Замок на холме

Мстивой что-то шепнул отцу, но Градимир стоял рядом с ними, поэтому отец только коротко кивнул, а Данке показалось, что видимо Мстивой спрашивает отца про кур, может куница к нему тоже приходила ночью?

– Все, пойдем, – ответил Градимир, – ты, Мстивой, с сыновьями ближе к левой стороне от леса, а ты, Умислав, иди от них на сорок шагов. Тогда твой сын от тебя на десять. Понятно?

Мстивой кивнул в знак согласия, глядя на Градимира из-под бровей. Поднялся и дед Милорад, который сидел на траве, закрыв глаза, и видимо до этого был где-то далеко в своих воспоминаниях, либо придумывал новую сказку.

– Да, раньше начнем, раньше закончим, – он подмигнул Данке. – Градимир, может и ты нам поможешь?

– Иди старик, – ответил воевода даже не глядя на него. – Не мое это дело.

– Да, не твоё, не твоё, – вздохнул дед Милорад и пошел к полю что-то говоря себе под усы.

– Идите, а то придется у Галубы забрать то, что соберете, если так время тратите, – жестко сказал Градимир, поправив кожаный ремень на груди, который держал за спиной меч с драгоценной рукоятью.

– Идем, – ответил Умислав.

Но когда они ступили на поле, то сразу услышали жуткий крик.

– Дядька Умислав!

Данка тут же обернулся на крик. Даже бабка Галуба выглянула из дома:

– Кто кричит?!

Со стороны леса, которая идет к началу пути Солнца, бег Брячислав. Еще маленький, почти пятое лето, он всегда помогал Мокше коров пасти. И вот теперь, босой с черными ногами, с грязным листьями в волосах, он бежал и кричал:

– Дядя Умислав! Дядя Умислав!

Когда он подбежал совсем близко, то Умислав подхватил его под мышки и слегка встряхнул:

– Чего ты кричишь, а, лесовичок?

Брячислав вытер лоб ладонью и уже спокойнее произнес:

– Дяденька Умислав, там Мокша…

– Что Мокша?

– Он зовет вас, там случилось… там… Орлика… Мокша убил… там Орлика волк задрал.

Умислав опустил на землю маленького Брячислава.

– Чего стоишь, иди скорее к Мокше, – сразу нашелся Мстивой.

– Никто никуда не пойдет! – громко рявкнул Градимир.

– Градимир, успокойся, я со Святом возьму часть Умислава. Поэтому, ты иди, Умислав, выясни, что там случилось.

– Да, надо, – ответил отец, еще не понимая, что именно случилось на самом деле, – так, Данка, пойдем, скорее!

– Подождите, я иду с вами, – ответил Градимир. Умислав вздрогнул, услышав эти слова. – Если что, Совет должен знать. Может старейшины, по крайней мере, дадут тебе награду за животное.

«Не дадут», подумал Умислав. Но не это было главное, а то что старейшины узнают, и, если с Орликом действительно что-то случилось, вечером ждать им беды в Волотовом Доме.

– Будем надеяться, что все хорошо. Идем.

Умислав вместе с сыном и Градимиром зашагали в лес в направлении откуда прибежал маленький Брячислав. Мстивой только покачал головой, глядя из-под бровей на воеводу, и с сыновьями пошел к полю. А тетка Галуба сразу подняла маленького Брячислава на руки:

– Ух, какой ты тяжелый! Брячислав, опять ты от матери сбежал к Мокше? Ах, ну что с тобой делать? Пойдемте в дом, я тебе блинчиков дам, – ответила тетка Галуба и пошла с ним в дом.

– Блинчики, – удовлетворенно произнес Брячислав, похлопав в ладоши.

Данка шел с папой и Градимиром, не зная, что и думать о том, что рассказал маленький Брячислав. Сначала курицы, потом Орлик. Нет, что-то неладное идет к ним. Было так однажды, кто-то рассказал, когда у бедной Умилы поросенок помешался и в лес к озеру бросился, так и она не знала потом куда себя деть, и тоже в лес ушла за поросенком, еще даже до начала праздника.

Они очень быстро проскочили через лес и вышли к следующему полю, где пас коров Мокша. Он был недалеко от них, коровы ходили по пастбищу, но две коровы стояли именно рядом с пастухом. Это были Черника и Милавица, Данка сразу узнал их. Милавица склонилась над чем-то около дерева в траве.

– Вот и вы! Думал и не добежит Брячислав! – крикнул Мокша-пастух, двигаясь к ним.

– Что случилось? Говори! – сразу спросил Градимир, когда они подошли ближе.

– Пойдем скорее, сюда, – Мокша-пастух махнул рукой к дереву, неподалеку, – я все-таки волка отогнал, ранил его, может, он бешеный был? Спасибо, что топор сегодня взял. И я еще думал, ну, на что он мне нужен?!

Они подошли ближе и Данка увидел, что рядом с деревом лежал их Орлик, а Милавица толкала сына носом, заботливо облизывая его рану, не веря, что ее дитя больше не скачет возле нее. Отец, наклонившись, глядя на теленка, произнес:

– Да-да, – потом посмотрел на Градимира, стоявшего заложив большие пальцы за пояс, и, обратившись к сыну, сказал, – сынка, беги к дому, возьми лопату и тут же обратно сюда! А мы с Градимиром сейчас в лес пойдем, вон след кровавый от раны волка виден, – Умислав посмотрел на Мокшу, – давай топор, мы быстро.

– Не нужно, – остановил рукой Мокшу Градимир, и вытащил меч из ножен, – так справимся.

Данка, не дослушав отца, побежал к дому.

Умислав пошел в лес с Градимиром, пока Мокша-пастух остался со своим стадом. Вдвоем они зашли недалеко в лес, когда услышали, как что-то толкается у сосны. Это и был волк – Мокша его хорошо зацепил, волк скулил, лизал раздробленную ногу. Услышав подходящих людей, хищник сразу поднялся, но ослабевший, не способный больше бежать, опустился опять к земле, поскуливая, с глазами полными осмысленности своей судьбы. Градимир обошел животное сзади, держа меч в руках, а Умислав подходил к нему спереди. Хищник скулил, и видимо хотел показать, что он совсем не виноват в том, что случилось, что это только его волчья порода, и он совсем не хотел трогать бедного теленка. Когда между врагами осталось несколько шагов, волк резко вскочил, собрав последние силы для того, чтобы сохранить капли своей жизни и, может быть, прожить еще несколько часов. Он зарычал и бросился на Умислава со всех сил, разинул пасть, и сверкая глазами, словно охотничья собака Дикой Охоты. Умислав отскочил в сторону, и клыки щелкнули по пустоте, не обнаружив ничего кроме воздуха. Приземлившись на лапы, волк повернул голову, чтобы вонзить опять клыки в ногу охотнику, но в этот самый момент Градимир обрушил меч на шею волка. Голова отделилась от туловища, и пасть закрылась так и не достигнув цели.

Градимир наклонился над хищником и прошептал молитву:

– Иди от Калаксая к Полнолунию, обратись назад, от Земли-матери до Луны-солнышко сына, а над моим мечом-железом не будет надругательства во веки веков. Сохрани тебя Велес. Иди. – И, нагнувшись, дружинник поцеловал голову волка в лоб. Прикоснувшись к его шее, Градимир вымазал пальцы в крови и провел ими вдоль мяча.

– Ты знаешь, что делать, – обратился Градимир к Умиславу, – никто не пожелает, чтобы на праздник в его доме было убийство – дурной знак.

Умислав ничего не ответил, лишь молча посмотрел на Градимира – тот не знал, что он ещё утром обнаружил. Он и не хотел, чтобы кто-то еще узнал, так как считал, что если это оставить тайной, так может и беда проскочит мимо его семьи.

– Бери голову волка и иди к Матери-Земле, она ждет тебя. – Градимир вытер меч от крови и сунул его в ножны, и несмотря на Умислава зашагал обратно.

Умислав вздохнул – Градимир сразу пойдет к старейшинам. И поэтому надо поторопиться попросить спасения у Матери-Земли – она всегда была защитницей их семьи. Взяв голову волка, Умислав пошел к тотему.

Тотем стоял неподалеку. Сейчас никого здесь не было. Около столба дрожало пламя костра, видимо, утром сюда приходила жрица Марана. Умислав, подошел ближе к тотему. Он чувствовал суровый взгляд и между тем ласковый словно своей матери. Тотем Матери-Земли был один из самых главных, но было решено поставить его в отдалении, где и было место силы земли, откуда пришла Мать, которая хранила их и давала им урожай, хоть старейшины и забирали большую его часть. Она держала колосья в руках, с венком из полевых цветов на голове. Умислав подошел к нему и положил голову волка.

Подняв руки, он посмотрел в лицо Матери-Земли. Неподвижные вырезанные глаза ее смотрели печальным взглядом, словно спрашивая: «Чего пришел просить? Почему беспокоишь? И ради чего нужна?»

Умислав задрожал, только боги могли теперь спасти его семью. С самого утра словно кто-то наслал проклятие на них. «Дурной знак, дурной!», – и не знал Умислав, что происходило в его доме в этот момент. Но сейчас было только лицо этой древней богини, которое спрашивало: «Что нужно тебе, человек?»

– Сохрани. Сохрани. Сохрани. – Умислав шептал, подняв руки вверх, надеясь, что Мать-Земля услышит его, что возьмет эту голову волка, как дань смерти Орлика, и защитит их дом от Чернобога. – Сохрани!

Мужчина не мог больше сдерживать волнение за свою семью, припал к земле и заплакал. Вскоре он почувствовал, как лица коснулся легкий ветер, якобы кто-то подул на него. Умислав поднял голову и посмотрел на тотем – ветерок дул со стороны тотема! Почувствовал он, что должен спешить домой. «Они зовут меня!» – пронеслось в голове Умислава. Сразу поднялся и быстро зашагал к своему дому, надеясь, что он успеет. Не забыл он также, прикоснуться рукой к тотему, благодарил он Мать-Землю, что выслушала его.

В этот самый момент Данка бежал к дому. Мысли в голове его метались, как безумные, как будто пчелы, вылетающие из улья от того, что кто-то толкнул его. «Что будет дальше? Куры с утра, сейчас Орлик! Ужас! Что вечером ответят! Ах, как страшно! А если из этого и старейшины решат, что и кости не нужно бросать, а сразу выберут папу или маму? Что тогда? Что если Златка? А ей еще только пятое лето пошло! А Мира? А как же свадьба? Мать, отец? Ой, ужасно!» И он еще сильнее припустил к дому.

Когда он прибежал, то заметил, что у забора стоял привязанный конь. Серый, с белым пятном вдоль спины, с такой же серой гривой вплоть до самой земли, с хорошей подпругой и седлом, и подкованный так, что копыта его блестели на Солнце. Данка подошел ближе и тогда признал коня старейшины Абруя. «И что он у нас забыл?» Данка вошел в дом и услышал голоса.

– Да, вы говорите, что не готовы? Стыдно, стыдно, Иванка.

Зайдя в дом, Данка увидел человека, сидящего за их столом. Он положил свои короткие ноги в отделанных драгоценными камнями ботинках на стол, курил трубку, выпуская клубы дыма к потолку толстыми губами, спрятанными под густыми усами. Его шапка сползла на одну сторону, закрывая единственный и без того невидимый из-под таких же, как и усы, густых бровей, маленький глаз. А другой глаз смотрел на Иванку. Он блестел и во взгляде его чувствовалось превосходство над теми, кто был перед ним. Данка, не смотря на старейшину, прошел молча сзади и сел на скамейку рядом со Златкой около печи.

– Вам надо уже позаботиться о счастье своей дочери, а там глядишь лета пройдут, и девка старой бабой обернётся.

– Милый Абруй, – отвечала Данкава мать, – я снова говорю вам, что это за счастье, чтобы наша дочь стала вашей женой и была в помощь вам, чтобы Любмел шагал над вами. Но упрямая, ничего не поделаешь.

– А кто спрашивает? Неужели счастья не хотите? – Опять выпустив клуб дыма, спросил Абруй.

– Да, что я? Что могу? – отвечала мать, ломая пальцы.

– Да-да, – Абруй спустил ноги со стола и, положив руки на стол, продолжил, – сегодня будет праздник, на котором будет решаться судьба каждого дома, а с поддержкой вашей дочери, вам нечего будет и волноваться. Позовите ее сюда.

– Златка, солнышко, сходи, пожалуйста, к Мире, пусть она придет сюда.

Златка вскочила со скамейки и, как бешеная, кинулась во двор. Мать сидела, опустив голову вниз и даже не смотрела на Абруя. Сам старейшина только выпускал клубы дыма, почему-то улыбаясь себе. Иванка подалась вперед, видимо, хотела произнести еще что-то, но не успела, так как в дом вернулась Златка.

– Мира говорит, что куры еще не кормила, а так уважаемый старейшина также может яйцо снести, чтобы было чем на праздновании губы мазать – и, сказав это, захохотала во весь голос и выбежала из дома. Но столкнулась с папой на выходе, – папочка!

Умислав подхватил дочь на руки, и осмотрел дом. Встретившись взглядом с Абруем, он произнес:

– Добрый день. Что вам здесь нужно, господин старейшина?

– Да-да, зашел узнать, как дела ваши, не тяжело ли вам увеличенную десятину платить… да и дочь ваша, старшая, красавица растет, вот уже и жениха нужно будет искать.

– Парней много молодых.

– Да-да, но что молодые? Дома нет, хозяйства своего тоже…

– Все по милости богов.

Абруй снова глянул на Иванку, потом обвел всех взглядом, кто присутствовал в доме, глядя словно это они пришли к нему в гости, просить за свою дочь.

– Я вот что имею в виду, все мы знаем, как хорошо, когда старейшины оттолкнули зло, которое наводило здесь ужас множество веков, и как хорошо сейчас живется.

– Так мы и благодарны вам за это.

– Я не закончил, – ответил Абруй, сжав зубы так, что раздался скрежет трубки о зубы. – Да-да, также вы знаете, как плохо, когда боги отворачиваются от вас в день праздника. Но мы можем защитить и в это время. Мне только нужны ваши слова, не дочери, а ваши, как родителя этой семьи. Так что?

Умислав опустил Злату на пол, потом решительно посмотрел на Абруя, решая, какой будет дальнейший судьба его семьи. И, опустив голову, произнес:

– Мира сама выберет жениха. Вам она отказала.

– Да-да, – ответил Абруй, едва не сломав трубку, так сильно он стиснул зубы. Вздохнув, пошел к выходу, и, обратившись на пороге, тихо проговорил, – хорошо, скорее покормит кур, пожалуй на пару голов меньше, – и вышел из дома.

Иванка, как смотрела, так закрыв лицо руками, села на скамейку у стола.

– Гой, что же это делается! Мать-сыра-земля! Что же это?

Данка со Златкой подошли к матери, обнял ее за плечи. Златка уже была готова заплакать вместе с матерью и шмыгать носом. Данка, гладил мать, приговаривая:

– Мама, не плачь, все будет хорошо! Не плачь. Чернобог пусть заберет его! Только ходит и обижает простых людей, и никто не может им слово сказать!

– И в кого это девка упрямая такая, а? И я хочу, чтобы счастье было. Так где же то счастье? Там, где есть все, чтобы жить и ручки не портить, или там, где есть любовь? – Как бы к самой себе обращалась Иванка, забыв сына стоявшего рядом.

Данка не знал, как успокоить мать, и как сказать про Орлика, так как еще одна худшая новость для матери была бы невыносимой. Папа молчал, закрыв лицо руками, сидя на стуле, с которого минуту назад встал Абруй. Данка не заметил, как заговорил:

– Мама, ты не волнуйся, пожалуйста. Хорошо? Обещаешь?

Мать подняла взгляд к сыну, словно только сейчас заметив его. Она обняла и поцеловала его в голову.

– Да все будет хорошо, сынок.

– Мать, волк Орлика убил, – слова сами выскочили.

Мать оттолкнула от себя Данку, посмотрела серьезно, словно он лжет, потом обратилась к мужу, – Умислав все также сидел не поднимая головы, – привлекла сына к себе. Слезы больше не лились, Иванка только говорила:

– Мать-сыра земля, избавь от Чернобога Орлика, и нашу семью, сохрани. Прошу!

Она говорила это бесконечно, больше не в силах лить слезы, словно смирившись с тем, что ждет их вечером. «И на что Мира такая упрямая?» Вновь прозвучало в ее голове, так как теперь все зависело от богов, как они решат. Умислав встал, подошел к жене и обнял детей и жену. Когда в дом вошла Мира все посмотрели на нее. Девушка даже не сразу поняла, чего мать плачет, а отец обнимает её младшую сестру и брата. И почему в воздухе летает такое ужасное чувство наступления беды.

Златка подскочила к ней:

– Мира, Мира, вот видишь, ты про яйцо пошутила, а мать плачет.

Мира, не понимая, что она сделала не так, подошла к матери. Иванка встала и, глядя прямо на дочь глазами снова полными слез, сказала:

– Молись, дочь, чтобы спасли нас боги сегодня.

Папа подошел к Мире и поцеловал ее в лоб. Потом, не глядя на семью, вышел из дома. Мира, испугавшись неизвестного, проговорила жалобным голосом, надеясь, что мать её успокоит:

– Мать, ответь, так что-то плохое будет, что я отказала?

– Все будет хорошо, дочь, все будет хорошо, – сказала Иванка, – будем к празднику собираться.

Иванка вытерла те слезы, что еще остались на щеке и, хлопнув в ладони, громким радостным голосом, который бывает, когда человек успокаивает себя, проговорила:

– Так, Данка, беги на улицу, надо вам с папой яблок насобирать. Златка, ты будешь мне помогать дальше с хлебом, а ты, Мира, иди набери воды и сюда неси, потом я тебе скажу, что дальше делать.

И каждый пошел по своим делам.

2. Праздник

Скоро Мокша-пастух отвел стадо по домам, и Милавица с Черникой стояли в хлеву. Милавица каждый раз оборачивалась, ища своего сына, надеясь, что он где-то спрятался от неё и вот-вот выбежит, и не дождавшись сыночка, замычала так, что её голос подхватила Черника, а после завыла собака, решив, что коровы хотят с ней пообщаться. Умиславу же пришлось идти и успокаивать домашних животных.

Шли последние приготовления в Данкавом доме. Иванка никак не могла нацепить поверх головы Златки венок с разноцветными ленточками. Данка, сидевший на скамейке у окна, наблюдал, как плавно солнце пряталось за лесом, как размеренно оно двигалось в своем путешествии по земле. В этот момент, он представлял, как проходят приготовления в других домах. Видимо, все собираются так, как и они. Девушки примеряют венки, ребята подпоясываются белыми поясами, кто-то возносит молитву богам, чтобы те оберегали их сегодня вечером. И в каждом доме, в каждой его части, в самом воздухе, присутствует маленький нервный дух, дух неизвестности, который рождается перед важным событием. Но в Данкавом доме этот дух поселился еще с утра – смерть животных случилась не просто так. И мальчик это замечал по тому, как мать пыталась зацепить венок Златке, руки ее дрожали и ничего у неё не получалось. Как отец пытался с твердым лицом скрыть свой взгляд волнения, и видимо только Мира не замечала вокруг ничего и была такой, как всегда. Она уже оделась в самое лучшее белое платье с красным тонким пояском на узенькой талии и крутилась возле маленького зеркала, рассматривая себя со всех сторон. Данка мог в это время только позавидовать её безмятежности. Отец же в этот момент сидел на скамейке за столом, потирая ус одной рукой и нервно стуча пальцами по столу другой.

– Да не вертись ты, Златка, не вертись! – говорила Иванка дочери, которая в свою очередь, не могла спокойно усидеть на месте и пыталась добежать до зеркала, чтобы посмотреть на себя. И, не дождавшись, вскочила и побежала, толкнув Миру в сторону. Венок остался в руке мамы. – Ну, что мне с ней делать?! – ответила Иванка глядя на Умислава.

Мира обратилась к Златке, в свою очередь оттолкнув её, и сказала издевающимся тоном:

– Не хочет быть красивой, пусть так идет, всё равно потом где-то влезет и перепачкается!

Отец вздохнул, когда-нибудь, а дочери должны будут уважать друг друга, а пока пусть будет так. Бросив недокрученный ус, отец встал, на нем была белая рубашка с красной вышивкой на груди и белые льняные штаны, и подошел к Златке. Та смотрела на папу с улыбкой на устах, и отец в ответ улыбнулся, подхватил ее под мышки и, подняв почти под потолком, произнес:

– Златка, и в кого же ты такая непоседливая, а? Посидишь у меня тихо на коленях, а? Златка?

– Да, папочка, – ответила Златка еще больше улыбаясь, – я только увидеть хотела, как получается, только это, папочка.

– Давай, ты закроешь глаза, а когда я скажу открыть, тогда и посмотришь, как получилось, согласна? А там может и подарок еще тебе кто принесет.

– Ой, правда, папочка?

– Правда, дочка.

И Умислав, сев на скамейку сначала сам, посадил дочь на колени. Сейчас Златка сидела не двигаясь, ждала пока Иванка цепляла ей венок. И даже глаза закрыла, как и говорил папа. А Умислав кивком головы показал Данке в направлении печи. Данка догадался, что имеет в виду папа, подошёл к печи, увидел там сладкую конфету на палочке, которая напоминала медведя, стоявшего на двух задних лапах, а две передние он поднял вверх. Данка удивился откуда у родителей столько денег для такого лакомства, но виду не подал и, как мог тихо, положил сладкого медведя на стол. Он и сам был не против полакомиться медведем, но очень ценной была такая сладость. Делали его из меда, яблок и яичного белка. Даже Мира отвернулась от зеркала и с удивлением посмотрела и на лакомство и на родителей, спрашивая их взглядом откуда такая роскошь? Умислав взял венок из руки жены и надел его на голову дочери. Златка в этот момент сидела держа дыхание в груди, боясь спугнуть что-то тайное. Так отец зацепил ленты и венок за волосы. И, наконец, произнес:

– Все, можешь глаза открыть, дочка!

– Ох! Медведь! – крикнула Златка, хлопнув в ладоши, сразу заметив сладкое угощение. И, будто ящерица, соскочила с колен отца и бросилась к столу. Схватив двумя руками медведя, она уже хотела откусить ему голову, как остановилась и посмотрела на родителей. Потом, словно поняв что-то важное для себя, она протянула медведя матери.

– Мама, ты раздели его на равные кусочки для нас, чтобы мы все попробовали.

Иванка только улыбнулась прозорливости своей младшей дочери.

– Я не буду, еще успею угощений попробовать сегодня! – проговорила Мира, глядя на семью через зеркало. А мать только покачала головой в ответ. Но взяла медведя из рук Златки и разделила его на четыре равные части. Данка, воодушевленный этим поступком сестры своей, вернул свой кусочек Златке, даже если и сам невероятно хотел попробовать лакомство. Отдала свой кусок Мира отцу. А Умислав вместе с усмехающаяся Златкой съел угощение.

– Теперь можно идти, – Умислав повернулся к жене, – так, берем приготовленные блюда и подарки и идем к Волотовому Дому.

И семья вышла в направлении Волотового Дома, где видимо уже и собиралось поселение. Данка с папой выходили последние из дома, и Умислав придержал сына и сказал:

– Чтобы сегодня ни случилось будь мужественным, ничего не бойся, – Сказав это, отец толкнул сына в спину, будто поторапливая его, а сам закрыл дом.

Волотов Дом находился за высоким плотом, который скрывал почти всё строение, оставляя лишь видимым крышу. Но даже так можно было заметить, как ярко блестела пламя костров, словно дневной свет остался на земле провести эту ночь. Ворота были открыты, и люди со всех сторон поселения шли к главному зданию. Дрожал свет от костров, и только сейчас, рядом с Волотовым Домом, с помощью пламени и месяца, можно было увидеть небольшую тень вдалеке – замок.

Замок был спрятан за кронами деревьев, и хоть он и стоял на самой высокой местности за болотом, тем не менее отсюда можно было увидеть только его шпили. Замок этот всегда пугал парня, хоть и любил Данка сказки про него. Парень вздрогнул и отвернулся. Сегодня решится дальнейшая судьба их деревни – будут ли они жить так красиво следующее лето, как, пожалуй, последние триста лет?

Люди проходили через главные ворота и шли к тотемам, минуя великое множество костров. Жар от них распространялся на весь двор, где находился главный дом поселения. Около тотемов они клали подарки и угощения для Перуна и Матери-Земли. После того как люди положили свое сокровище около богов, они шли в Волотов Дом, чтобы быстрее занять выгодное место, ближе к главному огню. Так и Данка с семьёй положили под высеченным из дерева бога то, что подготовили за день и поспешили войти в Дом.

Под крышей собралось уже почти все поселение. Ближе всех к огню, который находился в самом центре Дома, сидели дядя Мстивой с женой Новой и сыновьями Святом и Изяславом, рядом с ними был Мокша-пастух, который о чем-то разговаривал с дедом Милорадом. А с другой стороны напротив сидел кузнец Сварог. Сзади подошел прихрамывая (где-то на охоте волк схватил за ногу) охотник Лютомир с семьёй, была тут уже и тетя Галуба, и Святар с другого конца от Данкавого дома, а Ждан бывший воевода спал у самой стены, рядом с ним лежал пустой рог. И многие другие, кого Данка видел лишь несколько раз на лугах и на празднике. Так они подошли и сели с семьей Мстивоя, здесь было хорошо видно да и с их семьёй они дружили. Поэтому Умислав начал сразу вести беседу с Мстивоем, тогда как Мира покраснела, когда сыновья Мстивоя, и подсевший к ним Мокша-пастух начали говорить ей приятные слова насчет ее красоты. Данка же смотрел сразу на три престола, стоявшие в глубине дома, пламя костра освещало их и от этого они казались величественнее.

Эти три престола были разные по высоте – один стоял на ступеньках и поэтому был выше двух остальных, но по левую руку престол был выше престола по правую. Центральный был украшен черепом лося с цветами клюквы. Тот, что находился по левую черепом яка с пшеницей, по правую – черепом волка с листьями папоротника. И рядом с каждым троном стояли по два дружинника, в стороне стоял Градимир, на котором была очень красивая сбруя и шлем с драгоценными камнями. Данка заметил у среднего трона и Яра, который учил их, как владеть мечом, луком или топором, и порой рассказывал им о старейшинах и их заслуги перед поселением. После разговора у Данки всегда складывалось впечатление, что старейшины настоящие боги. Также здесь были и другие дружинники. Рядом с Яром стоял Лютовлад, далее к левой стороне Радогор с Уйкай, а по правую – Яромир с Завидом. Каждый из них был крепок и силен, хоть и уступал Завид в росте остальным, а Лютовлад в ширине. Рядом с Градимиром находилась жрица Марана. Она стояла у самого угла дома, была в тени и Данка не мог её полностью рассмотреть.