнем из школы, и там состоялся мой первый официальный поцелуй (без брекетов). Естественно, нас застукала Рози, и с тех пор приближаться к гостевому домику мне было запрещено. А потом я стала старше и почти забыла о существовании коттеджа.

Сгорая от любопытства, сую ключ в карман, откупориваю вино и наливаю себе полный бокал. На крючке за дверью, ведущей из кухни в сад, нахожу куртку. Над горизонтом низко висит полная луна. Пробиваясь между бегущими облаками, она, словно мощный софит, освещает залив и дальний конец участка, где на краю утеса притулился гостевой домик.

В ветках елей свистит ветер, играет китайским колокольчиком на заднем крыльце тетиного дома, а я шагаю по лужайке, съежившись под дождем. Иду по гравийной дорожке к двери коттеджа и, прежде чем вставить ключ в замок, заглядываю в темное окно. Дверные петли скрипят, будто выпуская скопившееся за десятки лет напряжение. Смахиваю паутину и захожу внутрь. Свет луны, хоть и неяркий, позволяет разглядеть интерьер: письменный стол, опрятно застеленная односпальная кровать, на стене картина с разбивающимися о берег волнами.

* * *

Так непривычно вновь оказаться в запретном месте! И все же почему-то уютно. Ставлю бокал с вином на стол, достаю из кармана розовый кварц и, сдув с прикроватной тумбочки внушительный слой пыли, помещаю в ряд со сверкающими кристаллами и найденными на берегу сокровищами из тетиной коллекции. Я вдруг чувствую жуткую усталость и опускаюсь на старую кровать с жестким пружинным матрасом. Снаружи завывает ветер, а я кладу голову на подушку. Знаю, нужно идти обратно, но перспектива тащиться по лужайке кажется столь же невообразимой, как путешествие через всю Сахару без верблюда или без воды. Укрываюсь старым лоскутным одеялом. Что страшного, если я здесь отдохну, совсем чуть-чуть? Веки тяжелеют, я поворачиваюсь на бок и с зевком натягиваю одеяло на свое уставшее тело. Как убаюкивающе стучит по крыше дождь…

Часть вторая

Глава 4

В окно бьет яркий свет – слишком яркий. Я со стоном зарываюсь лицом в подушку. Вчерашний вечер как в тумане, я долго не могу понять, где мои вещи. Но как только нахожу их, на меня обрушиваются воспоминания: Бейнбридж-Айленд, вино, гостевой домик. Гостевой домик. Я рывком сажусь в кровати и протираю заспанные глаза. Который час? Сколько я спала? Рози, наверное, уже готовит завтрак!

Оглядевшись вокруг, я застываю. Окна в старинных рамах, тончайшие льняные шторы, под потолком хрустальная люстра. На мне… черный шелковый пеньюар. И больше ничего. Тихо охнув, я натягиваю одеяло повыше. Это не гостевой домик и не Бейнбридж-Айленд!

Куда, черт возьми, я попала?

– Привет, mon amour[5]! – произносит голый по пояс мужчина, стоя на пороге спальни с серебряным подносом в руках.

Я пронзительно визжу.

– Что случилось? – Он подходит к кровати и ставит возле меня поднос с круассанами и яичницей-болтуньей. – Тебе снился кошмар?

Я быстро озираюсь и наконец замечаю на прикроватной тумбочке огромную свечу в тяжелой стеклянной вазе. Ага, этим можно отбиваться. Немного сдвигаюсь вправо, чтобы дотянуться до подсвечника. Стукну мужчину по голове и, пока он будет приходить в себя, успею сбежать отсюда.

– Что привиделось на этот раз? – спрашивает он, наклоняясь ближе. Сердце у меня стучит как бешеное. А мужчина продолжает: – Крушение самолета или что-то другое? Когда ты пытаешься закричать, но не можешь выдавить ни звука?

Голос с сильным французским акцентом и определенно знакомый, хотя я ума не приложу, кто это и как я здесь оказалась. Я однозначно стала жертвой похитителей и, скорее всего, была одурманена наркотиками. Конечно, Рози меня уже ищет и наверняка позвонила в полицию. Трясущейся рукой я тянусь к тяжеленному подсвечнику. Адреналин у меня в крови просто зашкаливает. Я будто в фильме ужасов, только этот ужас реален. Если он приблизится еще немного, я…

– А я знаю, что тебя порадует! – С озорной ухмылкой мужчина опирается локтем на кровать и кладет подбородок на ладонь. – Что всегда тебя радует!

Он отбрасывает со лба прядь кудрявых волос и, просунув руку под одеялом, начинает поглаживать мое левое бедро.

– Руки от меня убери! – рявкаю я.

В адреналиновом угаре я хватаю подсвечник, выскакиваю из кровати и вжимаюсь спиной в угол спальни. Я смотрю на него, дрожа, словно загнанное животное. Мужчина хохочет и приближается ко мне. Видимо, он думает, что это игра, хоть и странная.

– Ух, какие мы с утра грозные! – веселится он.

Я швыряю в мужчину вазу со свечой, он уворачивается, и мой «снаряд» улетает в стену. На пол сыплются острые осколки темно-зеленого стекла и крупные куски восковой свечи.

– Лена! Какого черта?! – Он качает головой и, пробормотав что-то на французском, продолжает: – Я понял. Ты не в настроении. Но есть более цивилизованные способы донести свою мысль, кроме как разбивать авторскую свечу. Видимо, это мне за то, что я женился на американке, – устало вздыхает он.

– Женился… на мне?

У бедолаги точно крыша поехала, однако спорить с похитителем мне сейчас некогда. Придется сыграть по его правилам, пока не пойму, как отсюда выбраться.

– Merde![6] – тихо ругается француз, взглянув на свои золотые часы Rolex.

Он облачается в белую, явно сшитую на заказ рубашку.

– Я сварил кофе из твоих любимых зерен из Сиэтла. Пей, пока не остыл.

Так это гостеприимный похититель? Тем не менее я все еще в опасности. Вдруг он захочет приковать меня к кровати наручниками?

Нет, француз зашнуровывает ботинки и идет к двери.

Прочистив горло, я интересуюсь:

– И вы… просто оставите меня здесь? – От волнения мой голос делается писклявым и дрожит.

Он отрицательно мотает головой, явно в растерянности.

– И не станете меня связывать? – спрашиваю я и тут же жалею о словах, столь необдуманно сорвавшихся с языка.

Только идиот может подсказывать похитителю идеи!

– Нет, моя женушка-проказница, – со смехом отвечает он. – Если хочешь, мы проделаем это позже.

Женушка. Застыв в немом изумлении, я смотрю, как француз берет свой телефон, кошелек и посылает мне с порога воздушный поцелуй.

– Да, и, пожалуйста, приезжай до шести, хорошо? Надо удостовериться, что все подготовлено как следует. Ты знаешь, как для меня важен этот вечер.

– До шести, – мрачно повторяю я под стук его ботинок по паркету.

Когда за французом захлопывается дверь, я падаю на колени и с облегчением выдыхаю. Я рада, что осталась одна, но он наверняка закрыл дверь ключом снаружи. Да и с чего бы ему поступать иначе? Приказываю себе не паниковать, однако по рукам все равно бегут мурашки. Может, я сильно ударилась головой? Ощупываю голову в поисках ран. Ничего. Значит, меня точно накачали гадостью. Недаром я смотрела криминальные хроники! Там рассказывали, как в напиток ни о чем не подозревающей женщины капали наркотик и увозили ее либо в мотель, либо еще куда похуже.

Ну уж нет! Я отсюда выберусь! Но сначала нужно одеться.

Оглядываюсь. Джинсы и свитер, которые были на мне вчера, исчезли. Понятное дело, он уничтожил улики! Тогда я с опаской открываю дверцу ближайшего встроенного шкафа и с изумлением нахожу там целую гардеробную с огромным выбором женской одежды. Видимо, этот маньяк покупает своим жертвам наряды. Сейчас нет времени рассуждать о том, что творится в его больной голове. Мне выпал шанс сбежать, нужно торопиться!

Натягиваю черные леггинсы и светло-серую худи (и то и другое идеально подходит по размеру). Сую ноги в дорогие на вид бежевые сандалии, которые обнаруживаю на полке для обуви. И снова точно мой размер. В это мгновение в соседней комнате что-то падает с глухим стуком! Чувствуя, как кровь бурлит от новой порции адреналина, я на цыпочках выхожу из гардеробной. К счастью, в спальне у камина я замечаю металлическую кочергу и прихватываю ее с собой.

Крадусь из спальни по скрипящему паркету, заглядываю в большую гостиную, в оборудованную по последнему слову техники кухню с дорогущей плитой и модной эмалированной посудой красного цвета. Что ж, видимо, и у маньяков бывает отменный вкус.

Убедившись, что здесь никого нет, бросаю кочергу, и тут на меня, словно вертящийся дервиш, обрушивается черный пушистый вихрь. Я теряю равновесие и мгновение спустя лежу, прижатая спиной к полу четырьмя лапами, а чей-то шершавый язык энергично вылизывает мое лицо.

– Лежать! – бормочу я, пытаясь подняться. – То есть фу! Перестань! Нет! Стоять!

Гигантский пес послушно уходит в гостиную и с обиженным вздохом ложится на свое место. Я тоже выдыхаю, совершенно сбитая с толку. На вид он весит килограмм, семьдесят, не меньше, похож на сенбернара, черный, с белой грудью и коричневыми лапами. Симпатяга, если вам нравятся слюнявые собаки.

Где я, черт возьми?!

Вижу за окном балкон. Очевидно, я в городе, только в каком? Единственным логичным объяснением был бы Сиэтл, но… это точно не Сиэтл. Я изучаю вид за окном: насколько хватает взгляда тянутся ряды старинных каменных домов с двускатными крышами. Внизу по тротуару идет пожилой мужчина. В одной руке у него трость, а в другой багет. Я смотрю вдаль, и у меня волосы встают дыбом. Это, конечно, невозможно, и все-таки там виднеется безошибочно узнаваемый силуэт Эйфелевой башни. Торчит себе среди низких облаков, будто нарисованный на фоне горизонта.

У меня перехватывает дыхание, и я судорожно вцепляюсь в край подоконника. Париж?! Нет. Этого никак не может быть. Меня точно накачали наркотиками, и я до сих пор под кайфом. Вода. Нужно выпить воды. Нахожу на кухне стакан, наполняю водой и вливаю в себя все до последней капли.

Поворачиваю ручку входной двери и понимаю, что я не заперта! (Лезть через окно – так себе план Б.) Перед тем, как уйти, замечаю на столешнице в кухне воткнутый в розетку сотовый. Кладу его в карман толстовки. Потом открываю ящик, в котором среди разного барахла оказываются чеки и, что удачно, мелкие купюры. Деньги тоже запихиваю в карман. Напоследок прохожу еще раз по квартире в поисках чего-нибудь полезного, и мой взгляд случайно падает на фотографию в рамочке на кофейном столике. Беру снимок в руки, чтобы лучше разглядеть, и глаза у меня лезут на лоб. На фотографии я в пышном свадебном платье, с уложенными в свободный пучок волосами обнимаю… француза-похитителя!

Нет. Мне все мерещится. Это не на самом деле! Я просто сплю или у меня галлюцинации из-за наркотиков. Я заснула в гостевом домике на Бейнбридж-Айленде. Как я могла проснуться здесь? С ним? Да еще и замужем?

Желудок резко сжимается от спазма, и мне становится нехорошо. Я кидаюсь к стоящему под окном растению, и меня выворачивает прямо в кашпо. Стою на коленях, утирая лицо и переводя дух, и пялюсь на старинное кольцо с бриллиантом на левом безымянном пальце. Желтый овальный бриллиант настолько поражает, что я невольно выпускаю фотографию из рук. Она падает на пол, и по стеклу расползается паутина неровных трещин, за которой почти невозможно разглядеть нижнюю часть улыбающихся лиц на снимке. Остаются видны только их глаза. Две пары пронзительных глаз.

И тут меня осеняет. Себастиан! Его зовут Себастиан! Я трясу головой, пытаясь справиться с нахлынувшими воспоминаниями. Они всплывают одно за другим – будто давно потерянные сокровища, которые волны выбрасывают на берег.

Кажется, это было лет шесть назад? Или семь? Мы познакомились на свадьбе нашей общей подруги, где оказались единственными, кто пришел без пары. И проговорили почти весь вечер… в основном о целесообразности брака.

– Как думаешь, сколько они протянут? – шепнул мне Себастиан, когда молодожены вышли на танцпол, а из динамиков полился голос Элвиса: «Я… не могу… не влюбиться в тебя»[7].

– Ты что такое говоришь? – возмутилась я.

Себастиан не ответил, и я с любопытством вгляделась в его лицо.

– Ты за них не рад? – спросила я.

– Конечно, рад, – уверил он. – Просто ребята даже не подозревают, что сейчас у них самое лучшее время. Потом начнется проза жизни.

Поначалу я разозлилась, настолько бессердечными показались мне слова Себастиана. Но они не шли из головы – и, честно говоря, задели меня за живое. Ведь я все это наблюдала на примере мамы до самой ее смерти. Бесконечный поток романов, которые начинались со страстной любви и заканчивались ненавистью. Постоянный поиск своего суженого лишь для того, чтобы найти его… и потерять. И так по кругу.

– Наверное, ты пресытился жизнью, – предположила я, приглядываясь к нему: лет на десять старше меня, красив. Слишком красив.

– А ты, вероятно, слишком наивна, – с озорной улыбкой парировал Себастиан.

Я отмахнулась от его слов нетерпеливым жестом и глотнула еще шампанского. Неужели его циничная точка зрения верна? Да и вообще, что я знаю о любви? Только то, что она заканчивалась. А потом я задумалась о счастливых парах среди своих знакомых. Например, Кристиан и Фрэнки.

– Короче, – безапелляционно заявила я, – все у них будет прекрасно.

– Дай-то бог, – знающе подмигнул Себастиан, глядя на счастливых молодых на танцполе.

– Выходит, ты противник брака?

– Ты упускаешь главное, – покачал головой он.

– Так просвети меня, о мудрейший!

Себастиан наклонился ко мне и тихо произнес:

– Я не противник брака и не считаю, что молодожены обречены. Просто я реалист. Один человек не в силах заменить другому весь мир. На мой взгляд, людям нужно оставаться открытыми к общению и испытывать все радости бытия, понимаешь?

– Ну конечно, что еще мог сказать француз! – ответила я, скептически приподняв бровь.

– Touché. Я сражен, – рассмеялся он. – Но объясни мне, почему все, как одержимые, спешат запереть любовь на замок? Не всему суждено длиться вечно. Некоторые романы полыхают от страсти в начале, да так сильно, что на потом топлива не остается. Другие едва мерцают, зато со временем даже разгораются. Я хочу сказать одно: мы не знаем, что нас ждет. Но когда жизнь дарит нам прекрасный момент, как сейчас, – он сделал выразительную паузу, – им следует насладиться сполна.

Себастиан медленно провел ладонью по моей руке. Не зная, как реагировать на эти оскорбительные и одновременно чувственные слова, я отодвинулась на стуле подальше от него.

– Потанцуем? – спросил он.

Я отпила шампанского и улыбнулась. «Почему бы и нет?» – подумала я, шагая за Себастианом к танцполу. Мы приветственно помахали молодоженам и девочке, которая держала букет невесты во время венчания. Очаровательная малышка кружилась в белом платьице под музыку.

Себастиан вел меня в танце, а я вдруг вспомнила о маме. Добрая, ранимая, она, словно белка в колесе, вечно бежала за любовью, но так и не сумела ее догнать. И что в итоге? Обессиленная, утратившая веру, одинокая. Для мамы любовь стала разочарованием: вроде бы близкая, но всегда ускользающая. Почему? Мамины неудачи – следствие ее недостатков? Или дело в мужчинах, в которых она влюблялась? В мужчинах, которые никогда ее не любили по-настоящему?

Песня закончилась, и я сказала Себастиану, что хочу сесть на место, сославшись на головную боль. На самом же деле его слова меня зацепили. Я не могла понять, что беспокоит меня больше: легкомысленность теории Себастиана о любви или мой глубинный страх, что он прав?

Как призналась мне новобрачная по возвращении из свадебной поездки на Карибы, она специально посадила нас с Себастианом рядом в надежде, что между нами вспыхнет искра.

– Вы понравились друг другу? – спросила она. – Со стороны все выглядело именно так!

– Да. С ним было… весело, – уклончиво ответила я.

По правде говоря, в тот вечер Себастиан черкнул мне номер своего телефона на салфетке, которую я, приехав домой, сразу же выбросила в мусор.

* * *

Гигантский пес Себастиана тычется носом в мою ногу, зажав в зубах поводок. В полной растерянности я обхватываю голову руками. Ничего не понимаю. Ничего! Единственное, что я точно знаю, – надо уматывать отсюда, и как можно скорее.

– Эй, дружище! – Почесываю пса за ухом и замечаю, что на ошейнике есть позолоченный адресник. – Тебя зовут Клод, да? Очень благородное имя.

Пристегиваю поводок, и пушистый хвост начинает вилять активнее – причем в опасной близости от лампы на краю стола.

– Да, мой мальчик. Пойдем гулять.

Я не была в Париже с 2012 года. И за нашу с Фрэнки пятидневную поездку, конечно, не научилась ориентироваться в городе. Я потерялась – во всех смыслах этого слова!

– Клод, не так быстро! – ору я, изо всех сил натягивая поводок.

Пес буквально выносит меня из подъезда и мчится по улице.

– Стоять! – верещу я.

И тут же догадываюсь, что толку от моих криков ноль, ведь я не знаю, как звучит эта команда (да и любые слова) на французском, который пес, надо полагать, понимает. Что неудивительно – ведь он живет во Франции.

Зачем я решила сбежать с огромным псом, который весит больше меня? Так или иначе, теперь я страшно об этом жалею. Особенно когда он тащит, как трактор, в показавшийся впереди парк. Там стоит роскошная возрастная женщина в очках с темной оправой и машет… мне?

– Мадам Гато! – радостно приветствует меня она, подходя ближе.

Клод прыгает, и на ее левой щеке остается слюнявый след от собачьего «поцелуя». Он, несомненно, знаком с этой женщиной.

– Bonjour![8] – здоровается она, невозмутимо вытирая слюни со щеки. – Ce soir c’est le grand soir! Êtes-vous prêts, toi et Sebastian?[9]

Я мотаю головой, совершенно сбитая с толку.

– Вижу, ты не в настроении для французского? – Дама со смехом переходит на английский. – Без проблем. Я видела Себастиана в кафе. Он сказал, что ты с утра не в настроении. Бедняжка. Что ж, c’est la vie[10]. Тебе нужно встряхнуться. Сегодня вечером торжественное открытие!

– Простите! – начинаю я, сильнее сжимая поводок, когда Клод пытается догнать голубя. – М-м… откуда мы знаем друг друга?

Женщина перестает улыбаться.

– Боже, бедное дитя, – Она прижимает тыльную сторону ладони к моему лбу. – Ты приболела. Может, вызвать врача?

– Нет, я в порядке, – бормочу я, ища телефон. – Вот только… позвоню тете.

– Милая, дай-ка я тебе помогу, – хмурится моя дама.

– Благодарю вас… – В этот момент Клод резко прыгает вперед, и я улетаю за ним. – Мне пора-а-а!

Мы с Клодом петляем мимо скамеек, чуть не опрокидываем несколько корзин для пикника, и тут я замечаю впереди кафе, где официант приглашающим жестом указывает на свободный столик на улице. Привязываю поводок Клода к металлическому поручню и совершенно без сил плюхаюсь на стул.

Фотография в квартире, пожилая француженка в парке, которая, судя по всему, меня знает. Обувь в гардеробной точно моего размера. Я схожу с ума? Нет. С чего бы? Надо мыслить разумно. Это просто сон. Я впиваюсь ногтями в ладонь: мне больно, но я не подаю вида. Лена, проснись! Просыпайся, черт возьми! К сожалению, единственный результат того, что я причинила себе боль, – набухающая кровью ранка на ладони и встревоженные взгляды из-за соседних столиков.

Достаю из кармана телефон и вижу снимок на заставке экрана: там другая я и… Себастиан. Он в темно-синем костюме, я в розовом облегающем мини-платье – если этот крохотный лоскут ткани вообще можно назвать платьем. Оно едва прикрывает бедра. Внимательно всматриваюсь в фотографию. Мы чокаемся шампанским, как на празднике. Будто и впрямь счастливы. Телефон распознает мое лицо и разблокируется, и я листаю фотографии. Клод в шапке Санта-Клауса; снимки изысканных блюд; песчаные пляжи; Себастиан в кровати – его смуглая мускулистая грудь ярко выделяется на белоснежных льняных простынях. Я закрываю ладонями лицо. Хватит!

Торопливо набираю номер Рози, однако что-то идет не так: в трубке звучит сообщение об ошибке, набор непонятных французских слов. Пробую снова – опять безуспешно. Затем пытаюсь связаться с Фрэнки. К счастью, звонок проходит, и она берет трубку.

– Привет! – говорит Фрэнки. – Ты где?

– М-м… в Париже.

– Ясное дело. – Она вообще не удивлена. – Ты до сих пор дома?

– Фрэнки… – дрожащим голосом начинаю я.

Мимо проходит подросток, закинув на плечо багет, словно ружье. Господи, да что за страсть у французов к этим багетам?!

– Послушай, у меня кое-что случилось. Кое-что… пошло не так, – говорю я.

– Ты о чем?

– Не знаю, – отвечаю я, чувствуя, как трясутся руки. – Я вчера заснула у Рози, на Бейнбридж-Айленде, а проснулась здесь…

– А, тебе приснился кошмар? – Я прямо вижу, как Фрэнки задумчиво прищуривает глаза. – Знаю, как ты скучала по дому, когда вы переехали в Париж. Но это естественно, когда…

– В каком смысле – переехали в Париж?!

– Лен, если ты так шутишь, то не смешно. – В голосе Фрэнки нет и тени улыбки.

– Я не шучу. – Я прикусываю губу. – Фрэнки, мне страшно.

В трубке надолго повисает тишина. Наконец она отвечает:

– Ты сейчас где? Я волнуюсь.

Глаза жжет от подступивших слез.

– Как я и говорила, в Париже! С гигантским псом.

– Хорошо, что ты с Клодом.

– А откуда ты знаешь Клода?

Она что-то неразборчиво бормочет, причем явно на французском. Когда Фрэнки успела выучить французский?! Моя жизнь напоминает снежный шар с потрескавшимся стеклом, который хорошо потрясли, и он вот-вот разлетится на мелкие осколки.

– Лена, ты что, головой ударилась?

– Нет! В смысле… по-моему, нет. – Через пару мгновений я добавляю: – Наверное, меня похитили.

– Та-а-к, – медленно произносит Фрэнки. – Можешь сказать, на какой ты сейчас улице?

Я нахожу глазами ближайшую уличную табличку.

– М-м… улица Rue?

– Лена, – вздыхает Фрэнки, – rue и есть «улица» на французском. Как она называется?

Я снова смотрю на табличку.

– Cler?

– Отлично, Rue Cler. Оставайся на месте. Я сейчас возьму такси и подъеду к тебе через несколько минут.

– Погоди, ты тоже в Париже?

– Ого, тебя и правда накрыло. – Пару секунд она молчит. – Никуда не уходи. Я скоро буду.

Я убираю сотовый в карман и вижу, что из-за соседнего столика мне машет миловидная женщина лет двадцати пяти, в джинсах и облегающем черном топе. Пепельно-русые волосы собраны в низкий пучок, выбившиеся пряди обрамляют лицо, в левой руке сигарета. Она явно меня знает, а я не имею ни малейшего понятия, кто это.

– Лена! – восклицает она и тараторит что-то на французском.

Ну вот опять.

Я подхожу к ней, смущенно улыбаясь.

– Сегодня на английском, поняла, – кивает она. – Себастиан признался, что ты с утра не в настроении.

Я озадаченно хмурюсь. Выражение «не в настроении» едва ли способно выразить, через что я сейчас прохожу, но я не трачу время на объяснения. Вместо этого я решаю прощупать почву.

– Вы разговаривали… с Себастианом?

Может, все они: Фрэнки, дама из парка, эта девушка в кафе – участники одного большого розыгрыша? Моя лучшая подруга обожает такие шуточки. Не самая привлекательная ее черта, должна признать. Никогда не забуду, как Фрэнки намазала бесцветным лаком кусок мыла в нашем душе.

Впрочем, на такое даже Фрэнки не способна. Я будто главный герой кошмарного реалити-шоу, где наивного бедолагу помещают в ужасную ситуацию, и, пока тот отчаянно пытается из нее выбраться, за кадром его друзья помирают со смеху.

Но камер тут нет. Просто я вместе с огромным псом в ПАРИЖЕ, где у меня, как выясняется, есть муж, а еще молодая особа с впечатляюще высокими скулами, которая пялится в мою сторону.

– Лена, с тобой все хорошо? – Она озабоченно наклоняет голову.

Вопрос на миллион долларов.

– Не знаю, – пожимаю плечами я.

– Что бы там ни было, просто не зацикливайся. – На ее лице уже ни следа волнения. – Я за сегодняшнее утро говорила с Себастианом раз пятнадцать. И merde, у нас полно дел! Просто чудо, если мы вытянем мероприятие!