Плац. Том 1

Сава скоро оказался на том краю деревни, где располагался дом Сараниных. От того, что задумал, охватила его тревога и одновременно азарт. Воровато озираясь по сторонам, он подошел к заветным воротам. На улице никого. Оно и понятно – сенокос. Даже бабы на сносях и с младенцами выходят на помощь мужикам. Кто сено переворачивает, кто копна метает, а те, которым уж совсем работа в тягость, кашеварят…

Он одернул рубаху, поправил фуражку, повернул массивное железное кольцо и толкнул калитку, одновременно удивившись тому, что она не издала никакого звука. Петли хозяин дома завсегда салом смазывал. У Савы калитка болталась на двух кусках тряпичного ремня и нижним краем упиралась в землю. Поэтому, чтобы её открыть, нужно было сначала приподнять.

Забрехали где-то за домом собаки. На поселении знали, что Петр Ильич заядлый охотник и рыбак. И собаки у него знатные. Тайга и Рябчик шли, как на пушного зверя, будь то белка, рысь, колонок, так и на коз. Выгоняли кабаргу или косулю прямо на пулю.

Он втянул в себя воздух, который вдруг стал какими-то вязким. От волнения получилось это рывками.

– Хозяйка! – крикнул Сава.

Он оглядел двор и нерешительно направился к крыльцу, на всякий случай лишь притворив калитку, но не закрывая на запор. Вдруг какая из собак не привязана? Такую моду местные имеют из-за страха. Ведь кругом тайга глухая, в которой, кроме зверья, и беглого люда навалом. Они даже в целые банды сбиваются, и управы на них никакой нет…

На крыльце появилась Полина.

– Господи! Случилось что? – запричитала она и осенила себя крестом. – Иван Порфирьевич, не молчите!

Только тут до Савы дошло, почему так странно, даже испуганно посмотрел на него встретившийся на пути старик. Лицо, руки и рубашка были в бурых пятнах Гришкиной крови.

– Да нет, – поспешил он успокоить враз побледневшую женщину и объяснил: – Гришку, Дубину, – поправился Сава, – немного поранили… Лошадь с повозкой нужна… Меня Петр Ильич отправил.

Слова давались с трудом. В голове стала тяжестью пульсировать кровь, а руки предательски затряслись. Того гляди, Полина догадается, что он удумал. А может, уже по бабьи учуяла, чего Сава собирается сделать, и тоже не супротив? Отчего-то уверенность в том, что именно сегодня всё и должно произойти, овладела им. Ещё корчма, от которой Дубину развезло, Саве смелости добавляла…

– Что, совсем плох Григорий Васильевич? – допытывалась между тем с тревогой в голосе Полина, по своему обыкновению называя даже мужика по имени-отчеству. Хотя, как его в деревне кличут, знала.

Солнце светило женщине в лицо из-за спины Савы, и она склонила голову так, чтобы оно не мешало ей видеть его. Взгляд исподлобья вдруг показался Саве призывающим к действу.

– Пустяки! – Сава сплюнул, не спеша, приближаясь к крыльцу, и стал рассказывать: – Рана небольшая, но болючая – мочи нет! – Он говорил так, словно не Дубину подранили, а его самого. – Коса – как бритва… Вы бы мне полили водицы, Полина Андреевна? – сменил он вдруг тему. – Чай не жалко?

– Да как вы такое можете говорить, Иван Порфирьевич?! – пристыдила его Полина. – Конечно! С чего я воду должна жалеть?

Женщина исчезла в доме и появилась через минуту с ведром, ковшом и вытиральником.

Сава отошел от крыльца к кусту пересаженной с реки черёмухи, снял фуражку, повесил на высохшую ветку. По-свойски, будто не раз уже Полина Андреевна умываться помогала, стянул через голову рубаху. Выменял он её по весне на станции у одного служивого за серебряные серёжки. Походная, солдатская, серо-зеленого цвета, со стоячим воротником, застёгивающимся у левого плеча, она ладно сидела на нём. Закинул её небрежно на поленницу с дровами для бани. Не смущаясь, стянул мокрое от пота исподнее, в котором косил. Оно уберегало тело мужика от солнца, а в движении спасало от комаров. Нервно улыбнулся, широко расставил ноги и наклонился.

Полина стала лить воду в сложенные пригоршней ладони, исподволь любуясь мускулистым мужским телом. Муж-то её жилист был, но не так красив фигурой, а Сава как Аполлон, каждый мускул играл под бронзовой от загара кожей. Сравнение мужика с античной статуей, гравюру которой, когда-то, стыдясь, разглядывала в какой-то книжке, рассмешило Полину и одновременно тут же навеяло лёгкую грусть. Как давно она гуляла по улицам Санкт-Петербурга, захаживала в музеи и галереи! Мысленно Полина перенеслась на берега Невы. Пред глазами возник образ сестрицы, Натальи… Полина вдруг отчётливо увидела, как бегут они по двору, и улыбнулась своим мыслям… Но взор её вновь прилип к спине батрака. Воспоминания вытеснило вдруг нахлынувшее земное желание, а низ живота потяжелел от наполнивших его бабочек…

«Господи! …Упаси!» – обратилась она к богу мысленно, пытаясь унять похоть…

Между тем, фыркая, Сава умылся до пояса и вытерся.

– Что-то не так? – Он насторожился, когда возвращал ей вытиральник. От внимания мужика не ускользнуло то, как Полина вдруг смутилась и потупилась.

– Всё так, – проговорила она, едва слышно.

Невдомёк ему было, что в тот момент Полина вдруг осознала свою оплошность. Где это видано, чтобы вот так вот не только чужого мужика привечать, так ещё в её статусе помогать ему умываться?! Любуется телом, словно жена, а он ей ровня! От этой мысли Полине даже нехорошо сделалось.

«Что люди скажут, если увидят? – подумала она с тревогой. – А если Пётр узнает?! Хорошо, что забор высокий и глухой!»

– Так, где лошадь? – спросил, между тем Сава.

Злясь на себя, Полина оставила ведро и направилась за дом.

Сава насторожился.

– Собак придержите, Полина Андреевна?! – крикнул он ей вдогонку.

– Они обучены! – успокоила она его, и заверила: – С хозяевами не тронут.

Постройки для скотины и амбар были сделаны на совесть. Курятник, свинарник, коровник и конюшня – в один ряд. Всё из бревен, хорошо подогнанных друг к другу. Ни щелей, ни подпертых дверей. Не было здесь и неубранных куч навоза.

«А ведь одинаково нам денег для поселения дали, – с завистью подумал Сава. – Что ему пятьдесят рублёв на обустройство, что мне. Никак, Полина из Петербурга золотишко привезла. Вот и приторговывают».

Он опустил взгляд на талию шедшей впереди жены бывшего поручика. Одёжи Полины были необычного покроя, не деревенского, но походили на сарафан, приталенный чуть выше тех мест, что у Савы мужицкий аппетит от одного глазенья вызывают. Однако, даже в таком наряде фигура Полины манила своей женственностью, проступавшей сквозь материал.

У Савы дыхание перехватило. Почудился ему тут аромат её тела, отчего воздух в груди стал застревать…

Между тем, Полина ловко сдвинула засов, и открыла одну створку ворот конюшни.

– Заходите! – велела она.

Здесь было не так жарко, хотя воздух казался густым от лошадиного духа. Сонно гудели мухи. Когда глаза привыкли к полумраку, Сава увидел в стойле кобылу и жеребца. В кормушке было несколько охапок свежей травы.

– Знатные у вас лошади, – похвалил он зачем-то и добавил: – Зря их Пётр Ильич на покос не берёт, там им раздолье.

Говорил он от волнения громче обычного, словно Полина на ухо тугая была. Понимал это, но не получалось у него успокоиться.

– Зорька должна ожеребиться, – объяснила ничего не подозревающая Полина и одёрнула с боков платье. – Я для вас обед на Сером отвожу…

– Чего вы сами, Полина Андреевна, меня по конюшням водите? – задал самый волнующий вопрос Сава. – Небось Дунька, помощница ваша, баклуши бьёт?

– Отпустила я её, как обед отвезли, – объявила она, отчего Сава облегчённо перевёл дух. – До завтра. Пётр Ильич меня за это ругать будет… Но мне не в тягость с делами домашними управляться…

– Так сын у вас уже мужик! – продолжал Сава перечислять всех по порядку, кто помешать задуманному мог.

– На речке с сестрицей! – радовала она его ответами. – Хотя волнуюсь я. Наставляю, чтобы не заплывал далеко, только никакого толку от этого нет. – Полина махнула рукой. – На деревенскую ребятню ровняться пробует…

Но Сава её уже не слышал.

«Ну же! – мысленно возопил он, подзадоривая себя. – Чего она сделат? Конюшня из бревна сложена, опять же лошади… Кто снаружи разберёт, ежели кричать надумает? А после сама молчать будет… Она ведь не дура… Зачем ей мужа под монастырь? Пётр Ильич ведь прибьёт тогда меня… И её поколотит… Потом снова его на каторгу… Почитай и прошла жизнь. Вот это я Полине Андреевне и скажу, когда всё сделаю», – решился Сава, даже мысленно ещё обращаясь к жене Петра Ильича по имени-отчеству.

Он всем телом развернулся к женщине и качнулся на переставших быть твёрдыми ногах.

– Полина Андреевна! – заговорил Сава. – Я вас за всяко… Тебя…

Голос его враз сделался глухим. Он сделал шаг и взял женщину за талию.

– Что?! – изумилась Полина и застыла с открытым ртом.

Их лица были так близко, что они едва ли не касались носами друг друга. Оторопелый взгляд немигающих глаз Полины растворил остатки разума в Савиной голове, а дурманящий аромат её кожи ожогом прошёл по нутру…

– Люба ты мне! – хрипел Сава, теряя рассудок от близости женщины. Ощущая ладонями сквозь ситец упругий и разгорячённый от дневной суеты стан, он окончательно понял, что не уйдёт отсюда, не сделав то, что задумал. Иначе жизни после не будет, и не простит он себе отказа… Даже если войдёт кто, Сава того прибьёт и продолжит задуманное…

– Да что же вы такое говорите, Иван?! – простонала между тем Полина, и стала взывать к вразумлению: – Да как вам не совестно?! Я мужнина жена… Венчана…

Женщина попыталась вырваться, и вмиг сделалась пунцовой от напряжения. Однако Сава был ловок в обращении с бабами. Он слегка присел, крепко обхватил её двумя руками за бёдра и приподнял. Полина вскрикнула и обняла Саву руками за голову. Она едва не доставала темечком потолка и от страха пригнулась. Уткнувшийся лицом в живот Полины Сава едва удержался на ногах. Не теряя времени даром и не давая женщине опомниться, он перенёс её к куче наваленного в углу сена.

Задыхаясь от негодования и страха, Полина попыталась вырваться из рук потерявшего рассудок мужика, но в этот момент полетела на спину.

– Не смей! – крикнула она обречённо, и поперхнулась от того, что повалилась спиной на сено.

Под весом Савы Полина вскрикнула.

– Люба ты мне! – раз за разом повторял Сава.

– Побойся бога! – молила Полина голосом, полным слёз. – Там ведь Гришка кровью истекает!

– Чего тебе до того Гришки?! – срывался с его губ хрип. – Больше для виду корчился. Я ему только кожу порезал…

Одновременно Сава с необычайным проворством задрал подол и накрыл вожделенный, так доселе его манящий, открывшийся ротик Полины своими губами. Они стукнулись не больно зубами. Извиваясь, барыня поранила щёку Савы. Но это только раззадорило насильника. Его рука шарила по животу женщины. Наконец пальцы ухватили завязку. Ловко и умело, без особых проблем, Сава развязал пояс. Повёл ладонью выше. Освободил плечо и ткнулся в него губами. В тот момент он едва не задохнулся в крике от запаха кожи Полины. Был он особый, внеземной. Душистый, густой, особливый и не такой как у всех исходил от Полины бабий дух. Никак не мог Сава сравнить его ни с чем, даже близко. Только туман набил голову враз, и мысли все из неё улетели.

Всё происходило как во сне. Они сопели, кряхтели, стонали… Полина жарко дышала ему то в ухо, то в шею… Хрустели от напряжения и веса Савы кости женщины. Несколько раз ей всё же удавалось высвободиться. Но она лишь успевала втянуть в себя воздух, как Сава снова наваливался на неё и подминал под себя. Вскоре платье уже лежало рядом, а Полина осталась в рубахе. От стыда она зажмурилась. Прижимая одной рукой женщину крепко к себе, другой Сава лихорадочно освобождал её от последней преграды к телу. Хотя, можно конечно уже и без этих усилий обойтись. Стоит лишь подол задрать. Часто так с девками поступал, когда торопился. Но отчего-то с Полиной не мог обойтись подобным образом, а хотел он её всю увидеть. И нипочём ему мысль о том, что сено колюче, и ранит нежную кожу её. Не думал об этом разгорячённый и доведённый до исступления мужик. Вот и совсем нагая она под ним! Из глотки Савы вырвался животный хрип. Лишь аккуратные, словно точёные из берёзы ножки, обуты в справные башмачки на шнурках. От вида их Сава окончательно голову потерял.

«Да как же такое возможно?! – вопило всё его существо. – Неужто сон такой?!»

Но не сон это был, а явь, самая что ни на есть настоящая. С запахом пота, смешавшегося с ароматом женского тела, сена, конюшни, разогретого дерева и пыли… Ещё немного, и вот он уже добрался до нежно-молочного цвета груди.

«Ох! Какая она у барыни! – восхитился мысленно Сава. – Маленькая, аккурат, как половинка репки! Что одна, что друга! А упружиста кака! Хотя ведь рожала! Упружистей в разы, чем у Таисии, у которой до меня никого не было! Ну а со своей бабой-то и сравнивать нечего. Отвислые и тощие они у неё, как ухи бродячей собаки…»

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Староверы.

2

Самодельное хлебное вино, позже – водка

3

Поздравляю тебя, мой дорогой с днём ангела!

4

Спасибо, дорогая. Удивительно слышать здесь французскую речь!

5

Паровоз.

6

Из двух зол выбирают меньшее.

7

Самогон (до революции) самодельная водка или хлебное вино

8

Чугунка – железная дорога (стар).

9

Александр Ильич Ульянов один из организаторов и руководителей террористической фракции «Народной воли», старший брат Владимира Ильича Ульянова (Ленина), 20 мая 1887 года казнён за подготовку покушения на Александра III