Судовой дневник

– Слышь, а правда, что он в молодости с поварихой на балкере шуры-муры водил?

– Да ты что, с поварихой? С коком! Она же бородатая была, – заорал другой и схватился за живот от смеха.

Жертва насмешек стоял молча, ввёл первую цифру, вторую… на третьей замешкался, глаза его горели от злости. Он посмотрел на ладони, как бы взвешивая: жизнь Макса против собственной гордости. Сжал дрожащие губы, грудь его ходила ходуном. Чиф стоял молча на коленях в темноте, руки держал всё так же покорно, крестом за головой; на секунду их взгляды встретились. В испуганных глазах Сеги читалось: «Никто уже не передумает. Нет. Теперь уже никто не передумает…» Палыч отвернулся, ему было тошно смотреть на эту тряпку.

Матросик, всё ещё прятавшийся по левому борту, будто разглядел, ощутил, непокорное безумие в молчании капитана и побледнел от страха.

– Босс! – обратился тот тонким, дрожащим голоском из глубины огромных башмаков – Может, я сгоняю на камбуз, скажу коку, хай нам организует чего?

– Что, прямо сейчас? – нахмурил брови хозяин… не отрывая глаз от золотого бычка на привязи, как вдруг полыхнуло.

– Ну ты откроешь или нет, Сука старая?! – он надавил на лезвие. Максимка пришёл в себя и снова заскулил, захныкал, его плечи содрогались от плача…

– Хорошо, Хорошо!

– Давай!

– Да открываю же Я… Открываю! —

– Живее! – Они уставились друг на друга. Оба пускал искры из глаз. Босс специально не давал времени подумать этому старому болвану…

Теперь Палыч уже бывший командир. С этой минуты никто не будет считать его капитаном, если он… ничего не сделает. Дрожащей рукой ввел третью цифру… снова обернулся на боцмана. Тот повёл взглядом, мол: ну же…

Четвертая цифра. Щелчок, замок поддался. Все оглохли раскрыв рты – ждали. Гробовая тишина. Сейчас капитан будет раздавать награбленное.

И кто в такое может поверить? Ну конечно же никто. Они хоть и психи, но не идиоты, по крайней мере, не такие наивные. Но тем не менее глаза горели а слюна по губе капала до самой нижней палубы… Даже стрелки часов не решались нарушить трепет ожидания.

– ну даа-вааай, тормоз! ото я… вырежу твоему тузику гланды, и…

– не-е лучше отрежь Максу язык, наверняка он ещё пахнет жопой капитана, хай попробует себя изнутри. Ха-ха-ха…– матросня пустилась в разнос от смеха, демонстративно глядя в глаза Палычу. Громкое гоготание перешло в коллективный ор. Никто не упускал возможности постебать капитана.

Лишний раз унизить офицера? О господи, да это же святое… но!

Когда дело касается моряков, нельзя забывать об удаче, попутном ветре и благоприятном расположении звезд на небе. И дело не в метеорологии или навигации. А в том, что только опытный моряк сумеет сманеврировать так, чтобы выйти из воды сухим.

Иногда бывает так, что лучше просто лечь в дрейф, переждать бурю, как это сделал маленький матросик с большими башмаками, сбежавший под шумок. Но только не капитан. Только ни этот маньяк.

Последнее слово будет за мной, – подумал Палыч. Но мысль его прозвучала громко. В головах у каждого эхом раздался холодный металлический звук. Скрипнула дверца сейфа.

– Что? Откуда он у тебя?

– У него пистол-е-е-т!

– Ствол… Ствол…

Матросня не закрывала ртов, как чайки. Все орали безбожно и одновременно. Надрывали глотки. Одни просили прощения и умоляли, кто-то возмущался, мол это уже слишком, захлебываясь собственными слезами и кровью. Но громче всех кричал второй помощник. Казалось, его душу рвет на части стая собак. Так кричал хряк, откормленный и зажравшийся, когда пришло время платить за доброту хозяина, кричал голосом ада, пока жизнь не остыла на снегу и паром не ушла в облака. С нечеловеческим воплем, сдирающими кожу живьем, рвущим на части плоть, изрыгающим из животной глотки реки крови озирался Макс по сторонам. Он как маленький ребенок, плакал в надрыв, потому что сделали что-то не по его. Казалось, это будет длиться вечно. Казалось, это было так долго. Пока оглушающие хлопки и яркие вспышки не погрузили всё судно в тишину и покой.

Тишина. Глава 3

По четырем пролетам металлического трапа прокатилось эхо шустрых ножек. В тени спасательной шлюпки повисла тишина. Горизонт дрожал под давлением палящего солнца. Небольшой катерок убегал на восток. Ямайку накрыл пузырь тишины. Он был такой хрупкий, как мыльный. Те, кто оставались ещё на борту, их было немного, боялись лопнуть его, боялись, что всё повторится как только они нарушат тишину. Каждый наслаждался, поверить в это было сложно. Но нет, это не сон. Это не сон.

…странное чувство. Волнение? Не думал, что буду волноваться перед белым листом бумаги. Но сегодня, это не просто лист, это окно в мир, где я еще могу дышать. Пока еще… могу.

Судовой дневник, привет! Здравствуй и тот, кто это никогда не прочтет – я просто в это не верю. Ну а если вдруг, то… то знай, я обычный моряк. Простой моряк второго класса на танкере «Ямайка».

И нет, я не романтик. Я пишу это не для того, чтобы приключения запереть в пыльный альбом воспоминаний и потом, спустя время, заглядывать в него и прятать тоску за неправдивой маской а-ля милая улыбка ностальгии.

Согласись, у каждого есть подобная тетрадь, и этот каждый смахивает с нее толстый слой пыли, лишь когда сам уже изрядно запылился в своем унылом настоящем.

Скорее, я хватаюсь за этот монолог, как за спасательный буй. Будто я за бортом, и наблюдаю след из-под кильватера скрывающегося в точку парохода с надписью на корме «Я – твой последний шанс».

Сегодня я уже не уверен не в чем. Но точно знаю одно, мои мысли подобно жмени жемчуга что разбежались… прыгают во все стороны разом да так, что за каждой не уследишь. Они слишком быстрые, их бесчисленное множество, я замер.

Я должен их разложить по страницам одну за одной, строку за строкой.

Страшно. Стоило это сделать раньше. Моя необязательность сыграла свою роль. А может это было и вовсе не обязательно… Но всё будет напрасно, если я не скажу главное, что заставляет мою душу биться птицей в клетке…

Ч. II – НА БОЛЬШОЙ ЗЕМЛЕ. Начало истории. Глава 5

Данила откатил чемодан к входной двери. В номере бутик-отеля это буквально два шага от кровати, которая занимает практически всё свободное пространство. Кондиционер шпарил как одержимый, и он накинул белую рубашку на своё худощавое загоревшее тельце. Растрёпанные длинные волосы прилипли к лицу. Привычным делом Данила пошарил по джинсам. Там завалялся один жёваный доллар. Запустив ладони в задние карманы, он судорожно дёргал головой в тщетных попытках поправить патлы. Ничего не вышло, он замер, зацепился взглядом за прикроватную тумбу. На ней лежала синяя папка с документами, она опять вызвала тень сомнений. Но в третий раз он уже не стал вытрясать содержимое. Паспорт, билеты на самолет и гарантийные письма от агента, судовая роль, контракт с подписью и куча других документов держались дружно. Когда расстегнулась молния и в папку заглянул круглый как монета глаз, второй, зажмуренный, будто ему запрещено видеть что там, держался рядом. Все документы сидели дружно, молча, ни один не сбежал. Но и это не облегчило Дане душу. На его лице не было ни одной эмоции, он просто принял это как факт. Его внутренний юрист сухо буркнул: «Приобщено к делу» – и захлопнул дверь. Он знал цену словам и очень уж экономил.

Данино лицо никогда не выражало никаких эмоций, точно это глухая стена, за которой он прятал боль, накопленную за все свои недолгие годы морской жизни. А глаза молчали не из скромности и робости, а от усталости. Тогда Данила бережно положил папку на место, где взял. Едва слышно вздохнул, прикатил чемодан назад и снова положил перед собой на кровать. Плевать на белую простыню и покрывало, постирают. Он вскрыл багаж и с осторожностью хирурга выложил всё, рубашку за рубашкой. Но и тут всё было на месте.

Да то-о-ч-но всё норм-а-ль-но – ругая и одновременно убеждая себя, Даня уже испытывал неловкость за собственное поведение.

Но с чувством тревоги справиться не удавалось. По привычке должен был быть взлёт бодрости духа – ура, навстречу приключениям. Но… где-то кошки всё же скребут. Никогда такого не было – и вот опять.

Ближе к обеду, путём долгих дискуссий Данила переспорил сам себя и решил пройтись. На языке жестов и ужасном английском ему подсказали пару кафе и закусочных. Слушать их советов, конечно же, он и не думал. Просто решил для разнообразия поболтать с человеком. Как всегда, разочарование.

Время 12:10, солнце жарило будь здоров. Гулять в Анталии в июне на солнцепёке в полдень – всё равно что сушить голову в микроволновке. Разве что виды посимпатичнее. Ну вот, только ради них, пожалуй, можно разок засунуть голову в эту турецкую печь. Мысль о том, что завтра предстоит отправиться в плавание, действовала на Данилу как на праведника, что всю жизнь держал себя в узде, новость о том, что бога нет. Подумав ещё раз о том, что его ждёт, наложил на себя обязанность исследовать все ближайшие пляжи и заведения. К тому же, если повезёт, это разгонит в его небе тревожность.

С момента как он надел белую рубашку и растрепал волосяки по-раздолбайски, взяла начало их история. В тот день Дане почему-то не была интересна ни одна забегаловка, шёл куда глаза глядели, ноги несли и сердце просило. И, пройдя добрую сотню метров по шоссе, ему встретилась старая каменная арка, от неё начиналась брусчатка, что вела в гущу старого хвойного леса. Сквозь густую крону солнце с трудом пробивалось своими невидимыми щупальцами и всё вокруг лапало, как любопытное животное. Тёплой точкой коснулось и лица Данилы.

Там было свежо. И морячок с жадностью дышал лесной прохладой и запахами трав. Осторожно шагая всё глубже, озираясь по сторонам, он обратил внимание, что щебетание птиц в один момент стало тише, а солнце всё ярче и злее. Пока он не вышел на утёс. Там-то Данила снова вспомнил, по какой духоте шёл сюда. Теперь она казалась ещё невыносимее. По скалистому склону ползла змеёй старая каменная лестница, высеченная в отвесных камнях. Она извилистым путём привела его на очень старый пляж. Сверху, среди огромных валунов его заметить было практически невозможно. Дураки в белых шапках с разбегу разбивали головы в соль и разлетались в мелкую прохладную пыль.

На берегу Даня заметил русалку. Но, глядя против солнца, он мог видеть лишь силуэт её стройного тела. Она сидела в пол-оборота на старом, сломанном стволе дерева, что, видимо, прибило волной. Данила долго ещё будет видеть, закрывая глаза, как на фоне голубого моря незнакомка прогнула спинку назад, облокотившись на руку и запрокинув голову, поправляла волосы другою рукой. Она поджимала стройные ножки, сведя колени, словно боялась намокнуть. Лишь подойдя ближе, он увидел, что это девушка в ластах.

–Как, вы не русалка? – спросил удивлённый патлатый пришелец незнакомку. На что она ответила ещё более удивлённо. Можно сказать, затянула с ненавязчивыми нотками на претензию: – Че-е-е-во-о, блять? – Она округлила глаза и оттопырила губу с намёком на наезд. А Данила точно не прогуливается сейчас в любом городе России в начале нулевых? Вроде бы нет.

– Нет, ну я понимаю, что ты сказочный… – задумалась та на секунду, специально выдержала паузу. – Персонаж!

– Давай избавишь меня от этих тупых подкатов. Да?

На что Данила ответил, но всё же вежливо и учтиво, он же джентльмен: «Простите, я только хотел уточнить, мы находимся на заброшенном пляже под отвесной скалой, где на версту ни души, хоть кричи не кричи – никто не услышит, и сверху из-за отвесного склона нас даже не видно. И если не дай бог на кого-то камень упадёт или она оступится, ударится, утонет… подавится вишенкой, её не найдут и не услышат даже птицы? Потому что даже они это место стороной облетают. Верно?» Наверное, именно его вежливость, харизма и покорили её сердце. Они до ночи просидели, делились своими самыми сокровенными мечтами, и Данила на секунду забыл о тревожном состоянии. Он не мог оторвать взгляд от звёзд, что упали в её большие зелёные глаза.

Так дети моря встретили друг друга. Она высокая, стройная. Про таких, как она, говорят: ноги от ушей. А её тонкие пальцы, узкие джинсы, шея и плечи. Весь этот бред в голове морячка – пять ложек сахара на дне стакана. С каждым глотком всё слаще и слаще. К концу чаепития их попы слиплись в один очень долгий и сладкий поцелуй.

—А куда ты уезжаешь?– она положила голову ему на плечо и рисовала на груди пальцем узоры. Даня приобняв её смотрел в никуда. Чувства тревоги больше нет. Левой рукой обняв за талию правую руку положил ей на голову и поцеловал девушку в щёчку.

–В Англию, в Гримсби. У меня там судно.

–А надолго ты в море уходишь?

–Как повезёт…

–А как же семья? У тебя есть семья?

– Меня ничто не держит на берегу. Может, если бы было ради кого, я бы с удовольствием завязал с морями. Иногда хочется нормальной жизни. Чтобы любить и чтобы любили… Я не знаю, может… может, я и не умею любить.

– Ты никогда не любил?

– Любил… Любил, точнее, думал, что любил… – Даня отвёл взгляд. Его грудь стала волноваться сильнее, как океанская зыбь, которая бежит от урагана и словно не знает, что уже штиль. Девушка промолчала.

Через пару часов сработал будильник. Но Даня его остановил, не успел тот издать и звука. Не хотел он, чтобы его русалка проснулась. Решил уйти молча. Не любил Даня прощаться, да и не умел… никогда ни с кем ещё не доводилось прощаться.

Они были знакомы, казалось, всю жизнь, только жизнь эта пролетела всего лишь за ночь.