Судовой дневник

Теперь, Палыч уже бывший командир. С этой минуты никто не будет считать его капитаном, если он ничего не сделает. Дрожащей рукой он ввел третью цифру… снова обернулся на боцмана. Тот повёл взглядом, мол: ну же…

Четвертая цифра. Щелчок. Замок поддался. Все оглохли раскрыв рты – ждали. Гробовая тишина. Сейчас капитан будет раздавать награбленное.

И кто в такое может поверить? Конечно же – никто. Они хоть и психи, но не идиоты. И тем не менее, глаза у всех горели, а слюна текла, капала.

Даже стрелки часов не решались нарушить трепет ожидания.

– ну давай, тормоз! ото я вырежу твоему тузику гланды, и..

– Не-е, лучше отрежь Максу язык – наверняка он еще пахнет жопой капитана. Ха-ха-ха – матросня пустилась в разнос от смеха, демонстративно глядя в глаза Палычу. Громкий гогот перешёл в коллективный ор. Никто не упускал возможности постебать капитана. О, господи, да это же святое – но!

Когда дело касается моряков, нельзя забывать об удаче, попутном ветре и благоприятном расположении звезд. И дело не в метеорологии или навигации. А в том, что только настоящей моряк сумеет сманеврировать так, чтобы выйти сухим из воды.

Иногда бывает такое, что лучше просто лечь в дрейф, переждать бурю, как это сделал маленький матрос с большими башмаками, сбежавший под шумок. Но только не капитан! Только ни этот маньяк.

«Последнее слово будет за мной», – шепнул Палыч. Но мысль его прозвучала громко. В головах у каждого, эхом, раздался холодный металлический звук.

Скрипнула дверца сейфа.

– Откуда он у тебя?.. У него пистолет!

– Ствол… ствол… – кто-то надрывал глотку.

Матросня разоралась, как чайки.

Одни просили прощения и умоляли захлебываясь слезами и кровью.

Но громче всех кричал второй помощник. Словно, это был хряк – откормленный, зажравшийся, когда пришло время платить за доброту хозяина.

Он ревел, захлебываясь, визжал, пока голос не сорвался в бульканье.

Всё тянулось – как нескончаемый кошмар.

Пока хлопки и яркие вспышки не погрузили всё судно в тишину и покой.

Глава 3. Тишина

По четырем пролетам металлического трапа раздалось эхо шагов. В тени спасательной шлюпки повисла тишина. Горизонт дрожал под давлением палящего солнца. Небольшой катерок убегал на восток. Ямайку накрыл вакуум. Пузырь тишины. Он был хрупкий, как мыльный. Те немногие, кто ещё оставались на борту, боялись лопнуть его, боялись, что всё повторится.

Каждый наслаждался мгновением. Поверить в это было сложно. Но – это не сон.

Строки из дневника от (дата)

…странное чувство. Волнение? Не думал, что буду волноваться перед белым листом бумаги. Но сегодня для меня, это не просто лист, это окно в мир, где я еще могу дышать.

Здравствуй, мой Судовой Дневник, здравствуй и ты, что живешь в моем сердце. Я знаю, ты это никогда не прочтёшь. Ну, а если вдруг, то… знай, я здесь – твой моряк. Простой моряк второго класса на танкере «Ямайка».

И нет, я не романтик. Я пишу это не для того, чтобы приключения запереть в пыльный альбом воспоминаний и потом, спустя время, заглядывать в него и прятать тоску за неправдивой маской а-ля милая улыбка ностальгии.

Согласись, у каждого есть подобная тетрадь, и этот каждый смахивает с нее толстый слой пыли, лишь когда сам уже источает песок.

Скорее, я хватаюсь за этот монолог, как за спасательный круг. Будто я за бортом, и наблюдаю след из-под кильватера скрывающегося в точку парохода с надписью на корме «Я тебя любила, но ты выбрал море».

Сегодня я уже не уверен не в чем. Но точно знаю одно, мои мысли подобно жмени жемчуга, что разбежались… прыгают во все стороны разом, да так, что за каждой не уследишь. Они слишком быстрые, их бесчисленное множество. Я замер.

Я обязательно разложу их по страницам, одну за одной, строку за строкой.

Иначе – всё будет напрасно.

…будет напрасно, если я не скажу главное, что заставляет мою душу биться птицей в клетке.

Ч. II – НА БОЛЬШОЙ ЗЕМЛЕ. Глава 4. Начало истории

Чужая душа – потемки.

Данила откатил чемодан к входной двери. В номере бутик-отеля это буквально два шага от кровати, которая занимает практически всё свободное пространство. Кондиционер шпарил как одержимый, и Даня накинул на свое худощавое тельце любимую белую рубашку. Привычным делом пошарил по джинсам. Там завалялся один жёваный доллар. Длинные, почти год нестриженные волосы растрепались и упали на лицо, глаза спрятались под челкой. Запустив руки в задние карманы он судорожно дергал головой, пытаясь поправить патлы – ничего не вышло. Замер, зацепился взглядом за прикроватную тумбу. На ней лежала синяя папка с документами. Папка опять вызвала тень сомнений. Но в третий раз Даня уже не стал вытрясать содержимое. Паспорт, билеты на самолет и гарантийные письма от агента, судовая роль, контракт с подписью и куча других документов держались дружно. Когда расстегнулась молния и в папку заглянул круглый как монета глаз, второй, зажмуренный, будто ему запрещено видеть, что там, держался рядом. Все документы были на месте, вроде бы, кажется, ни один не сбежал. Но это не облегчило душу Дани. По лицу не пробежало ни единой эмоции, он просто принял это как факт. Его внутренний юрист сухо буркнул: «Приобщено к делу» – и захлопнул дверь. Он знал цену словам и очень уж экономил.

Данино лицо никогда не выражало никаких эмоций, точно это глухая стена, за которой он прятал боль, накопленную за эти недолгие годы морской жизни. А глаза молчали не из скромности и робости, а от усталости.

Тогда Данила бережно положил папку на место, где взял. Едва слышно вздохнул и прикатил чемодан обратно, снова положил его перед собой на кровать. Плевать на белую простыню и покрывало – постирают. Он вскрыл багаж с осторожностью хирурга и выложил всё, рубашку за рубашкой. К великому разочарованию – там тоже всё впорядке…

Даня любил море, и в такие дни, перед отъездом, как правило, должен ощущаться привычный прилив бодрости духа – ура, вперед, за линию горизонта. Но… что-то было не так. Дурное предчувствие. Снова. Похожее на несварение – только хуже. Как будто внутри всё бурлит, кипит, варится, а на душе – сплошной ноябрь.

– Да всё нормально будет – говорил он сам себе, а у самого душа в пятках – вспомнил:

Четыре года назад малое сухогрузное судно “Ейск” чешской постройки шло под кукурузу в порт Астрахань. Тогда Даня был мотористом, и одной из ночей его разбудили крики, если конечно, это было взаправду.

Как одинокая птица, что унесло ветром в открытое море, – они доносились из темноты, перекликаясь с пением ветра.

Но в тех криках не было мольбы – это был смирившийся с судьбой голос. Голос близкого человека.

Даня открыл глаза в каюте, погружённой во мрак. Ужас застыл на его лице, как маска, которую не снять.

В голове вертелось одно: они проваливаются во тьму. Он пробежал большими, испуганными глазами по переборкам, по потолку, по мутному стеклу иллюминатора…

Всё было спокойно: дизель тихо бормотал, судно переваливалось с борта на борт, устало и лениво переползая через нескончаемые встречные волны.

Но слова «они проваливаются во тьму» делали больно. Даня чувствовал, как скрипели зубы, как что-то в груди рвалось на части и сдавленным криком просилось наружу.

Волна отчаяния и страха парализовала всё тело – он повалился без сил.

Что-то скрипнуло в груди, и – против его воли – вырвалось наружу.

Одинокой птицей унеслось над бездной без края. И было слышно лишь ветр.

Что это было, кто они такие и куда все проваливались – Даня понял лишь немного позже.

Контракт закончился буквально через пару недель, и он вернулся в родительский дом. Там его встретила тишина и запах сырой земли: он попал прямо на похороны.

Но тогда ему уже не было ни больно, ни страшно.

Он просто стоял, будто всё это уже видел – и сам себе боялся признаться, что знал.

«Туки-туки… теперь я маюсь», – сказал он, принимая эстафету взрослой жизни. Вот так, с первого же рейса, только-только сошедший с теплохода.

Он навсегда запомнил тот голос – голос, сопровождавший это отвратное чувство тревоги.

Голос сумасшедшего автора, читавшего вслух, в его голове, эпиграф к новой главе в его жизни. Да, именно автора. Даню осенило: всё это время он жил по мотивам чужого романа, незнакомой ему книги.

Вот бы набраться сил, вырваться, ожить – и набить ему морду. Что за Стивен, прости Господи, Кинг позволил себе такое?..

«Если и будет впредь поворот сюжета – ТО ТОЛЬКО МОЕГО!» – в очередной раз настраивал себя Даня на боевой лад, положив руку на чемодан. – Не дай бог. НЕ ДАЙ БОГ, чтобы опять…

И после обеда, путём долгих внутренних переговоров, Данила переспорил сам себя и решил пройтись. На языке жестов и ужасном английском ему подсказали пару кафе, баров и закусочных. Следовать их советам или нет, Даня ещё не решил. В таких заведениях ему всегда было тесно: стены давили, люди галдели, да и запах сигарет он не выносил. А поболтать с местным портье он решил, скорее, для разнообразия. Как всегда – разочарование. Пожав друг другу руки и перекинувшись парочкой “шуточек” на ломаном англо-турецко-русском, каждый остался при своём.

«Надеюсь, хоть обратно пустит, если я буду не один», – подумал Даня, когда больше не находил других оправданий этому приступу общительности.

Заперев пугающий голос на дне бутылки, Даня таки покинул бар, а на случай рецидива он прихватил с собой порцию вкусного виноградного «лекарства».

Ответственность за собственные сюжетные линии, да накануне рейса, подействовала на него, как на праведника новость о том, что Бога нет.

Всю жизнь держал себя в узде – и вот…

Гуляй, рваная душа. Гуляй, свободная моя.

Он наложил на себя обязанность исследовать все ближайшие пляжи и заведения – несмотря на то, что гулять по Анталии в июне, под солнцепеком, всё равно что сушить голову в микроволновке. Разве что виды посимпатичнее. Ну вот, только ради них, пожалуй, и можно разок засунуть голову в эту турецкую печь.

Начало истории.

И шел он куда глаза глядели, куда ноги несли и сердце просилось. Пройдя добрую сотню метров по шоссе, он наткнулся на старую каменную арку. От неё вглубь уходила мощёная дорожка, теряясь в гуще старого хвойного леса.

С того момента, как он надел рубашку, растрепал волосяки по-раздолбайски и свернул на извилистую тропу, взяла начало их история. Солнце с боем пробивалось сквозь густую крону деревьев запуская свои щупальца, исследовало, лапало всё как любопытный ребенок. Теплой точкой оно коснулось и лица Данилы.

Там было свежо. Морячок с жадностью вдыхал запахи трав. Осторожно ступая всё глубже, озираясь по сторонам, он заметил, что щебетание птиц стало тише, а солнце – ярче и злее. Выйдя на утес, Данила вспомнил по какой духоте шёл сюда. Теперь она казалась ещё невыносимее. По скалистому склону змеей ползла старая лестница, высеченная в отвесных камнях. Извилистым путём она привела Даню на пустынный пляж. Сверху, среди громадных валунов его почти невозможно было заметить. Дураки в белых шапках с разбега разбивали головы в соль и разлетались в мелкую, прохладную пыль.

На берегу Даня заметил русалку. Но, глядя против солнца, он видел лишь силуэт её стройного тела. Она сидела в пол-оборота на сломанном стволе дерева, что, видимо, прибило волной.

Данила ещё долго будет грезить – видеть, закрывая глаза, тот скалистый берег, те громадные валуны, что будто попадали с неба.

Одни сверкали лысинами, едва выглядывая из воды, а волны, точно школьники, прыгали через них, как через козла.

Другие стояли в воде по колено и сбивали этих прыгунов с ног, а те падали пеной на песок и камни, растворяясь в прозрачной, как слеза, воде.

У самой скалы, по которой вилась крутая тропа, глыбы лежали так плотно, что приходилось идти прямо по их головам.

Слева, вдалеке, виднелся частный пляж: лежаки стояли настолько тесно, что издали напоминали выбросившихся на берег морских котиков. Одинокий диск-жокей, его ужасная грохочущая музыка и ни души больше…

На фоне уходящего и краснеющего солнца силуэт стройной молодой девушки, и разбегающиеся её волосы на ветру. Красота в каждом движении ее тела для Дани неоспорима. Она прогнула спину, откинула голову назад и поправляла волосы рукой. Сведя колени поджимала длинные стройные ноги, будто боясь коснуться воды. Только подойдя ближе, он понял: это всего лишь девушка в ластах.

– Как? вы не русалка? – спросил удивленный патлатый пришелец не капли не стесняясь разочарования. На что та ответила ещё более удивлённо. Можно сказать, затянула с ненавязчивыми нотками на претензию:

– Че-е-е-во-о… ?! – Она округлила глаза и приподняла брови, намекая на наезд. А Данила точно не прогуливается сейчас в любом городе России в начале нулевых? Вроде бы нет.

– Нет, ну я понимаю, что ты сказочный – задумалась девушка на секунду, специально выдержала паузу, – Персонаж! Давай избавишь меня от этих тупых подкатов. Ага? – Даня не растерялся и с привычной ему вежливостью ответил, он же джентльмен:

– Простите, я просто хотел уточнить: мы на заброшенном пляже под отвесной скалой, где на версту ни души? Где, хоть закричись – никто не услышит? И сверху, из-за этого проклятого склона, нас тоже не видно. А если, не дай бог, на кого-то упадёт камень, или она.. оступится, ударится головой (он изобразил пальцами кавычки) …подавится вишенкой – то ведь никто и не узнает? Даже птицы это место стороной облетают. Верно?

Пауза. Она смотрела на него оценивающе.

– Да, всё так. Поэтому советую быть аккуратнее с выражениями.

Даня задумался.

– Жвачку? – предложил он, пытаясь разрядить обстановку.

– Вкусная?

– Резиновая!

– Вспоминаешь бывшую, когда жуешь ее? – бросила она небрежно фразу.

Удивила сама себя, пытаясь блеснуть остроумием. Такая реакция бывает только настоящей: глаза округлились, будто правда удивилась собственной шутке, а губы расползлись в улыбке до ушей. Рот словно собирался свернуться в круглую «о», но передумал – не удержал веселья.

– Да… Сейчас она в шиномонтажке, доктор ей швы накладывает – все так же сдержанно процедил Даня.

– Доктор? Швы? А ты похоже и правда больной ублюдок. А чем ты её…

– ЭЙ! – он её остановил. – Имей уважение. Я же всё-таки псих.

– Ой, простите, мистер Псих, – фыркнула она, отодвигаясь и освобождая место на бревне. Раскаяния в голосе не было ни грамма – даже не старалась его изобразить.

– Присядешь? И как тебя вообще занесло на мой пляж?

– А теперь это твой пляж?

– А я тут русалка, и пляж значит мой.

– Убедила – улыбнулся Даня – а у русалки есть имя?

– А у нас нет имён.

– Почему?

– Мы не разговариваем. Боимся… воды в рот набрать – Девушка тоже улыбнулась.

И чёрт её знает, что она нашла в этом парне, но только просидели они вместе до самой ночи, обнажая друг другу свои мысли, страхи и мечты.

Возможно, что именно его странная манера общения подкупила ее. Даня ляпнул, что ищет драматический поворот для сюжета своего романа "жизнь" и должен будет уехать уже утром. А она постаралась не показывать огорчения, что он исчезнет из ее жизни так же скоро, как и появился, но и не была против добавить поворотов. Подвинулась к нему ближе. Примостилась под крылышком.

– Ты не против, я буду звать тебя Сирена? Знаю, может и банально ну.. красиво же – улыбка девушки сложилась в маленькое тире и она пожала плечами.

– Ты каким ветром в Турции? – спросил Данила и робко добавил – Сирена.

Девушка охотно рассказала, что тут была с другом. Даня сам догадался, слово “друг” было в кавычках. Вечер подкрался к ним совсем незаметно. Бледный, теряющий жар закат потускнел и посерел. На небе появились первые звезды.

– Он уехал домой, а я решила остаться – подытожила она – Не могу смириться с тем, что вынуждена жить в Сургуте и видеть море только на открытках ко дню рождения.. – девушка надула губки и повесила голову. Изображала досаду как умела. Даня обнял её за плечи.

– Я тебя понимаю. Сам по той же причине не могу дома больше двух месяцев находиться.. хочется бежать из той серости прочь, без оглядки.

– Да да, не понимаю этих людей, которые всю жизнь на одном месте сидят и кичатся, мол мы самые-самые… А сами не выезжали за пределы не то что региона, ГОРОДА. И знаешь почему? А ВЕЗДЕ ОДНО И ТО-О-ЖЕ – рассмеялась было в голос но быстро опомнилась, что сегодня она приличная и скромная и прикрыв ладонью рот переключилась на легкий смешок – дамский – и потупила глазки в землю.

– ТЫ ИХ ЗНАЕШЬ? – воскликнул с удивлением Даня

– Н-ну.. нет. Ну наверняка же есть такие?..

– Когда я жил в Грузии, дядя мой спрашивал, а сколько у меня там время, десять двадцать, или уже десять тридцать… Он наверное думал, что разница во времени каждый километр увеличивается на… ну-у на секунду. Хех. Ну да. Думаю, да, такие люди есть – утвердительно кивнул Данил.

Неловкая пауза вмешалась в диалог. Оба молчали. Передавали друг другу еще недопитую бутылочку вина пока она не кончилась, хвала Богам там было не много.

– Так, рыбка, мне снова нужна твоя тушь.

– Ам.. что?

– Мы допили.

– О-х Уже?

Даня поднялся на ноги очень осторожно, его немного начало качать.

– Кажется я засиделся. Моя попка отмерла, похоже, на этих камнях. – он встал в позу старичка, изогнувшись буквой “зю” и отшлёпал сам себя, пытаясь размягчить причинное место.

– Ой, а у меня нормально. Ну-у дав-а-ай, открывай уже.

– Везёт тебе – кавалер отложил пустую бутылку в сторону и снова примостился. Взял рядом с ними стоящую последнюю нетронутую и зажал её между ног.

– А вот теперь.. – Даня бросил в девушку мутный, захмелевший взгляд – давай! – он протянул руку и милая вложила в ладонь инструмент, с помощью которого он сейчас спасет их жизнь.

– Дава-а-ай дави-и её, спас-а-й нас – кричала она, пока морячок тушью для ресниц пытался пропихнуть пробку внутрь.

Даня кряхтел, приговаривал и душил горлышко бутылки у себя между ног:

– Помню, когда я был ещё маленький, мы каждый Новый год встречали с соседями – у них дома. И однажды получилось так, что не нашли штопор… Мой отец вдавил пробку мизинцем. Оп-па!

– Ура-а! У тебя получи-и-лось! – хлопая в ладоши и по-ребячески радуясь, кричала девушка. – Мы будем жи-и-ть!

– Да бли-и-н. Я весь в вине.. и твоя тушь тоже – пытался в лунном свете Даня разглядеть зафаканую белую рубашку.

– А ты правда знаешь что делаешь? – сквозь смех выдавила девушка.

– Спрашиваешь?

– Уве-е-ренна! – ласкалась и подлизывалась та, сглаживая углы, а через секунду снова заливалась звонким смехом, заражая Даню тем же приступом радости.

Так встретились дети моря. Он не мог отвести взгляда от звёзд, что падали в её зелёные глаза. А она заставила его забыть обо всем и просто радоваться моментам. И эти моменты, казалось ему тогда, будут длиться вечно.

И было между ними что-то такое, что способно склеить и осколки разбитой чашки и сломанной кружки, и двух одиноких людей в этой треклятой жизни – особый неуловимый компонент.

Её тонкие пальцы, узкие джинсы, шея и плечи – весь этот бред в голове моряка: пять ложек сахара на дне стакана, с каждым глотком всё слаще и слаще.

К концу чаепития две половинки склеились в один очень долгий и сладкий поцелуй.

Глубокой ночью, в темноте, такой плотной, как покрывало, берег стал раскачиваться под их ногами. Даня, походкой, присущей тем, кто чаще землю видит лишь издалека, прекрасно справлялся. Ловко ловил тропу, как бы та не хитрила и не прыгала из стороны в сторону.

– Рыбка, как твоё настоящее имя?

Она лишь улыбнулась. Покорно позволила себя обнять, но даже не думала отвечать. Они пошли рядом, нога в ногу. А извилистая тропа, по которой они пришли, на обратном пути показалась ровнее. Девушка-русалка своего имени так и не сказала: «Хватит с тебя и русалки, морячок. Не порти обстановку». Даня знал лишь что она живет в Турции одна. Он запомнил и то, что в тот вечер она предпочла Stand-Up концерту – посидеть у воды, поплавать в своих мыслях. Но кто-то ей помешал. И похоже, что она не особо была против. А ещё у неё был очаровательный голос – и этого Дане вполне хватило. А девушка узнала, что оказывается моряк боится русалок, а точнее, он боится, что они утащат его на дно… Но почему он подошел к ней в таком случае, для нее оставалось загадкой. Хотя загадка очень простая, и она надеялась однажды от него услышать ответ.

Иногда они останавливались посмотреть друг другу в глаза, ничего не говорили, просто молча смотрели. Старались, но безуспешно, сдерживать улыбки. Опомнившись, Даня в панике, что тонет в уютном омуте её компании, начинал рассказывать про звезды: «Смотри, а это… это – созвездие Орла. Моё любимое», – указывал он пальцем в небо, и липкое молчание снова вязало мысли.

Жесткий корпус его убеждений давал течь. Эти убеждения сформировались не на пустом месте. Именно они сделали из него эдакого пацифиста в мире, где любовь – это война, и война не на жизнь, а на всю жизнь, пока костлявая с косой не освободит вас.

Даня тонул, но не сдавался, пока не прозвучало обезоруживающее: Мы всё ещё в лесу… Моряк – с печки бряк! – она взяла нежной ручкой его указывающий на кроны деревьев палец и прижала к губам. Поцеловала.

– А ты всегда как Стас Михайлов ходишь? – снова рассмеялась ему в лицо, легко и победоносно, разом лишив всех шансов на спасение.

А он, моряк, стоял с душой нараспашку, принимал эту пытку и был уже почти готов отдаться в нежные руки судьбы, от которой всегда убегал, гонимый тем самым "голосом". Наивно полагая, что именно он автор своей истории.

Становилось всё жарче, но застегивать рубашку он все равно не хотел. И только в номере гостиницы, когда кондиционер снова задул как сумасшедший, рубашку застегнуть не дала уже она…

Спасайся кто может.

– А куда ты уезжаешь? – спросила она, положив голову ему на плечо. Пальцем водила по груди, рисуя невидимые узоры. Даня смотрел стеклянным взглядом.. ровно в никуда.

Сил волноваться у него не осталось. Он водил ладонью по её волосам и нежно обнимал за талию.

– В Англию, в Гримсби. У меня там судно.

– А надолго ты в море уходишь?

– Как повезёт…

– А как же семья? У тебя есть семья?

– Как я уже говорил, меня здесь ничего не держит. Абсолютно ничего.

Пауза. Она посмотрела на него сбоку, не спрашивая больше.

– Меня ничего не держит на берегу. Может, если бы было ради кого – я бы с удовольствием завязал с морями. Иногда так хочется нормальной жизни. Просто жить, любить… и чтобы любили.

Он помолчал.

– Я не знаю… может, я и не умею любить.

– Ты никогда не любил?

– Любил… Точнее, думал, что любил… – Даня отвёл взгляд.

Грудь его волновалась всё сильнее, как океанская зыбь, бегущая от урагана и не знающая, что шторм давно утих.

Девушка молчала. Потом тихонько уснула.

Через пару часов Даня остановил будильник, за секунду до. Он не хотел, чтобы проснулась его русалка. Решил уйти молча. У него оставался последний шанс на спасение.

Они были знакомы, казалось, всю жизнь – только жизнь эта пролетела за одну короткую ночь.

«И слава богу», – выдохнул он с облегчением, обернулся уже одетый, взял стоявшую у двери дорожную сумку, лицо было жестким.

– Ну как? Ну как эта пташка может погубить черную, соленую душу моряка?– подумал он. Она спала. Как ангел. И чем дольше он смотрел на неё, тем мягче становился его взгляд.

Такие милые губы. Вздернутый носик. Волосы разбегаются как в бухте волна. Переливаясь золотыми тонами по хрупким плечам, по шее, по румяным щекам… Нет! Она добрый све – Громкий хлопок привел парня в чувства. Сквозняк пробежал из форточки в раскрытую дверь и крикнул: соберись! – всем массивом двери номера отеля.

– Прощай! – Блеснул злостью в мокрых глазах и вышел. Вышел, аккуратно прикрывая дверь.

Глава 5. Аэропорт

Даня вышел поперёк проезжей части со всеми пожитками, перекрыв главную артерию города, в ожидании первой попавшейся машины такси. На абсолютно пустой дороге не было ни души. В предрассветных сумерках фонари гасли один за другим, и тёмное ватное небо постепенно серело. Мокрый асфальт отдавал равнодушием, которое пробирало до костей. Это было не просто утро. А что-то промозглое и серое, с привкусом усталости и бессилия.

Даня вздрогнул и втянул голову, словно под воображаемый панцирь: «Ну где же ты? Отвези в аэропорт или задави – я не могу торчать тут вечно». Он переминался с ноги на ногу и начинал жалеть, что не мог попросить нового знакомого – сотрудника отеля – вызвать ему машину. Боялся, что девушка проснётся. Поэтому молча оставил ключ на прикроватной тумбе и прошмыгнул, как тень, оставив её в своём номере за главную.