Измена. Верни мне мою жизнь

– Это, конечно, вообще не дело, – произнесла свекровь, возвращаясь и держа в ладони связку ключей. – Я бы не была так уверена, что Макар это одобрит.

Я протянула трясущуюся руку и ждала, когда Мария Львовна отдаст мне дубликат. Время растянулось, замедлилось, и в её глазах я заметила искру негодования. Она слетела с ресниц и ударила меня. Я пошатнулась…

– Видишь, ты еле на ногах стоишь… Что у вас происходит?

– Ничего, – с запинкой выдавливаю я. Почему так холодно? У свекрови балкон открыт?

Я ёжусь. Сжимаю пальцы одной руки на рукаве пальто, чтобы ощутить тепло, но не помогает…

– Ты знаешь, – её узкие губы поджимаются. – Вы такие странные. Сначала Макар звонит и говорит, чтобы я не отдавала тебе ключи, потом ты приезжаешь…

Меня словно в пропасть бросили. Я хотела завизжать, крикнуть, зареветь. Я не хочу сейчас видеть мужа. Я не могу! Он плохой! От него мне больно!

Слева в рёбрах что-то защемило. Я медленно опустила руку и потёрла бок, стараясь разогнать сгусток боли.

– Мы разберёмся, – призналась я, хотя ни черта мы не разберёмся. Я даже пытаться не хочу. Мне так больно, что это всё кажется нереальным, сюрреалистичным, как рисованный мультик, где персонажи замирают в середине сцены.

– Что у вас случилось? – с таким участием снова спрашивает Мария Львовна, что слова у меня вылетают раньше, чем я осознаю, кому и что говорю.

– Ваш сын мне изменяет.

На этот раз стального обруча на горле нет, и я целиком смогла произнести фразу. Но от этого она ядовитее быть не перестала.

В глазах свекрови просквозило порицание. Недовольство. И оно коснулось меня, подмечая и несвежий макияж, и одежду запачканную, и мои нервные отрывистые движения.

И её контрольный в голову.

Шаг до эшафота.

Удар, что совсем лишает меня сил.

– Ну ещё бы, это ведь ты его вынудила.

Глава 7

– А что ты думаешь? – вызверилась свекровь, растягивая слова. – Ты когда последний раз обед ему готовила? Все доставки да рестораны…

Её голос звучал каким-то фоновым шумом. Я заворожённо следила за связкой ключей, что звенела в её пальцах. Это последнее и доступное, что оставалось мне. Всё моё окружение найдёт три сотни оправданий неверности Макара, обвинив во всём меня. И сейчас был новый виток моей бракованности как жены.

– А время? Ты ведь постоянно на своих курсах. То совершенствуешься, то учишься. Макар просто не видит тебя…

Он никогда не был одинок. И, мне казалось, ему интересны мои увлечения. Он сам же всегда предлагал попробовать мне что-то новое…

В горле застрял истеричный смех.

Конечно, предлагал, но, видимо, я не умею понимать намёки, либо он просто освобождал время для любовниц, отвлекая меня.

Сердце трепыхалось, слёзы горячими ручьями потекли по щекам, и соль их чудовищно разъедала кожу.

– Или вот ты даже не интересуешься его жизнью. А ты в курсе, что он новый филиал в Ижевске открыл? И в Воронеже…

Про это я что-то слышала, но на предложение составить компанию на открытии получила ответ, что лучше мне не напрягать свою милую головушку такой ерундой.

– А ещё … – в голосе Марии Львовны столько извращённого удовольствия, что оно сочится из её губ словно яд. – Ты ведь холодная… Не поцелуешь, не обнимешь…

Наверно, просто я воспитанная, и то, что уместно наедине, не стоит показывать обществу.

– Вы отдадите мне ключи? – хрипло спросила я и сделала маленький шаг навстречу. Свекровь отходит и прячет руки за спину.

– В изменах мужа виновата только жена. Это ты так сама построила вашу жизнь, что стала неинтересна моему сыну.

Мне не хочется слушать эти слова, но они раскалённой спицей ввинчиваются в мой мозг, прокручиваются. И виски ломит. Я прикладываю ладонь к голове, чтобы унять боль.

– Отдайте мне ключи от моей квартиры, – я специально делаю ударение на «моей», чтобы показать, что не намерена терпеть проповедь про хороших жён, но тут Марию Львовну понесло…

– Хорошая жена не бежит после измены, а возвращает мужа. Умная жена молчит, а не бегает по родственникам. Добросовестная жена всеми силами возвращает супруга в лоно семьи, а ты! – она взмахивает рукой, стараясь попасть мне по лицу, но я отшатываюсь, удаляюсь спиной в дверь. – Ты! Ты самая настоящая паршивка!

От унижения и стыда меня снова мутит. Причём настолько сильно, что желудок подступает к горлу и я дышу сквозь сцепленные зубы, чтобы прямо в коридоре меня снова не вырвало.

– Ты бессовестная нахлебница! – кричит свекровь. – Ни единого дня в своей жизни не проработала. Всё на шее Макарушки сидишь, ножки свесив. Всё клянчишь… Этот отпуск тебе не отпуск. Это кольцо некрасивое, новая квартира не обставлена. А жена сама вьёт свой уголок! И только ты бездельница.

Кричит свекровь громко. Так громко, что свёкор не выдерживает и выходит в коридор, но один взгляд бешеных обезумевших глаз, и он просто закрывает дверь спальни, оставляя меня наедине с чудовищем, в которое превратилась всегда улыбчивая и отзывчивая женщина.

– Ты нахалка, что присосалась к моему мальчику. Дрянь, которая из него верёвки вьёт, всю жизнь ему своими капризами портит. Ты смеешь ещё приходить и обвинять Макарушку в измене? Да без него ты бы на панели сгнила!

Я не успеваю среагировать, и звонкая сочная пощёчина касается моего лица, откидывая мне голову в косяк. Я хватаюсь одеревеневшими пальцами за гладкий шелк стен. Внутри всё звенит и переливается перед глазами бензиновой плёнкой. Я жмурюсь, стараюсь отогнать галлюцинации, но становиться ещё хуже, и ритм крови в ушах гремит набатом.

Мария Львовна кричит. Её лицо раскраснелось. Она машет перед моим лицом руками, и я шагаю, хватаю твёрдое её запястье и срываю с пальца колечко с ключами. Свекровь визжит.

– Дрянь! Подлая дрянь! Ты мне руку разодрала! Вот сейчас я позвоню Макарушке! Вот он научит тебя уму-разуму! В ногах его ползать будешь и радоваться, что дали облизать ботинки!

Глава 8

В глазах свекрови столько ярости и злобы, что я невольно закрываюсь от неё и иррационально хочу прикрыть голову, потому что Мария Львовна скалится.

– Привёл в дом подстилку какую-то, – хрипит она. – Да на тебе пробы негде ставить, а всё туда же… изменяет…

Я задыхаюсь от боли, от грязи, которую в меня насильно вливают. Я настолько потеряна и не могу понять, почему ещё топчусь на пороге, что просто выдыхаю:

– Я подаю на развод, – слетает с моих губ словно финальное осознание, что всё кончилось ещё на пороге спальни. Моё "долго и счастливо" оказалось фальшивкой, фарсом, театром одного актёра… Который прям «сгорал на работе», отправляя меня из своей жизни то в Москву, то в Эмираты. Да он горел…

Работник члена и кроватки.

Мария Львовна бросается на меня. Хватает за пальто, но я уже, наверно, сошла окончательно с ума, потому что отмахиваюсь от неё, даже не понимая, как мои движения выглядят со стороны.

Ступеньки вниз, без лифта, как наклонная моей жизни.

Горит щека, слёзы не успокаиваются.

Я бегу подальше ещё от одного гнилого дома, который тоже предал. Нет. Люди предали.

Вдоль сквера стояли скамейки, и я сажусь на одну, роюсь в сумке, ищу телефон. Но он мёртв. Молчалив. Поднимаю глаза в небо и прям сильно хочу закричать.

Это все откаты. Это всё боль, которую я весь вечер терпела и сдерживала.

Меня качает на качелях эмоций. Я ужасно боюсь что-то сейчас сделать. Мои пальцы сами скользят по экрану телефона, мечтая остановиться на одном имени.

Имени предателя, который самый близкий для меня…

Я не хочу посвящать свою семью во всю эту грязь, поэтому не могу позвонить отцу и нажаловаться. Да и отвыкла я за десять лет брака. Я ведь всегда жаловалась только Макару, который как Супермен решал всё взмахом руки или одним словом.

Качели вынуждают меня замереть.

Ненависть. Боль. Страх.

Теперь это мои любимые сказки.

Но я не забыла, что в моей жизни с Макаром было больше хорошего… и оно сейчас требует закрыть глаза, позвонить. Просто прошептать, что мне плохо, что меня все обижают и что я хочу, чтобы он приехал и взял на руки.

Но его руки будут заняты задом продажной подруги или любой другой девки, потому что я ему не нужна. Я его не устраиваю. Я скучная. Однообразная. Скромная.

Почему он молчал?

Для чего врал?

Я бы ушла сама.

Я же понимаю свою неполноценность, я же видела, что ему не совсем хорошо со мной. Он же злился, что я не могу в полной мере удовлетворять его. Он же сам всегда говорил, что лучшее, что я могу сделать в постели – это кайфовать от процесса, но у меня никогда не получалось. Мне сольно было проще, а с ним нет…

Почему он лгал?

Маятник раскачивался сильнее, и теперь меня бросило в отчаяние.

Я не знаю, как жить без Макара.

Я не представляю, что значит ходить на работу, считать деньги и подстраиваться под мир.

Мир, в котором я внезапно оказалась лишней.

Телефон молчит, и я несмело касаюсь иконки такси. Вбиваю адрес. С замиранием жду…

Мобильник триумфально мигает экраном, и всё затихает. Зарядка села.

Я наклоняюсь к коленям и кричу в подол пальто.

Острые игры страха пробираются под кожу, и я понимаю, что сижу в полночь одна в пустом сквере.

Чувство самосохранения кричит и бьёт в набат. Я подскакиваю и бегу прочь. К автобусной остановке, к людям.

Маршрутка полупустая, и в ней ещё холоднее, чем на улице. Напротив меня двое парней о чём-то громко говорят. Водитель слушает шансон, а женщина в самом конце читает с телефона.

Мне сыро, страшно и я не помню, когда последний раз пользовалась общественным транспортом. Я жмусь к окну, не понимая, что от него сквозит.

Хотя нет. Это у меня в груди сквозит, ведь там дыра.

Глава 9

Макар…

Пять букв. Две гласных. Десять лет счастья. Которое я бездарно растратила на свои желания.

Я не могу простить ему ничего. Но и признаться самой, что ненавижу… Тоже.

Я его люблю.

Любовь не испаряется по щелчку пальцев.

Мне хочется оказаться рядом с ним, прижаться, вдохнуть аромат табака, ванили. Уткнуться носом в его грудь. Ведь он не плохим был мужем…

Мысль ударяет так сильно, что я замираю, слепо смотрю перед собой.

Он был мужем… а теперь он – бывший муж.

Он просто одна из тех вещей, что взяла себе и не вернула подруга.

Предатели.

Вокруг меня одни лжецы и предатели.

Господи, да за что мне всё это?

Я вываливаюсь из маршрутки спустя полчаса.

Плохой район. Слишком тёмный. И точно неблагополучный.

Бабушка отказалась продавать в своё время эту квартиру и вообще переезжать, потому что тут её с дедушкой жизнь только начиналась. И воспоминания после его смерти – самое ценное, что осталось.

Я бежала по лужам и подскальзывалась. В сапогах неприлично хлюпало. А до дома оставалось ещё три девятиэтажки.

Я ускорилась. Пробежала мимо парковки. Мельком взглянула на авто: советский автопром и пара иномарок.

Внутри сейчас пустовала скорбь по моему браку. И по моей разрушенной жизни. Почти у основания сломленной.

Что делать? Какой развод?

Макар упрётся и не даст его, потому что раскатами грома звучат в голове его слова, что не отпустит никогда. Продолжит лгать. Изменять. Заставит играть спектакль одной счастливой семьи. У него почти точно получится, если я сломаюсь сама. Потеряю веру. А Макар меня слишком хорошо знает, значит, найдёт слабое место буквально в считанные минуты.

Тяжёлые шаги услышала не сразу. И побоялась обернуться.

За мной кто-то шёл.

Когда я ускорялась, то и шаги тоже. Кто-то приближался. Неотвратимо. Как хищник.

Спасительный подъезд показался, и я плюнула на то, как буду выглядеть, если человек просто спешит в моём направлении, и перешла на бег.

В горле саднило. Сердце норовило выскочить. Я поудобнее зажала между пальцами ключи.

Десять шагов.

Дыхание за спиной.

Три шага.

За плечо дёрнули назад.

Я закрываю глаза и открываю рот, но крик застывает где-то в горле.

Меня прибивает к двери подъезда тяжёлой мужской рукой.

Глава 10

– Поговорим? – шепчет мне в губы муж, обдавая тёплым дыханием с ароматом коньяка и шоколада. Здесь у меня совсем сдали нервы, и я завизжала. Смесь адреналина и страха ударила по нервам дозой физической силы. Я подалась вперёд и что есть силы впилась в губы Макара. Зубами поймала нижнюю и сжала до лопнувшей кожи.

Макар толкает меня к двери, разжимает руки, а я чувствую на своих губах привкус крови. В голове полный Армагеддон, и я рвусь вперёд, проскальзываю у супруга под рукой и бегу.

– Стерва, – летит мне в спину. Но я, даже не оборачиваясь, перебираю каблуками по мокрому асфальту. В голове шумит и громко бьёт пульс. Я задыхаюсь от осознания, что только что сделала, и какой-то истеричный смех рвётся наружу. Через десять шагов я не выдерживаю и складываюсь пополам, чтобы засмеяться. И зареветь.

Меня не успокаивают и подошедший сзади муж, и его недовольное:

– Набегалась?

Я просто ловлю воздух и выдыхаю смех. Страшный. Ледяной. Который разносится по пустому двору эхом. Я вытираю слёзы, уже наплевав на остатки косметики. Макар смотрит на мою истерику и вытаскивает из кармана платок. Протягивает мне, а я, обезумев, просто бью его по руке и он роняет этот невиновный ни в чём кусок ткани. Муж поджимает губы, и от него прям веет недовольством, но мне всё равно. За мной только что маньяк гнался и я прикусила ему губу. Слишком много событий для одного вечера. И в своём хмельном счастье, которое горчит на языке, я почти всесильна.

– Идём поговорим? – предлагает Макар и тянет ко мне руку, а я, отдышавшись и вытерев лицо ладонями, бросаю:

– Да пошёл ты к чёрту, – и столько в моём голосе равнодушия, что Макара всего корёжит.

– Мне это надо, Полин, – заходит с другой стороны муж, и новая волна смеха ему лучший ответ.

– Тебе надо – иди и говори. С Ангелиной, – жёлчно выдаю я, и по лицу Макара сразу начинают бегать эмоции от брезгливости до злости. Но мне теперь не страшно. Я грёбаная супервумен.

– Вот тут неудобно получилось… – тянет Макар, пытаясь поймать меня хотя бы за рукав. Меня касается его аромат ванили с горькой нотой в конце, и я готова забыться на мгновение, чтобы ощутить этот аромат на себе, но в последний момент мозг выдаёт:

– Тут? Значит, со шлюхой в моей постели удобно было?

Боже мой. Оказывается, Макар такой растерянный, когда его лицом в дерьмо тыкают. Жаль, раньше не знала. Жаль, берегла его мужское эго, а он меня использовал. Он пользовался моей любовью, моей верой в него, моим обожанием. В итоге я получила предательство. Измену.

Долгую, растянутую на года. С разными женщинами, чтобы это могло сойти за случайность. С разными последствиями, одним из которых стала беременность Ангелины.

– Полли, это не тот разговор, который надо проводить с такой обстановке… – он обводит рукой двор.

Не та обстановка, не тот разговор. Не та женщина…

Всё не то. Жизнь наша с ним тоже не та. А я ведь хотела состариться вместе. Вязать ему удивительно длинные шарфы, чтобы он выглядел в них нелепо, но всё равно носил, ведь так бы радовал меня.

Я хотела услышать первый крик нашего с ним ребёнка и его слова поддержки в это время. Увидеть, как он кружит на руках нашу дочь, как кружил меня всю жизнь, приподнимая за талию и смотря в глаза.

Хотела одной ужасно длинной ночью признаться, насколько моя жизнь теперь его. Ведь без него не было бы меня. Ведь что такое моя жизнь, когда я принесла её на алтарь его любви. Любви, которая сквозь года, столетия.

А теперь ничего не будет.

Холодный апрель с капелями дождей и растаявшего снега.

Ночь, улица, фонарь… развод.

– Я не буду ни о чём говорить, Макар. Готовься получить документы о расторжении брака…

Глава 11

– Ты не получишь развод, Полли, – хрипло произносит Макар, и я вздёргиваю бровь. А на самом деле где-то в глубине души безумно хочу подойти, прижаться и попросить сказать мне, что всё это было шуткой, что совсем ничего никогда у него не с кем не было. Что не было Гели, которая внезапно беременна была, не было слов его матери, не было этого чокнутого вечера. И вообще, я всё ещё в Москве.

Но никакие слова, никакие заверения не смогут перекроить мою разорванную душу.

– Почему? – зачем ему жена, которой он изменяет? Для чего в его жизни такая маленькая деталь, как я? Ведь проще, если я уйду. Мне не нужно ничего. Всё, что мог, он уже дал и отобрал. Мою жизнь.

– Потому что я люблю тебя…

Апрельская ночь пахнет выхлопными газами машин и сырой землёй. Слишком жирной, напоенной талыми дождями и весенней водой. Она пропитала пальто, сапожки, волосы, и они пахнуть стали почему-то озёрной тиной. И во всей красоте и чудовищности этой ночи мой голос звенит слишком остро, раздирая слух:

– Любишь? – шаг к мужу, со скованными мышцами, с болью и страхом. – Любовь эта толкнула тебя в постель с моей подругой?

Я неотрывно наблюдаю за его лицом. За тем, как Макар стискивает зубы. Как перекатываются желваки. Как дёргается кадык под излишне тугим воротничком рубашки-поло, что видна в распахнутом вороте пальто.

– Эта твоя любовь заставила спать со шлюхами на нашей постели? – впервые на своей памяти я позволяю себе истеричные крики. И вместе с ними словно утекает часть боли, которую я сдерживала сегодня, которая разрывала меня.

Каждую годовщину брака Макар говорил мне новое признание в любви, и в каждом звучало, что он не предаст. И сколько теперь клятв нарушено было?

– Ты действительно считаешь, что после того, что я увидела, как ты своим членом тыкаешь в другую женщину, мне важна твоя любовь? – голосом ночи шелестит моя речь, и мне бы прекратить монолог, но желание оказаться услышанной, принятой, не отпускает, и я просто слова складываю в предложения, чтобы Макар почувствовал, как сегодня я умерла.

И смерть моя мучительная, долгая. Растянутая на года.

Агония.

Помешательство.

И нет для неё конца и края, ведь каждым своим словом Макар продлевает эти мгновения. И своим присутствием тоже.

Если я останусь. Плюну на боль, гордость, обиду, я всё равно буду умирать. Только рядом с ним. И от яда недоверия.

А я хочу жизнь.

Не просто так хочу.

Я хочу, чтобы он вернул мне всё моё: чувства, эмоции и целую жизнь, которую я заново должна строить из руин. На пепелище.

– Это твоя любовь нашептала тебе об измене?

Макар качает головой. Он прячет свои тёмные глаза, потому что, наверно, не до конца прогнил, и ему стыдно. Но ведь не больно.

У меня в голове так много мыслей, слов, что я тороплюсь, боюсь что-то забыть или неправильно выразить, и от этого цепляюсь руками за отвороты его пальто, приближаюсь в это время для нас непозволительно близко и могу ощутить сквозь одежду его тепло.

– А может, любовь толкнула на предательство? – я пытаюсь заглянуть мужу… чёрт! Бывшему мужу в глаза, и не получается. Он всегда отводит взгляд. Он всё равно, даже в момент, когда терять уже нечего, продолжает лгать.

– Это сложно, Полин…

Он так редко называет меня полным именем, не сокращая, что я пытаюсь отпрянуть, отодвинуться, но тяжёлые руки обвивают мою талию и прижимают.

– Сложно? – с хрипом спрашиваю. – Раз сложно, зачем продолжал? Что тебя толкнуло на измену?

– Ты…

– Да, обвиняй во всём меня, – зло бросила я, понимая, что сейчас снова на меня выльется ведро грязи.

– Нет, не обвиняю, – печально. – Просто подумай. Если ты весь наш брак была жертвой, то я – насильником.

Глава 12

– Последние года при одной мысли о постели меня трясти начинало… – у Макара побледнели губы и срывалось дыхание, а я стояла почти мёртвая. Его слова, словно плохо заточенный нож, прорезали во мне вину.

На улице стало как-то особенно тихо. С примесью звенящей пустоты, которая обступала нас со всех сторон, а я даже не могла разорвать эти лживые объятия с мужем, потому что он держал. Сдавливал мне талию своими руками.

– Я никогда не забуду, как ты в первую брачную ночь заперлась в ванне и ревела…

Я прикрыла глаза, чтобы воспроизвести в голове то событие.

– Я сделал тебе больно? – его голос сейчас особенно сильно проходился как лезвие по моим воспоминаниям и ощущениям. – Нет. Ты хотела этого. Я знал, что ты физически этого хотела. Но потом плакала. И тебе не принесла ночь удовольствия. Я не старался?

Он старался. Это самое романтичное событие жизни, когда в густом аромате первой ночи смешивалась ласка, нежность, прикосновения, которые оставляли следы памяти на теле. Макар был медлительным, аккуратным. И целовал везде, где мог дотянуться. И это меня смущало безумно сильно, поэтому я не целовала его вообще. Я закрывалась, обхватывала себя руками. И его губы на моих коленях, на животе…

– А потом… Полин, ты любой разговор о постели сводила к детям. Наверно, ты очень сильно их хочешь, раз так никогда и не ответила мне, что тебя не устраивает в сексе…

Это настолько неловко, что даже сейчас одно его слово вынуждает меня покраснеть. Ну как говорить о таком с мужем, как ему сказать, что меня не привлекают поцелуи по всему телу, а нужны они только в одном месте…

– И ты думаешь, что твоё нежелание портило твою жизнь, но беспомощным ощущал себя я. Каждый раз, когда ложился с тобой в постель. Каждый, мать его, раз я думал о том, что я настолько не привлекаю тебя, что ты даже кончить не можешь.

Если весь сегодняшний вечер мне казалось, что хуже я ничего уже не услышу, то я ошибалась.

Сейчас боль поменяла вектор, и я поставила себя на место Макара. И почему необходимо было всё вот это, чтобы до меня дошла истина того, что не у меня одной разрушилась жизнь?

– Ты думаешь, это оправдывает то, что ты трахал мою подругу?

Макар рассмеялся зло, отчаянно.

– Полин, меня вообще ничего не оправдывает, поэтому даже смысла просить прощения я не вижу. Такое не прощают. Я просто объясняю почему. Ты ведь это хотела знать?

Я вообще не уверена, что мне нужны какие-либо знания, ведь тогда я сломаюсь совсем. Не от всего, что сегодня увидела, а именно из-за Макара, потому что у него одного хватит сил это сделать. Потому что самую большую боль приносят люди, которых любишь сильнее всего. А Макара я любила сильнее жизни. Я просто не представляла, как мне быть без него. Как не засыпать под его дыхание, как не слышать, как по утрам он бурчит в ванной, потому что опять порезался бритвой, и, наверно, отпустит бороду, чтобы больше это не повторялось. Я не представляю, как это – по вечерам слышать пустоту, потому что обычно она терялась в голосе мужа и моих причитаниях, планах и шутках.

– Просто это когда-нибудь должно было кончиться. И подвернулась… Геля… – он цедит имя подруги сквозь сжатые зубы, и в этом нет ничего хорошего, потому что так Макар злится. – Эта дура припёрлась ко мне на работу и попросила денег. Просто попросила, не объяснив ничего, ну я тоже дурак, возьми и ляпни, дескать, что мне за это будет… ну она и показала…

Я отталкиваю Макара. Бью ладонями ему в грудь, требуя, чтобы он прекратил свою исповедь, но ему настолько нужно это, что даже немая моя истерика не останавливает.

– Она встала передо мной на колени и показала… расстегнула мне штаны.

– Замолчи… – прошу я срывающимся голосом. Мне только картинки перед глазами не хватает.

– Почему же? Тебе ведь нужны ответы, – теперь он злится на меня, потому что винит. Он действительно обвиняет меня в своей блудливости. – Так получай. Геля просто сорвала замок. А дальше…

Слышать не хочу этого садиста. Он как будто наживую резал меня своими откровениями, не понимая, что осознавать себя причастной к его изменам это ещё больнее, чем просто сетовать на них. Я отхожу в тень ещё не одевшегося в листву дерева и прижимаюсь спиной к стволу. Каблуки увязают в мокрой земле, и Макар шагает навстречу.

– А дальше я решил, что ничего ведь страшного, если я разделю всё на любовь и просто секс… То есть любить-то я тебя никогда не перестану, но вот постель у нас с тобой не задалась, и зачем тогда мучить тебя и себя?

– Себя в особенности, – ехидно отзываюсь я, сдерживая рвотный позыв. Но Макар моего сарказма то ли не заметил, то ли не оценил.

– И вот так и построил всё. Эскорт и ты… секс и любовь. Вроде бы две стороны одной монеты, но нет. Любить можно и без секса. Поэтому прекрати разыгрывать спектакль обиженной девочки и вернись домой…

– Ты серьёзно предлагаешь сделать вид, что ничего не было? – срываясь на крик, который вылетает из горла вороньим карканьем, спрашиваю я.

– Да, – холодно признаётся муж.

– Нет, Макар. В моём мире так не бывает. Я не могу забыть, как ты трахал девку на нашей постели. Да я, закрывая глаза, вижу твои руки на её теле, как ты этими руками… – голос обрывается, потому что меня душат слёзы. – И ты считаешь, что, вот посмотрев на это всё, я смогу нормально переживать твои прикосновения ко мне? Ты думаешь, после всего, что я увидела, я спокойно лягу с тобой на одну постель, зная, что ты в ней был с другой женщиной?