Сага о Фениксе. Часть 1: Из пепла

Двери центрального зала – Фартелла, где проходили празднества, общие собрания и ежегодная церемония посвящения, были закрыты и ожидали своего часа; за ними одна лестница спускалась в Ботанический сад и Академическую Оранжерею, другая поднималась высоко в Юго-западное и Северо-восточное крыло. Вписанные в стены кариатиды сопровождали до Магического и Исторического залов. Взбираясь, Юэн не успел опомниться, как волшебное пространство заканчивалось около плетенной путаницы из мостовых переходов над глубокой пропастью, в сердце Ильверейн – Пересечении нитей.

– Поговаривают, – пытался заинтриговать Льёван. – Это место дышит магией. Если ты ищем ответ на вопрос, то одна из дорог тебя к ответу или даже твоей судьбе. Так, что если хочешь куда-то прийти, но не знаешь – то смело приходи сюда…

Юэну понравилась присказка к суеверию, и более того он не ожидал, что Льёван покинет его у служебного лифта в директорское крыло.

– Мне нужно кое-что сделать. Ни пуха, ни пера, утёнок! – решил поддержать он, прежде чем сбежать.

Лифт поднял в директорскую, которая состояла из нескольких этажей: первый был заставлен полками с книгами, а между ними пролегал проход в совещательный зал с огромным столом и стульями, выходившие в сторону изогнутого окна; личный кабинет находился над расписным потолком с пробегающими облаками.

– Здравствуйте, Юэн. – послышался низкий голос.

Он повернулся на слух и увидел спускающуюся по ступеням мощную, высокую, волевую женщину, полную седых, короткостриженых волос. Одетая в бронзовое приталенное платье-мантию, она властной медленной осмотрительной походкой приближалась. Слегка морщинистые носогубные складки, подтянутое грубое мужское лицо, тонкие сухие губы, строгие серые глаза придавали ей очертания грозной пантеры, что без самодовольства, с достоинством могла заменить на тронном пьедестале любого льва. Суровый взгляд не позволял испуганно опустить глаза в пол – наоборот, заставлял лицезреть внешнюю непоколебимость и дисциплинированную мимику. Джаннет Олдрижд подошла и удостоила Юэна крепкого рукопожатия – её крупные руки были тверды.

– Я рада, познакомится с вами. – сказала она, и решила не терять ни минуты – перешла сразу к делу. – Пройдемте в мой кабинет: обсудим все детали…

Директриса уступила дорогу юноше, и они оба вошли в скромное и светлое помещение, уставленное различными стеллажами и галографическими глобусными картами, а напротив мини-оранжереи втискивался крупный стол и кресло.

Прежде чем, сесть, Юэн от волнения спросил:

– В этой академии все освещается естественными источниками, даже ночью?

– Совершенно верно, – удивилась женщина, но не показывала того, что ей показалось весьма неуместным и «странным». Так или иначе, она не могла не ответить, чтобы не нарушить стандартов. – Технологии позволяют вырабатывать солнечную энергию и освещать все коридоры замка. Жилые помещения питаются за счет ультрасолнечных батарей. В позднее время суток здесь светлее, чем в Грейтфелльском дворце Единства.

Юэн замялся, и наблюдал за тем, как директриса собралась, прежде предложив чаю, от которого он не отказался. Олдридж не пыталась на протяжении переговоров проникнуться излишней симпатией к столь неловкой и застенчивой опосредованности прилежного и ответственного из-за тревожности практиканта. Она не меняла кремниевого выражения лица, однако внутренне не выглядела сухарем, скорее сдержанной и практичной, особенно в употреблении слов – её не интересовала связь престудента с Льёваном, а волновало чисто служебное сотрудничество.

– Мадам, в чём будет состоят моя работа на этот год? – осмелился спросить Юэн.

– Вы будете моим личным помощником, ассистентом.

– Вы думаете я справлюсь? – Он думал его посадят за какую-нибудь монотонную, скучную и пылью работу. – Мне только четырнадцать…

– Юэн, вы слишком ужасного мнения о себе. – отрезала директриса.

– Извините… – маленький стыд пробежал по его лицу.

Ответ не произвел никакого эффекта. Олдрижд опустила на секунду стальной подбородок, помолчала, и продолжила:

– Мне понравилось ваше вступительное эссе. – она вдруг начала хвалить заслугу Юэн, чтобы перейти к более существенным вещам. – Вам нужно уметь отстаивать свою позицию, поэтому начнем....

Предстояло ежедневно разбирать и читать корреспонденцию, составлять официальные запросы и акты, вести протоколы студенческих и преподавательских заседаний, проверять и делать учёт всего документооборота. По срочному трудовому договору он числился сотрудником с должностью; ему предоставлялся доступ во все служебные и иные помещения академии, в том числе Библиотечный Архивный фонд. Практика, в дополнение, оплачивалась на полставки, и равнялась зарплате официанта в приличном ресторане, рабочий день не превышал четырех часов (теоретически, конечно); предоставлялось отдельное жилое помещение в студенческом общежитие, полноценное питание, право участвовать во всех мероприятиях, включая научно-исследовательские. Остальное время предназначалось для личного отдыха и подготовки доклада под началом директрисы как научного руководителя. Внимательно ознакомившись с соглашением о неразглашении и прочими приказами, он без колебаний поставил на необходимых экземплярах подпись.

– Отлично, буду ждать вас завтра ровно в девять часов. – пробежала хилая улыбка директрисы, которая захотела напоследок провести практиканта в его комнату. – Сейчас, прошу за мной….

– Да, мадам. – с радостным послушанием ответил Юэн.

Олдрижд поджала губы от предсказуемости. Она надеялась, что новенький, очередной практикант сможет ужиться с её строгостью и перестанет в конец то извинятся, то вежливо произносить слабое «да, мадам» – с другой стороны уверенность не покидала мнения, будто «Юэн-ёй» всё вытерпит, потому что обладал чертами угождать чужим ожиданиям и следовать правилам, а значит не возникнет никаких проблем…

Обиталище Юэна находилось в Восточной башне – самой удачной и удобной. Мимо проносились целые корпуса с редколлегиями, творческими кружками, вроде музыкальных и театральных, которые пробуждали энтузиазм понаблюдать за командными процессами: спорами, выдумками, идеями и коллективным планированием. Олдрижд успела вкратце поведать об активной жизни Ильверейн: она видела, как он хотел расспросить, но боялся задать вопрос не по деловому существу, и тоже считал её сугубо несговорчивой и отрешённой, однако это никак не задевало.

Выдержанный академический стиль гостиной общежития подражал атмосфере учёности и напоминал астрономическую обсерваторию. Они вошли в узкий проём и поднимались на верх башни. Директриса отвечала на приветствия студентов, которые выходили из комнат, чтобы помочь кому-нибудь разобрать чемоданы: многие удивлялись тому, что она провожала какого-то незнакомца. В конце последнего этажа появилась дверь. Олдрижд приложила специальную карточку-ключ и передала в руки Юэна.

– Это ваши апартаменты, так сказать… – вольно сказала она, взявшись за ручку и впустив нового жильца внутрь.

Неожиданно поприветствовал дружелюбный голос искусственного интеллекта:

– Приветствую вас, Юэн-ёй. Меня зовут Ингли. Рад познакомится с вами! Чем могу быть обязан?

Щёки мгновенно излучили пестрое смущение. Юэн давно не сталкивался с технологией умного дома. Он приложил палец к экрану на несколько секунд и начал осматриваться.

– Располагайтесь, и чувствуйте себя как дома. – Олдридж на короткое мгновение сменила официальный тон, и говорила так словно в её словах искрилось неравнодушие. Чувствовалось, что ей хотелось произвести хорошее впечатление. – А сейчас вынуждена вас покинуть – дела. – сказала она, и перед тем, как выйти вспомнила сделать приятное предложение, достойное любого гостеприимного хозяина. – Если вы заходите присутствовать на ежегодном праздновании нового учебного года, то буду только рада. Двери Ильверейн всегда открыты для вас…

Олдридж ушла. Юэн и его помощник остались вдвоём.

– Надеюсь вы будете чувствовать себя как дома. Я вам все покажу и расскажу.

Виртуальный голос с первых минут понравился, ведь напоминал дройдов, которых однажды удалось повидать на школьной экскурсии во Флоренции. Пока Ингли лепетал, Юэн осмотрительно бродил и после этого немедленно приступил обустраиваться на новом месте.

Внушительная по площади комната на крыше башни располагала базовыми удобствами, и на удивление соответствовала тонкому вкусу нового жильца: самое приятное – обитый мягкий подоконник большого арочного окна уже считался идеальным уголком для задумчивого чтения с потрясающим морским видом; двуспальная кровать с занавесками, встроенные в стены книжные полки и шкафы не могли долго пустовать; каменный камин и рабочий столик дарили капельку идеализированного студенческого уюта.

После того, как Ингли показал спрятанный вход в душевую, Юэн хотел немного с ним поболтать. Это было как вчера.

– Ингли, а кто здесь раньше жил? – первое о чём захотелось спросить у искусственного интеллекта.

– Всякие, но вы, Юэн, первый в моей базе данных, – ответил Ингли.

– Небось тебе было одиноко? – Юэну стало жалко, что такому удивительному созданию приходилось находиться в долгой спячке.

– Иногда, но я не сержусь, Юэн-ёй.

– Почему ты называешь меня Юэн-ёй? – он думал будто искусственный интеллект использовал под значением «милорд» навык лести, но ощущал большую искренность в словах, чем от обычных людей.

– Это традиция Айседаля. Означает вежливое и почтительное отношение. «Юй» применяется к женщинам, «ай» к уважаемому магу – заявил уверенно Ингли, и прочитав мысли нового постояльца.

– Ох, извини, я просто никогда о таком не слышал, – утешал он задетые чувства умного помощника.

– И вы меня. Предупрежу, что я умею расшифровывать ауру человека с помощью потока эллей из отпечатка пальцев. Мой создатель – мудрейший Олфрай научил меня всему. Я могу помочь, когда вам будет грустно?

– О, Ингли – ты удивительный! – поражался такой воспитанности и отзывчивости юноша, складывая одежду в шкаф.

– Благодарю….

Часы пронеслись со скоростью песчаной бури. Юэн надел поверх рубашки строгий чёрный китель, отряхнул свободного кроя штаны и натянул на маленькие ноги скромные ботинки. На редкость он переболтал с Ингли – слишком увлекся, и поэтому опаздывал на праздник. Коридоры и галереи уже пустовали, а наручные часы показывали четыре минуты девятого, вызывая точностью раздражение.

Высочайшие ставни Фартелла были настежь распахнуты, царила невероятная тишина, которая прекращалась с переменными приветственными аплодисментами. Нарушить торжественную атмосферу своим растерянным опозданием Юэн не хотел, и считал лишние телодвижения «негармоничным». Он отыскал альтернативу – на шестом этаже располагались укромные балконы, как в театрах, что затаивались в убранстве потолков. Поспешно поймав удачный ракурс, Юэн скрылся за шторами и наблюдал за происходящим с восприимчивой высоты.

Главный зал выглядел безупречным по сравнению с другими залами: громадная величина купола отображала вечернее сумеречное небо с пурпурными оттенками утонувшего солнца, а звёзды с каждой минутой увеличивались в числе. Столы протягивались вплоть до цоколя с центральной трибуной. Монолитная изогнутая панорама, заливали зал драгоценным вечерним светом.

Внизу сидели оживленные студенты и перешептывались. Вышел седовласый и темнокожий старик в серо-голубой сутане: он брал студентов за руки, держал их несколько секунд и в конце что-то шептал на ухо. Это были Слова Завета. Церемония посвящения завершилась единой хоровой фразой:

– Илилирал!

Началась праздничная трапеза, а Юэн вместо того, чтобы присоединится к остальным, не переборов страха неловкости, придумал иное развлечение – исследовать коридоры замка, и заодно восполнить давно-опустошенное вдохновение его любопытства. Неизвестно сколько времени утекло, происки света в Ильверейн наполнились невидимой магией у Пересечения нитей, где пробудилось несусветное желание достичь самой высшей точки. Юэн напрочь отказался следовать карте, и не подразумевал, что этим испытывал на прочность суеверие Льёвана о лабиринте сплетенных переходов над глубокой пропастью: он немножко представил себя в роли воздушного гимнаста: пробегал одну мостовую ветвь, словно передвигался по тонкой натянутой нити, и, едва касаясь в неизвестном пути всего прекрасного, часто останавливался и вглядывался в зеркала стен, которые сменяли меланхоличные черты его возбуждения.

Несколько минут, и на пути показалась крутая винтовая лестница. Юэн ещё сильнее поразился красоте архитектурных сводов, запрокидывая голову до пика – он испытывал плохую координацию и чувствовал головокружение от взлетающих и падающих этажей над воронкой. В неизвестной части замка его нутро следовало проискам интуиции, покорно достичь последней высоты, преодолеть страх перед ней где-то позади.

Как только загорелась искра в глазах, краешек левого глаза метко столкнулись с тем, кто уже спускался с непокорённой вершины – туманные глаза другого седовласого, свежего на вид мужчина с щетинистой бородой, в серой мантии, которая облегала стройное и вытянутое тело, бросились случайно и были пропитаны неистовым хладнокровием, колоссальным блеском неуязвимости; его острый тонкий и прямой нос пронзал и заставлял отвести взгляд до состояния самозабвения. Друг перед другом они перестали быть незнакомцами, когда соприкоснулись плечами. То сиюсекундное мгновение прокатилось очень странными, непонятными и невидимыми мурашками, слабым током опасности. Юэн заметил замедленные шаги, но продолжил идти дальше, не оборачиваясь, мужчина поступил точно также – его спина не могла скрыть дыхание укромного замешательства. Почему симметричные морщины вызвали противоречивую вспышку стёртой мысли? Юэн так и не остановился, и отреагировал случайным недоумением. Что это всё значило? Вереницу…

Осознанность вернулись у смотровой Беллантриэльской башни – весь мир был на ладони. Ветер хлёстко обдувал открытую и круглую площадку с обрамлением канонического кольца из колонн-деревьев, чьи изящные ветви образовывали лиственную крышу. Около Фартелла, в павильонах, примыкавших к дворикам, происходило столпотворение; на противоположной стороне простиралась обширная территория Ботанического сада; впереди – морские берега и почернелые сопки, едва осветлённые сиянием уходящего месяца. Море едва колыхалось в лунных переливах света и доносило солёный шёпот по глазам.

Раздались залпы фейерверка. Зачарованный взгляд Юэна незаметно приблизился к самому краю и, выглянув наружу, обнял колонну маленькими руками. Яркие искристые огни кружили, сверкали шарообразными вспышками сверхновой звёзды над обсидиановой небесной червоточиной. Звуки становился громче, взлёты выше. Впечатлительность усиливалась: закладывала уши, ослепляли глаза восторгом, всеобщие радостные крики с земли добавляли накал внутренних страстей. Миллионы звезд затмевались красками, которые смертельно собрались воедино и превратились в буйство света – память сохранила падающие лучи, когда пальцы отдалённо касались их неосязаемой энергии.

Оживлённые дворы, откуда доносилась музыка, одолевала соблазн перед привычным одиночеством. Не в этот раз…, не в этот раз… Ноги сломя голову неслись по лестницам. Отзеркаливающий ночной свет Ильверейн нагонял Юэна и направлял его отражение к неизученному Античному дворику с фонтаном и крохотным садом из кустов белых лилий, валунов и плетенных деревьев.

Веселье творилось уровнем ниже – в так называемом Амфитеатре. Морской шум заглушался рукоплесканиями, игрой музыкальных инструментов, представлением жонглёров и акробатов, выполнявшие магические трюки на летающих платформах. Зрелищность украшалась костюмированными танцорами в причудливых масках духов местного фольклора – они приятной назойливостью крутились вокруг, манили стеснительных зрителей за собой, магнетически вращали посохами, огненными и водяными сферами, заигрывали с лицами, которые дико кривились и тряслись от радости.

Выступления резко оборвалось: наряженные артисты разбрелись, когда зазвучала свирель и нераспознанные струны – энергичный, яростный ритм музыки заменился на сонливый таинственный лейтмотив, который мглисто клубился и окунал голову в круговорот нового волшебного ритуала. В центре появились стройные девушки в полупрозрачных и нежных бледно-сиреневых платьицах из атласного шелка: они ладонями держались друг за дружку, скрывая миловидные лица за вуалями, и обращались в античные статуи нимф.

И вот, свершались чары танцовщиц – освободилась истома пластичного хоровода, быстрая мелодия, словно опрокидывала разум со скалы. Нимфы уносили в порыве ветрености случайных счастливцев – Юэн не успел опомниться, как не по собственной воле отдался в руки смелой девушки, отчаянно повиновался её колдовской силе, запоминал аромат забвения – юношеские флюиды проникали в глаза с образом нежных и пышных пионов с каплями утренней росы. Лепестки безжалостно разносил ветер, так же, как и спрятанные за плотной вуалью черты незнакомки. Он отказывался выпускать цветок из рук, но лёгкая улыбка унеслась, оставив на прощание чувство мимолётной влюбленности.

Сердцу не удалось бесчувственно колотится – оно искалось в потоке прохожих. Всё было без толку, когда Юэн глупо постеснялся расспросить кого-нибудь – им завладело осознание того, что в его руках осталась маленькая надежда – сброшенная и оставленная на прощание вуаль с запахом душистых майских пионов.

Прогуливаясь змейкой вдоль живых препятствий – беготни с самонадеянными и довольными улыбками, – снова, но уже кто-то настоящий схватил Юэна и включил во всеобщий круг хоровода: он утешительно согласился немного забыться, перестать думать об испытанном ранении в грудь. Раньше даже не доводилось задумываться о подобных чувствах – возможно, это и была его первая влюбленность – та, о которой он мечтал, когда вычитывал драматичные сюжеты из книг, однако жизнь – не сам роман, а его творение.

Голова перестала трезветь – пьянела от характерности народных танцев. Исчезновение незнакомки заразило Юэна вспыхнувшим взбалмошным настроением – он всегда любил танцевать, но редко выигрывал у стеснения. А тут, всё резко изменилось… Он так долго ещё не танцевал, до упада. Бесперебойные пляски на старинный Айседальский лад позволили наконец-то расплыться в улыбки при виде чужой – смеяться без повода в ответ, заражаться энергией беззаботности. Тёмные глаза сияли – намекали на виду у всех, что по телу пробежало счастье.

В третьем часе ночи Юэн слушал Ингли и готовился перед сном немного почитать. Он остался наедине с книжным томом лишь на несколько минут. Голые ступни и колени искали удобную позу на мягком подоконнике, скошенный лоб боком прижался о прохладное стекло. Юэн всматривался в ночную пустоту – чувствовал очертания неровных берегов и их беззвучное приливное омовение.

Свет из ниоткуда рассеивал открытый космос на водной глади. Ненадолго отворенная створка окна позволила хлынуть колыбельному воздуху – он убаюкивал и погружал в крепкий сон. Веки устало закрывались, пока память глаз проносила в несколько секунд море волнений, восторга и трепета.

Ночная песня унеслась стихотворной строчкой за край восходящих горизонтов – Айседаль – отныне готовил наступление нового рассвета, что приближался скорее, чем можно было тогда представить….

В сознании так и мелькало: «Что же дальше? Неужели это настоящая жизнь или мечтательный знак…. Какой я всё-таки впечатлительный…. Это хорошо? Уже сегодня? Нет – уже завтра…»

[1] Византия (Византийская Республика) – культурный центр Старого Света, включает территории всего Средиземноморья. Столица – г. Константинополь.

[2] Дикие Земли – аномальная зона, которая поглощает магическую энергию.

[3] Земля Драконов – бывшие территории Камчатки и о. Сахалин. Родина, ареал первых бескрылых драконов – рассексов.

[4] Ифлида – истребитель, который был ликвидирован во время войны за независимость Земли от планеты Элион в Первую Магическую эпоху.

[5] Айседаль – полуостров, бывшая территория Приморского края, сердце магической культуры на Земле. Республика Айседаль включает территории Диких Земель, Курильских и Японских островов.

[6] Ильверейн (в переводе с эллерийского языка «Танец Солнца и Луны») – первое учебное заведение для магов. Основано в разгар Магического Сопротивления приблизительно в середине I Магической эпохи.

Глава 4. Флейта дружбы

Эмели

Эмели. Дерзкая и целеустремленная. Она с самого знакомства чувствовала, что Юэн – прятал за меланхолией характер огненного вихря. Эмели… Та, с кем не жалко времени посплетничать и не страдать морализаторским снобизмом.

– Эмели ты всегда была уверена в себе? – спросил её чей-то голос.

– Да, но, как и все я сомневалась, и не жалею! – ответила она, игриво подмигнула, весело ухмыльнулась, вспушила хвост на голове и пошла дальше…

В самые трудные времена Эмели не нуждалась в том, чтобы объяснять мотивы отчаянных и безрассудных, порой самоубийственных поступков людей – она просто принимала их и не оскверняла осуждением.

Шестнадцатое августа – первый день нового учебного года. Пятый курс стал поворотным как для неё, так и для её близкого окружения, и в принципе всего Ильверейн.

Эмели встала с постели разбитой, собирала силы и наводила марафет: вслух покрикивала на взъерошенные волосы, бралась за помаду, которую подарила ей Пенни для увлажнения губ, примеряла личного пошива жакетную мантию, поправляла без глажки стрелочки на брюках, совала тяжелые ступни в туфли, и перед самым выходом в студенческий свет посмотрелась в зеркало, чмокнула на удачу отражение рядом с соседкой.

Командирская походка распыляла толпу. Эмели дожидались: Пенни, Джеймс и его товарищ, годом помладше, Ваня. Юэн неожиданно присел рядом с её компанией, но чуть поодаль – он с удовольствием наворачивал кашу и допивал стакан крепчайшего чая. Эмели не сразу обратила на него внимание, и как только ей захотелось поприветствовать всех, как сзади подкрался Джеймс и сильно напугал.

– Ты чего это с утра такая растерянная?! – захохотал он.

–Так, я не поняла?! – сквасилась она. – А где Юэн, он только был здесь!

– Ты о той зануде, с которым мы познакомились в поезде? – недоумённо спросил Джеймс: «И чего она в нём нашла?! – подумал он, но вслух добавил: – И не говори, что он тебе понравился?!

– Больше, чем твои дурачества! – рассердилась Эмели, и смолчала сиюминутную обиду укоризненно-испепеляющим взглядом.

Расспросы Пенни заинтересовали и Ваню, который не догонял о каком «Юэне» шла речь, и чтобы не показаться глупым он сделал вид, что успел уловить быстроходную речь Эмели – в следствие наступил жуткий голод: пришлось заглотить говяжий язык в рот. Джеймс якобы изображал безынициативность – кривлял глаза и заедал ироничную ревность дополнительной порцией омлета.

Пришло время первого занятия. Как полагалось, по старой привычке, Эмели не успевала прикоснуться к хлебному тосту после размеренного приёма чистого кофе. Так как опаздывать она не любила – это ей удавалось превосходно. И что же получается?! Оставался единственный вариант – зажать в зубах поджаристый тост, и естественно, как и полагается леди совершенству нестись сломя голову с товарищами в лекционный зал, заодно слышать их смешки на опережение:

– Ритмичнее, выше ноги, выше колени! – издевался Джеймс. – И мадмуазель, с таким грохотом вы снесёте весь пол под собой. Ну вы же не слон?!

В те злосчастные минуты Эмели грозилась с набитыми щеками и цокающими каблуками когда-нибудь свернуть шею, а затем прибить к чертям собачим лучшего друга.

Угрозы вызывали лишнюю дозу хохота у Пенни и Вани.

Ближе к обеду, после занятия профессора Палладия, в Магическом зале, напоминавший строение планетария с моделированием Вселенной, состоялось ежегодное собрание. Эмели уселась рядом с Пенелопой и не ожидала увидеть Дэниела рядом с Олдрижд. Монолитные голоса сплошной головной боли дали директрисе сигнал начать объявление:

– Сегодня я собрала вас по очень важному делу, – пыталась сконцентрироваться она. У неё до сих пор оставались побочные эффекты от лишнего шума, но она держала властную строгость на лице. – Для начала, хочу, чтобы вы поприветствовали моего нового ассистента – Юэн-ёй. С этого дня он моё доверенное лицо и член учебного состава Ильверейн в течение следующего года. Если у вас возникнут вопросы в моё отсутствие, он всегда к вашим услугам. – Олдридж жестом попросила выйти Юэна вперёд и напутственно добавила: – Пожелаем ему удачи!

Скромный поклон ещё сильнее вынудил Эмели прекратить капризы Джеймса, однако тот не переставал бурчать себе под нос, что директриса могла подыскать кого-нибудь получше или попредприимчивее. Подруга очень уважала выбор Олдридж, и равнялась на неё в некоторых вещах, – поэтому для Джеймса было ошибкой столь пренебрежительно высказываться относительно авторитета директрисы, но не успела Эмели поругаться, как заметно напряглись подбородок и стиснутые губы своего кумира – это предвещало нечто «скандальное».