Альмакор

Максим Наврось

Альмакор

Глава первая: «Начало»

Запах пергамента, старого дерева и лаванды – обычное дыхание Башни Виридис. Альмакор провел пальцем по грани хрусталитовой призмы, застывшей на дубовом столе. Внутри нее, словно пойманная молния, пульсировала энергия. Проект Лирана – сеть стабилизаторов для порта, гасящих штормовые волны.

«Скучная работа для лучшего ученика лучшего мага,» – подумал он с легкой усмешкой, поправляя манжету. Но надежная. Полезная. Мирная.

Альмакор откинулся на спинку стула, костяшки пальцев побелели от напряжения последнего расчета. Тягучая боль пронзила поясницу, напоминая о часах неподвижности.

За окном багровел закат, и его теплый отсвет лег на лицо, как прикосновение потускневшей монеты. Взгляд скользнул не к дверям, а по столу: по прожилкам старого дуба, впитавшего запахи чернил и пыли; по пылинкам, кружившим в оранжевом луче, словно микроскопические пепельные призраки. Скрип гусиного пера в его расслабленной руке был единственным звуком.

Он потянулся к глиняному кувшину, ощутив шершавость обода, поднес его к губам. Вода пахла медью труб и легкой сыростью подземелий, оставляя на языке металлический привкус. Глоток. Затем другой. Только тогда в уставшем сознании всплыл образ простой, непритязательной трапезы в академической столовой, а за ним – тревожная тень: Люсия. Опоздала.

Сколько еще работы предстоит, тесты, испытания. Вереницы из слов, заклинаний и рун выстраивались друг за другом аккуратными линиями в дневнике, смешивались друг с другом, перетекали во всё новые и новые смыслы и значения. Обретали жизнь, а вместе с ними обретал новую жизнь и сам Альмакор. В конце концов, не так уж и плохо.

Точно лучше, чем коротать деньки в ожидании увольнительного отпуска с фронтира Империи. Маг вспоминал это время без особого удовольствия – набеги кочевых племён, обитавших по границам Империи происходили не частно, но весьма неприятно. Разодетые в грубую одежду из шкур, выделанных на их самобытный мотив, примитивное оружие, сооружённое из подручных материалов, да отобранное у незадачливых торговцев, караванам которых не посчастливилось попасть в их западню.

Хотя, стоило ли жаловаться – он попал на границу по распределению, после учебного корпуса. Без связей, без богатых родителей, он был рад выпавшей ему доле. В конце концов в неспокойное время кусок хлеба и крыша над головой лучше их отсутствия. Тем более, что именно на службе, оказалось, что он из тех счастливчиков, кого боги наградили способностями к магии.

В то время мастер Лиран состоял в должности декана Академии Высоких Искусств. Каких к чёрту «высоких», ну да ладно, Альмакора всегда веселила напыщенность Совета Академии. По поручению Корпуса Смотрителей он инспектировал крепости границы на предмет возможности использования магических стражей вместо солдат. Тем более, что чтобы противостоять набегам племён много ума не требовалось. Тогда-то они и встретились. Погожим летним днём Лиран посетил их крепость с очередным обходом, и они случайно столкнулись в одном из коридоров. Декан с первого взгляда определил, что перед ним весьма перспективный молодой человек, наделённый пытливым умом, и вполне способный к более серьезным вещам, чем магические фокусы перед сослуживцами. К счастью, обоих надежды Лирана оправдались и Альмакор после череды несложных испытаний был зачислен в Академию…

Маг потянулся, под столом размял затёкшие ноги. Колени ныли, зад покорно растёкся по жесткому деревянному сиденью. Он повернул лицо к заходящему солнцу. Закат мягко согревал кожу, а лучи уже не слепили глаза. Можно было подумать о высоком, например о Люсии, или о менее высоком – об ужине.

Он вспомнил, как однажды вечером, завершив исследования в библиотеке, отправился гулять по саду. Луна светила нежно, серебром покрывая тропинки и скамейки. Именно тогда он заметил её – высокую, стройную, с темными волосами, свободно рассыпанными по плечам. Она стояла у фонтана, задумчиво глядя на игру капель воды, словно погруженная в собственные мысли.

– Ты любишь ночную прохладу? – тихо спросил он, подойдя ближе.

Люсия обернулась, её карие глаза ласково улыбнулись.

– Люблю, – призналась она. – Ночь приносит покой и свободу думать обо всём, что хочется.

Эти слова, сказанные легко и искренне, затронули в нём что-то глубоко личное. Они гуляли вместе, разговаривая о магии, искусстве, книгах и, незаметно для себя, о любви. Вечер пролетел незаметно, оставив в сердце Альмакора приятное тепло.

С тех пор он испытывал необъяснимое волнение всякий раз, когда видел её – будь то в коридорах Башни или на занятиях. Постепенно это волнение перешло в нежное чувство привязанности, которое постепенно перерастало в настоящую любовь.

Однажды утром, войдя в лабораторию, он обнаружил Люсию, увлеченно рассматривающую старинный фолиант. Её профиль был мягким и привлекательным, волосы уложены в элегантный узел. Он подошел ближе, осторожно положив руку ей на плечо.

– Позволь помочь тебе с переводом, – предложил он, радуясь возможности находиться рядом.

Она улыбнулась, благодарно взглянув на него, и в этот момент он понял: Люсия была не просто коллегой или другом. Она стала неотъемлемой частью его жизни, тем редким сокровищем, встретить которое дано немногим.

Этот момент навсегда запечатлелся в его памяти, наполнив сердце радостью и теплом. Любовь к Люсии стала его тайным счастьем, которое грело его долгие годы службы в Башне.

– Опять зарылся в формулы, Аль? – Голос, теплый и насмешливый, заставил его вздрогнуть. Люсия. Она стояла в дверном проеме, озаренная полосой заходящего солнца. В руках – стопка потрепанных фолиантов. Ее темные волосы были собраны в небрежный узел, на щеке – чернильное пятно. Знакомое. Дорогое. – Старейшины ждут отчет по гармоническим резонансам. Или ты хочешь, чтобы старик Келл снова ныл про "непредсказуемые последствия"?

Альмакор отодвинул призму, внимательно и немного насмешливо посмотрел на девушку.

– Пусть нюхает пыль своих архивов. Это работает, Люс. Представь – ни один рыбацкий бот не разобьется этой зимой о мол.

Он покрутил в пальцах перо, откинувшись на спинку.

– Пока ты не разобьешь призму, экспериментируя, – она поставила книги на стол, пыль взметнулась золотыми искорками в луче света.

Альмакор с деланно серьезным лицом повторил слова магистра Лирана:

– "Хрусталит – душа мага. Требует уважения. А не дерганий за хвост."

Он ухмыльнулся, ловя ее взгляд. В ее карих глазах отражались и солнечный луч, и его собственная ухмылка. И что-то еще – тревога?

– Слухи слышал? – спросила она тише, отряхивая невидимую пыль с рукава. – О новом Ордене. Серых Стражах.

– Болтовня рынка, – отмахнулся Альмакор, но напряжение в спине появилось само собой. – Рафтис и его проповеди о "чистоте". Страх старух да суеверие толпы.

Девушка скрестила руки на груди и подошла к окну. Свет пробивался сквозь витражное стекло разноцветными пятнами ложась на её кожу. Она замолчала и нахмурилась. Помолчав, добавила:

– Страх – сильное топливо, – Люсия коснулась корешка верхней книги. "Анналы Великих Искажений". – Астролога Локриуса вчера забрали. В его доме "нашли сомнительные устройства". Знаешь Локриуса. Он боялся собственной тени. Какие устройства?

– Параноики, – Альмакор встал, подошел к окну. Город внизу – крыши из красной черепицы, дымки костров, крики торговцев – казался незыблемым. Но запах… не лаванды. Где-то горел мусор. Или что-то еще. – Они скоро поймут, что без нас их "чистый" мир зачахнет. Кто укротит шторм? Кто вылечит лихорадку за пару дней?

Люсия положила руку ему на плечо. Твердая, уверенная.

– Будь осторожен, Аль. Твой скепсис – как красная тряпка для таких, как Рафтис. Они ищут врагов. Не дай им повода.

Он покрыл ее руку своей. Хрусталит на столе мягко горел, отражая их сцепленные пальцы. Мир. Хрупкий. Его мир.

Альмакор еще мгновение смотрел на отражение их рук в гладкой грани призмы, чувствуя под своей ладонью твердую уверенность касания Люсии. Это было тихое заклинание, сильнее многих из тех, что он знал.

Люсия первой мягко высвободила руку.

– Аль…

– Ммм? – Он поднял взгляд, еще не совсем вернувшись из этого островка спокойствия.

– Старейшины ждут. И отчет, и тебя. Помнишь? Совещание по зимним квотам энергии для проекта.

В ее глазах мелькнуло сожаление, что приходится разрушать этот момент.

Альмакор вздохнул, но кивнул. Мир его, хрупкий, включал и академическую рутину.

– Проклятые квоты. Будто стабилизаторы сами себя заправят пергаментной пылью и благими намерениями. – он аккуратно накрыл призму плотным бархатным чехлом, гася ее внутренний свет. Лаборатория погрузилась в сумеречную тишину, нарушаемую лишь тиканьем хронометра на полке.

Они вышли вместе. Коридоры Башни Виридис оживали к вечеру. Из открытых дверей аудиторий доносились обрывки лекций: "…именно поэтому конвергенция лунных и солнечных потоков требует точного расчета угла…"; "…повторяю, руна Стабильности не терпит импровизации в узловых точках!". Студенты спешили с фолиантами под мышкой, обсуждая последние формулы или сплетни о романе между двумя популярными преподавателями. Запах старой бумаги, воска для полов и все той же лаванды (ею пропитывали саше для отпугивания моли в архивах) висел в воздухе густым, но привычным облаком.

Спустившись по широкой винтовой лестнице в вестибюль, они вышли на улицу. Вечерний воздух города был уже другим – прохладнее, шумнее, насыщеннее. Запах лаванды смешивался с ароматом жареных каштанов с ближайшей жаровни, с дымком от очагов в домах, с пылью и чуть уловимым запахом реки и рыбы с порта. Город Каэлис, опоясанный стенами, кипел у подножия Башни.

Они шли по Мостовой Звездочетов, главной артерии от Академии к Светской площади. По бокам теснились лавки: аптека с витриной, полной склянок и сушеных трав, где старый алхимик что-то яростно толок в ступке; мастерская картографа с огромными свитками в окне; магазинчик писчих принадлежностей, где ученики толпились у прилавка за свежими перьями и флаконами чернил. На углу уличный сказитель, окруженный детворой и парой стариков, размахивал руками, изображая битву с драконом. На стене за его спиной, поверх старой фрески с изображением созвездий, кто-то крупными, неровными буквами вывел: "Чистота Духа – Сила Империи!". Рядом, аккуратно прибитый к ставне аптеки, висел свежий плакат. На нем суровый мужчина в сером плаще (черты лица были намеренно размыты, чтобы каждый мог представить себя) указывал мечом на стилизованную, зловеще искривленную башню. Подпись гласила: "Знание без Веры – Путь в Пропасть. Доверяй Ордену!"

Где-то звенел колокольчик подвесной дороги, перевозившей грузы между уровнями города.

– Смотри, – Люсия тихо ткнула его локтем. На небольшой площадке перед храмом Старых Богов собралась кучка людей. Не учеников и не горожан за покупками. Их лица были напряжены, глаза горели фанатичным светом. Посреди них стоял мужчина в простом, но чистом сером плаще. Он не кричал, но его голос, низкий и настойчивый, резал вечерний гул:

"…истинная чистота духа! Не в этих каменных громадинах," он резким жестом указал на Башню, "где копаются в пыли забытых истин и плодят сомнения! Истина проста! Она в вере, в труде, в порядке! В избавлении от разлагающего яда сомнений и ложного знания! Боги видят вашу слабость! Они видят, как вас обманывают!"

Некоторые прохожие ускоряли шаг, отводя глаза. Другие, в основном пожилые или выглядевшие обездоленными, слушали, кивая.

Люсия тихо вздохнула, ее взгляд скользнул по лицам в толпе.

– Видишь того кузнеца, Аль? В прошлом году его мастерскую затопило, когда прорвало защитный канал у порта. Он верит, что Серые Стражи не допустят такого снова. Что маги слишком заняты своими кристаллами, чтобы думать о нем".

Она кивнула на старуху в потертом платке, жадно ловившую каждое слово проповедника.

– А она… ее внук умер от лихорадки прошлой зимой. Лекарь сказал, что мог бы помочь маг, но в Башне сказали – квота исчерпана, – Люсия сжала руку Альмакора. – Они боятся не только Рафтиса, Аль. Они боятся нас. Нашей силы, нашей непредсказуемости, нашей… отстраненности. Орден дает им простые ответы: уничтожить источник страха – магию. И обещает порядок, где не будет ни наводнений, ни неизлечимых лихорадок, ни непонятных решений Башни. Какой бы ценой это ни достигалось.

Альмакор молчал. Запах гари и дешевого ладана смешивался с негодованием, поднимавшимся у него внутри. Порядок? Порядок костров и страха? Порядок, где рыбаки будут благодарны за то, что их лодки не разбивает шторм, но забудут, что именно маги укротили этот шторм? Он видел искренность в глазах некоторых слушателей – не фанатизм, а отчаянную надежду. Этим людям Орден продавал не ненависть, а иллюзию безопасности. И это было страшнее любого фанатизма.

Альмакор почувствовал, как Люсия непроизвольно прижалась к нему чуть ближе.

– Рафтис? – спросил он шепотом.

– Его люди. Сам он, говорят, уже в столице, ближе к уху Императора

В ее голосе прозвучала та самая тревога, что он уловил в ее взгляде ранее.

– Семена прорастают быстро, Аль.

– Сорняки, – буркнул Альмакор, но без прежней уверенности. Звериная серьезность в глазах слушателей была неприятно контрастна суете города и сосредоточенной работе Башни.

Совещание в Зале Совета прошло как в тумане. Старейшины, облаченные в тяжелые мантии с вышитыми знаками стихий, утомленно спорили о распределении магической энергии на зиму. Квоты урезали в пользу "общегородских нужд" – что на деле означало усиление уличного освещения в районах влиятельных торговых гильдий и охраны складов. Проект Лирана, требовавший значительных, но стабильных вложений для тонкой настройки сети стабилизаторов, едва не отодвинули на второй план. Лишь напоминание о прошлогоднем ущербе от шторма и авторитет самого Лирана (хоть старик и отсутствовал, будучи в отъезде) заставили их выделить необходимый минимум.

– Краткосрочные выгоды, – ворчал Альмакор, выходя из прохладной мраморной прохлады Зала обратно в вечерний воздух. – Они как дети, тянущие руки к ближайшей блестяшке, не видя обрыва.

– Они боятся, – поправила его Люсия. – Боятся штормов, боятся неурожая, боятся этих… что шепчут им о простоте и порядке. Страх – плохой советчик для долгосрочных планов.

– Именно, – согласился Альмакор. Страх. Он чувствовал его подспудное присутствие в городе, как легкую дрожь в земле перед землетрясением.

Они вернулись в Башню как раз к вечерней трапезе в общей столовой. Шум голосов, звон посуды, запахи тушеных овощей, свежего хлеба и травяного чая. Студенты делились новостями, смеялись, спорили. Кто-то в углу тихо репетировал заклинание, заставляя плясать над столом крошечные огоньки. Это был их мир – мир познания, споров, дружбы, юношеской влюбленности. Мир, где главной драмой была несданная сессия или сломанный астроляб.

Позже, проводив Люсию до дверей ее кельи (обменявшись быстрым, теплым поцелуем в тени колоннады), Альмакор вернулся в свою лабораторию. Он снял чехол с призмы. Хрусталик мягко замерцал, наполняя комнату знакомым успокаивающим светом и запахом лаванды. Он сел за стол, открыл дневник, взял перо… но слова не шли. Вместо формул перед глазами стояли фанатичные лица на площади, усталое равнодушие старейшин, тревога в карих глазах Люсии.

Он подошел к окну. Город внизу постепенно погружался в ночь. Огни в окнах домов напоминали созвездия. Где-то далеко, на окраине, мелькнул и погас красноватый огонек – то ли костер, то ли кузница. Воздух был все еще чист, пропитан лавандой и вечерней прохладой. Но Альмакору вдруг показалось, что он уловил едва заметную, чуть горьковатую ноту – как будто где-то уже тлела та самая бумага, то самое дерево, запах которых скоро затмит все.

Потянулся к призме, погладил ее теплую грань. "Душа мага," – прошептал он слова Лирана. Но сегодня она горела как-то слишком ярко, слишком тревожно, отражая в своих глубинах не только свет, но и тени, сгущавшиеся над их хрупким миром.

Глава вторая: «Гонения»

Вскоре запах лаванды сменился на резкий и удушливый. Это горел не мусор. Горела бумага. Дерево.

Рев толпы ворвался в окна Башни Виридис, смяв тишину библиотеки. Не праздничный. Звериный.

«Сжечь еретика!», «Очистим Империю от скверны!», «Слава Серым Стражам!» – неслось из сотен глоток, сливаясь в единый гул ненависти и страха. Кто-то из толпы, пьяный от происходящего, заорал: «Моего сына ваши чары с ума свели!». Женщина рядом с ним, закутанная в платок, всхлипывала: «Спасибо, спасибо вам, Стражи… у меня хоть дети спокойно спать будут…»

Внизу, на Площади Ясности, пылал костер. Не из дров. Из книг. Бесценных фолиантов, рукописей, карт звездного неба. В центре огня, привязанный к столбу, стоял старый маг Элбрус – учитель истории, чья единственная "ересь" была в знании слишком многих неудобных истин. Его седая борода тлела. Серые Стражи в плащах цвета грозовой тучи оцепили площадь. Их лица под капюшонами были каменными. Трезубец в ромбе на брошах блестел, как слеза.

– Нет! – вырвалось у Люсии. Она вцепилась в подоконник, костяшки пальцев побелели. – Они же сожгут его живьем!

Альмакор судорожно пытался понять, как поступить. Его взгляд метнулся к столу. К хрусталитовой призме.

«Сгусток чистой силы. Достаточно, чтобы разметать этих палачей…» Рука потянулась.

– Альмакор, НЕТ! – словно почитав его мысли, Люсия бросилась к нему, хватая за руку. Ее глаза, всегда такие спокойные, были дикими от ужаса. – Они только ждут повода! Ты погубишь всех! Башню! Учеников!

Он замер. Ярость клокотала в горле, горячее пламени внизу. Он видел лица стражей, сканирующие толпу, окна. Ищущие именно такой реакции. Провокация. Люсия была права. Он сглотнул ком бессильной ярости, сжав кулаки так, что ногти впились в ладони.

Внизу Элбрус закричал. Долгий, вопль мученика, заглушаемый ревом пламени и одобрительным гулом толпы. Люсия вскрикнула, отвернулась, прижавшись лбом к его плечу. Он чувствовал, как она дрожит. Как дрожит весь его мир.

Лаборатория Лирана была мертва. Воздух стоял тяжелый, пропитанный едкой гарью и чем-то еще – сладковатым и тошнотворным. Альмакор стоял на коленях среди осколков хрусталита и пергамента, пытаясь собрать обломки спектрометра. Руки его предательски дрожали, и стекло выскальзывало из пальцев, оставляя мелкие порезы.

Люсия сидела на подоконнике, разбитое стекло зияло за ее спиной черной дырой. Она обхватила колени, вжавшись в угол, взгляд ее был устремлен в пустоту заваленной обломками комнаты. Холодный сквозняк гулял по помещению, шевеля клочья бумаги у ее ног.

– Запах… – ее голос был хриплым шепотом, едва различимым над гулом в ушах Альмакора. – Его не вывести. Никогда.

Он не ответил.

Просто сжал в кулаке осколок хрусталита до тех пор, пока острые грани не впились в ладонь, и теплая капля не упала на пыльный пол.

Запах горелой бумаги въелся в камень Башни. В стены. В одежду. Его не вывести. Альмакор шел по коридору, ставшему чужим. Пустые ниши, где стояли статуи основателей. Вывороченные шкафы. Клочья пергамента под ногами, истоптанные сапогами Стражей.

Рейд. "Поиск крамолы".

Лиран… Где Лиран? Старика увели первым. "Для беседы с Великим Инквизитором". Его кабинет… не кабинет. Руина. Стол расколот. Приборы – изящные творения десятилетий – разбиты вдребезги. На стене – кровавый отпечаток ладони. Не Лирана. Кто-то пытался сопротивляться.

– Альмакор! – Лангар, юный лаборант, лет восемнадцати, с лицом испуганного ребенка, выскочил из-за угла. Его рубаха была порвана, под глазом – синяк. – Они… они ведут Люсию! В Главный Зал! У нее… у нее нашли "запрещенный гримуар"! Это же твой дневник наблюдений за лунными приливами!

Ледяная волна накрыла Альмакора с головой. Он бросился вперед, сметая Лангара с пути. Главный Зал. Сквозь распахнутые двери он увидел. Люсию. Ее держали двое стражей. Волосы растрепаны, но голова высоко поднята. Перед ней – офицер Ордена, скуластое лицо без эмоций, в руках – знакомый кожаный переплет. Его дневник.

– …распространение неутвержденных знаний, подрыв доверия к Имперской Метеослужбе… – монотонно бубнил офицер.

– Это научные наблюдения! – голос Люсии звенел, перекрывая формальное бормотание. – Никакой крамолы! Вы уничтожаете знание!

Офицер даже не взглянул на нее. Кивнул стражам.

– В камеры предварительного содержания. Дело передается в Священный Трибунал.

Стражи дернули Люсию. Она оглянулась. Искала. Нашла его взгляд в дверях. Ее глаза. Карие. Огромные. Не с страхом. С предупреждением. Беги. С любовью. С прощанием.

"НЕТ!" – крик застрял у Альмакора в горле. Он рванулся вперед. Магия взметнулась в нем, дикая, неконтролируемая. Воздух затрещал.

Но было поздно. Люсию грубо вытолкнули в боковой проход. Дверь захлопнулась. Офицер повернулся к нему. Взгляд – плоский, как лезвие топора. В его руке появился короткий жезл с трезубцем на конце. Магический глушитель.

– А вот и автор "научных наблюдений", – произнес он без интонации. – Взять его.

Стражи двинулись. Не двое. Из тени выступили еще четверо. Их плащи пахли дымом и железом.

Альмакор замер. Ярость ревела в нем ураганом. Он мог сжечь их всех. Сжечь весь зал. Но Люсия… ее увели туда. Где эти мясники. Где пытки. Где… Он увидел дневник в руках офицера. Свой дневник. Ключ к его исследованиям. К его знаниям. И увидел клок темных волос Люсии, прилипший к мокрому от пота виску офицера. Вырванную с корнем.

Разум затмила белая пелена. Пальцы сами сомкнулись на эфесе – холод хрусталита пронзил руку, вспыхнув ледяным голубым светом. Рапира описала мерцающую дугу, и первый страж рухнул, захлебываясь кровью из перерезанного горла; еще взмах – и второй замертво пал с дымящейся дырой в груди, пока зал взрывался звоном стали и воплями ужаса.

Воплями Лангара где-то сзади: "Господин! Бежим!"

Он метнул сгусток чистой энергии в офицера. Тот взмахнул жезлом – глушитель сработал, чары рассеялись искрами, но взрывная волна отбросила его к стене. Дневник выпал из рук офицера. Альмакор рванулся к нему, но стражи сомкнули строй. Их копья – не просто сталь, пропитанная чароотталкивающими рунами – сверкнули навстречу.

"Люсия…" – имя было гвоздем в мозгу. Но добраться до нее сейчас – смерть. Бессмысленная смерть. Он увидел Лангара, прижавшегося к колонне, смертельно бледного. Последняя нить.

С диким воплем отчаяния и ярости Альмакор вонзил рапиру в пол. Хрусталит взревел, выпустив ослепительную волну света и ледяного ветра. Штукатурка посыпалась со сводов, стражи на миг ослепли, отшатнулись. Этого мига хватило. Он схватил Лангара за шиворот и рванул в ближайший потайной ход – узкую щель за падающей драпировкой, о которой знали лишь немногие. Ход в трущобы.

Потайной ход был не щелью, а узкой, скользкой шахтой ливнестока. Они рухнули вниз, сбиваясь в кучу на поворотах, обдирая локти и колени о шершавый камень, пропитанный столетиями городской вони. Вода, грязь и что-то липкое хлюпали под ногами. Воздух сменился резко – лаванду и пыль пергамента вытеснила густая смесь гниющей органики, человеческих испражнений и прогорклого масла. Лангар закашлялся, давясь смрадом. Альмакор, прижимая мальчишку к себе, пробирался сквозь узкие щели между покосившихся домов, чьи стены нависали, словно грозя обрушиться. Каждый камень под ногами, каждая лужа крови (не его, чужой, свежей или застарелой) напоминала: они в пасти зверя.

Глава третья: «Дневник»

Трущобы встретили их стеной вони – прогорклое масло, гниль каналов и безнадёги. Альмакор, прижимая к себе дрожащего Лангара, пробирался сквозь узкие щели между покосившихся домов. Каждый камень, каждая лужа крови (не его, чужой) напоминала: ты в пасти зверя. Его рапира, спрятанная под рваным плащом, была единственной тяжестью, кроме камня на душе.

Он нашел логово – полуразрушенный погреб под харчевней "Три Мертвых Крысы". Владелец, кривой Барк, молча указал на угол за бочками с тухлой капустой. Цена – серебряная пряжка с плаща офицера Ордена. И молчание.

Лангар не плакал. Он сидел, обхватив колени, и смотрел в темноту широкими, ничего не видящими глазами. Иногда всхлипывал. "Они… Люсия… Мастер Лиран…"

Альмакор не отвечал. Он чистил рапиру. Гладкий эфес, знакомый до каждой царапины. "Хрусталит – душа мага в твердой форме", – говорил Лиран, вручая клинок. "Он требует уважения. И наказывает за предательство". Предательство? Он не предал. Он сбежал. Чтобы выжить. Чтобы… что? Месть? Спасти Люсию? Из глубин памяти всплыло ее лицо в последний миг. Глаза. Беги.