Тысячи километров к себе

– Она её продала, чтобы купить машину там, – быстро ответила за меня мама.

И тут же разговор о моей машине плавно перетёк в обсуждение между родными на тему пробок и иномарок в штатах.

Вскоре дедушка вернулся в гостиную, продолжая обсуждать жизнь в Америке, и я услышала новые голоса, присоединившиеся к разговору. «Только не это», – подумала я и внутри у меня словно что-то упало. Нельзя сказать, что мне не нравились родственники со стороны моего папы, но услышав их голоса из гостиной, я почувствовала некоторое разочарование.

Сложив ногу на ногу, дядя Олег, папин брат, устроился в мягком кресле, подперев ладонью подбородок. Как всегда подтянутый, гладко выбритый и с легким загаром, он слушал очередной рассказ о неубиваемости и преимуществах отечественного автопрома времен молодости деда.

Рядом, словно сошедшие с глянцевой обложки журнала, который никто не читает, но все мечтают в нем оказаться, восседали его жена и две дочери – Саша и Настя. Они сидели с таким видом, будто их только что выгрузили с парижского подиума, где они демонстрировали не столько одежду, сколько свое превосходство над окружающими. Их наряды были безупречны, а позы – настолько отточены, что казалось, они провели всю жизнь, тренируясь сидеть именно так: слегка небрежно, но с идеальной грацией.

Не успели они занять свои места за столом, как Саша, с легким вздохом, который звучал как приговор, тут же заметила, что столовые приборы «немного не сочетаются» с сервизом и скатертью. Ее замечание прозвучало так, будто она только что обнаружила, что в Лувре повесили картину криво. И, раз уж речь зашла о сервировке, она не упустила возможности ввернуть пару слов о фарфоре, который они «случайно» привезли из Парижа. Её рассказ был настолько подробным, что казалось, будто она лично обжигала каждый кусочек этой посуды в печах Севра.

– Ну, знаете, – начала она, слегка наклоняя голову, как будто делая одолжение, – это не просто фарфор. Это история. Каждый предмет – это часть коллекции, которую мы выбирали лично. Вам, наверное, сложно понять, но это как искусство.

Настя, младшая, поддержала сестру, кивнув с таким видом, будто только что открыла истину, недоступную простым смертным. Их мать, сидящая рядом, лишь улыбалась, явно гордясь тем, как искусно ее дочери умеют вести светскую беседу.

– А вы недавно были в Париже? – вмешалась в разговор бабушка, с восторгом глядя на свою невестку.

Бабушка, безусловно, была без ума от своей второй невестки. Утонченная, начитанная, грациозная и, что самое главное, невероятно богатая, она казалась созданной для того, чтобы блистать и повелевать. Она была из тех женщин, для которых желание командовать всеми вокруг становилось не просто привычкой, а смыслом жизни. Ее властность была настолько естественной, что казалось, будто она появилась на свет с уже готовым планом, как подчинить себе весь мир.

Сначала это были её родители, которые души в ней не чаяли и наперегонки бросались исполнять каждый её каприз. Потом появился мой дядя – человек мягкий и податливый, который без малейшего сопротивления покорился ее диктатуре. А затем и их дети, светловолосые ангелочки, которые на поверку оказались скорее бесенятами, мастерски маскирующимися под маленьких святых.

Бабушка, впрочем, была довольна. Она видела в невестке не только идеальную партию для сына, но и своего рода спасительницу, которая спасла его от «несчастной участи». А та, в свою очередь, с лёгкостью вписалась в семейную иерархию, заняв в ней место, которое, как ей казалось, принадлежало ей по праву.

«Женщина делает своего мужчину победителем» – гордо заявляла она своим подругам и родственникам, когда Алиса уговорила своего будущего мужа, пойти работать на своего отца.

После череды успешных сделок их небольшая юридическая контора возимела определённый успех, после которого они вполне комфортно могли поддерживать определенный статус.

После того, как Олег укрепил свои позиции в фирме, его жена решила, что пришла пора ей начать приводить к успеху не только своего мужа, но и других людей, конечно не через фирму своего отца, ну и конечно же не за бесплатно.

Саша, любила говорить о бизнесе больше, чем заниматься им. Особенно ей нравилось обсуждать успехи своей семьи – она делала это с таким упоением, будто каждый их контракт был не просто сделкой, а настоящим триумфом. Ее глаза загорались, голос становился чуть громче, а жесты – шире, когда она рассказывала о том, как они «выиграли очередное дело» или «заключили выгодный договор». Для нее это было не просто работой – это было частью её идентичности, способом показать себя и свою семью с самой лучшей стороны.

– Конечно, – ответила бабушке Алиса, мы были в гостях у друзей моих родителей. Правда не долго, всего пару недель. Знаете, не очень то любим на долго уезжать далеко от дома и на долго. Другое дело Ника.

– Я? – неуверенно переспросила я, надеясь, что этот разговор обойдет меня стороной.

– Да, ты! – с энтузиазмом воскликнула Алиса. – Для нас ты настоящий герой. Я даже на своем тренинге о тебе рассказала.

– Серьезно? – пытаясь скрыть смущение, спросила я. – И о чем же вы рассказали?

– О твоей смелости, – тут же откликнулась Алиса, словно ждала этого вопроса. – О том, что не нужно бояться идти вперед и пробовать новое, даже если жизнь сейчас – беспросветная жизнь неудачника.

Я почувствовала, как мои щёки налились красной краской, а Настя с издёвкой издала едва заметный смешок.

– Надо сбрасывать баланс и идти к новому, – продолжала лепетать Алиса, не унимаясь.

– Она даже машину продала, – вставил дед, словно подкидывая дров в костер.

– И правильно сделала! – тут же подхватила бабушка. – По телевизору такие страшные аварии показывают.

– Но вообще-то решение улететь в Америку далось мне не так легко, – с трудом выдавливаю я, возвращаясь к разговору о своей, как все считают, жалкой жизни.

– Ах, ну да, – подхватила Алиса. – Отъезд от родителей, тем более на такое расстояние… Это серьезно. Но если подумать, то кроме родных тебя здесь же ничего больше не держит.

– Вы правы, но… – я неожиданно перебила её, словно защищаясь, слова вырывались сами, будто я боялась, что передумаю. – Мне недавно предложили место в крупной редакции.

На миг за столом, воцарилось молчание.

– Неужели? – радостно спросила мама, её глаза загорелись – И какое?

– «Известия Москвы», – ответила я, стараясь говорить как можно равнодушнее, почти небрежно. – Но меня уже не интересует их предложение.

– А туда тебя курьером позвали? – послышался тонкий голос Насти, после чего та получила порцию недовольного взгляда бабушки.

– Нет, младшим помощником редактора, – продолжила я.

– Помощником? – Настя приподняла бровь, её голос звучал так же наигранно-удивлённо, как это иногда делала её мать. – В двадцать семь лет? – она сделала паузу, будто давая всем время осознать всю «трагичность» моего положения. – Ну, знаешь, уж лучше быть разнорабочим в Америке, чем девочкой на побегушках здесь, за копейки.

Мы с двоюродной сестрой никогда не ладили. Ещё в детстве, когда мы играли вместе или когда её привозили к бабушке, я понимала, что она – самая настоящая выскочка. Она всегда, как бы между прочим, подчёркивала, что её игрушки и одежда привезены «оттуда», из-за границы, и что они достойны только «избранных». Казалось, для неё это было не просто игрой, а целым ритуалом: она смотрела на свои вещи с таким видом, будто это не куклы и платья, а музейные экспонаты.

Ни один разговор не обходился без её тонких намёков: «Осторожно, это очень дорогое», «Эту куклу мне привезли из Парижа», «Это платье – эксклюзив, таких больше ни у кого нет». Она никогда не упускала шанса напомнить, что её вещи требуют особого отношения, а значит, и она сама – тоже.

– Ну это не совсем начало карьеры. Всё-таки помощником редактора, абы кого не возьмут. Да и большинство всех руководителей, в прошлом обычные работники, – спокойно проговорила мама расставляя десертные тарелки.

Вскоре споры о работе заполонили родительскую квартиру. Дед, размахивая руками, начал рассказывать о своих годах на заводе, бабушка, подхватив тему, вспомнила, как работала на телеграфе. Их истории, как водится, быстро переросли в поток практических советов от «знающих людей» о том, как улучшить жизнь. Алиса, не теряя ни секунды, уже диктовала мне названия тренингов, щедро сдабривая их заоблачными ценами и нравоучениями: «На своём развитии экономить нельзя!»

Тема накалялась, и вскоре к разговору подключилась даже мама. Дебаты разгорались нешуточные: голоса становились громче, жесты – выразительнее. Так, за бурными обсуждениями, незаметно пролетел день, и наступил тёмный зимний вечер.

Из гостиной доносились усталые голоса гостей, расслабленных горячим глинтвейном. Желая избежать очередного сравнения моей жизни с «жизнью неудачника нашего времени», я тихонько прокралась на кухню, где мама как раз доставала из посудомоечной машины очередную партию блестящих тарелок.

Кухня была пропитана уютом: в воздухе витал аромат горячей выпечки, смешанный с нотками апельсина, корицы и имбиря. На окнах, вдоль гардин, переливались гирлянды – их синий, красный и зелёный свет окрашивал полупрозрачную белую тюль в причудливые узоры.

– Почему сразу не сказала о «Московских известиях»? – спросила она ласково.

– Мне пришло приглашение только сегодня утром, – с наигранной легкостью ответила я, рассматривая чистую чайную чашку.

– Надо было сразу мне рассказать, о таких новостях не стоит молчать, – улыбаясь сказала она.

– Ну ведь это ничего не меняет, – пожала я плечами.

– Неважно, – она положила руку на мою, и её голос стал ещё теплее. – Мы с папой всё равно очень гордимся тобой.

Глава 4

Редакция была такой, какой я её представляла в своих мечтах. Шумная и динамичная, она была битком набита сотрудниками, которые словно муравьи в большом муравейнике сновали туда-сюда. Все находилось в непрерывном движении и даже те, кто сидел за столами, казалось, не находились в покое: их пальцы порхали по клавиатурам, словно пианисты, исполняющие сложную симфонию из фактов, цифр и заголовков..

Офис, двухъярусный и просторный, вмещал в себя порядка сотни рабочих мест. Повсюду, словно глаза всевидящего великана, висели экраны телевизоров, транслирующие новости со всего мира. Голоса ведущих, то громкие, то приглушённые, смешивались с обрывками фраз сотрудников, создавая непроницаемый гул, который, казалось, был живым существом – дышащим, пульсирующим, наполняющим пространство энергией.

Я стояла посреди этого хаоса, чувствуя, как меня захлёстывает волна адреналина. Это было то самое место, где рождались истории, где каждая минута была на вес золота, где даже воздух казался насыщенным важностью происходящего.

«Боже, я в раю», – едва слышно прошептала я, едва переступив порог открытого офиса. Сердце заколотилось, словно пытаясь вырваться из груди, а в голове зазвучал восторженный шум, смешанный с лёгким головокружением. Я оказалась в самой гуще событий, в эпицентре, где рождались новости, где каждый звук, каждый взгляд, каждое слово казались частью чего-то большего. Моё давнее желание, словно размывая границы между мечтой и реальностью, начало обретать форму.

Я не могу дать точное объяснение своим действиям, а также обьяснить, чем я руководствовалась, записываясь на собеседование в «Московские известия», но ожидая в условленное время своего интервьюера, меня переполняло дикое чувство восторга и страха одновременно.

Ожидание было недолгим, но даже этих нескольких минут хватило, чтобы немного успокоиться и собраться с мыслями. Дверь переговорной открылась, и в комнату вошла молодая девушка – возможно, даже моложе меня. Её образ был настолько ярким, что казалось, будто она только что сошла со страниц модного журнала. Белоснежная рубашка необычного кроя, расклешённая чёрная кожаная юбка ниже колена, алые губы, которые словно кричали о её уверенности, и объёмные аксессуары с ярко-зелёными камнями, которые бросали вызов всему вокруг. Она была словно живое воплощение стиля и энергии, и я невольно почувствовала, как моя уверенность начинает таять под её взглядом.

Несмотря на возраст, она была настоящей профи. За все время нашего разговора я ни разу не почувствовала себя скованно. Напротив, мое стеснение постепенно улетучивалось и чувствуя себя уверенней я рассказала о том, как я мечтала работать в редакции, о попытках реализовать свой писательский талант через копирайтинг, о своей неподдельной любви к фотографии да и вообще ко всему, где твоя работа заключается в том, чтобы показывать мир таким, каким видишь его ты.

И тут я сама не заметила, как воображение снова взяло верх. Я уже видела себя частью команды «Московских известий». Вот я иду на работу, прохожу через этот шумный, наполненный энергией офис, сажусь за своё рабочее место, где стоит моя любимая чашка с ароматным кофе. Вот на экране появляются статьи, под которыми красуется моё имя. Я представляла, как родители, гордые и счастливые, показывают мои работы друзьям и родственникам, ставят меня в пример моей двоюродной сестре. А та самая «супер успешная семейка», которая всегда смотрела на меня свысока заткнется со своими советами и потом, может даже Алиса расскажет на своём очередном тренинге про свою родственницу, которая стала супер успешной журналисткой и доросла до должности главного редактора.

Я сильно увлеклась своими размышлениями. Счастливая и улыбающаяся, я вернулась домой и посмотрела на свою квартиру. Герда подбежала ко мне радостно виляя хвостом и заглядывая мне в глаза. Тут я с тёплой грустью осмотрела свои собранные вещи, аккуратно запакованные коробки и проснулась из своего мечтательного забытая.

Окончательного приглашения я пока не получила, но что-то мне подсказывало, что собеседование я прошла. Однако, предложение поступило слишком поздно и я не стану ничего менять, даже если мне поступит приглашение о работе. Но в любом случае, уезжая, я буду знать теперь наверняка, что я чего-то да и стою.

Первый месяц нового года подходил к концу, а до моего отъезда оставалось несколько дней. Я взяла Герду на руки и подошла к окну, за которым с неба, не спеша высыпалась очередная порция снега. В свете вечерних фонарей, застланный белым покрывалом переливался снег. На душе стало грустно и уютно одновременно. Я взяла в руки телефон и набрала номер Егора.

– Алло? – раздался в трубке сонный, но такой родной голос.

– Егор привет! – взбудораженным голосом выпалила я.

– Ника? Почему ты так рано звонишь? Что-то случилось? – его голос стал резче, словно он мгновенно проснулся.

Я так сильно хотела поговорить с ним. Хотела, услышать его голос там и лишний раз убедить себя, что этот мой верный путь и верный шаг. И я совсем забыла о разнице во времени в десять часов.

– Я просто хотела услышать твой голос, – начала я, чувствуя, как слова путаются. – Мы с тобой в последнее время так редко общаемся… и я совсем забыла, что ты ещё спишь. Боже, что я несу? В общем, давай потом созвонимся?

– Ника подожди, – спешно проговорил Егор, в тот момент, когда я уже было положила телефон. – Что случилось? У тебя все хорошо?

– Да, – постаралась ответить уверенно, но голос дрогнул. – Просто…

– Просто, что?

– Просто до моего отъезда осталось несколько дней, и я…

– Нервничаешь?

– Не совсем.

– Тогда в чем дело?

Я не знала, как сказать Егору о собеседовании в «Московских известиях». У меня было такое чувство, будто этим я предаю его, наши совместные планы, ставя их под сомнение. Мне было стыдно признать, что я всё ещё, хоть и немного, сомневаюсь.

– Мне пришло приглашение от «Московских известий» на должность помощника редактора, – выдавила из себя я и к моему ужасу, на том конце в телефоне повисло молчание.

– И я была у них сегодня, – поспешно добавила я, чтобы заполнить паузу. – Егор, там так здорово, прямо как в зарубежных фильмах. Мы мило пообщались с интервьюером, и мне кажется, я им понравилась. Она сказала, что перезвонит на следующей неделе.

– Ты решила остаться? – наконец ответил Егор.

– Нет, – резко ответила я, стараясь звучать уверенно. – Конечно, я мечтала об этом, и это мой шанс стать настоящим журналистом, но… я всё же решила уехать.

– Ничего не понимаю. Тогда зачем ты ходила на собеседование?

– Не знаю, – призналась я, чувствуя, как комок подступает к горлу. – Я так долго хотела стать кем-то, добиться чего-то большего. Просто хотела посмотреть, что будет дальше. Действительно ли они могут меня позвать? Действительно ли я могу стать журналистом, или это просто очередная моя навязчивая идея? Я хотела узнать, стою ли я такого места.

– Ника, – Егор вздохнул, и мне показалось, что с облегчением. – Конечно, стоишь. Ты стоишь намного большего, чем все эти редакции. Просто… я думаю, ты зря распыляешься на такие мелочи. Ты переживаешь, это понятно. Но ты не одна. Ты не едешь в пустоту, в чужой город, в чужую страну. Я жду тебя здесь. Уже снял нам жильё и даже договорился о тебе с местным агентом. Она помогает эмигрантам найти работу, и я уверен, что она быстро подберёт что-то для тебя.

– Серьезно? – расслабленно и успокоившись переспросила я.

Я была немного тронута заботой Егора обо мне. Он с кем то разговаривал обо мне. Переживал обо мне. Нет, там, с ним и есть мое будущее, а остальное – всего лишь ложные сомнения.

– Да и она уже начала подыскивать для тебя место.

– Но только… ты же знаешь, как у меня с разговорным английским, – неуверенно проговорила я.

– Не переживай на этот счёт, – спокойно ответил Егор. – Здесь мало кто знает английский в совершенстве. Со временем научишься говорить свободно, а пока ты ничем не будешь выделяться в нашем квартале.

После разговора с Егором мне стало намного легче. Осознание собственной важности и понимание того, что тебя ждут, переживают за тебя, заботятся и готовятся к твоему приезду – вот, что на самом деле главное. Быть кому то необходимым стоит намного большего, чем сомнительные волнения.

Февраль

Глава 1

«Паспорт, билет, деньги, переноска с Гердой и багаж» – я повторяла эти слова, как мантру, снова и снова проверяя, всё ли на месте.

Мой чемодан был почти пуст. Большую часть разрешённого веса занимали ноутбук, объективы и фотоаппарат. Всё остальное казалось неважным, лишним.

«Наверное, стоило упаковать чемодан в плёнку, – мелькнула мысль. – Но что, если будет перевес? Придётся что-то вытаскивать прямо перед стойкой регистрации, пока за мной копится длиннющая очередь?»

От одной только мысли об этом ноги стали ватными, а в горле застрял комок.

Так, надо успокоиться, иначе точно забуду что-нибудь важное, и моим родителям придётся пересылать это через океан. Хотя, зачем переживать, если я уже еду в такси? Развернуть машину обратно? Нет, конечно. Это же Америка. Там можно купить всё, что я могу забыть здесь.

«Ника, возьми себя в руки, – мысленно сказала я себе. – Через пятнадцать часов всё закончится. Я увижу Егора, и всё пойдёт как надо. В конце концов, я улетаю не на Луну».

Таксист, бросив взгляд на мой весенний наряд в февральский мороз, остановил машину прямо у входа в аэропорт. В Лос-Анджелесе сейчас плюс двадцать, и если бы я надела все тёплые вещи, то по прилёту просто взмокла бы, едва выйдя из самолёта.

Моя кожаная куртка и белые кроссовки едва спасали от десятиградусного холода, но меня согревала мысль, что, возможно, это последний раз, когда я стою на таком морозе. Зима для меня заканчивается надолго.

Взяв чемодан в одну руку и переноску с Гердой в другую, я направилась ко входу, где нас ждал первый пропускной пункт. На автопилоте, сжимая зубы от волнения, я прошла в международный терминал и нашла стойки регистрации с заветной надписью: «Москва – Лос-Анджелес». Под ними уже выстраивались первые змейки из очередей.

Приятное волнение охватило меня. Аэропорты всегда были для меня особенным местом. Это ощущение, когда ты стоишь на пороге чего-то нового – будь то отпуск, переезд или долгожданная встреча с родными. Каждый раз это словно шанс на ментальную перезагрузку, возможность начать всё с чистого листа. Самолёт для меня – это не просто транспорт, а способ обнулить счётчик потрясений и неурядиц, оставив всё плохое где-то далеко позади. И каждый раз, проходя регистрацию, я чувствовала предвкушение – смесь неописуемого удовольствия и детского восторга.

Пройдя ветеринарный контроль, мы встали в очередь, которая медленно, но верно продвигалась вперёд. Я украдкой осматривала багаж пассажиров, стоящих впереди, с надеждой, что у них не окажется ручной клади с переносками. Ведь если таких окажется слишком много, авиакомпания может отказать мне в праве взять Герду с собой в салон.

– Доброе утро, – проговорила я девушке, сидящей за стойкой регистрации.

– Доброе, – ответила она, принимая мой паспорт и документы на Герду. – Вы путешествуете вдвоём?

– Да, – кивнула я. – И мне сотрудники компании подтверждали, что мне не обязательно сдавать собаку в багаж. Могу ли я взять её с собой в салон? Я уже доплатила за дополнительное место для ручной клади. – Слова вылетали из меня так быстро, что, казалось, даже девушка за стойкой на мгновение вышла из своего привычного рабочего ритма.

– Сейчас посмотрим, что можно сделать, – сказала она, и её пальцы заскользили по клавиатуре с такой скоростью, будто она соревновалась сама с собой.

Она не была особо сговорчивой и никак не реагировала на моё добродушие. В душе я уже начала расстраиваться, представляя, как мне всё-таки придётся отправить Герду в багажный отсек. Мысль о том, что она будет одна весь полёт, заставляла моё сердце сжиматься. Я не хотела, чтобы она переживала, но, кажется, переживала больше я сама.

– Вам нужно будет доплатить за нестандартный багаж, чтобы взять собаку в салон, – наконец произнесла она, не отрывая взгляда от экрана.

С облегчением я открыла бумажник.

Глава 2

Одиннадцать часов полёта пролетели на удивление легко. Самолёт, словно гигантская птица, преодолел половину мира и теперь готовился коснуться земли другого континента. Это был мой первый долгий перелёт, первый раз, когда я пересекла океан. Я не могла оторвать взгляда от иллюминатора, зачарованно наблюдая за бескрайними водными просторами, раскинувшимися под крылом. Океан, огромный и безмятежный, казался бесконечным, его синева сливалась с небом и казалось, что горизонта, отделяющего воду от неба не выло и вовсе.

Происходящее наполняло меня восторгом.

Самолёт начал снижаться, и вскоре в иллюминаторе показалось побережье, а за ним – сам город. Посадка прошла мягко, почти незаметно: лёгкое касание колёс о посадочную полосу, и вот я уже стою в проходе салона с рюкзаком за плечами и переноской в руке, ожидая, когда откроют двери.

Воздух здесь был другим – тёплым, сухим, наполненным новыми запахами и звуками. Я шла по лабиринту трапа, мимо сотрудников аэропорта, и постепенно русская речь вокруг начала сменяться английской. Каждый шаг по коридору приближал меня к последнему пропускному пункту, за которым начиналась моя новая жизнь.

Несколько вопросов о цели приезда, внимательное изучение моего заграничного паспорта и визы, тщательный осмотр Герды, лёгкая улыбка сотрудника – и вот оно, долгожданное: «Welcome to the USA».

На ватных от волнения ногах я двинулась к выходу из аэропорта, одной рукой сжимая ремень переноски, а другой волоча чемодан. Выйдя наружу, я снова ощутила на себе тёплый воздух, который обнял меня, словно приветствуя. Я закрыла глаза от наслаждения. В Лос-Анджелесе было около семи часов вечера и небо сейчас было похоже на расплавленный янтарь, сквозь который местами прорывались последние лучи заходящего солнца.

Оглядевшись по сторонам, я заметила Егора. Он стоял неподалёку от входа на парковку, разговаривая по телефону. Он был таким красивым, таким родным и только моим. Мне захотелось кинуться ему на шею и вжаться в него до невыносимости, всем своим телом. Но я конечно же так не сделала. Вместо этого я улыбнувшись, подошла к нему, как раз в тот момент, когда он закончил свой разговор.

– Привет карамелька, – проговорил он и поцеловал меня так, что мои ноги невольно подкосились.

Боже, как же сильно я по нему скучала. Вот оно счастье. Ведь бывают такие редкие моменты, когда ты понимаешь, что здесь и сейчас ты абсолютно счастлив и что такой момент больше никогда не повторится. Ты понимаешь это и стараешься ухватиться за этот момент, прочувствовать его и максимально впитать его в свою память. Вот сейчас был такой момент.

Взяв все сумки, Егор повёл меня к машине, которую он приобрёл здесь. Старенький красный форд скромно стоял между другими автомобилями – новыми и не очень.

– Это наша машина, – с гордостью произнёс он, заметив моё изумление. – Как ни странно, но здесь с общественным транспортом совсем беда. Без личного автомобиля – никуда. Тебе тоже потом купим машину.