Будни старого психиатра. Байки о пациентах и не только

– Рана есть? – спросил я.

– Нет ничего, просто, наверно, синяк будет. Но я за другое боюсь. У него ведь и так-то с головой плохо, заговаривается, всякую ересь несёт. А вдруг он совсем дураком станет?

– Он у психиатра наблюдается?

– Да, с февраля месяца я туда его вожу. Вот только в больницу не хочу отдавать, иначе там ему хуже будет, вообще весь ум потеряет.

Невысокий, худой, небритый пострадавший выглядел гораздо старше и дряхлей своей супруги. Насупившись, он сидел на диване и слушал радиоприёмник.

– Здравствуйте, Николай Петрович! Что случилось?

– Дык чего, чуть не убила она меня! Крышку от подпола мне на голову уронила!

– Коля, ну я же ненарочно! – сказала супруга.

– Ладно, хватит, не <звезди>! – прикрикнул он на неё. – Недаром мне сегодня приснилось, что ты сказала: «Я с тобой не лягу, ты мне противен!» Изменница!

– Коля, да ты бы хоть людей постеснялся! Мало ли что может присниться, ведь на самом-то деле ничего этого не было! – попыталась увещевать супруга.

– Николай Петрович, всё, успокойтесь. На что сейчас жалуетесь? – спросил я.

– Голова сильно болит, наверно опять давление скакнуло.

– Сегодня какое число?

– Да я и не знаю…

– А месяц и год можете назвать?

– Лето уж вроде кончилось, сейчас, наверно, осень.

– Ну а год какой?

– Двадцать второй.

– Где вы сейчас находитесь?

– Дома.

Да, давление было повышенным, сто шестьдесят на девяносто. Но с этой проблемой мы справились быстро, дав под язык полтаблетки м***нидина. А вот с расстроенной психикой так просто не совладаешь. Николай Петрович, по всей вероятности, страдает болезнью Альцгеймера с поздним началом. Однако экстренная госпитализация в психиатрический стационар не требовалась. Ведь он не представлял опасности ни для себя, ни для окружающих, получал амбулаторное лечение. Что же касается черепно-мозговой травмы, то не углядел я её признаков. Но, несмотря на это, всё же увезли мы его в стационар, чтоб уже гарантированно её исключить.

Супруга Николая Петровича была права, когда сказала о своём нежелании укладывать его в психиатрическую больницу. Всё дело в том, что больные деменцией крайне плохо переносят резкую смену привычной обстановки. Их психическое состояние может резко ухудшиться. Исключение составляет сосудистая деменция, стацлечение которой, как правило, эффективно. Оно позволяет не только приостановить развитие болезни, но в некоторых случаях даже добиться её регресса. Нет, прежнее нормальное состояние психики не вернётся, но всё-таки человек не станет полностью беспомощным и потерянным для общества.

Следующим вызовом был психоз у мужчины пятидесяти одного года. Вызвала полиция.

Подъехали к двухэтажному деревянному дому барачного типа, возле которого был припаркован автомобиль экипажа ППС. Судя по заколоченным, а то и вообще отсутствовавшим рамам, дом этот был нежилым. Войдя в распахнутую дверь квартиры, мы сразу окунулись в неуютную атмосферу классического бомжатника. Мебель в комнате состояла из допотопного покосившегося серванта и почерневшего от грязи драного дивана. На нём сидел мужичонка с седоватой бородкой и давно нестриженными сальными волосами. Увидев нас, он хотел вскочить, но полицейские удержали его.

– Да ладно, мужики, вы чего? – обиженно сказал мужичонка. – Ведь я же сам вас вызвал! Вы меня, что ли, хотите обвинить?

– Значит так, – сказал один из полицейских. – Он нас вызвал и заявил, что здесь куча трупов…

– Каких трупов, ты чего тут ерунду-то несёшь? – возмутился болезный. – Вон, посмотри на кухне, все посмотрите, там только руки и ноги!

– Ну и как они сюда попали? – поинтересовался я.

– Два каких-то мужика в белых халатах натаскали. Я не знаю, они врачи или санитары. Сказали, что раз этот дом заброшенный, то сюда так и будут всё это таскать.

– А ты сам-то здесь живёшь, что ли?

– Не, я когда запью, меня жена выгоняет и я сюда прихожу. Здесь раньше моя тётка покойная жила.

– Когда последний раз выпивал?

– Три дня назад. Чуть не сдох с похмела, на сухую выходил. Сейчас уже лучше стало, домой пойду, а то жрать охота, да и вымыться надо.

– Нет, сначала ты в больничке полежишь, прокапаешься как следует и свежачком к жене вернёшься. У тебя паспорт и полис дома, что ли?

– Да какой, я потерял их, всё никак новые не выправлю.

– Эх ты, чудик, скоро и голову свою потеряешь! – сочувственно сказал фельдшер Герман.

– Уже потерял, – констатировал медбрат Виталий.

Свезли мы его в наркологию. Этот больной представлял собой яркий пример поистине рабской зависимости от алкоголя. Ради запоя он готов отказаться от всех благ, жить и пить в отвратительных условиях. Понятно, что полное избавление от зависимости в его планы не входило. Ему нужно было просто отъесться, пожить какое-то время в чистоте и, подкопив силы, вновь уйти в крутое пике. Поэтому впереди у этого человека маячила лишь одна перспектива: окончательно превратиться в бомжа и найти свою бесславную кончину.

Как всегда, вместо обеда нам очередной вызов пульнули: плохо онкобольному шестидесяти пяти лет.

Открыла нам женщина с заплаканным лицом и полушёпотом сказала:

– У него рак поджелудочной с метастазами, последняя стадия. Мы сегодня опять на «химию» ездили. Он в этот раз чуть живой вернулся, тошнит и всё болит. Зачем его так мучают, ведь только хуже делают! Всё, наверно, он больше уже не встанет…

– Справка из онко есть?

– Да-да, сейчас дам.

Худой, пожелтевший, больной обессиленно лежал на кровати.

– Здравствуйте, Борис Палыч! Что вас беспокоит?

– Скорая смерть…

– Нет, вы погодите на неё настраиваться. У вас что-то болит?

– Живот побаливает, но не сильно, терпимо. По-настоящему только ночью разболится. Тошнит, мутит, уж лучше бы вырвало, но никак… А главное, силы куда-то пропали, даже привстать не могу…

– Ладно, сейчас поможем, чем можем.

– Эта помощь временная… Рак-то всё равно никуда не денется. Эх, каким я дураком был в молодости! Сам к себе смерть призывал. Как какая-нибудь неприятность случится, так сразу умереть хотелось. Теперь пришла она безо всякого зова, стережёт меня. Прогнать бы её к чёртовой матери, а никак не получается… Боюсь, что там будет, куда попаду, в ад или в рай, а может и никуда, живой дух испарится, и тело в могиле сгниёт.

– Борис Палыч, всё-таки надо иметь надежду на лучшее. Ведь бывает так, что человек уже приготовился к собственной кончине, а выходит по-другому, и жизнь продолжается.

– Нет, мне врач прямо сказал, что не больше трёх месяцев осталось. Не будет никакого чуда.

Сделали мы Борису Палычу обезболивающее и противорвотное. Это всё, что было в наших силах.

Смерть, пока ещё не подошедшая, обитающая вне пределов видимости, воспринимается как нечто абстрактное и сильно не пугает. А вот когда она перестала таиться и вплотную приблизилась, тогда-то и возникает глубинный неукротимый страх. Страх неизвестности того, что находится за границами жизни.

Наконец-то на обед нас позвали. Встретив врача реанимационной бригады Конева, я поинтересовался судьбой порезанного утром парня.

– Умер он в машине. Там вообще без шансов, три проникающих в грудь. Кровопотеря огромная и тампонада сердца, какое тут выживание?

– А за что его, не в курсе?

– Да вроде какие-то личные счёты. Сказали, что тот, который ножом потыкал, спокойно не спеша ушёл.

Нет, не укладываются в голове степень озверения и нравственной деградации, позволяющая спокойно, хладнокровно лишить человека жизни. Убил, будто мимоходом муху прихлопнул, и неспешно по своим делам отправился.

Наше приятное свободное время прервал вызов: в райотделе полиции психоз у мужчины пятидесяти шести лет.

Дежурный, высокий, атлетически сложенный капитан, рассказал:

– Этот деятель на автовокзале с ножом бегал. Сказал, что его мафия преследует. Мы его в отдельную камеру посадили, потому что со всеми задирается, драку провоцирует. Давайте, поговорите с ним и увозите нах*ен отсюда, у нас и так мест не хватает.

– Допросная свободна? – поинтересовался я.

– Нет, ща его из камеры выведем и прямо здесь поговорите.

Через пару минут к нам привели мужичка с одутловатым лицом и лихорадочно блестящими глазами.

– А зачем меня сюда привели? – настороженно спросил он. – Это что за люди? Вы кто такие?

– Мы «скорая помощь», – ответил я. – Давай садись на скамейку и рассказывай, кто тебя преследует?

– Да они везде пасут! Когда меня сюда везли, две машины на хвосте висели. А теперь они на улице стоят у входа.

– И кто же они такие?

– Мафия, я точно знаю! Давайте я расскажу, как было. Они меня под окнами пасли…

– Где, здесь или дома?

– Дома. Я нож схватил, чтобы в случае чего отбиться и выбежал, пока они не очухались.

– Так ты их видел, что ли?

– Не, не видел. Я слышал, как они вполголоса говорили.

– А с какого же этажа ты их разговор слышал?

– С пятого. Я в разведке служил, в секретном полку, нас многому учили, я даже за сто метров шёпот услышу!

– А на автовокзале чего ты делал?

– Хотел договориться, чтоб меня увезли куда-нибудь подальше, хотя бы недалеко, за пределы города, но без денег ни один <гомосексуалист> не повёз! Они же заранее договорились, чтобы там меня и грохнуть.

– Откуда же ты знаешь про всё это?

– Так они же при мне базарили, молодые парни. Один говорит: «Давай его прямо тут завалим?», а другой: «Нет, давай сначала проследим, куда он дальше пойдёт». А люди, ну типа простые пассажиры, сразу всё поняли и на меня стали пялиться.

– Ну а сюда ты как попал?

– Меня менты заломали и привезли. Я теперь понял, что они по заказу работают. Видать неслабо им забашляли.

– Ты когда последний раз выпивал?

– Позавчера. Я вообще трезвый, давайте я дыхну в трубку, или кровь у меня возьмите.

– Не надо, мы тебе полностью доверяем. Значит так, сейчас мы тебя спрячем в больнице, там бояться нечего.

– Не-не-не, давайте сначала губернатора вызывайте! Я только с губернатором поеду!

– Мы уже обо всём договорились, он в больнице будет тебя ждать.

– Да меня же сразу у выхода грохнут, вы чего?

– Никто тебя не тронет, не переживай. Все мафиози от нас, как дети, разбегаются!

Нет, у этого больного не алкогольный делирий. У него – алкогольный параноид. Это второй по распространённости вид алкогольного психоза. Проявляется он, прежде всего, бредом преследования и отношения. Содержание бреда отличается обыденностью и конкретностью. Нет в нём ничего фантастического, типа космических пришельцев или хотя бы обычных чертей. Кроме того, характерны истинные слуховые и реже зрительные галлюцинации. В отличие от делирия параноид может затянуться надолго: на месяцы, а то и дольше. А залогом положительного результата лечения, является самое трудновыполнимое: полный отказ от алкоголя.

Далее отправили нас к мужчине тридцати восьми лет, получившему травмы при падении в открытый люк. Вызов поступил от МЧС.

Приехали мы на окраину города к полуразрушенному трёхэтажному дому. Возле высокого густого кустарника находились четверо спасателей и лежащий на земле мужчина весьма потрёпанного вида.

– Здравствуйте, что случилось?

– Да вот товарищ в люк провалился, вроде ноги и рёбра поломал.

– А вас-то кто вызвал?

– Он и вызвал через 112, а потом мы вас.

– Уважаемый, что беспокоит? – спросил я пострадавшего.

– Ногам больно, встать не могу… И ребра, наверно, сломал, дышать тяжело…

– А что ты там забыл-то? Какой чёрт тебя туда занёс?

– Металл искал… Там батареи кое-где остались…

– Повезло тебе, что с телефоном был и сознание не потерял. А то бы умер в этом люке, и никто бы не нашёл!

– Мужики, у меня там тележка и инструменты!

– Нет, – категорично ответил я. – Куда мы это всё денем? Себе на головы, что ли? Никуда оно не денется, кто там будет по кустам-то лазить? Вот уж когда выпишешься, тогда и заберёшь.

Пострадавшего загрузили в машину, и там я его детально осмотрел. К сожалению, были у него закрытые переломы лодыжек на обеих ногах и не менее трёх рёбер справа. Видать, на что-то выступающее налетел, когда падал. Но больше всего меня беспокоило «молчавшее» правое лёгкое. Ранее я неоднократно рассказывал, отчего это возникает, но всё же повторюсь. Отломки рёбер повреждают лёгкие и плевру, из-за чего в плевральной полости скапливаются кровь и воздух, сжимающие легкое. А называется эта бяка «травматический гемопневмоторакс».

Бедолагу мы благополучно увезли в травматологию. А в качестве вывода скажу лишь одно: он поистине в рубашке родился.

После этого поехали мы к избитому молодому человеку девятнадцати лет.

Открыла нам встревоженная женщина:

– Здравствуйте, у меня сына сильно избили! Не знаю, как он только до дома дошёл! Ему, наверно, вообще всё отбили. Господи, вот горе какое свалилось! Да за что нам всё это?

Пострадавший с почти заплывшими из-за гематом глазами лежал на кровати. Но сразу, как только мы зашли к нему в комнату, он встрепенулся и заявил:

– Меня никто не бил! Мам, я же тебя просил, зачем ты им всё разболтала? Не били меня, я с мотоцикла упал!

– То есть ты мотоциклист? – спросил я.

– Нет, просто пацан знакомый дал прокатиться.

– Ну рассказывай, что беспокоит?

– Живот очень болит и голова. Сделайте мне укол от боли, пожалуйста! Блин, меня сейчас вырвет!

И только он это сказал, как фонтаном брызнула рвота. Живот был вздутый, резко болезненный в пологих частях. Давление низковатое, пульс частил. Диагноз напросился сам: тупая травма живота с разрывом селезёнки под вопросом и закрытая черепно-мозговая травма, сотрясение головного мозга.

После того, как я закончил осмотр, мать пострадавшего жестом позвала меня в прихожую и зашептала:

– Его избили, ниоткуда он не падал. Он сам рассказал, что со знакомыми пацанами поругался и просил меня никому не говорить, сказал, что уже всё нормально. А какое тут «нормально»? Его же всего изувечили, а в следующий раз вообще прибьют!

– Всё понятно, – ответил я. – В полицию обязательно сообщу.

Обезболивать пострадавшего мы не стали по понятным причинам. Дали ему г***цин, сделали внутривенно м***дол, после чего в хирургию увезли.

Видать, диспетчер Надежда решила окончательно прекратить традицию завершать мою смену после трёх вызовов. А потому четвёртый дала: боль в груди у охранника сетевого гипермаркета.

Когда приехали, никто нас не встречал. Да и вообще внимания не обратили, будто «скорая» тут днюет и ночует. Пока мы озирались по сторонам, к нам подошла сотрудница магазина и отвела в подсобку. Там за древним письменным столом сидел мужчина с почти седыми волосами, положив голову на руки.

– Здравствуйте, что случилось? – спросил я.

– В груди сильно печёт… – сказал он, с трудом подняв голову. – Заорал бы, да сил нет…

– Самая сильная боль примерно когда началась?

– Вроде бы час назад…

– Ранее инфаркты были?

– Нет, никогда.

– Раньше в груди болело?

– Нет, первый раз такое.

Как и ожидалось, кардиограмма была безрадостной. Подъёмы ST такие, что и не медик сразу увидит. Обезболили его качественно, прочую положенную помощь оказали, после чего в областную больницу свезли. Там в закупоренный коронарный сосуд поставят стент, этакую распорку. Вот только потом придётся пожизненно принимать препараты, разжижающие кровь и препятствующие образованию тромбов.

И на этом завершилась моя смена. Хотя, конечно же, не сразу. Приехав на Центр, карточки дооформил, в полицию сообщение передал, израсходованные наркотики списал. Вот так времечко и пробежало.

А на следующий день ничего нового не произошло. Как всегда, мы на дачу приехали, и тут же Фёдор явился с докладом оперативной обстановки.

– Иваныч, в лес можешь не ходить, нет там ни х*ена. Кое-где лисички и опята, переросшие, чёрные.

– Ничего, посмотрю, может Леший расщедрится!

– Нет, не расщедрится. А в этом ты, Ира, виновата! Я сколько раз говорил, что мы с Иванычем должны пойти и его угостить, задобрить.

– А я-то причём? Вот сейчас Юра пойдёт и угостит его хлебом и конфеткой.

– Ира, ты меня поражаешь! – возмущённо воскликнул Фёдор. – Какие хлеб и конфета, он же мужик, ему выпить надо!

– Так, Федя, ты можешь всё, что хочешь делать, но только без Юриного участия!

– Эх, Ира, не понимаешь ты ничего!

– Да куда уж мне!

В лесу было сухо. Ручей на пути к нему пересох полностью, даже вязкой грязи не осталось. Кое-где встречались лисички, но не целыми стайками, а максимум штук по пять. Опят было видимо-невидимо, как и сказал Фёдор, переросших и почерневших. И всё же набрал я наиболее приличных на сушку. Супруга из них очень вкусную грибную икру делает. Ещё парочку подосиновиков нашёл и вернулся.

Надеялся я, что дожди пройдут и грибов будет хоть косой коси. Но никаких дождей не предвидится. И прогноз погоды на вторую половину октября безрадостный: даже днём минусовую температуру обещают. Но я не унываю, надеясь, что этот прогноз неправильным окажется!

Новая беда Фёдора

Внезапно закончилось бабье лето, будто демарш устроило, да ещё и дверью хлопнуло на прощанье. Ну а как иначе, если вчера было по-летнему тепло и солнечно, а сегодня сразу поздняя осень наступила. Небо беспросветно серое, ветер холодный, пронзительный, дождь во всю идёт и даже ослабевать не думает. В такую погоду хочется поспать подольше, да и вообще из дома носа не высовывать. Но свои хотелки я оставил при себе и на работу отправился.

Возле медицинского корпуса стояла под зонтом и дымила пожилая врач Новикова из предыдущей смены.

– Здравствуйте, Валентина Фёдоровна! Как поработали?

– Да как, устала, как собака! Моя Ольга на больничном, а вместо неё дали мальчишку новенького. Мы-то с ней друг друга с полуслова понимаем, а он какой-то рассеянный, несобранный. Сегодня на вызове ЭКГ снял, я смотрю и никак понять не могу, что там за чертовщина. А оказалось, он электроды на руках перепутал. На другом вызове грудные электроды неправильно наложил. Потом кубитальный катетер поставил, иглу из него не вытащил и попытался систему подключить. Тихий ужас в общем…

– Так скажите ему, пусть себе сделает шпаргалку.

– Сказала, конечно. Посмотрим, как в следующую смену сработает.

Странно, как можно не освоить технику снятия ЭКГ. Это в былые времена со старыми аппаратами сложновато было управляться. А уж теперь-то, с современными кардиографами, какие могут быть проблемы?

Бригада, которую мы меняем, сидела в «телевизионке».

– Здорова, господа, как настроение?

– Какое настроение, Иваныч? Нам, можно сказать, в душу на***али! – ответил врач Анцыферов. – Ночью даже часа не дали поспать! Ты представляешь, здесь были две битовских бригады, но боль в груди именно нам всучила! Я ей сказал, что мы вообще-то психиатрическая бригада. А она: «Вы сами знаете политику руководства, психиатры должны работать наравне со всеми! Сейчас ваша очередь, вот и поезжайте!» Ну и всё, короче, всю ночь не спавши. А сейчас я опой чую, что опять вызовут!

– Александр Сергеич, ну что ты возмущаешься, как будто в первый раз! Мы уж года два так работаем. Думаешь, от наших возмущений что-то изменится?

– Да ни х***ена я не думаю, просто <замотали> они все!

Кот Степан, от души накормленный коллегами, не стал отдыхать после еды, а сразу деловито направился к выходу. Понятно, что пошёл опять своей личной жизнью заниматься. Даже дождь ему не помеха.

Объявили конференцию. Из доклада старшего врача сильней всего в душу запала непонятная смерть одиннадцатилетнего мальчика. Со слов родителей, ничем серьёзным не болел, ни на что не жаловался. Вечером лёг спать, а утром не проснулся. Приехавшей педиатрической бригаде осталось только констатировать.

В конце доклада старший врач сообщила:

– Поступила телефонная жалоба на двадцать пятую бригаду. Они выезжали к некоему Егорову тридцати трёх лет, у которого жидкий стул приключился и немного температура повысилась. Предложили госпитализацию в инфекционную больницу, но он отказался и стал требовать назначение лечения. Фельдшер Лавров не придумал ничего лучше, как предложить вставить ему затычку. Теперь этот Егоров жаждет крови и грозится дойти до министерства.

В зале раздался смех, но главный врач его прервал, хлопнув по столу рукой.

– Вам смешно, потому что не вы будете отписываться! – сказал главный. – И не вас будут вызывать на разборки! Где Лавров?

– Здесь я, – спокойно ответил он. – Игорь Геннадьевич, поначалу я ему всё культурно разъяснил, но он не захотел ничего понимать. Тогда уже пришлось выразиться более понятно. Да, понимаю, конечно, что это нарушение профессиональной этики, но ведь не преступление же. Ни вас, ни меня не посадят. Что мне может грозить? Увольнение? Ну так я давно пенсионер, без средств к существованию не останусь. А выговор пусть себе висит, жалко, что ли?

– Сейчас после конференции напишете объяснительную. А с вас, Галина Владимировна, служебка.

Тут подключилась начмед Надежда Юрьевна:

– Коллеги, некоторые из вас взяли привычку курить в помещении. Как войдешь в медицинский корпус, так дышать нечем!

– Так мы же в приоткрытую дверь курим! – сказал врач Чесноков. – На улице-то посмотрите, что творится, льёт и льёт!

– А это ваши трудности! – парировала Надежда Юрьевна. – Если я ещё кого-нибудь застану, то не обижайтесь, если прилетит дисциплинарное взыскание! Далее в последние два месяца у нас стало слишком много повторных вызовов. Мы это проанализировали и пришли к выводу, что причинами служат ошибочная диагностика, нерациональная помощь, а также необоснованные отказы в госпитализации. Приведу наглядный пример. Фельдшерская бригада выехала к женщине семидесяти с чем-то лет. Она жаловалась на сильную слабость, жажду, частое мочеиспускание, ухудшение зрения. В итоге ей выставили ДЭП 2 и острый цистит, дали три таблетки г***цина и рекомендовали обращение к терапевту. Поскольку лучше не стало, она вызвала повторно. Приехала врач Баранова, первым делом измерила сахар и оказалось, что там была гипергликемия. Точно не помню, по-моему, четырнадцать. Кроме того, выяснилось, что у больной был сахарный диабет второго типа. После оказания помощи её госпитализировали в эндокринологию. Вы все, я думаю, поняли, в чём заключались ошибки. Не собрали анамнез и не сделали глюкометрию. Причём этот случай нельзя назвать трудным в плане диагностики. Фельдшер просто не захотела включить клиническое мышление и диагноз притянула за уши. Но мне непонятно, что мешает сделать глюкометрию? Это такая суперсложная процедура?

– Надежда Юрьевна, да просто они уже достали! – громко воскликнула фельдшер Антонова, вечно всем недовольная хроническая оппозиционерка. – У всех диабетиков есть свои глюкометры, вот пусть и меряют сами себе! А то привыкли, чуть что, сразу «скорую» вызывать. И в дело, и не в дело дёргают!

– Это что за разговоры? – возмутилась начмед. – Да, вы обязаны проверить сахар, даже если у больного есть свой глюкометр. Если вы не поняли, здесь речь идёт о ненадлежащем оказании помощи. И случись чего, обвинят не больную, а вас. Со всеми вытекающими последствиями!

– Ну-ну, мы как всегда крайние… – пробубнила Антонова.

Нет, таким людям бесполезно что-то объяснять, ведь они никогда не признают своей неправоты. И, случись те самые «вытекшие последствия», непременно займут железобетонную позицию: «Я невинная жертва, а все вокруг – враги!»

– Коллеги, вопросы есть? – спросил главный.

– У меня вопрос, – сказала медсестра Никитина. – У нас почему-то дефицит ножниц, на всех не хватает.

– Понятно почему, – ответил главный фельдшер Андрей Ильич. – У одних в укладке их двое, а у других вообще нет. Коллеги, проверьте свои укладки и лишние ножницы сдайте в стерилизационную!

– Ой, Андрей Ильич, вы всегда одно и то же повторяете! – в сердцах воскликнула фельдшер Шишкина. – Ну неужели нельзя закупить? Это так дорого, что ли?

– Но ведь вам же выдают одноразовые скальпели, бинты или одежду, можно ими разрезать.

– Ладно, всё понятно, с вами каши не сваришь!

– Погодите, Андрей Ильич, так у вас же есть запас инструментария! – вмешался главный врач.

– Есть-то есть, но ведь сколько ни выдай, всё равно всё потеряется.

– Андрей Ильич, вы не царь Кощей, чтоб над златом чахнуть. Выдайте сегодня же, и чтоб разговоров на эту тему я больше не слышал. Всё, коллеги, всем спасибо!

Наших предшественников больше никуда не вызвали, и они, переодевшись, собрались отчалить. Но врач Анцыферов огорошил меня новостью:

– Иваныч, а ты в курсе, что Вову Мартынова обратно взяли?

– Да ты чего, серьёзно, что ли? – опешил я.

– Б*я буду, в первой смене работает!

– И что он, пить бросил?

– Да какой! Сказали, что поддаёт прямо на смене, но только слегонца, не как раньше.