Волчий пастырь

– Слушай, дед, а что это за река?

– Хыть, ясень пень – Днепр, – буркнул Лука.

– А ты чего такой, дед? – поинтересовался я.

– Печаль обуевает меня, – уж больно как-то жалостливо ответил дедок.

– Что-то случилось? – подозреваю, что Лука что-то задумал.

– Нет, – равнодушно ответил он. – Но чую случится.

– Давай, дед, выкладывай, – усмехнулся я. – Чего ты там учуял?

Дед помялся чуток, пошмыгал, выложил:

– Чую я, недалече постигнет тебя кара.

– От кого, – удивился я.

– От кого, от кого, – возмущенно пробубнил Лука. – От батюшки тваво…

– Так я ж не… постой, – насторожился я, – так ты моих родителей знаешь?

– Хыть, дуб дубной, – качнул головой дедок. – Тьфу ты… – Лука повел глазами. – Перун ноньча тебе отец и токмо, – выразительно уставившись на меня закончил дед.

– Так в чём моя вина? – чуть не ляпнул – боярин. «Где-то я это слышал в прошлой, в смысле, будущей… блииин! Лучше не думать пока об этом».

– А честь выказать? – начал отчитывать Лука. – Вот! – затряс рукой дед. – Воинское ученье ты постигашь, а ты чуешь, что Перун – главный заступник и поборник в ратном деле?

– Да от куда ж мне знать? – я усмехнулся, ну, давай дед, заливай.

– То-то! Волю отца надобно узрить, – Лука указал на мою руку. – Вон, знак евойный имеется…

– Это ты про перстень?

– А что от тебя треба – так и не чуешь.

– Да эта… случайно всё вышло, – я посмотрел на золотую шестеренку на пальце.

– Да ты ведашь сколько этой вещице лет?

– Нет.

– А ей… – тут дед задумался. – Древняя, это ж… ещё кады княгине Ольге дарствовали сваты древлянские, а это знашь кады было.

– Нет.

– От! – удовлетворенно кивнул Лука. – Так давно, шо никто и не помнит. О как давно!

– В каком году-то, хоть, помнишь?

– Ну, – дед почесал затылок, – не уродился ещё я точно.

– И как же мне его волю узнать?

– Не ведомо, – выразительно зашептал Лука. – Люди отвернулись от веры, мнят себя, чуть ли, не наместниками богов на земле, а то и богами вовсе, се чревато.

– Так по-твоему я, вообще, его сын, дед, – усмехнулся я.

– Хыть, ты истинный, ты настоящий, – с напором сказал Лука.

– Вот только мессию из меня делать не надо, мне бы вспомнить, как вообще здесь оказался, – грустно сказал я, а сам искоса глянул на дедка – какая у него роль во всей этой игре?

Шли по-прежнему ходко, начало заметно темнеть и холодать. Местность нисколечко не менялась, оставаясь всё той же древней, дремучей, я бы сказал – первозданной, несовременной, ну хоть что-нибудь из двадцать первого века, ну хоть какой-нибудь прокол, хотя бы прокольчик. Стопэ! Один прокольчик есть – это «газу» Ворона, и за эту ниточку мы ещё потянем, а пока нужно поискать ещё какие-нибудь ниточки. И куда они меня, все-таки, завезли? В Тайгу что ли?

– Слушай, Лука! Ну а как же мне узнать, ну, что Перун от меня хочет? – спросил я у деда, может он взболтнёт что-нибудь лишнее.

– Хыть, – откликнулся дед, глядя задумчиво на реку, – следи за знаками, подмечай странное и необычное.

– Блин! Дед! Да тут всё необычное! – возмутился я. – Да ты сам весь необычный. Может пора заканчивать этот спектакль?! Для чего весь балаган?! Давай! Колись! На фига вы всё это устроили? – Лука удивлённо уставился на меня, пытаясь что-то сказать, делая губы то трубочкой, то сжимая их в задумчивости.

– Хыть! Так… это… мне-то откель знать? – дед пожал плечами.

– Что, тебя в тёмную используют? – я внимательно посмотрел на Луку. – Ладно, главный кто тут у вас?

– Хыть… так Ворон же… – дедок вытянул руку в сторону кормы.

– Ворон… ладно, а сам-то местный? – продолжал я допытывать Луку, вдруг проболтается.

– Не, с Берестье я, из ятвягов. То говорил же.

– А где это? – я прищурившись смотрел на деда.

– Волынское княжество, от.

– А Волынское княжество где? – продолжил я, не давая времени Луке на обдумывание.

– Хыть! Так… в Волынском княжестве, – сказал Лука, совсем растерявшись от такого вопроса.

– Ну, я имею ввиду – область какая, там, район? – я продолжал внимательно следить за реакцией Луки.

– Ну… – дед почесал затылок, – знаю токмо, шо оно соседствует с Киевским.

– Так, ладно. А мы сейчас где? – спросил я.

– Из Киевского княжества ступаем в Смоленское… – отозвался дед.

– Так, хорошо! А Москва где, в какой стороне?! – спросил я с напором.

Лука призадумался, глянув в сторонку:

– Дык… не ведаю.

– Хорошо, я зайду с другой стороны. Где у нас сейчас столица?

– Сто… лица, – дед насупился. – Что сие означает?

– Дед! Ты издеваешься?! – воскликнул я, эмоционально, дед чуть отшатнулся. Я выдохнул, пытаясь успокоиться. – Скажи мне, честно. Где мы сейчас? Только не ври мне.

– Хыть! Так ужо в Смоленскую епархию вступаем.

Тут почувствовался толчок – за разговорами я и не заметили, как уже приплыли. Все повалили на берег, перетаскивая пожитки, оружие и припасы. Лука, не дожидаясь приглашения, рванул с места на выгрузку, я только успел схватить его за край рубахи, но не удержал, и завалился на бок. Я встал, зло посмотрел по сторонам – кого бы ещё допросить, но придётся оставить на потом – все были заняты высадкой на берег.

– Ничего не оставлять, – сказал нам Ворон. – Уходят ладьи, дальше ходом своим.

Ну, собственно, особо ничего у нас и не было, кроме одежды и, вот, железяки, которую Ворон дал для тренировки. А поскольку делать было нечего, помощи никто не просил, то мы просто сидели и ждали. Темно было, как в погребе – пасмурная погода стояла все дни. Тучи закрыли собой и звёзды, и луну, взирая с высоты птичьего полета на копошение людишек, которым дома от чего-то не сиделось.

Подошёл Тихомир, позвал с собой. Подошли к группе людей, всё те же действующие лица: Ворон, Шатун, Мороз, Баламут и ещё двое не известных до сих пор мне людей.

– Так, Мороз! – сказал Ворон. – Смотрящие мои, стеречь – твои. С свитанием двигаемся на место, указанное Лукой… где Лука? Вот Лука, – найдя дедка указал не него рукой. – Ведь найдёшь ты, Лука?

– Лучше тебе найти, – отозвался Баламут.

– Вопросы есть? – спросил Ворон. – Тогда спать, – и все, как по команде, начали расходиться.

– Стойте, стойте, – испугался я. – А где спать-то?

– А где хочешь, там и спи, – ответил Баламут.

– Как, прям так что-ли?

– То лях, – ощерился Баламут. – В теремах жить любо, а на земле ему худо.

Но последние слова его прозвучали уже где-то в темноте, так как все разошлись, не задерживаясь на разговоры.

– Блииин! Обсерил Тузик грелку.

Я пощупал левый локоть, кто-то сзади хлопнул меня по плечу.

– А, – крикнул я с испугу.

– Не кричи.

Я повернулся – это был Ворон.

– Держись меня ты, – Ворон развернулся и пошёл, я вслед за ним.

Мы подошли к месту, где в повалочку уже лежало несколько человек.

– Вон, к Луке ложись, – показал рукой Ворон на лежащего человека.

Старый пень уже вовсю дрых, видать ко всему привычный. Я устроился рядышком, не очень веря в то, что удастся заснуть, но то ли напряженность дня, то ли слабость организма – сказались, и не успев толком пожаловаться, как же неудобно спать на земле, тут же провалился в сон.

Глава 4

– А… – но мне тут же закрыли рот рукой.

– Не кричи ты, – сказал Ворон. – Газу.

Было по-прежнему темно, дико хотелось спать. Народ просыпался, поправлял амуницию, собирал вещички.

– А чего так рано-то? – возмутился я, еле разлепив глаза.

Но на меня никто не обращал внимания. Лука стоял, зябко поёживаясь. Да, прохладно, сыро. Я стал подниматься и чуть не застонал – каждое движение вызывало дикую боль в мышцах и жилах, желание куда-то идти резко пропало.

– При ходьбе согреешься ты и полегчает, – сказал Ворон.

– Не буду, – ответил я и уставился в землю.

– Не понял я! – удивился Ворон.

– Не пойду, не хочу, – ещё больше насупился я. – Надоело все, домой хочу.

– Не разумный ты, – спокойно подытожил Ворон.

Но не успел я подумать, что бы ещё такое пакостное сказать, как тут же взлетел вверх и заболтал, в прямом смысле слова, ногами в воздухе.

– Вот ты щас чё сказать? – прошептал мне в ухо Шатун.

А это был Шатун. Кто же ещё мог человека, вот так, запросто, за шкирку вздернуть на воздух.

– Ницео, – прохрипел я.

Рубаха впилась в горло, дышать было нечем. Ноги судорожно искали опору, руки шарили за что бы зацепиться.

– Ты с нами ходить?

– Хоить, хоить…

– Тогда ходить, – и поставил меня на землю.

И не обращая на меня больше никакого внимания зашагал прочь. Лука посмотрел на меня, воздел очи к небу, цокнул, и пошёл вслед за воинами. Про мышечную боль я, естественно, резко забыл – теперь болела шея.

Шли мы, практически, молча: воины в полной амуниции, что называется, помощники или слуги, я ещё не выяснил, как их тут называют, несли незамысловатый скарб – вещички, да провиант на несколько дней. Ворон, как и положено начальнику, выглядел круче всех – полностью черный, как ниндзя – меч в чёрных ножнах, рукоять обмотана чёрной кожей. Мороз, в данном случае, начальник поменьше, но экипирован тот был в богатый красивый доспех, ни дать, ни взять – русский витязь, сошедший с картин какого-нибудь именитого художника. Шатун, натянул на себя всякой брони побольше, да покрепче, а там – полтонны больше, полтонны меньше – «медведю» до фонаря, тем более ещё ни один не встретился. Щит и булава при нём, как и положено, нечеловеческих размеров. Ну а Баламут… а баламут он и есть. Остальные кто во что горазд, на сколько хватило фантазии и денег.

К Ворону иногда подбегали люди, что-то шептали и убегали. Один раз подходил Тихомир, один раз – Баламут. Тьфу! Ходят всякие тут.

А так, в общем-то, больше ничего не происходило. Лес сменялся полем, поле – лесом. Лука собирал всякие ягодки и делился со мной, что было весьма кстати.

Стало заметно светлее. Шея перестала болеть, потому что теперь у меня от ходьбы болели ноги и спина. А вскоре стало жарко и хотелось пить, но пить мне давал Ворон и только тогда, когда он посчитает нужным.

Тучи немного рассеялись, солнце наступало по всему фронту. Щебетали птички, прыгали кузнечики. Было тихо и спокойно, но наш отряд шёл, как и с самого начала, в броне и при оружии, готовым отразить любую атаку ворогов.

Сделали привал в поле: перекусили, передохнули, попили водички. Я прилёг – все тело болело нещадно. По команде Ворона двинулись дальше. На этот раз я решил не возникать – от пристального взгляда Шатуна активизировалась воля к победе и преодолению трудностей.

Опять леса сменялись полями, сил идти у меня было всё меньше и меньше, и это, несмотря на то, что я шёл налегке, ну, не считая вороновской железяки, тогда как остальные шагали в броне и при оружии, а это от пяти до пятнадцати кило точно, да ещё пожитки разные. Блин! Вот марш-броска мне меньше всего хотелось. Шли молча, сосредоточенно, в таком же порядке: бойцы Ворона в разведке с постоянным докладом, а люди Мороза отвечали за охрану нашего, так сказать, каравана, и если что, то должны первыми вступить в схватку с неприятелем, если таковой нарисуется.

Хотя, чего жаловаться: живой, рука стремительно заживала, правда теперь чесалась невыносимо, но зато пальцы сжимались и разжимались хорошо. Только штука на указательном пальце мешалась, но даже притронуться к ней я боялся – по ощущению она впаялась прям в кожу, а то и в мясо. И всё же было не спокойно на душе, становилось тревожно, да что там – я был на грани истерики, потому что шёл третий день, а признаков цивилизации я так и не встретил. Все, кто нам попадался ничем не отличались от того, древнего, времени, зацепиться вообще было не за что. Да и по законам жанра розыгрыш слишком затянулся, он давно должен был закончиться, да и кто я такой, чтоб меня так разыгрывать, тратить столько сил, денег, ведь это ж всё немаленьких денег стоит. И вот тут выяснялась ещё одна проблема – память не возвращалась, от слова совсем. Единственное, что меня удерживало от паники, так это «газу» Ворона. Даже понимая, что это маленькое утешение, разум вцепился в эту «газу», как за последнюю соломинку, хоть за что-то, хоть что-то знакомое и понятное в этом диком мире, варварском мире, хоть что-то, что не дает сойти с ума окончательно.

Вдруг все остановились – вышли на какую-то проселочною дорогу. Я тут же плюхнулся на траву и растянулся во весь рост и не я один. Я усмехнулся. Остались стоять: Ворон, Мороз и их ближники.

– Лука, – позвал Ворон. – По этой дороге из Суздаля бежал ты?

– Хыть, по ней, а там мы нашли Перуныча, нагого и без чуйств.

– Газу.

– Блииина… – больше про себя, чем вслух простонал я.

Но поднялся, и мы углубились в лес, куда указал Лука.

Тучки снова набежали и закрыли солнце. В лесу было сыро и прохладно, что подействовало на меня освежающе. Двигались всё также в полной тишине, дед Лука всё также собирал ягодки.

Я уж было подумал, что дед чего-нибудь напутал, но тут мы вышли на небольшую полянку и мне вспомнилось слово – капище. Именно это слово больше всего подходило к тому, что мы увидели: небольшая поляна, поросшая травой да бурьяном, с разбросанными камнями и деревянным идолом по середине, высотой около трёх метров. Потемневший от времени, рассохшийся с обугленной верхушкой, расщепленной на метр.

– Лука! – позвал Ворон. – Здесь нашёл ты?

– Тута, – дедок направил ладони на идола. – Оно пылало, яко в бездне.

– Такому отродью здесь только и место, – усмехнулся Баламут, глядя на меня.

– А Перуныч был где? – спросил Ворон.

– А Перуныч прямо тута и лежал, где ты стояшь.

– Угу, – посмотрел под ноги Ворон, посмотрел на меня. – Припоминаешь что-нибудь ты?

– Не а, – я пощупал левый локоть, подумал. – Пока нет, но, может, надо осмотреться здесь, поискать какие-нибудь улики?

– А кохля тебе на кой? – заржал Баламут, – ты чё их жрать собрался?

Я недоуменно посмотрел на Ворона.

– Зачем улитки тебе? – спросил Ворон, тоже недоумевающе глядя на меня.

– Блииин! Какие улитки, – опешил я. – Это вещьдо… блиииин, ну, вещи, которые могли оставить те, кто меня сюда притащил.

– Ай, ну извиняйте, – сказал Баламут, разведя руки чуть в стороны, – мы по-польски не разумеем.

– Так учи, – сказал я. – Пригодится, когда польским панам будешь портки стирать.

– Ты чё сказал, пагниль?! – дернулся ко мне Баламут, хватаясь за нож. Ухмылка с его лица в миг слетела, как листья от ветра, появился звериный оскал.

– Где стоишь, там и стой, – спокойно сказал Ворон.

Этого было достаточно, чтобы тот остановился, поджав губы и сузив глаза.

Мороз, до того стоявший не шелохнувшись, словно ледяная глыба, качнулся и подошёл к Ворону:

– Зачем за него впрягаешься, – кивок в мою сторону. – Пускай сам ответ держит.

– Он нужен нам, – всё также спокойно ответил Ворон, но пальцы его рук слегка согнулись, ноги чуть раздвинулись. Всё это сделано было так быстро, что мало кто заметил, только Шатун, стоявший за спиной Ворона качнулся чуть в сторону. – Для дела. Аль забыл?

– Так делом давай и займёмся.

– Давай, – согласился Ворон и посмотрел на меня. – Так что там с вещами?

– Ну… – выдохнул я, почесался, – надо здесь всё прочесать и в округе посмотреть… может… кто-нибудь что-нибудь обронил… и узнаем чьё это… вещь.

– Добре, – кивнул Ворон. – Тихомир! Делаем стоянку здесь. Мороз! Твои люди ищут в лесу, мои – схрон, если есть он.

– Так что искать-то? – раздраженно спросил Мороз.

– Всё, что человек оставить может, – сказал Ворон. – И сюда несём, разберёмся здесь.

Мороз пошёл отдавать распоряжение своим людям. Тихомир подогнал к Ворону несколько человек.

– Что делать, мастер? – спросил один из них.

– Мечами тыкаем землю. Где мягко – копаем, все чудное показываем, вон, – Ворон указал рукой на меня, – Перунычу.

Воины бурча принялись за дело.

– Друже, ты! – Ворон положил руку на плечо Шатуна. – Пройдись, приглядись, может кто следы оставил, да зарубки всякие.

– Сделать, – кивнул медведь и поковылял в лес.

– Да, найти трудно будет, – посетовал Ворон. – Какая вон темень.

Тучи, и вправду, уже успели нависнуть над нами, толкаясь, спеша занять лучшие места, чтобы достать нас наверняка. А вот и дождик.

Вскоре стали приносить всякие вещички, в основном разный хлам. Да, люди здесь бывали и не раз, но определить что-то конкретное было невозможно. Шатун тоже ничего не обнаружил, так что, когда совсем стемнело поиски прекратились. Копатели ничего не накопали, только всякое барахло. Единственно, что я из всего этого оставил, и то, чтоб было хоть что-то, лишь какую-то безделушку – не то серьга, не то кулон овальной формы. Из какого металла было не разобрать, но, вроде как, не из золота. По всему видать лежала здесь давно.

Лагерь решили разбить здесь, от дождя прятаться в лесу сподручнее, да и навесы соорудить легче. То тут то там разгорались костерки, готовилась еда.

Поскольку меня никто никуда не звал, я решил, что надо разыскать Ворона, к тому же он сам просил от него не отставать. Только вот где искать, блин, непонятно, как они лихо разбежались – лишь бы только не работать. Что ж, делать нечего – стал ходить от навеса к навесу, от костерка к костерку.

Нашёл я его под двумя раскидистыми дубами, навеса не делали – густые ветки хорошо защищали от дождя, что даже костер горел ровно и Малуша на нём уже что-то варганила. Шатун и Тихомир занимались своими делами, дед Лука, свернувшись колачиком, дремал.

– Путное что? – спросил Ворон. Он точил свой топор-кирку, прислонившись спиной к дереву.

– Да ерунда всякая, – подсев к нему сказал я. – Только вот эта безделушка, – я показал ему серьгу.

– Думай сам ты.

– Ну, пока не понять, надо почистить, вещь не кустарная, может печать изготовителя найдется.

– Хыть, по чем знашь? – садясь и позёвывая спросил Лука.

– А вот ушко, не продырявлено, а литое, а для этого оборудование специальное надо, да умение, а у каждого своё, да каждый…

– Ясень пень, орудование нужно умелое, но как ты сыщешь того мастера…

– Всяко семечко свое времечко, – сказал Ворон. – День прошёл, а не на аршин не продвинулись мы. Делать будешь что ты?

– Блииин! Ну почему я то?

– Ну кто, а? Все человеки эти – я знаю, они свои, привычные, – Ворон повертел головой. – Из ниоткуда появился ты, кто – не ведаешь ты, даже сам ты. Всё блины просишь, хотя знаешь ты – никто их не принесёт…

– Да, бли…

– Все побаиваются тебя, – Ворон придвинулся чуть ближе, – ты какой-то… другой.

– Другой! – удивился я. – Что значит другой?

– Ну… – Ворон посмотрел из стороны в сторону, – чуждый, сторонний.

– Можно подумать вы свои в доску, – злорадно заметил я. – Да бояться-то чего? – признаться, меня это, почему-то, порадовало.

– Хыть, – встрял Лука. – Молнии по людям за зря не бьють, а тут аж два раза.

– И ходишь, как ни в чём не бывало ты, – подытожил Ворон.

– Подумаешь, – пожал я плечами, – случайно вышло.

– Хыть, каковы веки, таковы и человеки, в случай не верють – люд дремучий, как вон те тучи, – Лука поднял голову, с неба, по-прежнему, сыпал дождь, шуршали листья деревьев, словно они перешептывались о накопившемся за день.

«Эх, а если бы листья ещё и светились… а если бы мы были синие у нас были хвосты, да косы, то было бы как в «Аватаре». Я улыбнулся, представляя себе эту картину… так стопэ! Что за аватар такой… аватар, аватар… что-то знакомое, что-то знакомое… что это значит? Ладно, хоть что-то всплывает».

Я посмотрел на боевой топор Ворона, который он только сейчас прекратил точить – чёрный, целиком из стали. Узор с серебряными жилками покрывал всю рукоять, которая заканчивалась головой слона с серебряными глазками и хоботом, и все это изящно превращалось в лезвие. Из обуха, то бишь из головы слона, вырастал четырёхгранный клюв длиною с ладонь.

– Классный томагавк, – сказал я.

– Клевец это, ну или чекан, как кому, – поправил Ворон, нежно положив его рядом с собой.

– Дорогая штука, где взял?

– Купец привез из Индии знакомый, – ответил он. – Как дар мне. Молодой был охранял с товаром его, жизни много спасал ему.

– Богатый купец!

– Да, богатый, – согласился Ворон. – И знатный.

– А к княгине в услужение как попал?

– Знатный сказал я, – Ворон посмотрел на меня как на тупицу. – К великому князю хожь, там Ирина и заприметила меня.

К Ворону подскочил какой-то воин. Он встал, и они растворились в темноте. Ночь ли, день ли, а обязанностей с него никто не снимал. Шатун и Лука разделавшись с едой сразу без лишних слов завалились спать.

– Един слог, вечер на утро – думать не трудно. Пора почивать, – сказал Ворон вернувшись, и приготовился на боковую.

Я встал, зевнул:

– Да, пора, отолью только.

Продвигаясь по лесу главное было на кого-нибудь не наступить – не все разлеглись под навесами, предпочитая раскидистые деревья.

– Дальше не ходи.

– Ааа… – вскрикнув я скаканул в сторону от появившегося силуэта.

– Тут нужду справляй.

– Блиии…, тьфу ты блин… да что ж такое-то,– сердце ухало молотом по наковальне. Про охрану, что несли люди Мороза, я то и забыл. – Предупреждать надо, так и кондратия поймать можно. – Я немного отдышался. – А откуда знаешь, что по нужде?

– Дык! Тут кустов обильно, – ответил силуэт, – ты не один такой, тока нужда у каждого своя.

– Ну да, ну да, ты это… – я пощупал левый локоть, – в следующий раз предупреждай, а то и обсерить грелку вместо Тузика можно.

Сделав дело двинулся обратно, только теперь другая возникла проблема – найти путь назад.

Пришлось поплутать. Ветки еловые, ветки дубовые, костры разные, наткнулся на Баламута – вот чью рожу меньше всего видеть охота. Довольный, улыбается, чуть ли не облизывается, идёт, штанину поправляет. То же решил перед сном облегчиться, только чего такой довольный-то? Чуть на деваху не наступил. Молоденькая совсем, шмыгнула носом, закуталась, ножки под подол спрятала. Чего тут сидит, к костру не идёт? Ночью холодно… да где ж ты Ворон мой ненаглядный? И Баламут этот… она плакала что ли… словно стыдилась чего… а Баламут чего такой довольный.

Я остановился, потрогал левый локоть:

– Неужели он её… да не… не может быть.

Двинулся дальше, увидев огромный шевелящийся валун, понял, что это Шатун и направился туда.

Лег, сел – мысли о девчонке не давали покоя. Да не… странная она какая-то. Хотя, кто их тут знает, как они с холопами обращаются… и Баламут странный… или все-таки, но как такое возможно… она такая несчастная… Баламут – скотина, сволочь… и как же меня всё это достало.

Я вскочил, пошёл обратно, энергично переступая через людей, вещи. Он где-то тут не далеко… скотина… сволочь…. Зубы сжались от злости. Бедная… девчонка же совсем… а вот ты где….

Баламут лежал на боку с той же довольной ухмылкой. Я остановился в нерешительности.

– Ты… гад… – пнул его по ноге. Баламут не пошевелился. – Вставай скотина, – уже громче и пинок посильнее.

Он открыл глаза, посмотрел на меня.

– Гад… вставай давай… – и пнул его ещё сильнее.

Я моргнуть не успел, как Баламут вскочил, схватив меня одной рукой за шею, а другой рукой воткнул мне нож бы в глаз, не вцепись я двумя руками в эту самую руку с ножом. Кончик ножа остановился, да фиг его знает где он остановился, хотелось кричать, но я не мог и вздохнуть, хватая воздух ртом, инстинктивно пытаясь отклониться от лезвия.

– Ляхов надо резать сразу, но лучше припозднясь, чем отродясь, – Баламут оскалился, ещё сильнее напрягая мышцы.

– Аааа… – заорал я. Левой рукой схватил за запястье правую, просунув под локоть руки с ножом, и надавил всем телом.

– Аааа… – взвыл Баламут согнувшись, крутанулся вокруг своей оси, словно Баба Яга от духа русского, только на цыпочках и лицом вверх.

Обхватив его за шею оставалось, только, её сломать, дёрнув как следует. Вжик – чей-то меч появился у моей головы:

– Отпусти.

Это был Мороз. Меч упирался мне в шею, а взгляд его светлых глаз… брр… я словно покрылся инеем.

Тут в шею Мороза уткнулся ещё чей-то меч, и я, с удивлением, обнаружил вокруг себя людей, а меч держал Ворон.

– Отпусти, – всё тем же ровным тоном произнёс Мороз.

– Да он… гад, – возмутился я. – Да вы… да он знаете, что сделал… он девчонку изнасиловал.

– Спрячь меч ты.

– Ты за кого впрягаешься Ворон, за язычника поганого, – не то спросил, не то подытожил Мороз.

Народа прибывало всё больше: люди Мороза кучковались у него за спиной, а воины Ворона встали полукольцом, готовыми, ежели чего, мгновенно вступить в бой. Шатун стоял посередине, посматривая то на Ворона, то на Мороза, хмурясь и почесывая подбородок.

– Жить кто, умирать кто – решаю здесь я, – спокойно, словно ничего не происходило, сказал Ворон.