Полная версия
Плутающие души
Ник Иваза
Плутающие души
Глава 1
В свете утреннего солнца мягко колыхались шторы ветерочком приоткрытого окна.
В комнате, наполненной неестественной теплотой, молодой мужчина заботливо поправлял мальчику одежду: "Хорошо себя веди, учись, – того чуть за нос. – За свои поступки надо отвечать. На небе Бог всё видит".
"Всё-всё-всё?" – в наивной любознательности лепетал ребёнок.
"И даже, как ты сегодня плохо умывался". – "Пап, а ты не умрёшь?" – "Нет, не умру, а покину Землю". – "Как это?" – "Уйду в другой мир". – "И мама?" – "И мама, и ты". – "А когда?" – "Придёт время и узнаешь. Каждый из нас предстанет перед Отцом Небесным".
И растворялись видения в дымке пробуждения.
Молодой человек улыбчиво зевнул на улетучившиеся остатки прекрасного далёка и потёр заспанные глаза. Покривился: вставать неохота, – на ощупь у подушки пульт порыскал – панель включилась на стене. В новостной рубрике "Наука и техника" диктор помпезно сообщала об успешном запуске новейшего космического корабля, с увеличенной грузоподъёмностью и прочими достоинствами. Под россказни о миссиях к планетам в необозримом будущем пошлёпал в туалет. Во рту по-быстрому поширкал зубной щёткой, ладонью накидал на лицо воды, примял взъерошенный чернявый волос. Штаны, кроссовки, ветровку на футболку натянул, в рюкзак – пакет печенья, ноутбук и торопливо дверь защёлкнул за собой.
Пиликнул домофон, сощурился из темноты подъезда во двор, обляпанный юной листвой.
На лавке кладезь информации про всех: "Что-то ты сегодня поздно, Дима".
"Да не, баб Зин, нормально", – как мимолётное приветствие,
Путь преградила без намордника гора собачьих мышц. Натянут поводок, кобель внимательно на Диму: угрозы нет кормилице, намакияжено скрывающей немногие немалые годочки, – отвлёкся по нужде у кустика.
Оторопело юноша сторонкой, прямки пустая детская площадка, через песочницу – противный визг! – на голову прикопанной резиновой собачки наступил, детишками забытой. Макет пошарпанного истребителя перемахнуть недопроснулся – коленями упёрся в борт: да фиг с ним, – обошёл и в темпе к остановке…
Интеллигентного вида, слегка лысеющий типаж средних лет старательно выводил на планшете "Гравитация" и письмо одновременно появлялось на огромной панели – прекрасно видно из дальнего угла большой аудитории. Не по моде обвисающий серо-коричневый костюм выказывал правило "Наука – всё! Остальное – потом". Оторвавшись от планшета, задекламировал отрепетировано годами профессии: "Тема сегодняшней лекции "Гравитация и её проявления в различных условиях". То есть, как тела взаимодействуют при изменении каких-либо параметров…"
Беглый стук в дверь и в проёме показалась Димина голова: "Разрешите, Олег Вадимович?"
Вместо "Войдите", мотнул головой в сторону студентов: "Опаздываешь, Носков, давай скорей, – и переключился на специфичный в монолог: – Перейду к интересным деталям образования нейтронной звезды. При взрыве светило сжимается. Гравитация там увеличивается во много раз. Плотность становится запредельной, – изображая стискивание шара. – Атомы буквально слипаются…"
Под научные страшилки Дима прошмыгнул к задним столам и уселся с тихим: "Привет", – в сторону кучерявого соседа, похожим с ним по одежде.
Тот приглушённо выпустил тираду: "Здарова. Мы вчера в клубешнике зависали. Блин, там такая тёлка тусила, вся упакованная, при бабках. Тачила прокачанная". – "Может папик спонсирует". – "Не, не похоже". – "Она тебе сама это сказала?" – "Так давай сегодня туда – может удастся подкатить". – "Я на мели". – "Димыч, придумай что-нибудь". – "Отвали, Ёрш. Я и так должен…"
"Носков!" – одёрнул педагогично профессор.
"Аюшки!" – подскочил Дима.
"Очевидно, ты хорошо знаешь тему. Скажи, как проявляет себя гравитация на каменистых планетах?"
"Гравитация?.. – с интонацией недо. – Ну… она к себе буквально всё притягивает, даже молекулы друг с другом слипаются, и их не отдерёшь".
"Судя по твоему ответу, извилины у тебя слипаются. Придёшь ко мне в среду зачёт сдавать для их разлипания".
В аудитории разразился смех на спонтанный номер "юморины", и больше Димин собеседник заливался, на что преподаватель отреагировал: "А ты, Ершов, недалеко ушёл…"
После занятий студенты высыпались гурьбой на улицу, радостные в большинстве: вырвались из плена зубрёжки. Проходившие сокурсники мимо друзей, выдавали едкие реплики, типа "Носок сегодня в ударе".
А те, не обращая никакого внимания: "Надо кайфом заправиться. Я знаю, недалеко чел барыжит, у него сейчас дешевле". – "Блин, Витёк, я пустой". – "Не ссы, у меня чуток есть. Потом отдашь". – "Ну погнали…"
"Ну что, идёте?" – баскетбольный мяч крутя, лысый сверстник подошёл, повыше на три пальца, – на столько же Ершов пониже Димы.
"Слушай, не западло возьми шмотку, – рюкзак снимая, – через полчаса придём. Очень приспичило, – передавая, на возмущённый вид "ищи носильщика": – Пожалуйста".
В бывшей промышленной зоне, понемногу оживающей арендой бизнесовых закутков и притулившимися микроавтобусом, грузовичком, чётко на углу одного из домов стоял одинокий парнишка, с натянутым капюшоном на глаза. Он нервно озирался, сканируя пространство.
Ершов и Дима осторожно подошли: "Есть что-нибудь?"
Тот недоверчиво оценил подваливших и булькнул: "Фэнтэзи".
Пока происходил обмен деньги-товар, противоположно, шагов на пятьсот, из припаркованной легковушки вылезли двое с пакетом, собравшиеся попить пивка на соседние скамейки. А из-за угла другого дома, показались двое полицейских в форме патрульных, направившиеся к ним.
"Предъявите документики", – козырнули стражи порядка.
Раздосадовано корча лица, заседатели скамейки тайком показывали удостоверения, вполголоса: "Откуда вас принесло? Вы нам срываете операцию. Наркоконтроль, – и, возопив: – Берём!" – кинулись к шушукающейся троице.
"Менты!" – крикнул Капюшон, – ребята врассыпную.
Двое в штатском увлеклись погоней за Ершовым и Капюшоном, а патрульные, опомнившись, что тоже при исполнении, – за третьим.
Дима рванул к давно неремонтируемым строениям, в строительных лесах наполовину. Улепётывая со всех ног, вилянием, запутывая догонявших, пробегая глухие стены первых двух этажей, решил добраться до зияющих оконных проёмов третьего. Гимнастом схватившись за перекладину конструкции, подтянулся на второй ярус и, немного пробежав по хлипкому настилу, в удобном месте забрался на следующий. Здесь наблюдавшая бело-рыжая кошка в секунду дёру, присоединилась к "марафону". Ведь цель близка и Дима попытался проскочить по единственной доске перекрытия одного из пролётов. Но подгнившая древесина не выдержала юношеский вес и тело полетело вниз, попутно увлекая за собой мусор, приготовленные кирпичи для ремонта, сбивая проржавевшие крепления стоек, окутывая территорию тучей пыли.
"Кажись, отбегался… сухари суши", – одышкой страж порядка, глядя на торчащую из-под завалов руку.
А Дима в запале вскочил и понёсся дальше, оглядываясь на стоящих полицейских, замечая: на месте обвала с неба опускается какой-то необычный столб света. С лёгкостью минуя безлюдные участки вдоль полуразрушенных зданий, петляя через остовы домов, и убедившись: ни души, заскочил за угол ангара. Переводя дыхание, внимательно прислушиваясь, подозрительно ощутил отсутствие усталости. Спустя минуту цикличный скрип заставил одним глазом выглянуть: бомжоватый тип катил старую детскую коляску, набитую не хитрым скарбом.
"Эй, там ментов нет? – вполголоса на приблизившегося бродягу, – тот, продолжая путь, и бровью не повёл. Выйдя из укрытия, Дима попытался одёрнуть игнорщика: – Мужик, ты глухой? – однако рука прошла навылет. – Наркоту не принимал, а чудеса, – изумлялся. Попробовал ещё схватить – провал повторился. Судорожно переваривая случившееся, вернулся за ангар, в отчаянии стукнув по стене, но рука скрылась. Последовав за ней, Дима очутился внутри и в темноте беспрепятственно, сквозняком, возник с противоположной стороны сооружения, попутно шуганув за контейнеры бело-рыжую, с глазами-пятаками. – Опять она".
С надеждой возвращаясь к точке начала побега, увидел столпившийся народ вокруг фрагментов конструкций и мусора. Вблизи валялось его помятое тело, а на него, стоявшего рядом, никто и глазом. Он прозревал!: случилось непоправимое. Он – призрак, недосягаем для полицейских и остальных. Испуг спадал, и, сокрушаясь, побрёл бесцельно сквозь торопящихся людей, авто.
В закат, восход, без устали и сна, в обличье новоиспечённом, мир окружавший Дима созерцал. Младенцем развлекался: взобрался на высотку по углу, не утруждаясь, – движения конечностей, скорее по привычке. А на последнем этаже пронзил собой бетон, – среди железной арматуры замурован молоток – без жильцов, и мебели квартира.
Потом – до следующей сцены: в любви под одеялом ковырялась молодёжь. Не засмущался, не смутил и дальше.
Не задержался у застолья: два типа, средневозрастных, обжимали по полстакана беленькой и заплетающимся языком: "Давай за Люську". – "За неё не буду". – "Почему?" – "Она – стерва".
Просквозил в жильё пенсионерки. Та охала, трясущейся рукой перебирала "выставку" лекарств на столике.
Экскурсию подглядок завершил на лестничной площадке: взошёл на крышу. Свободой одарён отныне и худо-бедно контролировал движения среди трёхмерности физических объектов, не нарушал спонтанно их границы. Интуитивно: в наличии глаза и уши. Но… может быть другие органы?
И сиганул в газон по пояс перед лохматым пёсиком, обнюхивавшим "сообщения коллег" в траве.
Тот пулей отскочил, залаял – собачник дёрнул поводок: "Пошли, дурень. – Четвероногий не унимался на объект – на пятачке пустое место для хозяина. – Лохматик сбрендил", – того буксиром поволок.
А Дима одним шагом на поверхность. Дразня животное, подпрыгнул и увяз по горло – замер: "Вот сейчас отроюсь и будь здоров… товарищ Сухов".
А в разных концах города порой столбы света опускались и уносились в небо, не по физике Земли – новая материальность.
Ночной проспект кичился скидками в подсвеченных витринах. Глаз лёг на первый встречный супермаркет электроники, с недельной акцией "Купи две вещи по цене одной" и вторгнулся в стеклопакет. Один бродил по залам: совпало в нерабочие часы. Цена кусалась у линейки ноутбуков, – хвать – мимо. И не попишешь ничего, на выход через выход сквозь.
В автосалоне дорогие иномарки, коммерческие предложения наперебой. Понравилась модель, присел у облицовки, гладил, – рука плыла по форме кузова, не чувствуя прохладцу стали, тем паче перепад температур окружающей среды. Руль виртуально покрутил.
Подальше ювелирный магазин, – по логике не прикасался к украшениям, по-деловому руки за спину.
А в продуктовом торты поедал глазами.
Ночного клуба вывеска мигала, заевшим ритмом бухало из-за двери, и размалёванные девушки туда-сюда, – авось на страшненькую клиент созреет. По ходу разочаровавшись, не зашёл.
За городской чертой, в глуши, остатки ночи на траве, уткнулся в звёзды: "Почему?.."
Вот дом родной, мать, постаревшая в печали, и вещи по местам, – реальное кино, и для него нет роли.
"Прости меня мама", – Дима удалился, не в силах больше сострадать.
Перемещался над горами, – леса, луга – такая ширь: "Блин, как обалденно, и не думал, пока с Ершом тусил".
Ракета-зверь вдали пыхтела дымом и, перевёрнутой свечой, оторвалась. К ней на забаву прицепился, кузнечиком на шест, – и невесомость, и притяжение Земли сплелись.
"Спасибо, что подбросили", – включил автостопщика, отпрыгнув на ходу в самостоятельный полёт.
Дивился огням в ночном полушарии, синеве дневной половины, Луне, поодаль отдыхавшей бледным фонарём.
Прикоснулся к заковыристой геометрии искусственных спутников, – и мусор: "Ух!" – не увернулся от куска металла, – благополучно сквозь.
Неведомое манило, без горизонта, через астероиды, к гиганту Юпитеру, красавцу Сатурну. Тогда и шарик голубой растаял, и Солнце блёклой точкой стало.
"А что вы скажете, профессор?.. – когда во мраке прохождения пространства, в чередовании отдалённых светил звёздных систем, появились очертания двух бело-голубых фигур, в лазурно-фиолетовом ореоле, – успел изречь: – Привет", – и полоснувший яркий луч обездвижил Димину сущность…
Глава 2
Первые мгновения заполнились в глазах серым потолком. Примитивные шевеления пальцев присовокупились осознанием: "Что это всё значит?".
"С прибытием в рай, далёкий край", – особняком вовнутрь просочилась речь – внешне ушам порой передавались приглушённые похрюкивание, порыкивание, присвист.
"Ты кто такой?" – пролопотал оторопело: на него смотрела крупная лысая башка, – то ли радиация волосяной покров обрила.
"Что новенького в Тропсигале?"
"Э, где это я?" – первый пот, холодный.
"На Лютукрепусе".
"На каком, на хрен, ребусе? Что за чудилы?" – рассматривал вокруг "оживших" героев из комиксов, в робах вечереющей серости: дышащем полубрезенте, юджопеоре, как и на Диме. И все – одно лицо широких форм, прижаты уши, – лишь разнили на голый торс желтоватой мышечной плоти наросты, шрамы, индивидуально, "тройняшек-четверняшек".
У экземпляра, хмурого, – зеленоватость сероватых кожных пятен вкруговую, что карта островов.
Живая масса расхаживалась, копошилась у куилек, похожих на лежак, на толстых ножках и невысоким изголовьем. Промеж втесались шкафчики, по одному к стене, – имармисаны. По обе стороны ряды, казарменный барак напоминали на сорок мест, и Дима – крайний в своём ряду, хотя до окончания не заняты десяток, без принадлежностей для сна и малость провисающим настилом, два слоя тканевых полос решёткой.
Столы доканчивали планировку, а по противоположному – стена, внутрипостроечного помещения, в обозначениях чужих.
"Понятно… свежий. Смотрим".
Отполированный кусок металла явил Диме его новую сущность: "Красава!" – про себя, зрачками в фиолетовых чернилах из большеглазой темноты белков.
"Привыкнешь".
"Вновь прибывшим: я – Тирадив здесь!" – зычный баритон в системе Долби впился в Димин мозг.
"Крот – припроглоб кафоки… старший – без шуток", – сосед подшёптывал.
"Армейка или зона тут?" – на настороженность от неизвестности, прилив адреналина поднимал беспомощного на источник, в начале его ряда, но предпоследний от стены.
"Кому не ясно – объясню. Теперь отбой!" – так гаркнул припроглоб – поставил точку.
Секундой позже разовое кряканье, с обертонами колокола, подтвердило.
Помещение погрузилось в полумрак, наполнившись шорохом ворочающихся тел и отзвуками далёкого грохотания процессов атмосферных, то ли взрывных работ. У выхода брезжило дежурное освещение, периодически подмигивая: созрело на замену. Поверх ещё прямоугольник высвечивал голубоватым "
"Что за глюки? Эти уроды базарят, не разевая пасть", – гонял мысли Дима.
"Эй, новошкурники, хорош дудеть мозгами. Спать мешаете", – донеслось из глубины.
Повертев головой: "Ясно, пока не ясно", – и слабость плюс заставили спать…
Три раза крякнуло подмешанное колокольным, и: – "Подъём!" – раскатно в уши.
Коренастые туловища вяло оживали, издавая бормотания, и отправлялись по нужде, сбиваясь в очередь к двери сангигиенузла "
"Чего там, провалились, что ли?" – "Ты под себя, коль невтерпёж". – "Жрать меньше надо бы, урод". – "А ты, беля, стройнец?"
Кто времени зря не терял, физиономию ополоснул сначала в соседней секции "
"Ноль-девять-четыре, один-ноль-один… один-один-один… в диапифер".
"Опять кинотеатр-Долби заработал", – в побудке Дима.
"Тебе сегодня угрожает лёгкий труд, – произнёс вчерашний знакомец. – Тебя как кличут?.. Сладков Евгений – я".
"Головка без продолжения, – про себя, а вслух: – Чего?" – в конфузе пребывал, инстинктом шевеля губами по-земному.
"Твой номерок один-один-один, – трогая свою нагрудную бирку с тиснёнными "
"Носок, – очухался, добавил: – Ещё недавно Димой был", – посмотрел на свою "
"Куилеку заправь, головка с продолжением", – и на выход.
Помаленьку разминая суставы, небрежно натягивал принадлежности: "Откуда базар сечёт чудило?" – и в отхожее местечко – восьмиместный "люкс", чернеющие псевдоунитазы седой древности в уровень пола, – свободных три. Штаны спустил, подальше от соседей, орлами заседавших, хапая "благовония": с ванилью, жжёная резина, – всяк рвотное и новичку. Из уритопа, не умывшись, побрёл, глаза – в затёртый пол, под миллиард шагов.
За отворённой дверью – плывущий шустро небосвод, укутанный в непробиваемую здешним солнцем дымку.
На всполошённой опомипьи, широкой мелкокаменистой площади, – периметром строения, высотностью одноэтажной, увенчаны приплюснутыми полусферами на обтекание гуляющему ветру. В лицо песчинки – жмурился на вывески: "
Забора нет, а вместо – валуны, булыжники, не частым махом нашлёпаны природой на песок до горных гряд на горизонте.
Спустя ещё машины выкатились, преимущественно с пассажирской начинкой. Для несведущих обстановка смахивала на массовое оставление в чрезвычайных ситуациях населённого пункта жителями, правда без пожитков. Тутошним же рисовалась картина "Исход на труд".
Живые цепочки заструились на холмы в пылевых порывах. Ноль-девять-четыре махнул головой: "За мной".
Поистине, траурная процессия прибыла в долину каменно-металлической всячины с обозначениями в штриглифах. Средь них красовались февамы – модели, в смеси карьерного самосвала и военного грузовика.
Отпочковалась кучка от омиерги, бригады, по совокупности специальностей разношёрстной. Направилась к горизонтально вытянутой полусфере крыши, – Дима согбенно замыкал хвост. Вошли в недораспахнутый ангар "
"Внимательно слушай сюда, симидимы!" – на прибывших таращился двойник с ошейником, в чистенькой робе, с "
Из-за его спины вышел "
Дима нехотя – за первый ящик и в развалку, с шестью подобными, принялся перетаскивать. Тело не своё и не послушное. Под молчаливый топот залезло в голову "Тяжело в ученье, легко в бою", муравей вспомнился, тащащий травинку больше тела.
Мысленная круговерть прервалась: "Стоп! Время мандуци!"
Обдавая пылью округу, заехал фургон, из набора утренней эвакуации. Изнутри открылась задняя дверь, – передвижная закусочная и симидим "
Работяги по одному подходили, беря квадратный, серо-зелёный ломоть с ладонь – домепан и пукупру – полуквадратный котелок, подставляя под шланг, истекающий кашеобразным желе светло-коричневого цвета и отходили, рассаживаясь.
Дима последовал примеру: с лёгким тремором конечностей, поднёс ко рту, приняв запах содержимого, источавшее отдалённо букет сельдерея, корицы и кислоты. А домепан – местный хлеб походил на прорезиненный, безвкусный сухарь. Кое-как проглотив сей обед, напросился вывод, что мандуци – это русско-китайское слово.
"Пойдём заткнёмся ардипкой", – лениво симидим один другому, и грязную посуду – в кузов.
В углу от входа на капамете бак и три стакана из металла. Поочерёдно сдули пыль, подставили к отверстию у основания, нажали кнопку-клапан и заструилась прозрачная голубоватая жидкость, – не отрываясь выпили.
За процедурой терпеливо Дима наблюдал и следом повторил, – на вкус кислинка, горчинка?.. мизер – непонятно, но полегчало.
Уехала закусочная. Вальяжно посидели, прилегли, прикрыв глаза, – предмет на выбор.
С очередного понукания угрюмыми вернулись к монотонному процессу с ящиками. Уже в изрядной устали, беря верхний, Дима оступился, спровоцировав падение. Из отвалившейся крышки со звоном разлетались шестерёнки, втулки, прочие детали. Присутствующие поневоле уставились на добро.
К месту падения надвигался утренний крупняга "
"Поскорей шевелись и аккуратней, либо сам капаметом станешь! – переключился Гад на виновника свары и заискивающе: – Сейчас, Эрит, исправим".
В полусознании Дима укладывал раскиданные железяки, думая, свалить с каторжной планеты.
На слышимую мысль последовал ответ, подслащённый грубым хохотом воспитателя: "С карусели не сбежать…"
Колонны трудяг плелись обратно в "
Дима проигнорировал вечерний приём пищи, замучено поправил отстегнувшуюся мотефу – простыня-покрывало кульмама – полимерный тюфяк со ступенькой встроенного подголовника, и распластался. Парой встряхов скинул со стуком новые арыпалы – серо-чёрные ботинки, как у всех, оголив напоказ болезненные потёртости окончаний ног. Участки повреждённой кожи зеленелись желтизной, с налётом тёмным из-за материала обуви, на глаз прочного, но с мягкостью – "благородная кирза". В плане модели – полусапоги: широкие металлические носы, гармошечка на щиколотке, ремешок. Один арыпал завалился-таки на бок, раскрывая секрет подошвы: пупырышки вдоль боков, низ – заострённая ёлочка-квадратик "танцуй – не падай". Даже куртку юджопеора не удосужился снять.
А большинство валялось по пояс оголённые – ой-ёй, не холодно для ненамеренной повседневной экспозиции мышечной массы.
"Как тебе первые впечатления: работа не пыльная?" – поинтересовался Сладков.
"В промзоне сдох и в ней воскрес", – буркнул Дима отрыжкой, от впечатления дневной кормёжки, смыкающимися веками обозревая потолок, с опухлостью на лбу.
"В каком смысле?"
"Это я так, о высоком", – и провалился в сон до отбоя.
Имармисаны по бокам загораживали лица рядом лежащих, – и соседи приподнялись на локти… Посмотрев на спящего, последовали примеру, оброняя в сердцах: "Звери, сразу на металл кинули".
Время текло на планете иначе: безымянные сутки двадцать пять часов на четыреста в году. Получается, Дима прибыл на Лютукрепус в шесть тысяч тридцать седьмом году на сто одиннадцатый день, и десяток-другой, последующих, не проявились чудесным разнообразием. Ровно солдат-новобранец, да зэка-первоход, познавал новое житие, не выделяясь.