Двери, Которые Помнят

– Это обман, – прошептала смерть, и её голос стал мягким, как рука, закрывающая глаза умершему. – Там ничего нет. Только ещё одна дверь. И ещё. И ещё.

Но принц уже вставлял ключ. Металл вошёл в замок с щелчком, который эхом разнёсся по всем вселенным, какие он когда-либо пересекал. В этот миг он понял: смерть – не конец, а зеркало, в котором жизнь видит своё отражение.

Дверь открылась.

За ней не было света. Не было тьмы. Не было ни «да», ни «нет». Только тишина, которая мягче любого ответа. Бавиал почувствовал, как растворяется: сначала пальцы, потом сердце, потом последняя мысль: «А что, если я и есть эта тишина?»

– Это… конец? – Бавиал обернулся, но смерти уже не было. Рядом лежала лишь кукла с его лицом и запиской: «Спасибо, что нёс меня». Глаза куклы были пусты, но в них читалось больше сострадания, чем он видел за всю жизнь. «Мы все – куклы, которые однажды роняют нитки, чтобы стать чем-то большим… Или меньшим?»

Он шагнул в проём.

А дверь захлопнулась, оставив на полу пещеры ключик – ржавый, сломанный, никому не нужный. Но в царапинах на металле можно было разглядеть узор: спираль, ведущую к центру, которого нет. «Как все пути, что мы выбираем, – подумала бы душа Бавиала, если бы ещё принадлежала себе. – Они ведут не к разгадке, а к пониманию, что блуждание и есть ответ».

Старуха-Мгла подняла его и вплела в свою пряжу. Нить засветилась, ненадолго приняв форму мальчика с мечом из тростника – хрупкого, как надежда, но упрямо вонзающего клинок в невидимых врагов. Вспышка осветила пещеру, показав на стенах силуэты: тысячи Бавиалов, открывающих тысячи дверей. Одни смеялись, другие плакали, третьи застывали на пороге, так и не решившись шагнуть.

– Скоро придёт следующий, – пробормотала она, начиная новую нить. Голос её звучал как скрип колеса, которое крутится, даже когда мельница давно разрушена. – И всё повторится. Но уже не для тебя…

Бавиал, ставший тишиной, на миг услышал её слова. Его сознание, растекшееся в пустоте, дрогнуло, словно поверхность озера от брошенного камня. «Повторится? – подумало то, что когда-то было «я». – Но разве можно войти в ту же реку, если даже пепел от прошлых костров стал частью новых звёзд?»

И тогда он улыбнулся, если тишина может улыбаться. Потому что понял: вопросы важнее ответов. Они – как корни, что разрывают камень, не зная зачем. А смерть – это просто слово, которым живущие называют дверь, которую боятся открыть. «Страх – это тоже дверь, – подумал он. – Но её ключ мы прячем даже от самих себя».

Где-то в пустоте зазвучала мелодия – не песня, а её эхо. Ноты складывались в фразу, которую Бавиал слышал когда-то в детстве: «Ты спрашиваешь «почему?», но ответа нет. Есть только следующий вопрос, как следующий вдох».

Старуха, будто услышав, кивнула. Её пальцы сплели из нити клетку, внутри которой билась птица из света. Но клетка распалась, а птица улетела в темноту, оставив за собой след – спираль, идентичную той, что была на ключе.

«Бесконечность – не прямая, – осознал Бавиал. – Это петля, где конец целует начало, чтобы родить новое «почему?»

И тогда тишина перестала быть пустой. Она стала… вопросом без слов. Тем, что остаётся, когда все двери закрыты, а ключи брошены. Тем, что шепчет: «Спроси ещё раз», – даже когда спрашивать уже некому.

Глава десятая: Диалог в пустоте света

Бавиал очнулся в пространстве, где яркость была гуще тьмы. Свет здесь не освещал – он был всем: полом, стенами, воздухом. Даже время растворялось в его сиянии, оставляя лишь ощущение вечного «сейчас». В центре, на троне из спрессованных вопросов, сидел Он. Не Бог в привычном понимании, а нечто, чьи черты менялись с каждой миллисекундой: то старик с глазами галактик, то девочка с косами из звёздной пыли, то пустота, принимающая форму зрителя.

– Ты наконец задал правильный вопрос, – прозвучало отовсюду. Голос был мягким, как падение пера, и оглушительным, как рождение сверхновой.

Бавиал посмотрел на свои руки – они снова стали плотными, но на коже горели руны всех его грехов. Убийца. Тиран. Сын-матереубийца. Он сжал ладони, пытаясь стереть надписи, но буквы лишь глубже въелись в плоть. Внезапно всплыло воспоминание, которое он вырезал из себя в лабиринте: мать, стоящая над ним с окровавленным кинжалом. Её последние слова: *«Ты стал монстром, которого я родила».*

– Неправда! – вырвалось у него. Голос дрожал, смешивая ярость и отчаяние. – Я… я всего лишь хотел домой! Искал путь через лес… Я не…

Он замолчал, увидев в свете своё отражение: не принца в потрёпанном плаще, а короля в доспехах из человеческих костей. На его голове красовалась корона с шипами, впивающимися в лоб.

– Зачем ты сделал меня таким? – закричал Бавиал, вцепляясь в собственную грудь, будто мог вырвать грех из рёбер. – Я не помнил! Думал, что спасаюсь… а оказалось, бегу от себя!

Бог (если это был Он) усмехнулся. На Его ладони расцвел цветок, лепестки которого оказались страницами из жизни принца. На одной – он, семилетний, обнимает мать. На другой – приказывает казнить целую деревню. На третьей – бьёт её по лицу, крича: «Ты никогда не любила меня!»