Бес. Будешь моей

А вечером, когда папа возвращается с работы, происходит то, что меня снова заставляет задуматься над словами сестры.

– Вера, сколько можно, – смотрит папа на маму так, словно испепелить ее хочет. Нет, на нас с Лидусей он реже кричит. Просто потому, что нам достаточно одного его взгляда, чтобы нас пригвоздили к полу, и мы чувствовали себя виноватыми. – Это невозможно есть. Отвратительно. Ты снова пересолила.

– Прости, я…

– Это я солила суп, папа, – зачем-то перебиваю маму и впервые вру отцу. Это все Лида. Это точно из-за нее я так поступаю. Плохой пример заразителен. Просто мне не хочется, чтобы он снова отчитывал маму. Мне становится обидно за нее.

– За что мне все это? – со вздохом причитает отец. – Еще не хватало, чтобы меня опозорила собственная дочь. Вера, это все ты виновата. Почему ты не научила ее? Ей уже исполнилось восемнадцать, а она не в состоянии посолить нормально еду? – кричит, уничтожая еще и взглядом.

– Прости, я все поняла. Я исправлю, все сделаю, – тараторит мама.

Папа швыряет ложку на стол и выходит из кухни. А потом и из дома. Мы с Лидой выдыхаем. Кажется, гроза миновала. Папа когда психует, идет в церковь. Там он находит успокоение. Поэтому ближайший час его не будет. А когда вернется, его настроение уже будет сносным.

– Есения, зачем ты соврала отцу? – осуждает меня мама. Смотрит так, словно это действительно я пересолила чертов суп и свалила всю вину на нее. – Разве мы не учили тебя говорить только правду? Разве ты не знаешь, что за это Всевышний накажет тебя?

– Прости, мама. Я… я хотела, как лучше.

– Иди к себе в комнату и помолись. Раскайся и попроси прощения за свою ложь, – со злобой отчитывает она. Недовольно поджимает губы в тонкую линию и указывает мне пальцем на выход из кухни.

– Хорошо мама, – беспрекословно выполняю и ухожу к себе.

Следом за мной в комнату входит Лида.

– Есь, вот скажи, это справедливо? – взмахом руки указывает на дверь.

– Я не знаю, Лидусь. Не знаю. У меня двоякие мысли по этому поводу.

– Я уже не маленькая. Мне шестнадцать. И я уже понимаю, что это не нормально. Есть, ты же еще старше. Как ты не понимаешь, что это абсурд?

– Что именно, Лид?

– Все. Все эти дурацкие правила, традиции, посты, предписания, служения. Это не для всех. Пусть этим занимаются те, кто хочет, кому это нравится, по душе. Почему я должна им следовать?

Кажется, что мой прежний мир начинает стремительно рушиться, словно среди белого дня чистое небо разрывает молниями. Хотя нет, не начинает, не кажется. Уже рушится. Как все это остановить?

– Я хочу жить так, как мне нравится. И я это сделаю, вот увидишь! И очень скоро!

– Лида! – оседаю на край кровати, пораженная словами младшей сестры.

Глава 4

(Роман)

После пар торможу возле школы, чтобы забрать мелкого.

– Твою ж мать, Ярик, – рычу, увидев, что брат идет, волоча за собой рюкзак. Бомбер абы как завязан на бедрах. Губа разбита.

Открыв дверцу, плюхается на сиденье.

– И че это? – рявкаю на него.

– Ничо, не агрись, поехали давай.

– Ты мне, блять, так не дерзи, – заряжаю мелкому подзатыльник. – Че за нахрен, спрашиваю?

– А сам не допираешь? – скалится, но под моим взглядом быстро тухнет. – Да там, пришлось одному тюбику на пальцах объяснять, как надо с девочками разговаривать.

– За девчонку, что ли, вступился? – уже без агрессии уточняю.

– Типа того.

– Ладно, поехали, – выкручиваю руль и выезжаю на дорогу.

Просто так кулаками махать, как говорит Петрович, и я не люблю. Просто обстоятельства вынуждают защищать свои права и интересы. А иногда это просто вынужденная мера. Поэтому ругать Ярослава за то, что он за девчонку вступился, конечно же не стану. Слабый пол на то и слабый, чтобы их защищать. Все правильно он сделал.

– Давай только без глупостей. Больше никаких драк в школе, понял? Волкову это не понравится, знаешь же.

– Угу, – гундосит себе под нос.

– И губу вытри, там в бардачке салфетки.

Приезжаем домой. Я сразу загоняю тачку. Сегодня уже никуда не поеду. И так уже сутки не спал. План пойти в душ и завалиться спать.

Но мои планы корректирует Волков.

– Сюда, оба, – без лишней суеты подзывает к себе в кабинет.

Он никогда не орет. Но авторитет имеет. Причем, не только у нас с Яриком. У него свой бизнес, автосервисы на Технической, какие-то дела с перевозками и мы. Волков уже пять лет, как наш опекун. Он родственник по материнской линии. Поэтому после гибели родителей, взял под свою опеку. И по завещанию отца распоряжается еще и его бизнесом, пока мне не исполнится двадцать один, а Ярику восемнадцать. Такова отцовская воля, как оказалось. Охренеть просто. До сих пор не могу понять такого поступка отца. Все ведь отписал не сыновьям, а родственнику. Короче, здесь что-то не чисто. Но докопаться до истины никак не могу. Отец был не глупым человеком, точно не повелся бы на разводилово. Однако подпись в документах действительно его. И факт, что всем нашим теперь заправляет Волков, дико бесит. Вот с какого хера, спрашивается, если мне уже есть восемнадцать?

В особенности мне жалко нашу турбазу, там крутые тропы. Тем более, что она популярна и зимой и летом. Я помню, как родители нас мелких туда раньше возили. Круто было. С тех пор бываю там крайне редко. Почти никогда. Там все напоминает о тех хороших днях, которые были в моей жизни. И которых никогда больше не будет. Заправляет базой, естественно, тоже Волков. Я поднимал этот вопрос, но он четкого ответа не дает.

– Руки мне на стол ладонями вниз, – командует нами Волков, не повышая голоса.

Ярик понял, что дело паленым запахло, но делает, как велено.

– Ты тоже, Роман, – не обделяет и меня своим тяжелым взглядом.

Да твою ж мать. Вздохнув, нехотя, но все же показываю костяшки, но на стол ладони не кладу. Много чести. Пресмыкаться перед ним я никогда не буду.

– Объяснитесь, – требует. – Ярослав?

– В школе терки. Один токсик девчонку хейтить начал, рамсы попутал, пришлось…

– Ярослав, – прерывает его, сидя в своем кресле Волков. – Тоже самое, но человеческим языком.

– Да блин, я че вам аристократ? – возмущается мелкий.

– Я жду, – безапелляционно чеканит Андрей, мать его, Богданович.

Ярик вздыхает, но все же подчиняется.

– Одноклассник начал девочку задирать, за волосы дергать, обзывать. Я вступился за нее. Дело до драки дошло. Так яснее?

– Роман? – переводит взгляд на меня, удовлетворившись ответом Яра.

– Что? – реально не понимаю. И мне что ли отчитываться? Я вообще-то уже не ребенок.

– Почему костяшки сбиты?

– Я на допросе что ли? – сую руки в карманы и с вызовом вскидываю подбородком.

– Нет, но объясниться все же придется. И пока даже без санкций.

Решил надавить? В его характере. И я бы никогда не прогнулся даже под него, но чем все это закончится, уже знаю, не первый раз сталкиваемся во мнениях.

– Давно было, еще несколько дней назад, – нехотя отвечаю. Не отстанет же.

– Подробности.

Да блять. Не скрывая вздыхаю. Но все же отвечаю:

– Недалеко от колледжа сцепился с одним. Инициатором был не я.

Бесит, падла. Какого лешего он вообще лезет в мои дела?

– С кем сцепился?

Но Волкову врать не получится. Я не знаю, каким шестым чувством он обладает, но ложь считывает на раз-два. И методы борьбы у него с ложью и остальным вполне примитивны, но не особо приятны. И я бы даже сказал, вполне действенные. Может жалования лишить, или тачку, например, забрать. Мою тачку!

– Из зеленых кто-то.

– Твою мать, – тихо, но грубо. – Я просил не связываться с ними?

Просил. Не раз даже. Ну а хрен ли они сами нарываются? Я сам на рожон не лезу, только ответки кидаю. Ну, в основном.

– Предупреждаю последний раз. Иначе заберу машину. Так доходчивее, надеюсь, звучит моя просьба?

– Вполне, – выплевываю.

Тачку он заберет. Это моя тачка, вернее отца. Заберет он, блять. Но приходится промолчать, потому что он реально заберет. И это бесит. Все, сука, уже бесит!

– Свободны.

Молча выходим из кабинета любезнейшего Андрея Богдановича. Перед тем, как завалиться спать, выхожу во внутренний двор и закидываю в рот сигарету. Вообще не понимаю, что всем от меня надо. Каждый, мать его, хочет мозги вправить. Волков в особенности. Возомнил из себя батю. Задолбал уже. И я бы давно плюнул на его манию величия и смотался куда-нибудь подальше, если бы не младший брат. Его я не могу бросить.

– Мне тоже дай, – выходит за мной Ярик и тянет руку.

– Облезешь, мелкий еще дымить.

– Ага, конечно, – скалится. – Можно подумать ты только в прошлом году закурил. А я прям и без этого не найду.

– Отвали, Ярик, – отмахиваюсь от него.

– Как знаешь. А я хотел за бои перетереть. В курсе, что в “Неоне” завтра махач будет?

– Я-то в курсе. А ты откуда знаешь?

“Малиновый неон” самый популярный клуб в нашей части города. Он хоть и малиновый, но явно не для деток.

– Я даже знаю, кто на ринг выйдет.

– Ну?

– Скажу, если меня с собой возьмешь.

– Ага, умойся. Мал еще, по таким злачным местам таскаться.

– Ну Ром, да харош. Возьми меня с собой!

– Нет, сказал.

С психом разворачивается и хлопает входной дверью. Похрен, пусть обижается. Рано ему еще по клубам шарахаться. Тем более таким, как “Неон”. А вот я в субботу именно туда и собираюсь. После промежуточного боя будет известно, кто со мной в финальный выходит. Но мне в принципе похрен, я любого сделаю, не в первый раз. А главное, что там реальные бабки поднять можно. А подачки Волков пусть себе оставит.

Покурив, заваливаюсь к себе и, рухнув на кровать, моментально отключаюсь.

Утро наступает неожиданно быстро. Чертов будильник. Какого хера он орет? Отключаю. Через пять минут противный звон повторяется.

– Да твою мать, – отключаю и со стоном утыкаюсь мордой в подушку.

Через очередные пять минут он окончательно выбешивает меня. Хватаю телефон и уже мечусь швырнуть его в стену, как вспоминаю, зачем я его вообще ставил.

Звездец.

Поднимаюсь и иду в душ. Включаю прохладную воду, чтобы быстрее проснуться. Интересно, сколько я продержусь ходить на эти долбаные пары?

Выхожу из дома и торможу на пороге. Морщусь, хватаю толстовку. Кажется, сейчас дождь ливанет.

Еду в колледж, но торможу возле тротуара, увидев, как там ее? Блин. Светлова, кажется. А вот имя ее я так и не запомнил, ну и похер. Бледная, короче.

– Прыгай в тачку, – киваю, опустив стекло.

– Нет, спасибо, я сама дойду, – прижимая к себе рюкзак, топает дальше.

Ого, она даже разговаривать умеет? Усмехаюсь, наблюдая, как она реально игнорит и идет дальше. Какие мы гордые.

Даю по газам, выруливая на дорогу. Буквально через две минуты врубаю дворники. Хорошо так ливануло. Торможу. Разворачиваюсь. Светлова, держа рюкзак над головой, бежит к укрытию в виде раздолбанной остановки. Такое себе укрытие от ливня.

– Бледная, садись, говорю, нам все равно в одну сторону, я тоже в колледж, – перекрикиваю шум дождя, распахнув пассажирскую дверцу.

Еще секунду помявшись, она все же ныряет ко мне в тачку. Ну вот, сразу бы так, а то выеживается.

Заинтересованным взглядом прохожусь по ее намокшей блузке, которая прилипает к телу, являя мне нежно-розовый цвет лифчика. Шикарный видок. Но обзор моментально прикрывается вездесущим рюкзаком. Ухмыляюсь. Ну-ну, не долго тебе еще от меня прятаться. Цель определена окончательно.

Глава 5

(Есения)

Промокнув до нитки, все же сажусь в машину к однокурснику. Я бы никогда не села, если бы не ливень, из-за которого я могла опоздать, и предательская блузка. Намокнув, она прилипла к телу, и я стала похожа на Риту Павлову, которая вчера светила бельем в своей полупрозрачной кофточке перед всем курсом. Спешно прикрываюсь рюкзаком. Вот как я сейчас явлюсь на пары в таком виде? И не пойти, естественно, нельзя. Жутко переживаю по этому поводу. Еще и этот Бессонов пялится. Что ж за день сегодня? С самого утра не задался.

– Напомни, бледная, как тебя звать? – бросает на меня взгляд, на секунду отвлекаясь от дороги.

– Есения.

– Прикольно, не слышал ни разу. А если как-то покороче? – ухмыляется. Это у всех крутых парней такая фишка, хищно обнажать свои белые зубы?

– Тебе не обязательно, – отвечаю, прижимая к себе рюкзак. Боже, блузка точно не высохнет до пар. Вот же позор. Еще и, как назло, первой парой общая лекция. Позориться, так по-крупному? Так и придется прятаться за рюкзаком, пока не обсохну. Боже, за что мне это испытание? А, знаю, за вранье отцу.

Бессонов только хохочет в ответ. Весело ему. Конечно, это не он оказался в такой неприятной ситуации. И как я не додумалась взять с собой зонт? Видела же, что тучи надвигаются.

Бессонов останавливает машину на парковке возле колледжа и вдруг тянется ко мне. Испуганно дергаюсь от него, как от прокаженного, врезавшись правым боком в дверцу.

Он цокает и качает головой, словно показывая этим, какая я дура. Протягивает руку на заднее сиденье и, достав оттуда, сует мне свою толстовку.

– Держи, бледная.

Не хочу брать его вещь. Но смотрю на нее и понимаю, что это единственный вариант не позориться перед всем потоком. Все же принимаю. Надеваю толстовку и застегиваю молнию до самого верха. Сразу становится тепло и удивительно комфортно, хоть вещь и чужая.

– Спасибо, после пар верну, – бросаю и дергаю за ручку.

Выскакиваю из машины Бессонова и тороплюсь ко входу. Мне навстречу попадается Осипов. С неподдельным удивлением останавливается, переводя ошеломленный взгляд с меня на идущего позади Бессонова.

– Охренеть, – слышу от него, когда пролетаю мимо. – Ромео, ты как это делаешь?

Вот обязательно обсуждать свое удивление так, что я тоже это слышу?

– Учись, пока я жив, – довольным голосом отвечает Роман.

Еще один, не заботящийся о чужих чувствах. Их всех что, в одном инкубаторе выводят?

Вхожу в лекционную и в спешке достаю тетради, ручки, карандаш. Выкладываю все перед собой, только чтобы занять руки и не поднимать глаза на остальных одногруппников.

Часто дышу от волнения, но мне становится только хуже. Ведь я вдыхаю запах, который исходит от толстовки. И он только дополняет образ Бессонова. Такой же яркий, дерзкий, вызывающий, с нотами грейпфрута и розмарина. Он окутывает меня, проникает глубоко в легкие, обжигая. Но тем не менее запах очень приятный, не отталкивающий.

– Привет, – плюхается рядом со мной Ника. – Вот ливануло, да? О, а что это на тебе? Это же мужская толстовка. Колись, с кем уже мутки? – играет она бровями и улыбается.

– Конечно ни с кем, – задыхаюсь от возмущения. – Просто я промокла.

– И? Кто дал тебе толстовку? Кто этот таинственный ухажер?

– Опачки, как интересно, – подсаживается рядышком Диана. – Говорят, ты девочка-паинька. Врут? Уже на второй день с кем-то тусишь.

Вот же пристали. Какая им вообще разница? Молчу, стараюсь не обращать внимания. Им надоест, станет скучно и они отстанут. Проходили уже. Главное не вступать в диалог.

– Ну и ладно, по-любому какой-нибудь задрот, – фыркает Диана своей подружке Рите Павловой. – Другого у нашей святоши все равно не будет.

– Да кому она сдалась такая стремная, – поддакивает Павлова.

И эти туда же, уже подхватили. Ну, Осипов, язык, как помело. Думала, что это прозвище забудется вместе со школой, так теперь и здесь так называют. На этом фоне прозвище от Бессонова “бледная” уже кажется практически безобидным.

– Хотя… я бы не сказала, что задрот, – с прищуром смотрит на меня Рита. Трогает толстовку, разглядывая. – Вещица дорогая, фирменная, знакомая. И, кажется, я даже подозреваю, чья она. Но такого просто быть не может.

Боже, да какая вам разница, чья на мне кофта? Господи, пожалуйста, пусть они все от меня отстанут!

В этот момент в аудиторию толпой вваливаются парни. Бессонов сразу бросает взгляд в нашу сторону. Вот, блин, еще и сюда идет. Обязательно именно по этому проходу нужно пройти? Сейчас посыпятся новые подколы.

– Павлова, руки убери, и не трогай то, что тебе не разрешали, – так и фонит от него агрессией.

Я же не решаюсь поднять на него взгляд. Главное, чтобы он сейчас при всех не заставил меня вернуть ему толстовку, моя блузка еще не высохла до конца. Но нет, он просто проходит мимо и садится на последний ряд. И все? Обошлось даже без обзывательств?

После его слов от меня словно ветром сдувает всех, кроме Ники. Та только ошарашенно, смотрит на меня.

– И что это было? Ты правда в одежде Бессонова? – любопытничает. Делает хитрую, как у лисицы, мордашку.

– Боже, да что в этом такого? – нет, я конечно, понимаю, что это не есть хорошо, но это же просто помощь. – Он просто одолжил мне свою толстовку, потому что я промокла. Здесь нет никакого подтекста.

– Есь, ты серьезно? У Бессонова ничего не бывает просто, кроме секса. И все это знают. Вот девчонки и удивились. И если честно, я тоже.

У меня сразу появляется желание снять с себя его вещь и вернуть, как можно скорее. Просто чтобы не думать обо всем этом. Не быть объектом обсуждений. И чтобы от меня отстали и больше не смотрели с презрением, как сейчас смотрят Рита и Диана. И еще добрая половина всей женской части аудитории, которая с первого дня вешается на этих самых спортсменов. А еще мне кажется, что мою спину снова жжет от пристального взгляда одного из них. Но оборачиваться и проверять я больше не буду.

Хорошо, что мы не в одной группе с Бессоновым учимся, иначе я не знаю, как бы проходили семинары. Я не могу из-за него сосредоточиться. Чувствую себя неловко, постоянно мысленно отвлекаюсь, сбиваюсь, теряю сосредоточенность. Наверное, это из-за непривычного запаха, которым я теперь дышу.

После пар выхожу во двор и глазами ищу машину Бессонова, но не нахожу. И что мне делать? Возвращаться домой в одежде чужого парня мне категорически нельзя, родители будут ругать, мягко сказать. А Бессонова нигде не видать, как и его компашки.

Стою возле ворот еще минут пять и в итоге топаю домой. Чтобы не мерзнуть, снимаю толстовку только подходя к дому, за углом. Набрасываю ее на плечи. В подъезде и вовсе придется засунуть ее в рюкзак. И только я поворачиваю к своему дому, как торможу, словно вкопанная, чуть не уронив кофту на землю. Возле моего подъезда стоит машина Бессонова. Что он тут делает?

– Эй, бледная, чего застыла, я, между прочим, тебя жду.

Тяжело сглатываю. Подхожу ближе и оглядываюсь. Боюсь, что нас мои родители увидят. Папиной машины нет, значит, он еще не приехал. Поэтому нужно торопиться, иначе у него возникнет много вопросов.

– Спасибо, ты меня выручил, – сразу же протягиваю толстовку Роме.

Но он зачем-то наклоняется и ведет носом рядом с моей шеей. Вздрагиваю. Ошалело таращусь на него? Что он себе позволяет?

– Ты пахнешь мной, – отстраняется, довольно улыбаясь.

А у меня все тело покрывается мурашками. Кажется, что озноб пробегает. Наверное это из-за порыва ветра просто. Нервно сглатываю и настойчивее протягиваю ему кофту.

– Возьми, пожалуйста.

– Хочешь покатаемся? – не спешит забирать свою вещь.

– Нет, мне домой пора, – говорю, а сама даже в глаза ему не смотрю, куда-то в районе подбородка. – Еще раз спасибо.

– Ну, спасибо с губ не слижешь. Отблагодаришь? – нагло заявляет.

– Что? – округляю глаза и, сделав шаг назад, с возмущением встречаю его взгляд.

– Да чего ты так шугаешься, это же просто поцелуй. Благодарственный поцелуй. Можно даже в щеку, для начала.

Вот же наглец! Поражаюсь, как можно быть таким. И вот после такого пусть Лида мне скажет, что выбор жениха отцом, это плохо. А кто-то ведь добровольно встречается с этим Бессоновым, ужас.

Он делает шаг ближе. Чувствую, как у меня учащается сердцебиение. А спасительной мятой от запястья уже практически не пахнет. Не знаю, бледнею я в этот момент, или краснею, но я просто сую ему в руки его толстовку и бегу к подъезду со всех ног.

– Да стой, ты, бледная, я же пошутил, – глухо смеется он.

Останавливаюсь, вспомнив, что оставила в кармане свое любимое зеркальце.

– Так-то лучше. Чего ты такая дикая? Я вообще-то не кусаюсь.

Глава 6

(Роман)

Есения останавливается и явно хочет вернуться. Я даже успеваю обрадоваться, что лед недотроги тронулся, но она вдруг чего-то пугается и снова срывается с места, пулей влетает в подъезд. Так не пойдет, я не привык проигрывать.

Рядом тормозит неприглядная серая тачка. Из нее выходит старпер и топает в тот же подъезд. Такой же бледный, еще и седой. Его она испугалась? Отец что ли?

Уже собираюсь уезжать, как вижу старого знакомого с разбитым носом.

– О, Колян. А ну топай сюда.

– Че ты опять здесь трешься? Свалил отсюда, – обиженно гундосит. Не понял, мало что ли я ему нос поправил? – Или ты проблем хочешь? Скажи лучше спасибо, что у тебя их еще нет. А вот если не свалишь, появятся.

– Ты мне что ли угрожаешь? И что ты сделаешь? – усмехаюсь. – Друзьям своим пожалуешься? Мне похрен, можешь хоть самому Зеленцову нажаловаться.

Зеленцов это их покровитель, если так можно выразиться. Собрал возле себя отбитых на всю голову и через них дурь толкает. А те и рады стараться, некоторые еще и жопу ему нализывают за то, что он якобы им помогает с баблом и крышей. Отморозки конченные, короче. А Колян с ними тоже походу из-за бабок, у него родаки алконавты вроде. Но вот подробностей, толкает ли он дурь, не знаю, утверждать не буду.

– Че надо? – все же подходит.

– Ты в этом подъезде живешь? – киваю на железную дверь.

– Ну допустим.

– Светловы че из себя представляют?

– Не лез бы ты к ней, – сразу чухает, зачем интересуюсь.

– Я не спрашивал, куда мне лезть, Коля.

– Сектанты они. Вон в ту церковь по воскресеньям ходят. – отвечает, а сам нервно оглядывается по сторонам. – Там батюшка повернутый, всех на путь праведный направляет. А че?

– Да так, из любопытства интересуюсь.

Фига се, значит, Осипов правду сказал. Капец, блин. Хотя, она не особо похожа на сдвинутую по фазе. Показалась мне даже прикольной.

– Но ты здесь больше не появляйся. Это я тебя просто предупреждаю. В следующий раз нарвешься на кого-нибудь из наших, мало не покажется. Они волчат терпеть не могут, сам знаешь.

– Мне похрен, Дудин. Я никого не боюсь. Ни ваших, ни наших.

– Как знаешь, – хмыкает он и уходит.

Волчатами это нас так называют, тех, кого рядом с собой Волков собрал. Но у нас все пацаны толковые. Кто в сервисе работает, кто так, по мелким поручениям Волкова, кто посерьезней и постарше – в транспортной. Да, наши тоже не подарок, но откровенной херней не страдают, под себя подмять никого не стремятся, дурь не толкают и молодняк не прессуют, в отличии от плешивой зелени. Которых только за то что они под Зеленцовым ходят, пиздить можно. Поэтому, когда мы пересекаемся где-нибудь в клубах, барах, на треках, без драк редко обходится.

Вечером причаливаю к “Неону”. Сегодня наших немного, за одним столиком умещаются. Подруливаю к ним.

– Бес, опаздываешь, давай штрафную, – тут же в мою сторону скользит по столу стакан с вискарем.

Опрокидываю залпом. Заваливаюсь на диванчик и кайфую. Ко мне сразу прилипают две соски, чтобы я их потискал. Но я сбрасываю их с колен, увидев Данчика.

– Какие люди, Красава! – смачно хлопаем ладонями и обнимаемся.

Даниил Красавин хоть и не из Волковских, но пацан четкий, мы с ним еще со школьной скамьи дружим.

– Ты че такой груженый, братка? – хлопаю его по плечу, заметив его недовольную физиономию.

– Да так, – отмахивается, – родаки прессуют.

– Давай тогда оттянемся, покуражим.

– Ром, мне бы с вашим Волковым побазарить.

– Нахрена? – туплю на него взгляд.

Красавин из обеспеченной семьи, родился с золотой ложкой во рту. Да, иногда чудит, бывает и по-крупному, но под родаков прогибается. Это норм. Он единственный наследник Красавиных, вот они и трясутся над ним, над его репутацией. А мне вот прогибаться уже не перед кем.

Волков не в счет.

Я, конечно, благодарен ему, что он тогда взял нас с Яриком под опеку, но свои претензии тоже имеются.

– Без подробностей пока. Ну так что, поможешь?

– Ну раз так надо, – киваю.

– Спасибо, бро. Так что там насчет “оттянемся”? – улыбается Данчик.

Понеслась.

Тусим не по-детски, заливаем все, что горит, качаем клубешник. Только Данчик какую-то пургу гонит про свою мамзель с обложки плейбоя. Вообще не пойму, какого он так парится. Вроде нормальная с виду телка. Ну да похер, пусть сам со своими бабами разбирается.

Отвлекшись на базар с пацанами, выпускаю Даника из виду буквально на пару минут. А когда у бара кто-то начинает нехило толкаться, подруливаю туда.

– Красавчик, тормози, – одергиваю друга за плечо, но тот даже не реагирует. Вмазывает какому-то челику в табло.