Будни старого психиатра. Байки о пациентах и не только

Велено на Центр ехать. Но обычно в это время доехать не дают. И точно! Метров за двести до въезда пульнули вызов: в торговом центре эпиприпадок у женщины сорока под вопросом лет.

Когда приехали, охранник отвёл нас в обувной магазин. Больная, прилично одетая женщина с приятной внешностью, была уже в сознании и, сидя на пуфике, горько плакала.

– Здравствуйте, что случилось, в чём причина слёз?

– Опять началось! – ответила она и вконец разрыдалась.

– Ну всё, успокойтесь, пожалуйста. Что началось-то?

– Припадки. Уже больше года не было, я уж думала, что всё прошло.

– То есть эпилепсия у вас диагностирована?

– Да, после травмы. Меня по голове ударили, череп проломили. Операцию сделали, поставили пластину.

– Когда была травма?

– В две тысячи двенадцатом.

– Понятно. Ну что, уколемся сиб***ном?

– Да, давайте.

Больную мы никуда не повезли. Припадок завершился, ясное сознание полностью восстановилось. Какая тут экстренная госпитализация?

К сожалению, эпилепсия – болезнь непредсказуемая и очень подлая. Надолго затаившись и дождавшись, когда человек решит, что её больше нет и можно расслабиться, вновь на него нападает. Но всё-таки во многих случаях эпилепсию можно одолеть. Главное здесь – не опускать руки, не сдаваться и не отчаиваться.

Далее поехали на психоз к мужчине шестидесяти шести лет. О, господин Колесников, старый знакомый. Шизофрения у него давным-давно, ещё с молодости. Ох, как он тогда чудил и зажигал! Без милиции к нему нечего было и соваться. Теперь кураж прошёл, не стало ярких психозов. А всё потому, что дефект развился. Стал Евгений Романыч эмоционально выхолощенным и безвольным.

Сестра больного с недовольно опущенными уголками рта и безо всяких «здрасьте» высказала претензии:

– Видать, все врачи лечить разучились. Это что такое, месяца не прошло, как он выписался и опять начал безобразничать! Раньше-то самое большее два раза в год в больнице лежал и всегда нормальным выписывался. А теперь то и дело его кладут, а всё без толку! Ну сколько можно мне с ним мучиться?

– Давно бы уже в интернат его отправили. Зачем мучиться-то?

– А вы думаете, это так легко? Взял и отправил? Пока все бумаги соберёшь – концы отдашь! А я ведь тоже не девчонка, чтоб везде бегать! У меня и ноги больные, и давление скачет!

– Ладно, что сегодня случилось?

– Да он вообще ничего не соображает! Взял грязную картошку, кипятком залил и говорит: «На вот, жри, <самка собаки>!» С***ыт теперь только мимо унитаза, это он специально делает, чтоб мне досадить! Матерится, меня только <самкой собаки> называет! Ну сколько можно мне мучиться-то?

Больной лежал на кровати и что-то неразборчиво бубнил. При этом на его одутловатом лице не было ни следочка каких-либо эмоций.

– Здравствуй, Евгений Романыч! Рассказывай, что случилось.

– Вас Валька вызвала, что ли? – спросил он тихим голосом.

– Да хоть Манька. Лучше скажи, почему ты так плохо себя ведёшь?

– Никак я себя не веду, всё нормально.

– Нет, нас не вызывают, когда всё нормально. Зачем ты сестре-то грубишь? Зачем её обзываешь?

– Ну нагрубил немножко, она ведь сама виновата.

– В чём виновата?

– Орёт на меня, что я ***су помимо. А я же не нарочно.

– А зачем ты ей грязную картошку съесть предлагал?

– Она ругалась, что я ничего не делаю, жрать не готовлю. Ну вот я ей и приготовил.

– Евгений Романыч, как дела с «голосами»?

– Теперь ничего не разберёшь. Хором чего-то говорят. Я слышу только: «Женька, Женька!» – и всё.

– А что-нибудь необычное замечаешь? Например, слежку за собой, чужие мысли в своей голове?

– Привык я. Пошли они все <нафиг>.

– Понятно. Ну ладно, Евгений Романыч, счастливо оставаться. Ты уж давай не шали, а то снова придётся в больницу ехать.

– Ага…

В больницу мы его не повезли, потому что не с чем. «Голоса» у него постоянные, с незапамятных времён, тем более они уже редуцировались, став тихими и непонятными. Бред из систематизированного, масштабного превратился в разрозненные обрывки.

Разумеется, сестра больного была крайне недовольна отказом в госпитализации и грозила жалобами. Однако она должна сама на себя обижаться за то, что не отправила брата в интернат. Ведь можно было напрячься, потратить силы, время и, в конце концов, получить желаемый результат. А теперь что? Её мучения так и будут продолжаться. Претензии к докторам, которые якобы разучились лечить, совершенно несостоятельны. И причина этого проста: у Евгения Романыча развился личностный дефект, который останется с ним навсегда.

После этого нас позвали на Центр и в этот раз дали доехать. Никуда нас больше не вызвали, и смена моя спокойно завершилась.

А на следующий день вновь приехали мы на дачу. К сожалению, Фёдор и в этот раз был на работе. Поэтому, не владея актуальной грибной обстановкой, в лес я отправился вслепую. А там повстречало меня неимоверное, ранее невиданное количество белых грибов. Но если выразиться точнее, это были уже не грибы, а их трупы в стадии гнилостных изменений. Уже второй раз в этом сезоне вместо грибов их останки попадаются. Нет, с пустом я не ушёл, набрал целое ассорти из подберёзовиков, сыроежек, лисичек, маслят и моховиков. И тем не менее было очень досадно, что леший белыми меня обделил.

С полным ведром направился я к высоковольтной линии, чтоб по ней на шоссе выйти. Однако просвет в деревьях, к которому я направлялся, оказался не ЛЭП, а просекой, ведущей к дальней деревне. Было очень и очень странно, как же я успел уйти так далеко. Вроде и прошёл-то немного, а вон, где очутился. Но думать-гадать и блуждать в поисках ЛЭП я не стал, пошёл по просеке и в скором времени из леса вышел.

Видать, чем-то рассердил я лешего, раз он такие проделки надо мной устроил. Но ничего, буду надеяться, что этот товарищ не злопамятный и в этом году ещё порадует грибным урожаем.

Чудесное бабье лето

Думал скоротечным будет бабье лето, а оно вон как задержалось. Эх и роскошная погодка! Солнце сияет по-летнему, днём температура аж до плюс двадцати пяти доходит. Но об осени напоминают холодные ночи, да и в семь утра ощутимо зябко. Что ж, ничего не поделаешь, впереди долгие холода, надо настраиваться и не брюзжать почём зря.

Заметил я нехорошую тенденцию: каждый раз перед моей работой, какие-то поганые катаклизЬмы происходят с моим непосредственным участием. Один сосед от передоза умер, и мы с супругой понятыми были, другой сосед, будучи в деменции, чудил так, что никто из нас не заскучал. Недавно родственнички без объявления войны нагрянули, не к ночи будь помянуты. Ну а в этот раз в квартире на втором этаже пожар случился. Настоящий такой, классический, с большой площадью, мощным пламенем и удушливым дымом. Приехавшие пожарные всех нас эвакуировали, проще говоря, на улицу повыгоняли.

Жили в этой нехорошей квартире молодая женщина Екатерина с маленькой дочкой Настенькой. Совсем недавно грандиозный ремонт сделали, включая тёплые полы и утеплённый балкон. И вот такая беда на них обрушилась. Мы из-за материального ущерба не переживали, ибо это дело десятое. По-настоящему нас волновало лишь одно: не остались ли в горящей квартире Катя с Настенькой. Женщины тихо плакали, мы, мужчины, мрачно молчали. Но вот пожар потушили, и пожарные сообщили прекрасную новость: в квартире никого не было. А причиной возгорания, правда ещё неточной, назвали замыкание электропроводки. Теперь я с ужасом представляю, к чему они вернутся, какое большое горе их ожидает. Ведь квартира выгорела почти вся, а что не сгорело, то покрылось густой стойкой копотью.

Только вышел из подъезда, как глазам моим предстала чарующая картина. Толик из соседнего дома стоял, опершись рукой о дерево, и самозабвенно блевал. Этот господин всю свою сознательную жизнь посвятил хроническому алкоголизму и оставался ему непоколебимо верным.

– Здорова, Толь, ты чего, с похмелуги, что ли?

– Да… – ответил он и утёрся рукавом. – Всё, мне <песец> пришёл… Хотел у Людки в долг взять, а она рогом упёрлась и ни в какую… Пить хочется по-дикому, а как попью, сразу блевать… Теперь только подыхать…

– Погоди подыхать-то. На вот двести рублёв, возьми, поправься.

– О-о-о, Иваныч, спасибо, дай бог здоровья!

– Но тебе бы надо прокапаться, иначе или тряханёт, или «белка» накроет, а то и мотор встанет. Сейчас поправишься и давай сразу езжай в нарко, это не шутки!

– Ладно, посмотрю, спасибо ещё раз, Иваныч!

На эту тему я уже многократно высказывался, но всё же повторюсь. Человеку, страдающему от жестокой абстиненции, всегда помогу денежкой на опохмел. Некоторые могут меня осудить, мол, своей помощью вы толкаете человека на новую пьянку. А вот если б не дали, то глядишь и вышел бы он из этого состояния, к трезвости вернулся. Но развею я эти наивные розовые мечты. Ниоткуда бы он не вышел и никуда бы не вернулся. Такие люди будут пить всегда, при любых обстоятельствах. И до тех пор, пока не сработает у них свой внутренний тормоз, стремительное движение вниз будет продолжено.

На скорой машин был полон двор, только нашей нигде не виднелось. «Ну что ж, значит наши предшественники ещё с вызова не приехали», – сделал я вывод. Но, зайдя в «телевизионку», увидел их сидящими там.

– Здорова, господа! А почему нашей машины невидно? Признавайтесь, куда дели?

– Заболела она, – ответил врач Анцыферов. – Коробка накрылась. Когда сделают, неизвестно.

– А на какой же работали?

– На тридцать первой. Иваныч, ты не представляешь, какая она была за***раная! В салоне <песец> что творилось! Земли на полу, хоть картошку сажай! И не только на полу, везде одна грязь!

– А водитель-то куда смотрит?

– Да никуда он не смотрит. Как баран, только на других кивает, типа никто не убирает, а мне больше всех надо, что ли?

– Значит, так в грязи и работали?

– Обижаешь, Иваныч! Мы чё, себя не уважаем? Я Галину и Любу перед фактом поставил, что пока машину не приведём в порядок, никуда не поедем. Мы все втроём такую уборочку <забубенили>, что теперь там сияние и блеск!

– Ну ладно водители, а бригады-то в таком с***че как работали? Неужели самим непротивно?

– Выходит, что так. Грязь для них – естественная среда обитания.

– По моему убеждению, медиков-грязнуль нужно гнать из профессии, невзирая на лица и должности.

– Ну да, помечтай, Иваныч, это невредно.

Объявили конференцию. Как и положено, свой доклад старший врач начала со смертей. В память прочно врезалась одна из них, женщина сорока с чем-то лет, беременная на позднем сроке. Вызвали «скорую» с поводом «плохо, теряет сознание». Когда бригада приехала, больная была уже мёртвой, с признаками биологической смерти. Самое интересное заключалось в том, что приехали они сравнительно быстро, примерно через двадцать минут. Но уже начавшееся трупное окоченение и трупные пятна говорили о том, что с момента смерти прошло не менее полутора-двух часов. При этом видимых повреждений на теле не было. Частный дом представлял собой форменный бомжатник, в котором находились двое грязных маленьких детей и полупьяный сожитель покойной. Никакой меддокументации не было и в помине, от сожителя ничего толкового добиться не удалось, а потому причина смерти осталась пока неизвестной. Главный врач пообещал позвонить в судебку и всё разузнать, чтоб удовлетворить наше всеобщее любопытство.

Далее слово взяла начмед Надежда Юрьевна:

– Коллеги, начну издалека. Доброта – хорошее качество. Но если добро делать через одно место, то оно превращается в зло. Именно так получилось у фельдшерской бригады из первой смены. Решили они «откапать» мужчину, находившегося в длительном запое. Для этого они выбрали пятипроцентную глюкозу и аскорбинку. И всё, ничего более. После их отъезда у больного случился судорожный припадок, приехала другая бригада и увезла его, так и не пришедшего в сознание, в неврологию. И так, коллеги, у меня вопрос: в чём заключалась ошибка бригады?

Ответил на него я:

– Они не добавили витамины В и противосудорожный препарат, а именно с***зон или ф***пам. Мне думается, что здесь дебютировала энцефалопатия Вернике.

– Да, Юрий Иваныч, именно так. Коллеги, если вы что-то не знаете или в чём-то сомневаетесь, позвоните старшему врачу. Этот звонок другу, говорят, очень помогает. И без крайней нужды не лезьте в вену. Ещё начудил новый фельдшер из второй смены. Приехал он на приступ бронхиальной астмы к давней хронически больной Веселовой. Не знаю, что ему ударило в голову, но он вдруг решил, что астма не бронхиальная, а сердечная. Далее сделал ей внутривенно струйно а***дарон и уехал.

После этих слов в зале раздался возмущённый шум.

– А нафига тут нужен а***дарон? Да ещё и струйно? Может, я чего-то не понимаю? – спросил врач Данилов.

– Как он сам сказал, чтоб купировать тахикардию, которая, кстати сказать, была синусовой.

– Да это что за дикость такая? – спросил я. – У него диплом-то не купленный?

– Нет, не купленный. Но с самостоятельной работы я его убрала.

– А приступ так и не купировали? – спросил фельдшер Гусев.

– Купировала другая бригада, когда на повторный вызов приехала. В общем, повезло этому деятелю, что ничего плохого не случилось и больная попалась сдержанная, не стала жаловаться.

Сразу после конференции, главный врач меня с собой позвал. Пойдёмте, говорит, Юрий Иваныч, сейчас кое-что обсудим. По пути он молчал, а я думал-гадал, уж не проштрафился ли в чём.

– Садитесь, Юрий Иваныч. У меня к вам, по-моему, неплохое предложение. Вы, наверное, в курсе, что мы заключаем гражданско-правовые договоры на медицинское сопровождение всяких разных мероприятий. Например, спортивных соревнований. Раньше этим занимались Андрей Ильич и старшие фельдшеры. Но все они не хотят деньги зарабатывать, жалуются, что ничего не успевают. А вы работаете всего на полставки, подработки не берёте, дачный сезон скоро закончится. Сопровождение – работа ненапряжная и денежная. За два часа вы получите примерно, как за двенадцатичасовую смену. Ну как вы, готовы?

– Да, Игорь Геннадьевич, готов. Но только если подработка выпадет на мою смену…

– Само собой, Юрий Иваныч, никаких накладок не будет, не волнуйтесь. Тогда сегодня Ольга подготовит гражданский договор, и когда приедете обедать, зайдёте к ней.

Да, это предложение очень даже неплохое. Тем более такая работа мне хорошо знакома, занимался я этим в давнее время.

Случись чего, мне нужно будет помощь оказать, а для госпитализации вызову другую бригаду. Но обычно там ничего особо жуткого не случается.

Когда я вернулся в медицинский корпус, то наших предшественников там не увидел. В диспетчерской сказали, что они на вызове. Ладно, законно побездельничать – это неплохо.

Вернулись добры молодцы уже в начале десятого. Мат доктора Анциферова летел впереди него со сверхзвуковой скоростью. Поэтому сперва раздался мат, а следом вошёл его источник.

– Чем ты недоволен, Александр Сергеич? – поинтересовался я. – Кто тебя так завёл с утра пораньше?

– Кто? Люба, <самка собаки> драная, чтоб её <нецензурные подробности извращённого полового акта>! Без десяти восемь вызов дала!

– А какой вызов-то?

– Психоз.

– Ну так это же по профилю, чего ты возмущаешься?

– Иваныч, я повторяю: без десяти восемь, за десять минут до конца смены вызвала! Это нормально? Что, вызов не мог повисеть лишние десять минут? Короче, он буйный, агрессивный, на мать с ножом кидался, она убежать успела. Ну мы полицию, конечно, вызвали. А пока их ждали, смотрим, из окна дымок пошёл. Полицейские приехали, взяли у матери ключ, открыли и заломали его. Оказывается, он газеты на полу поджог, но мы быстро потушили, без пожарных обошлись.

– Ну ребяты, не можете вы без веселухи!

– Пойдём сейчас переработку оформлять. Жалко, что Люба с Галей уже ушли. Но ничего, я в следующий раз на них оторвусь.

Наше скучное безделье прервал вызов: порезал вены мужчина тридцати шести лет в восьмом отделении областной психиатрической больницы.

Встретила нас санитарочка и проводила в нужную палату, где находились врач и медсестра со скорбными лицами. Виновник торжества, зеленовато-бледный, с заострившимися чертами лица, лежал на пропитанной кровью постели. Сознанием даже и не пахло, попытки растормошить оказались безрезультатными. Оба предплечья были хорошо забинтованы.

– Как так получилось-то? – спросил я.

– Он разбил стеклянную бутылку для мочи, лёг под одеяло и порезался, – ответила медсестра.

– Ран много, и все очень глубокие, – добавила врач. – Видать, на совесть старался. Давление восемьдесят на ноль, хотели капельницу поставить, но не получилось подколоться, все вены попрятались.

Н-да, ситуация была беспросветно удручающей. Прежде чем везти, надо хоть как-то стабилизировать больного. Для этого нужно лить и лить бурным потоком, чтоб объём циркулирующей крови повысить. А куда лить-то, если вен ни х***ена нет? Руки все изрезаны, там бесполезно что-то искать. На ногах пусто, как будто сосудов там отродясь не бывало. Единственной соломинкой, за которую можно попробовать ухватиться, была наружная яремная вена. Вот только её катетеризация имеет множество нюансов и минусов. Поскольку Дзен не приветствует подробные инструкции по выполнению медицинских манипуляций, я их пропущу. Скажу только, что поставить катетер мне удалось. На фоне инфузии давление поднялось совсем чуть-чуть и сознание не вернулось. Но тянуть время смысла не было и полетели мы со светомузыкой в хирургию. Однако же не довезли. Когда до больницы оставалось всего ничего, выдал он остановку сердца и дыхания. Реанимация оказалась безуспешной, а потому свезли его в судебный морг.

Всё случившееся для больницы было настоящим ЧП. Какие-то странные там порядки. Всё, чем можно нанести повреждения, находится под запретом, в том числе бьющаяся посуда. А вот бутылки для сбора мочи проморгали, как будто нельзя их разбить. В общем, нужно ожидать, что головы виновных и до кучи невиновных дружно полетят. Да, не зря у врача с медсестрой была на лицах скорбь.

После освобождения получили вызов на боль в груди у женщины сорока одного года. Но вдруг его отменили и дали другой: травма спины у мужчины тридцати двух лет. Ждал он нас в заброшенном деревенском доме за городом. Вызвал знакомый. Ехать было достаточно далеко, никак не меньше получаса, и вновь я недовольно заворчал. Дело в том, что до этой деревни ближе всего добираться с четвёртой подстанции. Однако вызвали не тамошнюю бригаду, а нашу, хотя находились мы никак не по пути. Всё это говорит о крайне нерациональном использовании бригад. Вызов впихивают первой попавшейся, без учёта её местонахождения.

Прибыли мы в полумёртвую деревеньку. В давние благословенные времена она не просто жила, а, можно сказать, процветала. И никакой не деревенькой была, а крупной цивилизованной деревней со своими начальной школой и ФАПом. Теперь же всё пришло в полнейший упадок. Бывшее поле поросло кустарником и мелколесьем. Многие дома заброшены и выглядят жалко. А в приличных, в основном, дачники живут.

На въезде нас встретил молодой мужчина в камуфляжном костюме и, сев в нашу машину, показал путь.

Подъехали мы к заброшенному покосившемуся дому почти на краю деревни. Еле пробрались туда сквозь бурьян и цепкий кустарник. Пострадавший лежал в сенях, на поваленной деревянной лестнице. А сверху нависал проломленный лаз на чердак.

Не понимал я, что там забыли двое приличных трезвых мужчин, совершенно не похожих на маргиналов.

– Вы хоть расскажите, что случилось? Как вас сюда занесло?

– Да мы на досуге копом занимаемся, старину ищем с металлоискателем, заброшки обследуем. Андрей на чердак полез, а под ним всё проломилось, и он спиной на лестницу грохнулся.

Тут подал голос сам Андрей:

– Мужики, я, наверно, позвоночник сломал, – с трудом сказал он, морщась от боли.

– Ноги чувствуешь? – спросил я.

– Они вроде как онемели, но пока не пойму…

– Покажи примерно, где болит?

– Чуть повыше поясницы.

А далее была настоящая веселуха: переноска весьма крупного мужчины на спинальном щите, который тоже лёгкостью не отличается. Причём несли мы его по каким-то кочкам и рытвинам, поросшим высоким бурьяном. Когда Андрея переложили на носилки-каталку и загрузили в машину, я попробовал облегчённо выдохнуть и расслабиться. Но с первого раза ничего не получилось. Душила одышка, в спину словно раскалённый штырь воткнули, а руки безобразно дрожали. К счастью, всё это минут через десять прошло, и я более детально осмотрел Андрея. Чувствительность в ногах была значительно нарушена. Он реагировал лишь на достаточно сильные покалывания, а простых прикосновений и щекотки попросту не замечал. Да, было понятно, что повреждён позвоночник. Конкретизировать вид повреждения я не стал, поскольку без рентгена ничего внятного сказать нельзя.

Поинтересовался я «уловом» и оказалось, что отыскали они всего-то три монетки раннего советского времени и множество всякого металлического хлама. И что, стоило калечиться ради этого? Хотя даже самый наиценнейший клад не вернёт утраченного здоровья.

Следующим вызовом был психоз у мужчины сорока четырёх лет. Вызвала полиция.

Как водится в подобных случаях, дверь была не заперта. Войдя в квартиру, увидели мужчину в застёгнутых сзади наручниках, сидящего в кресле. Громко и монотонно он вещал что-то на религиозную тему, ни к кому конкретно не обращаясь. Трое полицейских и рады бы не слышать этих излияний, но деваться было некуда. Поэтому на их лицах застыло выражение ноющей зубной боли.

Из кухни выглянула невысокая, худенькая, коротко стриженная женщина с веснушчатым нервным лицом.

– Идите сюда, – позвала она нас. – Я никак не могу в себя прийти…

– Извините, а вы ему кем приходитесь?

– Ой, как сказать-то… Сожительницей назваться не могу, потому что вместе мы не живём, а так, встречаемся время от времени. Точнее я всегда сама к нему прихожу. Мы весной в храме с ним познакомились. Если честно, то он меня больше заинтересовал не как мужчина, а как умный человек со своей религиозной философией…

– Простите, пожалуйста, давайте мы уже к сути перейдём. Что сегодня случилось?

– Ну если коротко, то я сегодня пришла и сразу увидела, что он какой-то не такой. Смотрел на меня очень странно. Потом начал что-то про бога и дьявола говорить, но я так и не поняла ничего. Вдруг он сзади меня за шею обхватил и стал мне воду из бутылки в рот заливать. Я перепугалась, подавилась, но как-то получилось вырваться и на улицу выбежать. За дом забежала, потихоньку посмотрела, не выбежал ли он, чтоб меня догнать. Но не было его. Я сразу в «скорую» позвонила, всё рассказала, а мне велели сперва полицию вызвать.

– А вы не в курсе, он у психиатра не наблюдается?

– Да, в курсе. Он и не скрывал, что на учёте стоит и в психбольнице не один раз лежал. Но вы понимаете, он, конечно, со странностями, но раньше никогда так себя не вёл. Никакой угрозы я от него не чувствовала.

Далее настал черёд пообщаться с самим виновником торжества. Хотя в собеседнике он явно не нуждался и вел бесконечный монолог о чём-то религиозном, общий смысл его оставался совершенно неясным.

– Павел Ильич, подождите, прервитесь хотя бы ненадолго. Зачем вы пытались воду-то в неё заливать?

– Я – всадник Апокалипсиса, мной всё начнётся и кончится. Читайте Библию, там всё написано! Меня бог превратил в себя, его плоть и кровь в меня преобразились! Я бог Павел и архангел Павел! Я плоть и кровь бога!

– Ладно, ещё раз спрошу. Зачем вы схватили женщину и пытались залить ей воду?

– А в Светке чёрт сидит! Вон святая вода стоит, залейте ей в рот! Залейте, я сказал! Он хочет меня в чёрта превратить! Но я – бог, чёрт никогда во мне не будет!

– А откуда вы узнали, что в ней чёрт?

– Мне моё нутро говорит, я через свой череп каждого чёрта вижу. Всё, свершилось! Свершилось! Свершилось, <распутная женщина>! Ликуем, ликуем!

Дальнейшая беседа смысла не имела. Как ни странно, Павел Ильич почти не сопротивлялся, когда его вели в машину. Вот только громкий монолог не иссякал и был бурным, как горная река.

Что касается диагноза, то могу предположить шизофрению. А вот о её форме не стану гадать, поскольку из одной лишь краткой и непродуктивной беседы невозможно сделать никаких выводов. Доказательствами шизофренического процесса выступали религиозный бред, разорванное мышление, монотонность и отсутствие живых эмоций. Причём бред представлял собой не единую цельную систему, а лишь беспорядочные осколки, из которых невозможно сложить что-то осмысленное.

Справедливости ради нужно сказать, что подруга Павла Ильича и сама была весьма странной. Зачастила в гости к психически больному человеку и интересовалась его бредовыми идеями, называя их «религиозной философией». Просто удивительно, как он её не индуцировал, проще говоря, не «заразил» психозом.