Спасение ведьмы

Квартирка, в которой он прозябал, стала грязной норой опустившегося человека: посуда в ней никогда не мылась, а пол завален помоями… Её обитатель не помнил, когда он последний раз брился, стригся, принимал душ… Виталик приезжал к нему регулярно – раз в две недели, иногда сам, иногда с бабушкой. Один раз он обнаружил его лежащим на полу кухни, среди пустых бутылок и пованивающих тухлятиной объедков, в неестественной скрученной позе. Показалось, что он не дышит.

Виталик принялся со всей силы трясти его за плечо.

– Папа! Папа! Что с тобой? Папа!

Отец замычал и открыл глаза.

– Папа, – Виталик дышал тяжело и прерывисто. – Я думал, ты умер. Если ты будешь так пить, ты умрёшь. Ты умрёшь от этой проклятой водки!

– Знаешь, что сказал Башлачёв? – отец закряхтел, вставая. – Совсем не важно, от чего помрёшь. Куда важнее, для чего ты родился.

– А ты для чего родился, па?

– Я? – отец плюхнулся на табуретку. – Я думал, что для того, чтобы делать музыку. – Он опустил голову и ссутулился ещё больше. – Но я ошибался, сынок.

– Так для чего же тогда?

– Я… я не знаю. Больше не знаю. – Из выцветших глаз отца закапали слёзы.

Через месяц Виталику приснился сон, – особенный, с тем самым трудно передаваемым ощущением; тот самый, о котором он имел глупость рассказать бабушке. В том сне он увидел отца, валяющегося ничком в загаженном туалете своей грязной квартирки, головою под унитазом. Он тряс его, тормошил, колотил по спине кулаками, кричал. Отец не шевелился. Отец не дышал.

В следующее воскресенье Виталик поехал к отцу. Стучал, – звонок на этой двери отродясь не работал. Отец не отпер. Такое случалось не раз. «Спит с перепоя, наверное», – подумал Виталик. Открыл дверь своим ключом, – он всегда носил с собой второй ключ от отцовской квартиры. Дверь в туалет распахнута… Он заглянул туда, и снова оказался во сне. Только это уже не было сном.

Он не стал тормошить отца, не стал кричать, – он знал совершенно точно – отца больше нет.

После похорон, поздней ночью, мама и дядя Володя сидели на кухне. Так когда-то мама сидела с папой. Они также говорили с ним тихо, вполголоса, и также думали, что Виталик не слышит.

– Да. Вот и отмучился Гришка твой, – сказал дядя Володя.

– Прожил жизнь неудачником, и помер позорно, как жалкий червяк, – ответила мама.

Если бы это сказал дядя Володя, Виталик бы бросился на него с кулаками, вцепился бы в его надушенную дорогущим парфюмом глотку, вырвал бы его поганый грязный язык! Но эта страшная фраза была произнесена мамой… И что-то сдвинулось в душе у Виталика, покачнулось, ухнуло вниз, будто бы заскрежетав треснул, надломился массивный фундамент дома. Всю эту ночь он не спал, лежал не двигаясь, словно бы кто-то превратил его в камень.

На следующий день Виталик, прихватив кофр с гитарой, отправился к Максу Новицкому. Как только тот открыл дверь, Виталик спросил его: «Ты говоришь, что у меня гитара хорошая?»

«Ну есть такое», – ответил, совершенно не понимающий к чему клонит Виталик, Макс.

«Забирай!» – он вставил кофр Максу в руки и побежал по лестнице вниз.

Макс застыл на пороге с открытым ртом в обнимку с гитарой.

А Виталик возвращался домой по осеннему, укрытому тучами, пахнувшему сыростью городу, чувствуя, как внутри него расползается угрюмая пустота. Решение принято: его рука больше никогда не коснётся струн, он больше никогда не споёт, он отучит себя слушать музыку. Он пока ещё не знал – пройдёт совсем мало лет, и одним из самых частых слов, которое будет он говорить и повторять, про себя и вслух, станет серое, как этот осенний день, занудливое, как старуха, постылое слово «скучно».

13

– Хорошо. Я понимаю, признаться, что кто-то из твоих родителей алкоголик бывает стыдно, – Инин исподлобья глядел на Алю, – но как быть со всем остальным? Безумный Архивариус, которого боится полиция, убивает спившуюся старушку! Извини, что так грубо про твою маму сказал. Аля, я не маленький мальчик, чтобы поверить в такую чушь.

– Ты считаешь, что если я солгала тебе насчёт маминого здоровья, значит, и всё остальное враньё? – слёзы на её глазах мгновенно подсохли, взгляд сделался колким и злым.

– Да. Хм… То есть, нет. Я не считаю, что всё враньё, из-за того, что ты солгала насчёт матери. Я считаю, что это враньё само по себе. Какие у меня есть доказательства, что твой мстительный Архивариус вообще существует на белом свете, кроме твоих рассказов? То, что этот придурок на крыше орал «йеасе рцонха»? То, что меня чуть не сшиб какой-то пьяный водитель? Это ничего не доказывает. Я не знаю, что за игру ты ведёшь. Я не знаю, что тебе нужно. Я не понимаю тебя. Ты какая-то нечитаемая. Я вожусь с тобой уже четвёртые сутки. Я два дня на работе не был. Я помог тебе с похоронами. Всё, Аля, хватит с меня. Я умываю руки. Номер снят ещё на два дня, можешь пожить в гостинице, если хочешь. Но наши пути на этом расходятся. Я тебе уже говорил, если решишь сдать меня, сделай это. Отсижу, коль такая моя судьба. Цирк закончен.

Алино лицо стало непроницаемым. Она заговорила абсолютно спокойным и ровным голосом, полностью лишённым эмоций, и Инину становилось от этого не по себе.

– Даже бы если Архивариуса не существовало, даже если бы ты не помог мне похоронить маму, даже если бы ты не стал возиться со мной эти дни, а сразу бы смылся, после того, что случилось на крыше, я бы всё равно тебя не сдала. Нужно быть редкой сволочью, чтобы предать человека, который спас тебе жизнь. У меня таких мыслей не было, и не могло возникнуть. Они появились в твоей голове. Не говорит ли это, что на сволочные поступки способен ты сам?

– Ты только что в истерику впала, и бах! – через секунду спокойна, как Штирлиц. Не понимаю я тебя, Алевтина, – ушёл от ответа Инин.

– Теперь это уже не имеет значения. Как ты сказал? Наши пути расходятся? Да будет так. – После этих слов, она открыла дверцу машины и вышла. – Спасибо тебе за всё, – сказала она на прощание и быстро пошла по тротуару.

Инин не стал её догонять. Он облегчённо вздохнул.

В среду он вышел на работу, и как-то на удивление быстро жизнь вошла в привычное русло, будто бы и не было никаких приключений.

В четверг он созванивался со Светлаковым.

– Ну что в «Небе» встречаемся, или как? – спросил Светлаков.

– Нет уж, уволь, – отреагировал Инин.

– А говорят, преступника всегда тянет вернуться на место преступления, – съязвил Светлаков. – Тебя нет. Значит, никудышный преступник из тебя, Виталя!

Новое место для встречи пришлось выбирать на скорую руку. Им оказалась пивная. Не пивной ресторан с изысканной кухней и сотней сортов пива крафтового, а обычная, по мнению Инина, забегаловка, где из горячих блюд только шашлык. Предзаказ столиков заведением предусмотрен не был, и в пятничный вечер все сидячие места оказались занятыми, – друзьям пришлось довольствоваться стоячим столом. Гвалт мужских голосов заполнял пространство. В воздухе витал пивной дух вперемешку с запахом готовящегося шашлыка.

– Да, местечко не для тебя, – резюмировал Светлаков. – Пролетарское. А ты ж у нас пафосный такой.

– Да ни фига я не пафосный, просто комфорт люблю. Я, знаешь, его заслужил на своей грёбаной работе хряча, – отпарировал Инин. – Главное, что музыки нет.

– Ну, рассказывай, что там с девчонкой твоей?

– Во-первых, не с моей, – поправил его Инин. – А во-вторых, не такая она уж девчонка, просто выглядит молодо. Финита ля комедия, послал я её.

– В смысле?

– Разошлись пути дорожки, чему я очень рад.

– А то, что сдать тебя может, не пугает?

– Не сдаст.

– Откуда такая уверенность? Ах да, ты женские мысли читать умеешь.

– Нет, Юрка, тут не тот случай. Её я прочитать не могу. Отказывает интуиция почему-то. Особенная она какая-то в этом смысле, ведьма.

– Так откуда тогда уверенность?

– А оттуда, что при всех её прибабахах у неё совесть есть.

– Ну, тебе виднее, – Светлаков отхлебнул пива из кружки.

– Меня только одно напрягает немного: для чего ей понадобилось сочинять историю про Архивариуса? Я голову сломал, но ничего понять не могу. А я не люблю, когда чего-то не понимаю.

– И какие у тебя версии?

– Да в том-то и дело, что никаких. Сначала думал, что это какая-то схема развода меня на бабки. Оказалось, что нет. Потом была версия о её психическом нездоровье, но эту версию ты опроверг. И всё – нет у меня больше гипотез.

– Остаётся предположить, что рассказ об Архивариусе – это правда. – Увидев недоумённый взгляд Инина, Светлаков поспешил поправиться, – Нет-нет, чисто умозрительно.

– Хорошо, – Инин закатил глаза к потолку, – Допустим, Архивариус существует. Тогда, наш Архивариус, с одной стороны, настолько силён и умён, что держит в страхе полицию и ФСБ. А с другой стороны, он безумен. Причём, настолько, что готов тратить кучу ресурсов, чтобы отомстить какой-то девчонке – обычной рядовой медсестричке. По её словам, он уже уничтожил докторишку-реаниматолога, но ему мало! Теперь он траванул её мамашу и не успокоится, пока не отправит на тот свет нашу Алечку. Ну, курам не смех, Юра, твоя умозрительность!

– Я согласен с тобой по поводу возможностей Архивариуса держать в страхе силовиков, – ответил Светлаков поразмыслив. – Действительно, это выглядит фантастично. Хотя, мы же с тобой не можем знать всех раскладок, согласись? Может быть, Архивариус, если он существует, сам из бывших ментов с большими звёздами на погонах. Но я про другое сказать хочу. Чувство мести порой может сделать безумца из вполне адекватного человека. Ты себя вспомни. Что ты устроил Новицкому на выпускной? Я хоть друг тебе, но говорил и повторяю: перебрал, ты Виталик, весьма перебрал.

Макс Новицкий никогда не нравился Виталику Инину. Да и как могут кому-то нравится такие, как он? Макс был завистлив. Купили Виталику велосипед – Макс мрачен, как туча. Получил Виталик «пять» по контрольной – Макс целый день ходит надутый, как шар. А уж когда Виталик выучился играть на гитаре и начал срывать восторги среди одноклассников – о чём можно вообще говорить?!

Макс был пакостным. Кто проколол Виталику шины на велике? Кто донёс учительнице, что Виталик списал контрольную со шпаргалки? Кстати, это было неправдой – Виталик её не списывал. Так что, это был не донос, а навет. Кто подрезал Виталику струны перед школьным концертом?

Макс был хитёр и лжив. Но это неточное определение. Точное подсказала бабушка. «Вилявый твой Макс», – как-то сказала она. Редкое, необычное слово. И верно: он напоминал Виталику подленького, изворотливого старого лиса, виляющего шелудивым хвостом. Разве это он проткнул шины, настучал учительнице, подрезал струны? Как можно было такое подумать? Ведь он же лучший Виталикин друг!

Но всё это было ещё цветочками, до той поры (а пора эта настала в девятом классе), когда Виталик начал пользоваться большой популярностью среди девочек. Это случилось как-то сразу и вдруг. Они все заметили, что Виталька Инин – красавец. А играет как! А поёт! Для Макса сей неожиданный факт ожидаемо оказался ударом под дых и ножом по сердцу. Впрочем, сам Виталик в те годы внимания девочек не замечал, и тем более им не кичился. У него было две любви – музыка и Оля Карамзина, и этого было более, чем достаточно. Прошло не так много времени и любовь к музыке он отнял у себя сам, а любовь Оли отнял случай с неверно угаданной крысой.

Он пытался вернуть Олю до самого окончания школы. Всё было тщетно. Извинения и объяснения не принимались, вернее, Виталику даже не давали возможности высказаться: Оля категорически отказывалась его слушать, – она уже больше года продолжала встречаться с ненавистным Новицким.

Но почти перед самым выпускным вечером вдруг открылась страшная тайна: оказалось, что в том, что случилось виновата не только крыса…

Тайну Виталику поведал Юрка, а ему, в свою очередь, нашептала о ней Маринка, что считалась лучшей подругой Оли. Правда заключалась вот в чём. Оля готова была простить Виталику этот дурацкий случай, и непременно бы это сделала… если бы не вмешался Макс. Он убедил её в том, что якобы Виталик устроил номер с крысой совершенно намерено. Да! Он сам ему об этом рассказывал! Для чего? Просто Оля ему недоела, и он решил сделать так, чтобы она сама от него отказалась. У этого Инина кишка тонка, подойти и честно сказать: «Оля, я больше тебя не люблю». Почему Макс, зная о его намерении, не предупредил Олю? Так он не верил, что Инин на такое способен, думал, что слова это всё… Отчего же тогда он за тобой бегает и прощение пытается вымолить? Ох Оля! Ты плохо знаешь этого Инина. Для него так важно, чтобы все, включая тебя, считали его благородным рыцарем. Разве наш рыцарь способен на подлость? Ты думаешь, с ним стоит откровенно поговорить? Ох Оля! Он никогда тебе не признается в этом, не скажет правды, – можешь попробовать…

Виталику удалось дослушать Юрку с огромным трудом. Кровь лупила в виски, тугой фонтан ярости раскалённой струёй бил по мозгу. Ему страшно хотелось прямо сейчас, немедленно, сию же секунду броситься со всех ног, отыскать мерзавца, опрокинуть на землю, и бить, бить, бить кулаком по его подлой харе, пока эта харя не превратится в кровавое месиво, в бесформенную кучу дерьма, в лепёшку из обломков костей и ошмётков мозгов. Но, прячась за этой раскалённой струёй в нём говорило ещё что-то, – что-то по-змеиному тихое, умное и холодное: «Что с того, если я просто набью ему морду? Будет ли это достойный ответ подонку? Вряд ли. Эта вилявая сволочь сможет обернуть ситуацию в свою пользу, и выставить меня негодяем. Надо придумать что-то другое…»

– И что ты сделаешь, по-мужски с ним поговоришь, рожу набьёшь? – спросил Юрка.

– Нет, – покачал головой Виталик, – он не мужчина, он мразь. А с мразью по мразному надо.

– А это как?

– Пока не знаю. Мне время нужно. Месть – блюдо, которое подаётся холодным.

Выпускной бал проводился в пышно убранном школьном спортзале. На стенах неоновыми огоньками мерцали гирлянды. Полукругом стояли корзины с цветами – красные розы и белые гладиолусы. На девочках шитые на заказ бальные платья. На мальчиках смоляно-чёрные смокинги, белоснежные сорочки и неизменно полагающиеся к джентельменскому костюму галстуки-бабочки. Большущий праздничный торт на центральном столе.

Отзвучала официальная часть. Выданы аттестаты. Вручены медали тем, кто их заслужил. Произнесены торжественные напутствия от лица директора и педагогов. На столах, покрытых белыми накрахмаленными скатертями выставлена заказанная из ресторана еда, и даже появилось шампанское. (Несмотря на запрет употребления алкоголя лицами до восемнадцати, тем более в стенах среднего учебного заведения, родители и педагоги понимающе его появления не заметили) Хлопок! Жемчужная пенистая струя летит к потолку. Бокалы наполнены. Обгоняя друг друга, струйками бегут весёлые пузырьки. Сейчас будет произнесён первый тост.

«Минутку внимания! Минутку внимания!» – послышалось сзади.

Все обернулись. Стояла парочка – парень и девушка, на вид ровесники выпускников. Девушка держала в руках празднично украшенную, перевязанную алой лентой шкатулку.

«Мы приглашаем Максима Новицкого!» – объявил парень.

«Хм… Это я», – Макс неуверенно вышел навстречу парочке.

«Максим Новицкий награждается ценным подарком за победу в городской олимпиаде по обществознанию!» – торжественно провозгласила девушка.

«Как так? – удивился Макс, – я же второе место занял».

«Итоги олимпиады пересмотрены. Победителем признаны вы, Максим», – пояснил парень.

«Получите свой приз!» – девушка протянула шкатулку Максу.

Он взял её, и держа в обеих руках, пошёл к столу с разлитым по бокалам шампанским. Одноклассники сгруппировались вокруг. Никто и не заметил, как быстро ретировались вручившие приз парень с девушкой.

Макс, держит шкатулку в левой руке, с нетерпением развязывая бант правой. Оля стоит рядом, Оля стоит ближе всех. Она сияет от гордости: её парень выиграл олимпиаду! Лента падает на пол. Что в шкатулке? Медаль? Или, может, ключи от мопеда? Макс открывает крышку коробки. Сейчас… Из шкатулки что-то выстреливает. Беззвучный маленький взрывчик. Брызги коричневой жижи, веером разлетевшись в стороны, покрыли Максовы кисти рук, белую новенькую сорочку, испуганное лицо, пшеничные волосы… Только по невероятно счастливой случайности ни одна из брызг не угодила на Олино роскошное платье лазурного цвета. (Если бы так произошло, Виталик бы этого себе не простил)

Макс вздрогнул и замер. Втянул носом воздух, принюхиваясь. «Это же говно», – прошептал он. «Говно-о-о-о!» – протяжно и жалобно завопил Макс в следующую секунду, и выронил шкатулку из рук.

Вокруг стоял весь класс. Молча и неподвижно. Напоминая финальную сцену из Гоголевского «Ревизора». Никто не понимал, как реагировать. Сопереживать или смеяться? Смеяться, конечно, очень хотелось, но это было бы неправильно, не по-товарищески. Поэтому, все крепились. Но вот кто-то не выдержал – ненароком хихикнул. За ним другой, третий… Цепную реакцию уже не смог бы остановить никто. И вот уже ржали все. Истерично, до слёз, схватившись за животы. Все, кроме ставшего красным, как свежесваренный рак Макса, и Оли.

Новицкий, закрыв руками лицо, бросился прочь из зала. Оля сначала было рванулась за ним. Остановилась. Снова рванулась. Снова остановилась… В конечном итоге решила остаться. Вслед за Новицким отправился Инин.

Он нашёл его в мужском туалете, где Макс, стоял у раковины и всхлипывая, пытался отстирать сорочку. Сквозь слёзы он повторял, как заведённый: «Ну кто это сделал? Кто?»

– Хочешь знать, кто это сделал? – Виталик стоял в дверях, оперевшись рукой о косяк. – Я.

План был детально продумал и с блеском осуществлён. В доме имелась шкатулка-пугалка, – откроешь крышку, и из неё, под действием мощной пружины, выскочит страшный чёртик. Виталик оторвал с подставки чёртика и на место него приклеил пустую консервную банку из-под паштета, которую перед осуществлением плана наполнил дерьмом. Собственным. Найти исполнителей тоже не составило большого труда. Паша и Маша – брат и сестра близнецы, десятиклассники и соседи Ининых по лестничной клетке, прекрасно подходили для этой роли. Учились они в другой школе, и Новицкий не мог их знать. Виталик объяснил им, что очень хочет сделать сюрприз для друга. Ценой за услугу стал отцовский комбоусилитель для Паши, и набор косметики L’Occitane для Маши. «Только вы, ребят, долго там не задерживайтесь. Вручите, и сразу на выход», – предупредил он. Ребята отработали гонорар честно и чётко.

– Ты? – Макс бросил рубашку в раковину. – Но за что?

– Ты знаешь за что.

– Нет.

– Ты и сейчас продолжаешь жопой вилять. Всё ты знаешь. Зачем Карамзиной на меня натрепал, сволочь?

– Ты! Ты её не достоин! – заверещал Макс. – Она не для тебя, урод, понял?!

– Ты собрался с ней вальс на балу танцевать? – Виталик презрительно улыбался. – Что ж, иди, пригласи её, чёрт обосранный!

– Ах ты мразь! – Макс, сжав кулаки, двинулся на Виталика.

И тут же схлопотал мощный хук слева. Покачнулся и хлопнулся от удара на задницу, на грязный пол туалета.

– Ну, обосранный, давай, поднимайся, беги Карамзину приглашать! – не унимался Виталик.

Слезы у поверженного на пол Макса лились градом, кусая губы, он дышал, как загнанный жеребец. Макс смотрел на Виталика. И в этом взгляде была ненависть такой силы, что Виталику на миг стало страшно.

«Инин, я никогда тебе этого не забуду», – произнесено это было негромко, но так, что по спине Виталика пробежал озноб.

С этими словами Новицкий вскочил и пулей вылетел из туалета, позабыв мокрую рубашку в раковине.

«Тряпку свою сраную забери!» – Виталик кинул рубашку ему во след.

Новицкий рубашку свою не забрал. Он исчез с выпускного бала, удалился из интернет-форума класса, в дальнейшем не был замечен никем из одноклассников в соцсетях, ни разу не появился на юбилейных встречах…

Выйдя из туалета, Виталик лицом к лицу столкнулся со Светлаковым.

– Виталя, ты перебрал, – строго сказал Светлаков.

– Да брось ты, Юрка. Нормально всё.

– Ни фига не нормально. Ты перебрал, – с нажимом повторил друг.

В ответ Виталик махнул рукой.

Когда пришло время школьного вальса, он решил сделать попытку. Пары уже кружили. Оля угрюмо сидела в сторонке.

– Оль, – Виталик прикоснулся к её руке, – похоже, твой кавалер уже не придёт. Пойдём, потанцуем? Позволь тебя пригласить.

– Да пошёл ты! – она отдёрнула руку, уколов его презрительным взглядом, и быстрым шагом вышла из зала.

Больше Инин не увидит её никогда.

– Думаешь, я раскаиваюсь? – Он поглядел на Светлакова насмешливо.

– Думаю, да, – ответил Светлаков и отхлебнул пива.

– Ни капельки я не раскаиваюсь. Дерьмо получило дерьмо. Всё по-честному. Справедливость восторжествовала.

– Думаю, что ты врёшь.

– Вру? – усмехнулся Инин.

– Врёшь. Потому что на самом деле ты не такая скотина, какой хочешь казаться.

На сей раз Светлаков ошибался: Инин не чувствовал вины за содеянное с Новицким ни тогда, ни сейчас. Макс – зло. Зло должно быть наказано. Печорин наказал за подлость Грушницкого, а Инин Новицкого. Это правильно.

– А шашлык-то жёсткий! Будто сапог жуёшь, – скорчил недовольную гримасу Инин. – Либо мясо дерьмовое, либо замариновано неправильно.

Светлаков возвёл глаза к потолку.

– Да всё нормально. Это я так, капризничаю, – Инин потрепал его по плечу. – Главное, музыки нет.

– Кстати, у меня версия простая имеется, почему девчонка тебе мозги своей фантастикой пудрила, – сказал Светлаков – Внимание хотела привлечь, интерес к себе вызвать.

– Не тот случай, – махнул рукой Инин. – Как к мужику она была ко мне совершенно индифферентна.

– К тебе-то и индифферентна? – не поверил Светлаков.

– Представь себе, да.

– Ну, а ты к ней?

– Хочешь правду? При иных обстоятельствах, я бы так её отодрал, что она б на всю жизнь запомнила.

– Ну, видать, не судьба. – Светлаков развёл руки с поднятыми кверху ладонями.

– Да и слава богу.

В субботу, по обыкновению, Инин нанёс визит бабушке, не позабыв исполнить обещанное накануне: «Ба, я билеты в театр взял. В следующую субботу на «Дядю Ваню» идём. Будь готова!»

А вечером он блаженствовал, лёжа в своей элитной и неприступной «крепости» на диване, под неярким уютным светом торшера, перечитывая «Братьев Карамазовых». Он дошёл до места, где старец Зосима встал перед Дмитрием на колени, как вдруг зазвонил мобильный.

– Виталий Инин? – спросил мужской, незнакомый и низкий голос.

– Да. А кто это?

– Погляди-ка в окно, Виталий Инин.

– Кто это, я спрашиваю!

– Ты погляди, погляди, сначала.

Инин взглянул на экран. Звонок шёл с неизвестного аккаунта Телеграм, – наверное Светлаков чудит; установил приложение для изменения голоса и шутку решил пошутить.

Он нехотя поднялся с дивана и подошёл к окну. Ничего приметного за окном не наблюдалось. Проезжали редкие машины, в фонарном свете кружил лёгкий снежок.

– Ну подошёл, и что? – сказал он телефону.

– Ты ни к тому окну подошёл. К другому иди, к тому, что во двор выходит, – ответил голос.

Шаркая тапочками, Инин лениво поплёлся на свою огромную, как рубка океанского лайнера, кухню. Глянул в окно, и ахнул.

– Ёкарный бабай!.. – вырвалось непроизвольно.

Его роскошное новёхонькое авто (оставленное у подъезда по причине ремонта в подземном паркинге) ярко полыхало рыжим огнём; над пламенем рвались вверх клубы чёрного дыма.

«Я уже видел этот огонь, в том самом проклятом сне», – пронеслось в мозгу.

– Вот теперь ты к тому окну подошёл, – сказал голос.

– С кем я говорю? – тон голоса Инина вмиг стал суровым.

– Ставший на пути возмездия справедливого в прах повержен будет. Йеасе рцонха!

Экран телефона погас.