Море и я

«Странные русские», подумал, видимо, тот, но ничего не сказал.

Пока мужчины «развлекались» за круглым столом чуть поодаль от нас, где на самом деле моему папе устроили испытание на принятие в «высшее общество», на которое он, впрочем, отреагировал довольно холоднокровно и свысока, чем заполучил уважение не отличавшихся силой характера Б. и В., мы, женщины, сидели отдельно за длинным столом под навесом беседки, по ножкам которой вились виноградные нити с еще невызревшими лозами.

Мама моя была в восторге, тёти же вели себя сдержано. Его мать и сестра всё время сидели в стороне, переговариваясь. Наладить разговора с ними никак не удавалось, и из-за этого я чувствовала себя несколько неловко. Тёти тоже чувствовали себя не в своей тарелке. Вся эта демонстрация богатств не произвела на них впечатления, на которое рассчитывали мать и отец Д. Те ожидали, что мы раскроем рты и начнём заискивать перед ними, но этого не произошло, и это сбило их с толку.

После обеда мы отправились на прогулку в ботанические сады. Это стало самым интересным событием для моих родственников, прекрасно разбиравшихся в травах, цветах и деревьях, и самым скучным событием дня для его семьи.

Но вот первые отдалённые сумерки тронули небо, и мы отправились в старинную виллу на границе с Голландией, где и должен был состояться праздник.

Прекрасная белоснежная вилла с широким подъездом и изящными вытянутыми окнами показалась из-за леса, она скорее напоминала волшебное видение. В саду нас уже ждали гости, они расхаживали по аккуратно подстриженному газону с бокалами искрящегося мелкими пузырьками шампанского в руках (два ящика которого Б. привёз специально из Франции и продал сыну по «выгодной цене») и вели светские благопристойные разговоры. Все изящно улыбались друг другу и разговаривали в полголоса. Гости были прекрасно одеты и крепко надушены. Я в мгновение стала центром их внимания, как и положено. Антверпенский «бомонд» с удовольствием говорил в тот вечер по-французски и мне не приходилось спотыкаться о фламандскую речь.

Я принимала поздравления, позволяла расцеловывать себя в щёки, приветливо улыбалась, вела поверхностные разговоры, наслаждалась старинным фасадом уединённой виллы и тонким вкусом шампанского, но всё это делалось машинально, а сердце моё молчало. Мои родители и тёти стояли отдельной группкой немного в стороне. Они были насторожены и чувствовали себя неловко. Я понимала, что теперь должна буду покинуть их, и мне становилось от этого очень зябко на душе. А впереди меня ждало, думала я, вот это «высшее общество», которое манило своей роскошью, шелками, сумками и туфлями, но суть которого пока ещё скрывалась от моих юных глаз.

Гости перебрались в просторную залу. Там стояли круглые столы, накрытые белыми скатертями и украшенные пышными букетами цветов. Блюда появлялись и исчезали. Родители мои сидели рядом со мной, но какая огромная пропасть уже тогда пролегла между нами. Его родители постоянно переговаривались с родителями В., сидевшими за соседним столом. Те нисколько не обиделись, что не сидели рядом с женихом и невестой, но мои свёкор и свекровь явно заискивали перед ними и никак не могли усидеть на стуле, чтобы ни обернуться к ним, а потом они и вовсе пересели за их стол. В. сидел тихо и много пил. Его сестра пыталась разговаривать с моей мамой по-английски, что-то крича ей в ухо, со мной же она почему-то общалась очень ограниченно. Мой папа сидел, посматривая на зрелище, развернувшееся перед ним, и не говорил ни слова. В кармане у него лежала заготовленная речь, но ему не дали возможности произнести её (на фламандских свадьбах тостов не произносили), и он явно оскорбился, не высказав правда претензий. Я же постоянно с кем-то разговаривала, ела, танцевала. Глаза мужчин сладко разглядывали юную невесту, и той это льстило. Её новоиспечённый муж тоже весь день занимался гостями и веселился на славу. Потом я присела за один из столов выпить шампанского. «Что ты делаешь?» раздался внутренний голос. Я на секунду задумалась, но потом отмахнулась от всего, решив, что дело всё равно уже сделано, пошла танцевать дальше, сбив ноги в кровь и совершенно испачкала ею подол своего свадебного платья…

Праздник продлился до поздней ночи. После этого я и Д. поднялись в номер под крышей. Там было тихо. Огромная кровать была украшена цветами, и в широкой ванной комнате стояла старинная отлакированная ванна на изогнутых ножках, но пока я снимала чулки, муж мой захрапел, уткнувшись лицом в подушку, даже не сняв костюма.

Глава 13

Интересная особа.

На следующий день я влезла в джинсы и футболку, словно накануне и не было никой свадьбы, и мы отправились на завтрак. Завтрак был довольно плотным, но утро пасмурным, тускло-серым. Мы сидели за столом молча. Он намазывал джем на тост. Я макала кусочек хлеба в яичницу. Сказать было особо нечего. Хорошо же начиналась наша семейная жизнь.

После возвращения домой в тот же день к нам в гости заглянула подруга семьи с Амстердама, словно накануне и не было никакой свадьбы. Тёти и папа росли с ней в одной деревне, потом все вместе переехали в город. Она выучилась на гида и проводила экскурсии на английском языке, потом познакомилась с голландцем, переписывалась с ним несколько лет, и, отправившись в туристическую поездку в Европу в советское время, не вернулась обратно. Разные слухи ходили про неё. Тёти мои в голос утверждали, что она выбилась в люди, что у неё огромный дом, что она очень обеспеченная и успешная бизнес-леди, что у неё своя фирма. Но никто не видел её. И вот эта дама-легенда должна была предстать перед нами с минуты на минуту.

Все ждали её появления как события. Мы накрыли на стол и приготовили подарки. Раздался звонок в дверь. В комнату вошла она: низенькая, полноватая, с бойкими синими глазками и странной причёской на голове (жидкая чёлка ржаво-золотистого цвета едва покрывала лоб, остальные завитые волосы были зачёсаны назад и разделены прямым пробором. Вся эта конструкция смотрелась довольно непропорционально, словно голландская крестьянская шапка). Она заулыбалась, тут же расцеловала всех и обняла, мгновенно одарила нас подарками и села за стол.

Все смотрели на неё как на видение, и она знала это. Она тут же начала хвалиться.

– Моя фирма выпустила брошюры про тюльпаны российским туристам. А в прошлом году я предоставила переводчиков для высших правительственных кругов. А ещё я ежегодно провожу международные встречи по туризму в Брюсселе, Баден-Бадене, Амстердаме.

– О, сказали мои тёти, наша А. (то есть я), как раз закончила переводческое и работала в Иркутске гидом.

Дама повернулась ко мне, взглянув чуть ли ни взявшим под свой патронаж взглядом: «Да? Это очень интересно. Тогда тебе нужно будет прикупить хорошей одежды, в октябре у нас ожидается крупная правительственная делегация, я уж устрою тебя гидом!»

Все смотрели на неё, как на божество, способное помочь мне в стране, в которой я ещё не видела сути и в которой ощущала себя слепым котёнком. О, она прекрасно знала, что это за чувство, она и сама когда-то была в этом положении. Но теперь она была взрослой кошкой, на своей шкуре изучившей изнанку туристической картинки, и она, глядя на меня, явно упивалась своим превосходством. В её взгляде прочлось «Я знаю, как тут всё устроено, но открывать всех секретов я тебе не буду». И я почему-то в мгновение почувствовала себя жалко. Я вышла из залы под предлогом, что мне нужно было что-то найти в шкафу, и некоторое время стояла у балконной двери, смотря увлажнившимися глазами на проплывавшие мимо облака.

Я снова вернулась в залу. Влиятельная особа расспрашивала теперь про Сибирь и про своего отца. На похороны матери приехать она не смогла. Отца не видела уже лет тридцать, и всё интересовало её. Жил он не очень хорошо, всё ещё в деревне, в прохудившимся доме, болел. Она потупила глаза и тут же перевела разговор на другую тему.

И тут я поймала её взгляд, такой странный, потерянный, выжженный, как будто она была не в себе… Я вспомнила, что уже замечала подобный взгляд у здешних эмигрантов из России, но не понимала, почему. «Неужели и я стану такой?» – с ужасом подумала я, и слёзы вновь подступили к горлу.

Но даме уже нужно было ехать, и она пригласила нас всех к себе в гости в деревню под Амстердамом.

Глава 14.

Поездка в Голландию.

Отказать Н. было неловко, к тому же мы все очень любили путешествовать (только Д. заупрямился поехать с нами), и мы отправились в гости под Амстердам.

Н. встретила нас на вокзале. Машину она не водила – чуть не разбилась насмерть в аварии, упав в автомобиле в городской амстердамский канал, с того момента зареклась. В гости к ней мы отправились на автобусе. От Амстердама мы ехали минут сорок, рассекая плоские зелёные голландские поля. Моросил дождь, и в воздухе висел туман. Погода была скверная.

Наконец, мы доехали до деревни, в которой жила Н. От остановки нужно было идти ещё минут десять, что оказалось делом не очень приятным под уныло моросившим дождём. Мы пересекли какую-то канаву, в которой плавали утки и время от времени показывали толстые хребты огромные чёрные рыбины. Н. чему-то довольно улыбалась и игриво поглядывала на нас, даже на канаву указывая нам так, словно купец на дорогой товар.

Наконец, вымокшие и порядком измотанные, мы добрались до её дома. Какого же было наше удивление, увидев перед собой совсем крошечный двухэтажный домик из сероватого-лилового кирпича. «Вот», довольно улыбалась Н. «Здесь я и живу. Осторожно, сейчас открою калиточку». С этими словами она толкнула небольшую железную калитку, некогда выкрашенную в белый цвет и кое-где уже облупившуюся, и ввела нас на внутренний дворик, такой же миниатюрный, как и сам дом. Мы, кажется, не успели оправиться от удивления. Наш самый обычный дачный дом был больше того, что так гордо называлось домом там. Совсем другое представлялось нам в далёкой Сибири, когда мы говорили о Н.

От удивления мы все еще не могли вымолвить ни слова, как перед нами появился муж Н., высокий огромный голландец. Слегка согнувшись, он вышел из домика наружу к нам навстречу. Он был спокоен, не рассыпался в улыбках и не сыпал словами. Он протянул моему отцу свою большую крепкую ладонь, поздоровался со всеми нами и сел за уже накрытый стол. Это был, конечно, не русский стол, хотя Н., видно было, постаралась. Мы сразу же заметили блюдо с варёной картошкой, а ещё перед нами появилась широкая тарелка с какой-то рыбой. «Это угорь», шепнула Н., снова играя глазами. Еще перед нами поставили тарелку с листьями салата. «Но, может, если хотите, я покажу вам сначала наш дом?»

Мы полюбопытствовали и зашли вовнутрь. Домик оказался очень маленьким, даже тесным, с крошечной гостиной, ещё более маленькими спаленками и совсем миниатюрной винтовой лестницей. «Как же тут помещается твой муж?» – спросила моя мама, переборов неудобство. «Ведь он такой высокий… ему, наверное, тесновато?» Н. совсем не обиделась. «Ну что ты, они здесь все так живут», улыбалась она. Тут мы заметили, что в спальнях совсем не было занавесок. «Ах, это», ответила Н., «по началу я повесила было занавески, но у них это непринято, и соседки попросили меня их снять». Мы с мамой были крайне удивлены, вот так и европейская свобода…

Потом нас угощали голландскими блюдами, довольно скромными и простыми, но в целом мы остались довольны. Н. охотно трещала о своём бизнесе и своих многочисленных друзьях, но оказалось, что весь её бизнес состоял из одного человека, то есть её самой, так как держать работников она не могла себе позволить, слишком дорого, поэтому она работала почти без выходных, уезжала в Амстердам ранним утром, а приезжала поздно вечером, словом, крутилась. А бизнес ей пришлось начать, так как её экономическое образование здесь никак не котировалось, да и брать её никуда на работу не хотели, иностранка. При этих рассказах сердце моё сжалось, ведь я совершенно не представляла, как сложится моя судьба в Бельгии, и мне вдруг стало страшно.

А ещё она рассказала, как плохо с ней обращались родители её мужа, как они тиранили её и изживали, как они ни разу не навестили внучки за вот уже почти 20 лет, как они выставили счёт её мужу за его обучение, и как он обязан был выплатить всё до копейки, в то время как у них почти не было денег, и они были вынуждены снимать жильё, имея при этом малышку на руках. Всё это было для нас по меньше мере дикостью, и мы только и делали, что выкатывали от удивления глаза.

«А знали бы вы сколько здесь искалеченных эмигрантских судеб», вздохнула она, «сколько женщин вот так вот вышедших замуж, родивших ребёнка, а потом кинутых своими мужьями голландцами. За каким пределом нищенства живут они со своими детьми и не могут вернуться к себе обратно на родину, ведь с ребёнком отсюда так просто не уедешь, не выпустят…» И снова внутри у меня всё похолодело. Родители мои переглянулись. «Многие ударяются в религию, вы ещё это пройдёте», посмотрела она на меня, и вновь мне стало не по себе от такого увещевания. Её рассказы усилили все мои страхи, уже и так смутно жившие во мне, и мне стало совсем плохо.

Голландию я покинула в самом мрачном расположении духа со смутными предчувствиями чего-то неприятного впереди.

Глава 15.

Отъезд родителей.

Наступил день отъезда. Родители и тёти покинули меня, благословив на прощанье и крепко обняв. Я осталась одна в холле аэропорта. Ужас охватил меня в тот момент. Я оставалась здесь жить, в стране, которую я совсем не знала и язык которой я совершенно не понимала. А ещё мне предстояло построить семью, острым кинжалом в основании которой лёг брачный договор. Как строить крепкую семью на двух разных фундаментах я совершенно не представляла, и, казалось, что крепкий семейный дом в моём воображении рушился кирпич за кирпичом.

Вернувшись в Антверпен и выйдя с вокзала, проходя мимо прелестного парка с раскидистыми кронами магнолий и каштанов, я присела на удалённую от взоров скамью и заплакала. Заплакала от страха, от неясности, от растерянности, но потом я вытерла слёзы и пошла дальше.

Мужа моего дома не было. Я даже не знала, где его носило. Квартира эта вызывала во мне отвращение. Она не была тем семейным гнездом, о котором я мечтала, она была только его квартирой, а я лишь обитателем этого гнезда, в котором мне с самого начала явно отводилась роль уборщицы, кухарки, кого угодно, но не хозяйки. И я заявила протест – ухаживать за этой квартирой я не буду, и платить за неё я тоже не буду. Я с отвращением топнула ногой по дубовому паркету и кинулась в кресло.

С этого момента я решила испепелить этот злосчастный брачный договор, это стало моей идеей фикс. Только после его искоренения, верила я, я смогу думать о построении действительно крепкой семьи.

Но уничтожить договор оказалось непосильной задачей. Сначала я начала с задабривания, но это не возымело никакого воздействия. Потом перешла к объяснениям, но и они не принесли плодов. Потом я перешла к истерикам, угрозам, крикам, в ответ я получила яростный рёв, метания, оскорбления. В порыве злости я швырнула обручальное кольцо ему в лицо, и оно закатилось куда-то под диван. Он принялся искать его, так как кольцо стоило денег. В этом и был весь он.

Своих попыток отменить договор я не прекратила, но они лишь усиливали неприязнь друг к другу. Договор оказался не просто бумагой, он оказался всей сущностью Д., не способного доверять ни одному живому существу. А недоверие, как оказалось, убивает любовь.

Наша любовь была мертва уже тогда. Отвратительные сцены сломили то, что еще оставалось от чувств, но также открыли иную сторону моего мужа. Он все чаще усаживался теперь рядом со мной и начинал рыдать по утерянной любви. О, эти ужасные монологи, они могли длиться часами и мне нельзя было обрывать его. Выслушивать все эти излияния было похоже на пытку. Мне хотелось кричать, только чтобы всё это прекратилось. Порою мне казалось, что я сойду с ума. Вскоре я поняла, что монологам этим не хватало логики. Тогда я начала пытаться как-то упорядочить его речь и наконец-то прийти к какому-то положительному заключению, но он незамедлительно перебивал меня, и вновь продолжался бесконечный поток нытья. Подобная речь обязательно заканчивалась тем, что виноватой во всех наших бедах была именно я. А мне же уже было всё равно, только бы он закончил пытку.

Все мои вещи, расставленные не так, как нравилось ему, вышвыривались со своих мест. Бесцеремонно он убрал с полки в ванной все мои крема, сказав, что это портит вид, а в шкафу попытался вытеснить меня из единственного отделения, отведённого под мою одежду, развесив там свои рубахи. Пределу моему возмущению не было конца, но он чувствовал себя хозяином квартиры, и это подчёркивалось во всём.

Он перестал есть то, что я готовила, презрительно сказав, что мне не плохо было бы поучиться у его матери и порекомендовал купить пару кулинарных книг. Моя мать по телефону уверила меня, что действительно нужно было бы научиться готовить местную кухню, и я, вооружившись журналами, начала познавать местные блюда, но, чтобы я ни приготовила, ничто не могло удовлетворить его вкусу.

Вечерами он всё чаще отлучался из дому, сказав, что после свадьбы он не намерен менять своих привычек. Я протестовала в ответ, но ничего не помогало, я лишь всё чаще и чаще оставалась одна. Удивительно, но он не любил меня так, как, казалось, он любил меня всего пару месяцев назад. Кажется, он вообще не любил меня. Я чувствовала себя обманутой, несчастной, и слёзы часто струились теперь из моих глаз. Но я вспоминала многочисленные советы о том, что притирка никогда не проходит просто, и наивно верила в то, что через это просто надо пройти.

А ещё он любил производить подсчёты. Свадьба, по его заявлению, не принесла нам ничего. Его родители не подарили подарка. Они купили сыну телевизор, но так как дочь принялась возмущаться, то ей подарили ещё более дорогую модель. Это сильно оскорбило Д., поэтому подарком он телевизор назвать не мог. Родители В. тоже ничего не подарили, так как организовали автобус. Самой крупной суммой стал подарок моего того самого скромно одетого дяди из Германии и родной матери В. Все остальные не принесли практически ничего, зато вволю повеселились. И празднество, как выразился Д., стало в убыток. Однако, он аккуратно забыл про ту сумму денег, которую вручили ему мои родители за свадьбу и которую он положил себе на счёт. «На свадебное путешествие денег нет», говорил он, а поехать уж очень хотелось, поэтому он решил проявить жест «невыразимой щедрости» и оплатить поездку на Майорку со своего счёта, а точнее с тех самых денег моих родителей. Но про это он, конечно, помалкивал, а вот про то, что он оплатил всё со своего счёта, напоминалось мне регулярно.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Город на севере Бельгии, столица региона Фландрия.

2

Одна из центральных площадей г. Антверпена.